Czytaj książkę: «Позолоченная корона», strona 3

– Ты отдашь мне Салливейн? – спросила она.

– Она у тебя за спиной, – ответил человек.

Под деревом стояла девушка с волосами цвета пшеницы; уперев руки в бока, она смотрела вверх, на ветви. Хелльвир показалось, что она растеряна. Вероятно, искала кого-то. Увидев ее без трупных пятен, без следов разложения, Хелльвир поразилась ее красоте. В стране Смерти, в окружении серых теней, она сияла, как золотая статуя.

– Ты, – заговорила Салливейн, заметив Хелльвир. – Ты не видела мою бабушку?

Ее голос был низким, как звук колокола. Хелльвир опомнилась.

– Да, видела, – ответила она. – Это ваша бабушка прислала меня. Я отведу вас к ней.

– О, хорошо. Я должна ответить ей урок.

Черный человек незаметно очутился рядом с Хелльвир. Он двигался очень быстро, как призрак из страшного сна.

– Кто ты? – снова спросила Хелльвир.

И опять эта его насмешливая улыбка.

– Если придешь сюда снова, сможешь задать мне этот вопрос.

– Это означает, что ты никогда не ответишь мне?

– Это означает, что я не обещаю дать тебе ответ. Все зависит от того, как долго будут продолжаться наши деловые отношения.

Он протянул ей руку, и Хелльвир несколько секунд смотрела на нее. Потом, решив, что ничто уже не сможет вывести ее из равновесия, сколько бы она ни прожила на свете, вложила руку в его ладонь. Рукопожатие, чтобы скрепить сделку, – как у обычных купцов.

– Договорились, – произнесла Хелльвир и услышала, как дрожит голос.

Человек улыбнулся; разумеется, он тоже это услышал. Склонился над ее рукой, словно они собирались танцевать, и она содрогнулась.

– Договорились, – произнес он, и это слово становилось больше, громче… оно окружало, поглощало, засасывало Хелльвир до тех пор, пока она не утонула в его черноте.

Она вздрогнула и проснулась. Голова кружилась после снотворного. От резкого холода она ахнула.

– Хелльвир!

Она услышала шаги Миландры и почувствовала ее руку у себя на плече. Тряхнула головой, чтобы прийти в себя, поморгала.

– Она…

Девушка, лежавшая на столе, стремительно села, стряхнула простыню, сорвала с лица повязку, а потом ее стошнило. Хелльвир и Миландра невольно попятились, перевернули кресло. Девушка хрипела, хватала ртом воздух, потом прижала руку ко лбу.

– Онестус, – пробормотала она, обвела комнату бессмысленным взглядом и заметила женщин, которые уставились на нее. – Кто вы?..

Миландра подала ей полотенце, чтобы вытереть лицо, и в этот момент дверь распахнулась, и в дом ворвалась госпожа в доспехах, положившая руку на рукоять меча, как будто собиралась вступить в схватку. Увидев девушку на столе, она застыла на месте.

– Салли? – пробормотала она.

Девушка обернулась. Она еще с трудом дышала и дрожала всем телом.

– Бабушка? – произнесла она. – Что происходит?

Госпожа не ответила. Она подошла к столу, взяла голову девушки в ладони. Казалось, она утратила дар речи. Потом обняла внучку, привлекла ее к себе, прижалась щекой к ее волосам и закрыла глаза.

Когда свита была готова к отъезду, уже стемнело. Воины прикрепили к древкам знамен фонари, и издалека отряд походил на какую-то религиозную процессию. Воскресшая, Салливейн, сидела на лошади бабки, закутанная в толстое одеяло, несмотря на душную ночь. Она все еще дрожала и никак не могла согреться.

Бабка Салливейн стояла рядом с Миландрой и Хелльвир у двери дома. Хелльвир вцепилась в руку старой лекарки, чтобы не упасть. У нее подкашивались ноги.

– У меня нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность, – сказала госпожа. Это было произнесено неестественным тоном, и Хелльвир догадалась, что той не часто приходилось благодарить людей. – Ты даже не представляешь, что сделала для меня.

– Надеюсь, вы не забудете свое обещание, ваша светлость, – напомнила ей Миландра. – Просить человека о подобных вещах можно только один раз.

– Даю слово. Никто из моего двора больше не побеспокоит тебя с подобными просьбами. – Она повернулась к Хелльвир. – Но двор перед тобой в долгу, – сказала она. – Дом Де Неидов… нет, я перед тобой в долгу. Если тебе когда-нибудь понадобится наша помощь, только сообщи.

– Благодарю вас, – пробормотала Хелльвир, неловко кланяясь.

Госпожа наклонила седовласую голову и хотела возвращаться к свите, но задержалась.

– Что там? – спросила она. – На другой стороне?

Хелльвир показалось, что этот вопрос вырвался у нее против воли. Госпожа старела, и страх смерти медленно опутывал ее, как плющ опутывает ствол дуба. Даже сильным мира сего знаком этот страх.

– Пустота, – ответила Хелльвир. – Но мне кажется, что я видела только преддверие смерти. О том, что наступает дальше, мне известно не больше, чем вам.

Госпожа кивнула и ушла к своим воинам. Вскочила в седло позади внучки и взяла поводья. Салливейн смотрела на Хелльвир, крепко сжимая в пальцах края одеяла. Ее лицо было серым от усталости. Хелльвир наклонила голову. Салливейн медленно кивнула в ответ, как будто знала, что деревенская девушка сейчас оказала ей какую-то важную услугу, но не совсем понимала, в чем заключается эта услуга. Хелльвир хотелось бы объяснить это, хотелось бы, чтобы Салливейн осталась еще ненадолго, но ее бабка уже пришпорила лошадь.

Они долго смотрели вслед кавалькаде, направлявшейся в Рочидейн, и Хелльвир внезапно ощутила ужасную усталость. Она положила голову на плечо Миландре, и старуха погладила ее рассеянно, как кошку.

– Это на самом деле была королева? – тихо спросила Хелльвир.

– Да, – ответила Миландра. – Наш дом удостоили посещением особы королевской крови, Хелльвир. Можешь считать себя счастливицей. Девушка, которую ты вернула к жизни, – ее внучка и единственная наследница. Попомни мои слова: воскресив ее, ты избавила эту страну от гражданской войны.

У Хелльвир снова закружилась голова, и ей показалось, что она проваливается в бездонную пропасть.

– Поэтому ее отравили? – прошептала она.

– Не сомневаюсь.

– И что будет? Они снова попытаются это сделать?

– Кто знает? Может быть, увидев, что убитая воскресла, этот человек или люди подумают хорошенько, прежде чем снова покушаться на ее жизнь.

Хелльвир вдруг подумала, что истратила много сил и ничего не достигла. Как будто оставила позади соперников, участвуя в какой-то гонке, но лишь в конце соревнования поняла, что бежала в неверном направлении.

– Идем, дитя, – сказала знахарка. – Помоги мне, надо открыть окна, чтобы избавиться от этой вони. Члены королевской семьи никогда не снисходят до того, чтобы прибрать за собой.

Хелльвир кивнула, и Миландра вошла в дом. Стоя на пороге, Хелльвир обернулась и в последний раз взглянула на мерцающие огоньки, удалявшиеся в сторону столицы. Потом вытащила из кармана бумажку, которую все это время мяла в руке, и, держа ее тремя уцелевшими пальцами, прочитала при свете, падающем из двери дома:

«Там, где большой нос произведет впечатление на королеву,

Дар песни

Утешит ее, когда она заплачет».

Всю ночь и следующий день Хелльвир проспала глубоким сном без сновидений. Тело требовало отдыха, и позднее ей пришло в голову, что она, возможно, лишилась не только пальца. Она утратила нечто неуловимое, точно так же как и в предыдущие два раза. Черный человек в качестве выкупа за Салливейн забрал у нее часть жизненной силы или, может быть, частицу души.

Когда Хелльвир открыла глаза, было уже темно.

Не до конца проснувшись, она вышла из спальни и побрела в мастерскую. Миландра сидела у огня и штопала передник. Увидев Хелльвир, старуха убрала швейные принадлежности с соседнего кресла, налила им по стакану крапивного пива, сваренного в прошлом году, и они некоторое время сидели молча, слушая, как трещат поленья в очаге.

– А ты знала о том, что у Смерти есть карманы? – негромко спросила Хелльвир.

Миландра приподняла брови и слегка наклонилась, как обычно делала, чтобы услышать сказанное единственным ухом.

– У Смерти есть карманы, – повторила Хелльвир. – Да. У него – это вроде бы мужчина – есть карманы. Зачем Смерти карманы?

– У тебя лихорадка, девочка моя?

Они снова помолчали, глядя на плясавшие за решеткой языки пламени и оранжевые уголья. Хелльвир чувствовала, что Миландра наблюдает за ней.

– Ты хочешь знать, почему это существо – Смерть или кто-то еще – говорит с тобой, – заметила старуха. – А мне он никогда не показывался, хотя я бывала там много раз.

Хелльвир кивнула.

– Я подумала: возможно, это потому, что он видит во мне средство достижения своих целей, – произнесла она. – Дурочку, которую может хитростью заставить сделать что-то для него в мире живых.

Миландра поразмыслила над ее словами.

– Возможно, – медленно ответила она. – Но я не считаю тебя дурочкой и не считаю, что ты должна была отказываться от его предложения. Ты поступила разумно, заключив сделку. Ты совершенно права. Тебе придется возвращаться туда. Пусть моя история послужит тебе предостережением. Ничто не проходит бесследно; появятся другие люди, которые захотят, чтобы ты вернула с того света их близких, а ты, точно так же как вчера, не сможешь отказаться. А если откажешься, тебе будет очень тяжело. Но нельзя всю жизнь раздавать пальцы и уши, воскрешая незнакомцев, иначе однажды у тебя ничего не останется. – Старуха взглянула на Хелльвир, и ее лицо стало печальным. – Смерть выбрала тебя, но не потому, что ты глупа. Ты говоришь с вещами, птицами, зверями и духами так, как могут лишь немногие. Даже я не могу тягаться с тобой. Ты уходишь в иной мир с такой же легкостью, с какой другие уходят в мир сновидений. Возможно, причина в этом. Ты обладаешь даром общения с душами.

Хелльвир не знала, что на это отвечать. Она просто сидела, пила пиво и размышляла о том, какой была бы ее жизнь, если бы ей не приходилось так часто думать о смерти. Если бы ее единственными заботами были урожай, сбор трав, погода и уход за волосами – да, может быть, еще политика и дворцовые интриги.

Это было бы мирное, спокойное существование, подумала Хелльвир, отпивая очередной глоток из кружки. Но она знала, что такая жизнь была бы в сто раз хуже нынешней.

Глава 3

Каждый год накануне дня летнего солнцестояния жители деревни устраивали праздник, и этот год не был исключением. На столы выставляли лучшее угощение, пили вино и пиво в огромных количествах, плясали до рассвета. Наутро селяне обычно несли подношения к каменным могилам на холме, где обитали души умерших, пели погребальные песни, а потом спускались и поливали пивом поля, чтобы почтить божества урожая.

Однако сейчас крестьяне с размахом отмечали праздник, с удовольствием ели, пили и веселились. О богах можно будет подумать потом.

Прилавки на рынке ломились от превосходных фруктов и овощей. Несмотря на морозную зиму, год выдался урожайным. Рядом продавали вяленое и копченое мясо, пироги, сыры, пиво и вино. Музыканты, устроившиеся на помосте рядом с площадкой для танцев, играли без передышки. Мелодии сменяли одна другую. Оставалось только удивляться, как им удается все это запомнить.

У Хелльвир и Миландры был небольшой лоток в углу рыночной площади, где они торговали крапивным пивом и вином из бузины. Ночь была теплой, в воздухе плыли ароматы цветов, и Хелльвир радовалась возможности забыть о своих тревогах и просто веселиться. Она даже участвовала в танце: кружилась и водила хоровод вместе с молодежью, похожей на стайку птиц.

Хозяйка деревенской пекарни, София, остановилась около их прилавка. Из всех людей, собравшихся на праздник, только она не улыбалась. У нее был какой-то отсутствующий, несчастный вид. Хелльвир налила в кубок вина из бузины и протянула ей.

– Это наше лучшее вино, – весело произнесла Хелльвир. – Надеюсь, оно тебе понравится.

София посмотрела на вино, потом на девушку. Хелльвир перестала улыбаться.

– Тебе нравится праздник? – спросила она просто для того, чтобы что-нибудь сказать.

Она почувствовала, как Миландра легко прикоснулась к ее руке. Предупреждение.

София прищурилась.

– Трудно радоваться жизни, когда мужчина, который должен плясать с тобой, лежит под грудой камней на холме, а девица, которая могла бы его спасти, беззаботно пьет вино и веселится.

Неприязненный тон и враждебные слова потрясли Хелльвир, и она не могла сообразить, как отвечать.

– Ты решила, что на него тратить время не стоит, на моего Анира, да? – выплюнула София. – Конечно, простой крестьянин, зачем его воскрешать! Не то что внучка королевы.

Она резким движением выбила бокал из руки Хелльвир и ушла, оставив девушку смотреть на лужу вина, растекающуюся по мостовой. Хелльвир стояла так несколько секунд, не зная, куда деваться от унижения, потом вышла из-за прилавка и подняла кубок. Люди бросали на нее любопытные взгляды.

Это был первый симптом болезни, поразившей деревню. Хелльвир никогда не была здесь своей, но прежде крестьяне относились к ней более или менее дружелюбно, а теперь стали ее сторониться. Встречаясь с ней на дороге, люди отводили глаза или, хуже того, смотрели на нее с открытой неприязнью. Торговцы, которые раньше улыбались Хелльвир, когда она заходила в лавку, расспрашивали об отце, о знахарке, обращались с ней холодно, как с чужой, проезжей, отвечали коротко. Направляясь по главной улице деревни в лес за целебными травами, она ускоряла шаг. Соседи перешептывались у нее за спиной, и хотя Хелльвир не могла разобрать слов, она догадывалась, что о ней говорили недоброе. Каждого человека в деревне так или иначе коснулась смерть, и она – женщина, которая могла вернуть умерших, но не сделала этого, – напоминала им о пережитой боли. И поэтому они ее возненавидели.

– А что, если они правы, Миландра? – спросила Хелльвир, выглядывая из-за занавески. – Я должна была помочь, ведь так? Вернуть Анира и других людей, которые умерли в морозы?

Ей было стыдно, потому что она не попыталась ничего сделать. Потому, что ей это даже в голову не пришло.

– Искоренять смерть в мире – не твоя работа, – заметила старуха, которая накрывала на стол к ужину. – Если бы они подумали головой хорошенько, то поняли бы это.

– Может быть, мне нужно взять на себя эту работу, – пробормотала Хелльвир, глядя на улицу. – Если я в состоянии что-то сделать, то должна это сделать, верно? И тогда людям не придется умирать.

– Смерть – это не та беда, которой можно избежать. Смерть ждет всех нас рано или поздно. Да, ты можешь отдалить ее, но не можешь избавить от нее навсегда. Тебе скорее следовало бы заботиться о том, чтобы дать людям полную жизнь, возвращать тех, кто ушел преждевременно.

– Анир и ушел преждевременно.

Миландра оставила посуду и подбоченилась; Хелльвир по лицу знахарки поняла, что ее терпение подходит к концу.

– Моя дорогая, на твой вопрос не существует правильного ответа. Ты не в состоянии спасти всех умерших. Ты сама не бессмертна, ты не можешь без конца отдавать Смерти частицы себя; рано или поздно наступит предел, и ты уже не сумеешь никого вернуть.

– Выходит, я должна выбирать?

– Да, и выбирать разумно.

Хелльвир недовольно тряхнула головой.

– Мне это не нравится. Я должна спасать всех, кто во мне нуждается, до тех пор, пока это в моей власти. Кто сказал, что смерть – это неизбежность?

Она знала, что наставница права, но эта несправедливость возмущала ее.

– Вижу, ты еще глупее, чем я думала, – фыркнула Миландра.

Хелльвир сердито нахмурилась, но старуха развернулась и вышла на задний двор, чтобы принести хвороста. Разговор был окончен.

В ту ночь после сильной жары разразилась гроза. Капли дождя шуршали по соломенной крыше, как змеи, вода потоками текла по тропинке, ведущей к калитке. Хелльвир начала рисовать в тетради цветок душистого горошка, но чернильница уже давно стояла забытой на столе; девушка медленно вертела в пальцах перо, прислушиваясь к раскатам грома.

– Надеюсь, дождь скоро закончится, – пробормотала Миландра, которая шила мешочки для трав. – Затопит все наши грядки с зеленым луком, а мы его только что высадили.

Хелльвир кивнула, почти не слушая. Она представляла себе, как бежит под дождем, останавливается посередине поля, раскинув руки, а молния сверкает в небе прямо у нее над головой.

Гром снова прогремел где-то над рыночной площадью; Хелльвир показалось, что от этого гула задрожало все ее существо, тело наполнилось энергией, и ей захотелось реветь, крушить стены. Что-то темное звало ее на улицу, приглашало ее принять участие в этом действе. Она знала это так же верно, как если бы кто-то окликнул ее по имени.

Хелльвир встала со стула, резким движением захлопнула тетрадь, так что пламя свечи заметалось и затрещало, закрыла пробкой чернильницу.

– Я ухожу, – объявила она.

Миландра покосилась на нее.

– Вдруг понадобилось подышать свежим воздухом? – усмехнулась знахарка, и в этот момент дом содрогнулся от очередного раската грома.

– Что-то вроде того, – ответила Хелльвир, надевая плащ и башмаки, хотя ей хотелось выбежать на улицу босиком.

Миландра поднялась и отодвинула занавеску. Молния на миг осветила двор.

– Я ненадолго, – продолжала Хелльвир. – Мне просто хочется…

Она смолкла, сообразив, что Миландра озабоченно хмурится. Старуха пыталась разглядеть что-то на улице за сплошной завесой дождя.

– Что там? – спросила Хелльвир.

– У ворот кто-то стоит.

– У ворот? Среди ночи?

– Да, по-моему, их трое, они… – Миландра прижала руку ко рту и отшатнулась так резко, что опрокинула стул, на котором только что сидела Хелльвир. – У них там… Назад! – крикнула она, схватила ученицу за рукав и оттащила ее от двери.

Раздался громкий стук, входная дверь затрещала. Хелльвир смотрела на нее, распахнув от ужаса глаза и вцепившись в руку старухи.

– Кто это, Миландра? – прошептала она.

– Могу сказать одно: эти люди нам не друзья.

Осмелившись выглянуть в окно, Хелльвир различила три фигуры в плащах с капюшонами, надвинутыми на лица. Они выбежали на дорогу и скрылись в темноте. Калитка хлопала под дождем.

– Они ушли, – сказала Хелльвир.

Миландра подошла к двери и отодвинула засов. Ее губы были сжаты в тонкую линию. Дверь распахнулась; ветер захлопал ее юбкой, обдал дождем башмаки. Она наклонилась, подняла какой-то мокрый черный предмет, оставленный неизвестными на пороге, закрыла дверь, и в комнате снова стало тихо. Под пристальным взглядом Хелльвир старуха подошла к столу и положила на него ворона со свернутой шеей. Голова птицы была обмотана стеблями болиголова, вода капала с белых цветов на столешницу. Клюв и остекленевший глаз были перепачканы грязью.

– Зачем они это сделали? – прошептала Хелльвир.

Миландра стиснула челюсти, потом процедила:

– Потому что эти дураки напуганы.

– Это послание?

Знахарка прикоснулась к стеблю, завязанному вокруг шеи птицы.

– Болиголов. Символ смерти. Ворон…

Хелльвир пристально смотрела на мертвую птицу.

– А ворон – это я?

Миландра шагнула к ней, обняла ее, но Хелльвир стряхнула ее руку.

– Нет, – пробормотала она. – Нет.

– Хелльвир…

– Нет. Почему они решили, что имеют на это право? Нет.

Миландра не успела ей помешать: Хелльвир схватила птицу и цветы болиголова, бросилась к выходу и распахнула дверь. Ворвавшийся в комнату холодный ветер развевал ее волосы. Она остановилась на пороге, подставив лицо дождю.

Не думая о том, как это сделать, не зная, как именно она это сделает, Хелльвир закрыла глаза и шагнула в царство Смерти.

Волна ледяного воздуха окатила ее; воздух был тяжелым, как никогда прежде. На этот раз Хелльвир пришла сюда, находясь в сознании, поэтому в полной мере ощутила, что это значит – переступить порог царства Смерти. Как будто у нее внутри оборвалось, лопнуло что-то, что-то очень важное, как будто ее покинула жизненная сила. Она ахнула от острой боли. Боль была не физической, но все равно чувствовалась во всем теле, до кончиков ногтей. Открыв глаза, Хелльвир увидела, что мир застыл в разгар грозы: струи дождя поблескивали вокруг нее, как стеклянные нити, раздвоенная молния ослепительно сверкала, подобно трещине в небосводе, но грома не было. Вокруг царила тишина, как это всегда бывало в мире Смерти. Хелльвир подняла голову. Дождь хлестал с затянутого облаками неба на черное отражение земли. При взгляде на молнии ей показалось, что трещины в небе движутся, и у нее заболели глаза, словно она нечаянно подсмотрела нечто, не предназначенное для взглядов смертных.

Она отбросила неуместные мысли, сунула в рот два пальца и засвистела. Звук пронзил липкую, вязкую тишину подобно стреле; Хелльвир почудилось, что весь этот мир зажал уши руками и закричал от боли. Вслед за свистом раздалось карканье, и из-за деревьев появилась черная птица. Ворон скользил сквозь застывшие капли дождя, оставляя за собой нечто вроде туннеля. Хелльвир вытянула руку, тяжелая птица села ей на запястье, вцепилась когтями в рукав. Девушка подставила ворону другую руку.

– Клюнь меня, – приказала она, и эхо ее голоса прокатилось по лесу.

Ворон взволнованно захлопал крыльями, но повиновался. На ладони Хелльвир выступили алые капли. Она сжала цветы болиголова в кулаке, чтобы смочить их кровью, и швырнула на землю.

Хелльвир вернулась в мир живых как раз в тот момент, когда молния ударила в землю где-то неподалеку от домика, и от грома задрожали стекла. Испуганный ворон хотел улететь, каркал, хлопал крыльями, но она прижала его к себе и постаралась успокоить, повторяя, что все хорошо. Она промокнула его передником, и через несколько минут обессиленная птица затихла. Мокрые перья торчали сосульками, черные глаза-бусинки блестели.

Миландра смотрела на все это, прижав руку к груди.

– Хелльвир? – произнесла она вполголоса, словно боялась того, что собирается сделать ученица.

Хелльвир подняла голову.

– Он голоден.

Миландра молча принесла мешочек с семенами, которые они держали для живших в саду воробьев, и насыпала немного на стол. Ворон принялся неуверенно ходить по столу, он клевал зерна и хлопал крыльями, чтобы стряхнуть воду. Женщины молча наблюдали за тем, как он ест.

Дождь не прекращался. Хелльвир на миг даже представила, что в мире за стенами их дома нет ничего, кроме дождя, что из всех живых существ на земле остались только они трое.

– Как ты это сделала? – заговорила Миландра. – Ушла туда, не засыпая? Я в первый раз вижу такое.

– Не знаю, – призналась Хелльвир.

– Это… – Старуха покачала головой. – Ты не должна больше так делать, Хелльвир.

Та взглянула на нее, и в зеленых глазах вспыхнуло пламя.

– И что, я должна была оставить все как есть? Смириться? – резко ответила она. – Они убили его. Это была насильственная смерть.

– Это была не просто насильственная смерть, это было послание, – возразила Миландра. – Они уже ненавидят тебя. Ты хочешь, чтобы тебя они еще и боялись?

– А разве это плохо? – высокомерно бросила Хелльвир.

Миландра поморгала, потом взяла ее за руки.

– Я не узнаю тебя, дитя, – произнесла она. – Я знаю, что ты умна. Ты не можешь так думать.

Хелльвир некоторое время смотрела ей в глаза, потом отвела взгляд.

– Они убили его, – уже спокойнее повторила она. – И я должна была позволить ему умереть?

– Моя дорогая, я понимаю тебя, поверь мне. Но такой переход в иной мир, это было… это был опрометчивый, вызывающий поступок. Это священный обряд, его нельзя выполнять в гневе; следует проявлять уважение к Смерти, понимать важность того, что ты делаешь. Ты рискуешь вызвать гнев того, кто там правит…

– Что ты знаешь о Смерти? – огрызнулась Хелльвир. – Ты его ни разу не видела.

Миландра сжала губы; было видно, что она из последних сил сдерживает раздражение и желание прикрикнуть на ученицу.

– Я понимаю, но…

– Я знаю о Смерти больше, чем тебе суждено когда-либо узнать. Почему я не могу приходить в его царство и уходить, когда мне вздумается?

– Ты меня не слушаешь! – взорвалась наконец Миландра. – Ты не богиня! Все это не игра!

Хелльвир выдернула у нее руки, и ворон, топтавшийся по столу, подпрыгнул от испуга.

– Нет, это не игра, – произнесла она. – Ведь здесь нет правил.

Она ушла в спальню и захлопнула за собой дверь, оставив Миландру у стола, покрытого грязными перьями и отпечатками птичьих лап.

Вскоре гроза ушла, остался лишь далекий гул и шелест дождя, и Хелльвир стали сниться сны. Странные, тяжелые сны.

Все вокруг дрожало, словно за завесой раскаленного воздуха. Она прижала руки к вискам. Руки и ноги были как свинцовые, она ничего не соображала.

Хелльвир находилась в ином мире, но не узнавала его. Абсолютная тишина напоминала царство Смерти. Но нет, в мире мертвых не могло быть такого. Стены трескались, трещины становились все шире, дерево походило на старую жилистую плоть, которую медленно рвут на куски. Нет, в царстве Смерти была крыша, а если не крыша, тогда зеркальное небо; а здесь – только бесконечная тьма, которая содрогалась и трепетала, как живое существо перед неизбежным ударом. Бесконечная тьма, которая поглотила ее дом и обступала его со всех сторон, сверху, снизу…

Хелльвир, охваченная первобытным страхом, скорчилась на кровати. Хотела пошевелиться, но руки и ноги не слушались – они словно приклеились к постели. Уставившись в стену, она увидела фигуру, сотканную из тьмы, фигуру без лица, от которой исходила явная, ощутимая угроза. Несмотря на то что у существа не было глаз, Хелльвир чувствовала его пристальный, злобный взгляд, от которого хотелось спрятаться. Жуткая фигура медленно приблизилась, остановилась в нескольких дюймах от Хелльвир, и только после этого она смогла различить глаза. Черные глаза, полные ярости и безумия. Но там, за этими глазами, была пустота. Хелльвир пришло в голову только это слово, чтобы назвать мир, в который она попала: отсутствие света, разума, надежды.

– Как ты посмела!.. – зарокотал мир вокруг нее.

Она хотела отвернуться, но существо протянуло руку и поймало ее за подбородок. Она хотела закричать, но, как это всегда бывает во сне, не смогла издать ни звука. Хелльвир словно лишилась голоса. Раскаленная рука существа прожигала ее плоть до кости.

– Смерть – это не игрушка, девчонка, – раздалось рычание, исходившее, казалось, со всех сторон одновременно. – Это не сад, где ты можешь рвать любые цветы, повинуясь своей прихоти. Ты поняла меня?

Девчонка, которую в обычном мире звали Хелльвир, попыталась кивнуть – она очень хотела кивнуть, дать знак, что все понимает, но не смогла. Ее тело окаменело.

– Мы заключили сделку, и ты обязана соблюдать ее условия.

Пальцы существа стиснули ее челюсть, и ей показалось, что сейчас треснет кость. Она почувствовала, как хрустят и ломаются зубы.

– Если ты осмелишься снова украсть что-нибудь из моего царства, как сделала сегодня, – гремел чудовищный голос, – я оторву тебе руку, ты меня поняла?

– Да, – выдохнула Хелльвир. Это слово было подобно искорке, которую тут же погасил ураган ярости, бушевавший в черном мире. – Я поняла. Отпусти. Прошу тебя.

Существо еще сильнее сжало пальцы, устремив на нее взгляд кошмарных пустых глаз. Потом оно исчезло – отпустило ее так неожиданно, что ее замутило, и Хелльвир, давясь, согнулась пополам. Тошнота была невыносимой, голова кружилась, но минут через десять это прошло.

Моргая, она огляделась и поняла, что находится в своей комнате. Стены и крыша были на месте. Дождь негромко стучал по стеклам. Небо на востоке было зловещего красного цвета, словно воспаленная плоть.

Хелльвир лежала так, сжавшись в комок, зажмурившись, до тех пор, пока головная боль не ослабела и рвотные позывы не прекратились.

Миландра уже встала и месила тесто для хлеба.

Когда Хелльвир вышла из своей комнаты, ворон, сидевший на столе, уставился на нее черным глазом и позволил ей почесать себе голову. Она вспомнила, что еще вчера этот глаз был мертвым и слепым, но велела себе не думать об этом.

– Благодарю тебя, – коротко произнес он.

Она склонилась к нему, вдохнула запах перьев и ветра, спросила:

– Как тебя зовут?

– Эльзевир.

– А я Хелльвир.

– Спасибо тебе, Хелльвир.

Миландра перестала месить тесто и уперла руки в бока. На ее фартуке остались белые отпечатки ладоней.

– Что-то рано ты сегодня проснулась, – резко произнесла она.

Было ясно, что наставница еще сердита на Хелльвир после вчерашней ссоры.

Хелльвир ничего не ответила, просто подошла к старухе и крепко обняла ее. Застигнутая врасплох, Миландра машинально погладила ее по голове, пачкая черные волосы мукой.

– Что с тобой? – спросила она. Гнев уступил место тревоге. – Тебе нехорошо? Ты вся дрожишь.

– Прости меня, – тихо сказала Хелльвир и спрятала лицо ее на плече.