Czytaj książkę: «Аномалии среди нас. Я рейдер. Книга четвёртая»

Камилла

Глава 1. Перспективы

Начало октября выдалось сухим и солнечным. Софья угадала с прогнозами и устроила в саду пикник, приуроченный к Ваниному выздоровлению и их отъезду.

Безукоризненно играя роль довольной кошки, я расположилась нога на ногу в дачном кресле и, потягивая грейпфрутовый сок, погрузилась в безмятежность. Но романтичная элегия была лишь тщательно продуманной маскировкой постоянной внутренней тревоги. Сознанием снова овладевал чудовищный калейдоскоп…

Скользкая, заплёванная преступниками и усеянная бутылочными осколками, трава и на пике отчаяния, как на грани помешательства, глаза – фосфоресцирующие очи на сосредоточенном лице Херувима. Такси. Немая статуя на подъездной дорожке и его последний взгляд. Бледное, безжизненное лицо со скульптурными морщинами. И обречённое: «Остаюсь чудовищем…».

Всё. Предел. Искусственное состояние «просветления» разлетелось вдребезги. Судорожное дыхание. Пальцы онемели. В ушах отдаётся пульс… Я подавила симптомы панической атаки¹, но от «удушья» мне избавиться не удалось.

– Шш… Тебе больше ничего не угрожает. Только одна вечно голодная рептилия. – Упущенные секунды слабости, и мой укромный уголок личного пространства был демаскирован. Гордон прогрессировал в маниакальном чувстве собственности. Восстанавливая дыхание, я иронично предвидела перспективы. Этот тиран ревновал меня уже не к отдельным личностям, а к моему же собственному уединению, бесцеремонно требуя внимания к своей персоне. – Мояа-а. Ты вся моя. Дыши. Мной дыши… – Губ коснулось дыхание неукротимого хищника. И я уже молилась, чтобы его красноречивые доказательства не превратились в «искусственную вентиляцию лёгких».

Однако ни темперамент Гордона, ни умышленно созданный богемный образ, не могли заглушить растущей тревоги. Вот и сейчас, сидя под старой яблоней, которая без листьев с крашеным стволом выглядела символично моему состоянию души, я ощущала себя такой же выпотрошенной, застывшей и ведомой.

Порыв ветра сорвал последнюю пару мёртвых листьев. Я поёжилась и помешала длинной металлической соломинкой мякоть на дне бокала. Взгляд невольно задержался на соломинке. Перед глазами всплыли яркие воспоминания годичной давности. В тот ноябрь у этих соломинок было иное назначение. Одного только призрака вампира с раскроенным контейнером донорской крови в качестве аперитива оказалось достаточно. Сок попросился наружу. Бледнеющее приведение с размаху всадило металлический реквизит в рыхлую землю. Резко затормозив на бегу с тарелкой фрисби, Гордон помрачнел и решительно направился ко мне. Собаки, наскакивая на своего кумира, разочарованно потрусили следом. Но тут, спасая меня от хищного нападения, Ли нахально выдернула из ладони обожаемого хозяина тарелку и понеслась в другой конец сада.

«Даже это для него вызов», – со стороны восхищаясь резвящимся великовозрастным мальчишкой, таким непохожим на две свои крайности: недавнего неприступного сноба и тяжёлого пациента с острой формой посттравматического расстройства², – я опять попыталась определить степень личной абулии³, но рассуждения не обрели законченной формы. Над ухом пробасил «гудок парохода»:

– Не помешаю? – Иван всё ещё пристыжено прятал глаза и держался при мне с Соней более официально, чем следовало бы. Но на самом деле, статус виновной негласно оставался за мной. Решение о замужестве, мягко говоря, было вероломным актом против доверчивого Вани. Разоблачающие слова Георгия в Камелоте только усилили мои муки совести. Я опять зависла на гнетущих предчувствиях, вспоминая свой «подвиг веры» ради покойного кузена Княжина…

Ритуальная служба с символичным названием «Воскресение» заслуженно имела самые лояльные отзывы. Молчаливые и лишённые предвзятого мнения пятеро работников знали, кого я хоронила. Преступник. Убийца. Террорист. Маньяк. Не знали они только одного – об аномальных особенностях своего усопшего клиента. Эмоций не было, только однажды промелькнуло удивление на лице менеджера крематория, когда я настояла на присутствии при самой кремации. Сочувствие в его глазах появилось скорее к моему юному возрасту, а не к личности, с которой я прощалась.

Брошенный всеми, даже отвергнутый собственной матерью, осуждённый Варавва ⁴ … Ушёл, свободный от демонического плена. Видя его ломки в Камелоте, я уже не сомневалась. Георгий был со мной на пляже. Каким-то невероятным образом он восстанавливал мои тело и сознание. Но из всего этого бреда мне запомнился только нечеловеческий вопль, когда его фантом распылило в воздухе. Он принял на себя удар и стал последним буфером между мной и демонами.

«Всегда надёжной сенью за твоей спиной…», – он сдерживал зверя, прикрывая меня до последнего вздоха.

«Зачем? Зачем ещё один пожертвовал собой?».

«Люблю. Кощунственно, но правда», – я поняла и то, что было сказано мне лично, между слов – что транслировали его чистые, лишённые демонического контроля глаза. Что я в них видела? Раскаяние, обречённость, смирение и решительность: «Не бойся. Буду с тобой до конца. Своего конца…». Он остался верен. Я же? Не оставалась должной никому ничем. Кроме взаимной любви. ⁵

– Поговорим? – Забывая о браваде, Ваня до сих пор держался за правый бок и двигался с неприсущей ему аккуратностью. Оценив его удручённый вид, я сознательно пожертвовала считанными минутами личного времени и похлопала по табурету, приглашая Княжина присоединиться. Тема была серьёзной.

– Я принял решение. И… – Иван выразительно крякнул и не закончил фразу. Жонглируя подносом внушительных размеров, на крыльце появилась Соня. Укрепляя за собой образ добродетельного создания, она безоблачно улыбнулась и, помахав нам пухленькой белотелой ручкой, направилась к своему чревоугодливому викингу. Княжин скривился. Делая неправильные выводы, вспыльчивый Гордон напрягся. Внутренняя борьба вылилась в хищный оскал, но он подхватил кузину под руку и развернул к столу. Иван терзал плетёный табурет, рискуя остаться без опоры, пока не выплюнул. – Я заберу этого ублю… Этот двухсотый груз⁶ с собой. Захороню рядом с его отцом.

Он обмяк. Я указала ему глазами на телефон и напечатала на одном дыхании:

«Я кремировала его. Урна в крематории. Я передам тебе все документы для транспортировки».

Успела досадливо закусить губу, как медведь уже отчитывал меня прорезавшимся басом, хотя и стремился сохранять конфиденциальный тон.

– Ты?! – Оторвавшись от телефона, Иван развернулся ко мне в анфас, испытывая колючими щелями вместо добродушных глаз. – А если бы я отказался?

Выбор стоил огромных моральных сил для наследника и единственной надежды рода Княжиных. Понимая его чувства, я осторожно пожала плечом:

– Ванечка, сложно объяснить тебе сейчас. Прости. Я соболезную твоему горю. – набрала в грудь воздуха и снова обратилась к телефону:

«Но даже если через год ты не оттаял, я не допустила бы для него безымянной могилы и рядовой отметки в Книге памяти».

«Он знает?» – шокированный Иван взглянул на занятого мангалом хозяина дома. Я качнула головой: «Нет».

– Спасибо, что сохранила это между нами. – Не сдержав эмоций, бесхитростный Иван схватил мои похолодевшие, сцепленные руки, прижал к обветренным губам и зажмурился, борясь со скупыми, горькими слезами. Я благословила невесомым сестринским поцелуем пшеничный чуб.

– Я с тобой. – «Да что вас триггерит?» – одна простая фраза, и мужчины напряглись. Невозмутимым оставалось только белокурое чудо, щебечущее с собаками. Южанин отвёл тоскливый взгляд, сжимая мои руки, а льдистые королевские сапфиры полыхнули, подобно вспышке молнии. Я остановила стартующего Гордона категоричным жестом, вручила в руки Ивана мой сок и конкретизировала. – Я горжусь тобой. Это правильное, мужественное решение.

– Отец бы оценил. – Зло рассмеявшись сквозь слёзы, Иван хлебнул моего сока и закашлялся. – Даже не проси меня о прощении. Наши тёрки. Но почему ты?

Безропотно снося все неприятные хлопоты с документами, доверенностями, разрешениями из прокуратуры и шёпота за спиной: «Да девчонка с головой не дружит! Хоронить преступника? Своего убийцу?! Наверно, хочет лично убедиться. Ей бы к психиатру – лечиться…», – я проходила своё поприще, анализируя слова Ивана: «Ты его просто не помнишь. Он удачно мимикрировал…». Одинокими вечерами в гончарном классе, где под руками обретал жизнь сосуд особого назначения, я вспоминала этого подростка, а потом молодого мужчину. Всегда болезненный, хилый, бледный. Жидкие волосы. Бесцветные брови и ресницы. Мутные, неопределяемого оттенка глаза. С неуравновешенной психикой, вечно конфликтующий со всеми, отстающий в развитии и с рождения на учёте с СДВГ ⁷ .

«Гибрид», – Господи, через что проходил этот ребёнок?! Все признаки одержимости и борьбы характера с демонической начинкой. А память услужливо подбрасывала: «Это у него от матери», – меня передёрнуло. Натэлла отреклась от сына и пропала. Совсем. И пока все ждали возвращения «блудной» матери, я ваяла и покрывала рисунком погребальную урну, запечатывая глазурью свою скорбь, боль… Но мой отчаянный протест вылился в день прощания.

«Выиграл время для тебя…», – я смотрела на огонь, пожирающий тело физического воплощения своего теневого защитника и была нема. Но внутри меня бушевало подобное горнило, в котором рождалась его погребальная урна.

Разбитая выбоинами и размытая дождями, дорога до крематория. Пустая парковка. Забытый всеми парк. Крепчающий ветер сдирает со старых плакучих ив иссушенную листву вместе со скелетными почерневшими ветвями. Сырой, сернистый полдень. А я дрожала от лихорадки и кричала в Небо:

– Ненавижу их! – И оставаясь в сознании только благодаря упрямству, приняла волевое решение. – Отныне я одна. Больше не позволю им заложников.

Три недели моей бодрствующей комы – сознательного погружения в эмоциональную холодность, практически бесчувственность. Личный вакуум в душевной атрофии. Я почти научилась дышать без Гордона. Пока мой разрушитель снова не внёс свои коррективы…

Видя, что меня трясёт, Иван подтянул меховой плед к моему подбородку. Борясь с дереализацией⁸, я сосредоточилась на друге, чтобы не терять связь с реальностью.

– Итак, вы выяснили все вопросы? – Иван следил глазами за Гордоном. Сам настороженный виновник находился от нас на приличном расстоянии, не дышал и весь превратился в слух. – Видимо, он о-очень постарался, что сорвал твой перелёт.

Иван нахмурил брови, намекая на откровенное проявление чувств ревнивым хищником. Я же слепла в видении…

Промокшая, скорченная параличом, фигура на пороге. Сбитые в кровь костяшки пальцев, стекленеющие глаза, струйки крови изо рта и взбухшие вены от удушья. А перед глазами вставало погребальное пламя крематория…

– Я не буду хоронить ещё одного! – Импульсивный порыв стал роковым для тщательно продуманного плана и… моей конспирации. Я очнулась в руках медведя:

– Тише, звёздочка. Я поддержу тебя. При любом исходе. – Смущённый Иван шептал в макушку. Закрывая в себе все эмоции, я старалась оградить Ивана от своей тревоги. Но как ни странно, он безошибочно вычислял моё настроение. Его природная проницательность на уровне эмпатии была не раз причиной моей неловкости и щекотливых ситуаций. – Ты счастлива с ним? Сама. Никого не спасая…

Подняла глаза – встревоженный взгляд Ивана. Задним планом – смазанная вспышка.

– Он мой, – я выдохнула. – Просто, мой…

– …крест? – Княжин покачал головой. – Милька, неспокойно мне.

Я успела освободиться от богатырских объятий, но не от сока. Бокал уже покоился в жухлой траве, кресло перевёрнуто, Иван чудом не свалился с табурета, а я была закована в тиски хохочущего хищника: «Ну всё, девочка, ты нарвалась. Это ж такая инвестиция в мой охотничий инстинкт! Ты неделю не сможешь ходить!».

Вскоре вслед за кузеном Соня поражала Ваню холеричным темпераментом. Иван только конфузливо отдувался после сладких поцелуев маленькой белокурой пышечки. К Сониному звонкому сопрано присоединились завывания собак. Пара центнеров живого веса мраморного и тигрового окрасов отплясывали перед будущей четой Княжиных ритуальные танцы, отдав им пальму первенства в негласном рейтинге хозяев кухни. А сам хищник снова «метил» мои руки поцелуями.

– Позволь, дорогая? – Соня освободила пыхтевшего Ивана и взяла в ладошки мою кисть. Некоторое время она рассматривала кольцо из белого золота от Tiffany под непроницаемым взглядом самого виновника, а потом огорошила заявлением. – Лукаша, каюсь. Думала, ты восторгаешься собой, когда в прострации зависал перед своим портретом. В одной руке коньяк, в другой – вот это вот кольцо. А сам, если не в портрете, то с закрытыми глазами. Ох, Милочка, ты была обречена ещё с июля.

Соня комично пародировала своего брата, который был абсолютной её противоположностью. Отчего её гротеск выглядел ещё более трогательным. Гордон рассмеялся и буквально заклеймил меня поцелуем, далёким от общепринятых целомудренных лобзаний в благовоспитанном обществе. Убедился, что меня закоротило и, дождавшись неловких покашливаний очевидцев, всё-таки позволил жертве своего собственнического инстинкта дышать самостоятельно.

– Обречена на меня миледи была не с июля, а с рождения. А обручена – заочно с августа двумя годами ранее. – Довольный хриплый баритон в висок, и я невольно покосилась на кисть, где главной достопримечательностью сияло его кольцо. Гордон прикоснулся к металлу губами и, смакуя степень моего потрясения, лукаво проурчал. – Наконец-то, оно обрело своё единственное предназначение.

– Два года?! Вот это вера, милый. Я очарована твоей целеустремлённостью.

– Любовь моя, это очень долгая и сентиментальная история. И я охотно расскажу её тебе наедине. Идём? – Ухо переживало нападение влажных горячих губ. Проворный язык подцепил серёжку, мочку сладко закусили, по телу мурашками побежала вибрация его рычания. И Соню с Иваном отмело на далёкую периферию.

– Обречена или обручена? Боюсь, Милочка, что для тебя это одно и то же. С моим-то авантюрным братцем. Ой! Так вы обручились?! Скоро свадьба? Вот сенсация! – Одно слово, и я очнулась. – Неужели вы нас обставите? Ванечка? – Не дожидаясь ответов, кузина Гордона уже щебетала вокруг контуженого Ивана, который старался делать счастливый вид. Но простодушная натура подводила Княжина. От меня не скрылась затаённая укоризна в ореховых глазах: «Не спеши! Не уступай ему». К горлу подступил ком, я постаралась вернуть себе немного личного пространства. Мои бесполезные попытки привели к тому, что ласки темпераментного возлюбленного стали откровенно вызывающими. Меня осенило:

– Да ты специально провоцируешь его!

Хриплый баритон звучал только для меня, но тон был настойчивым и трезвым:

– Даже не думай. Ты – моя. Он выбрал Софью. Я еле сдерживаюсь, чтобы не устроить ему бастинадо.

– Побивать ротангами?! За что? Ты несправедлив к Ивану. Он мой друг…

– Зато, я справедлив по отношению к кузине, которой он сделал предложение неделю назад. Если Софья как слепая, то я в своём праве. Мой гнев логичен. Так что, дорогая, успокойте будущего супруга. Это подвластно только Вам. Иначе Княжин не избежит фалаки. – Не отрывая колючего взгляда от Ивана, инквизитор бесстрастно выдал результаты квалификационного экзамена приунывшего кандидата на ритуальные пытки. – Да в его положении только по пяткам стегать и осталось.

Подавляя панику, я уже гладила каменеющие скулы и трепещущие ноздри породистого арабского скакуна, находящегося на пороге стенического аффекта. На моё счастье затянувшуюся паузу нарушило добродушное меццо-сопрано:

– Милочка, а что вытворял он дома?! Ужас! Совсем извёл Гордонов. А меня, вообще, чуть не съел полоумный отчаянный кузен.

Гордон закатил глаза, но тут же снисходительно усмехнулся:

– Соня, не забывайся, твоя амнистия временна. Могу и передумать.

Я знала, что после моего сорвавшегося перелёта между сестрой и братом состоялся серьёзный разговор, свидетелей у которого не было. Но Соня чувствовала себя очень скверно перед нами обоими. Поэтому я сделала ей пару подарков, чтобы бедное создание совсем не загрустило. Однако её следующая восторженная реплика, меня оглушила:

– Мы с Ванечкой тоже хотели бы устроить помолвку. Есть повод собрать всех родственников на нейтральной территории. Звонили и Гордоны, и мои родители. И я порадовала оба семейства. Потом полетим на юг… – Увлечённая Соня любовно гладила выгоревшую копну смущённого бронзового южанина. А я уже не дышала. Гордон замер, но осторожно поинтересовался, не сводя с меня цепких глаз:

– Гордоны? И что ты им сказала?

– Ну, Камилла не улетела. Ты не появлялся. Я сделала логичный вывод, что вы снова вместе, и не ошиблась! – Сонино личико лучилось. Ну как ей можно было предъявлять претензии? Она была так счастлива. А меня уже колотило от её энтузиазма. – Это сюрприз, но скажу вам по секрету, ресторан уже заказан. Они планируют визит. А я задумала семейный ужин. В эту среду…

Соня ещё щебетала, сбиваясь от эмоциональности, а в сознании сиреной расходилась команда срочной эвакуации: «Снова ужин. Смотрины. Капкан».

Стихийного саботажа всех моих планов Гордону оказалось недостаточно. Мне уже выдвигалась директива изменить радикально всю жизнь. Моя адаптация и личные взгляды в расчёт не принимались. Слив все мои принципы, решения и жертвы, ревнивый диктатор оставался абсолютно глух ко всем попыткам достучаться до его авторитарного величества. Предложение о браке, звучащее в императивной форме, на фоне моих ригидных переживаний вызывало у меня подсознательный протест. Соня своим радением невольно спровоцировала взрыв.

Несмотря на недовольство каменеющего Гордона, я решительно высвободилась из его захвата, на силу подавила негодование. Но с резкостью в голосе мне справиться не удалось:

– Я не предприму никаких действий, пока лично не уведомлю родителей. – Выразительная бледность дополнила картину задетой независимой фурии. Соня попыталась возразить, но я уже кидала за спину. – Тем более в их отсутствие. Нет!

Смирившись с репутацией форменной истерички, я прибавила шаг и, спасаясь бегством, выскочила за железные ворота. Ли тут же присоединилась к встревоженной хозяйке. До меня эхом доносились растерянные оклики Софочки, мычание Ивана, но услышав над ухом обманчиво спокойный баритон, я вздрогнула:

– Далеко ли собрались, красавица? – Меня внезапно обхватили за талию, оторвали от земли и понесли в противоположную сторону от дома. Собаки бежали по дорожке вдоль кованой ограды. Из сада Гордонов уже доносился гаерский бас Ивана и звонким колокольчиком – беззаботный смех Софочки. А сизый подбородок оскорблённо выступил вперёд. – Что, боишься засветиться со мной рядом?

Я бросила взгляд по сторонам. Облетевшие тополя. Прелая листва. Лёгкий ветерок. Осеннее умиротворение. А меня уже потряхивало судорогами его подступающего пароксизма. Но вчерашний монстр собственнически не выпускал меня из рук. В попытках успокоиться, я вдохнула полной грудью пряный воздух и…

– Люк! Я не хочу прежде времени ни кого информировать. Мне хватило прошлой огласки. Твоя ужасная лжерепутация и я… Моя личная жизнь полоскалась жёлтой прессой. По официальной версии – ты мной воспользовался и бросил. Это был скандал. И мои родители против даже… Ох! Мы должны поговорить об этом.

– Да. Прямо сейчас. Я готов. – Гордон остановился посреди аллеи, бережно опустил меня на бурую опавшую листву и сосредоточенно сдвинул брови, покорно признавая мою правоту. Я повела плечами, гадая про себя, чтобы означала такая неожиданная уступчивость, собралась с мыслями, мобилизовала весь запас душевных сил, открыла рот, но меня перебил севший баритон. – Хочу тебя.

– Вот и поговорили… – Я изменилась в лице. Но в его взгляде, кроме поглощающего возбуждения, уже не было ничего разумного. Зрачок пульсировал и сужался в вертикальный. «Ой, дура… Он же не человек», – пережив экспансию темпераментного хищника, я запоздало оценила степень катастрофы, которую спровоцировал мой необдуманный побег: «Тревога. Красный уровень». Но моя попытка отсрочить неминуемое тут же провалилась. Меня словно поместили в кокон, где его губы соперничали с жадными руками. «Ох, а вот и наглый раздвоенный язык…», – восстанавливая дыхание, я всё ещё надеялась перевести ситуацию из горизонтальной плоскости в шутку. – Да ладно, Люк! Ты не выпускал меня из спальни трое суток. Я только утром научилась заново ходить. Неужели ты ещё…

– Голодный. Накорми. – Обхватив ладонями моё лицо, удав пожирал жертву немигающим взглядом и едва подавлял конвульсии. Его влечение бомбардировало и неотвратимо нарастало. В попытках удержать равновесие, я вскользь коснулась его вибрирующего пресса, и чужая страсть расплескалась во мне сладкой ноющей тяжестью. Казалось, заныло всё: грудь, бедра, даже корень языка. Дыхание перехватило. Горячая испарина. И мои разноцветные «одежды радости» показались мне томительно тесными и неудобными. Отдувалась уже я:

– Ты манипулируешь…

Он вспыхнул:

– Это не я. У нас одна страсть на двоих. Мы не можем контролировать себя. – Я слышала ускоряющийся пульс. Гордон ещё медленно выговаривал каждое слово, а его уже лихорадило. Голос садился. Вены вздувались. Мышцы каменели. Он выдохнул на грани слышимости в мои губы. – Потому что принадлежим друг другу.

Я уже была не в состоянии ни только отстаивать свою позицию, приводить контраргументы, но даже не могла вспомнить сам предмет противостояния.

– К чёрту разговоры. Я. Должен. Взять тебя. Сейчас! – Рокочущий тембр опустился на две октавы ниже. Взгляд был красноречив, а форма лаконична, что свидетельствовало о последних йотах самообладания проголодавшегося хищника. Моя неосторожная нервная усмешка, и меня уже несли в дом. Я взмолилась:

– Люк, прошу тебя, обойдёмся без компромата. Своим рёвом ты распугиваешь всю округу, мой ненасытный зверь. Мне и так неловко перед Соней и Иваном.

– Тогда к тебе. – Направление резко поменялось, я уже была на сидении машины. Всю дорогу хищник издавал протяжное рычание и судорожно сжимал руль.

– Любимый, ты в порядке? – беспокоилась я зря. Гордон блистал экспрессией:

– Отвлеки, чтобы я не остановился здесь в лесу и… Да что же это… Чёрт! – он хрипло взвыл и закусил ладонь, и я сползла с сиденья с круглыми глазами:

– Милый? О! Ваш темперамент прогрессирует. Что же мне делать с Вами?

– Любить. Сгораюу-у… – Мои дрожащие колени подверглись настойчивой пальпации. Не решаясь к нему прикоснуться, чтобы не вызвать детонацию этой звериной силы, я только усыпляла темперамент взрывоопасного субъекта:

– Шш… Тополиная аллея, поворот, квартал, три дома, мои ворота. Три, два, один. На старт! – Хищник начал срывать с себя одежду ещё в машине. Я только давилась смехом. – О, мой голодный Аполлон, оставь хотя бы джинсы. Ещё светло.

– Коварная! И кто из нас настоящая рептилия? – Атлант швырнул рубаху на капот, подхватил меня на руки и, справляясь с замками на экстремальной скорости, внёс в дом. – Молись, чтобы у меня хватило сил не залюбить тебя до смерти.

Я ощутила спиной тёплый пол и провалилась в феерию моего земного бога.