Czytaj książkę: «Свидание с развратным фавном»
Глава 1
Глаза боятся, ноги бегают
– Женщина! Уберите свои ноги с заднего прохода! Уберите, а то люди спотыкаются! А я говорю – уберите! Ну и что, что не ваши ноги, вам что, трудно взять их и под сиденье затолкать? Ну, народ пошел, ну, народ… Женщина! Женщина! Это вы оранжерею спрашивали? Вы? Мы ее только что проехали. Граждане! Не забываем о взаимной вежливости – выходя, одариваем кондуктора платой! Следующая остановка…
Семен вильнул автобусом к остановке и от звонкого ора своей кондукторши перекосился. И дернуло же его встретить свою старую учительницу Сирену Романовну! Он еще, как дурак, подбежал, сумки ей помог донести, надо же – не виделись-то лет сорок! А она… Нет, она ничего постыдного не совершила, кроме одной ма-а-аленькой детальки – узнав, что Семен Шишов работает на маршрутке, попросила пристроить к нему свою дочурку кондуктором. Якобы та работает в школе учительницей труда, зарплата маленькая, то да се… И почему Шишову привиделось, что дочурке лет восемнадцать? Отчего он решил, что эта самая дщерь будет мила и хороша фигурой и личиной? Почему тогда не удрал от Сирены сломя башку? Надо было прямо с ее сумками и нестись! Так нет же, ему сразу пригрезилось, что доченька обязательно в матушку уродиться должна. Сама-то Сирена Романовна повышенной приятности дамочка, даром что физику преподавала. Всегда на урок с причесочкой, костюмчик на фигурке, как влитой, а сама эдак жеманно ротик пончиком сложит, глазками мырг, мырг… А журнал начнет листать – пальчики оттопырит, будто это и не школьный документ, а туалетная бумага. Не учительница, а крем-брюле! Уж столько лет прошло, а Шишов помнит. Но доченька-то ее в кого такая получилась? Сеня Шишов исподтишка взглянул на кондуктора – худая, длинная, нескладная. Эдакий дистрофичный подросток сорока пяти лет, да и только. А уж орет… Семен уже и музыку врубал, так она и Витаса перекрикивает, как нечего делать, уй-й-й… И имечко у нее – Серафима. Серафима Петровна Кукуева, язви ее! Не Дуська какая-нибудь, а Серафима Петровна. Образина фигова, тьфу!
– Сеня! Какого лешего ты на меня глазами моргаешь?! – взвилась напарница. – Давай теперь уснем здесь, ага… Все уже сели давно! И не открывай заднюю дверцу, просила же… Трогай!
– Не ори на меня! – нервно подпрыгнул Семен, шибанул ни в чем не повинный руль и внимательно вперил глаза на дорогу. – И поскромнее будь – еще трогать тебя! Эх, и за что ж меня так Сирена? Наверное, за закон Ома… Объявляй давай остановку, да скажи, чтобы впереди не толпились, к задней двери продвигались, открываю же!
Серафима Петровна недовольно посопела носом и подарила водителю взгляд, полный презрения. Да уж… И почему это мамочка не пристроила ее к какому-нибудь своему бывшему ученику-красавцу, владельцу супермаркета?! К какому-нибудь эдакому бизнесмену – умному, симпатичному, с тяжелой волевой челюстью. Так нет же – сидит за рулем маленькая, скрюченная обезьяна, ни мужского благородства в ней, ни шарма, но уж гонора! Только и научился руль крутить, зато сидит теперь королем и сам себе нравится. А что за имечко – Сеня Шишов? Одно слово – Шиш! И ведь вредный какой – говорят ему: не открывай заднюю дверцу, через нее неоплаченные пассажиры просачиваются, но ведь как упрется…
– Бабушка! – вдруг встрепенулась Серафима, чувствуя, как ей в ладонь тычутся твердые корочки. – Бабуся, это не пойдет… Зачем вы мне свой пенсионный суете? Видите же – у нас без льгот. Без льгот у нас, говорю! Граждане, кто владеет сурдопереводом, объясните… А ладно, идите бабуся, ступайте… ага… и вам тоже доброго здоровьичка и жениха-гаишника… Молодые люди в задней половине судна! Не толпитесь у выхода, вы еще не расплатились! Сеня! Шиш противный! Заднюю дверцу не открывай, сбегут! Сейчас я их…
Серафима резво вскочила с кресла и, раскидывая пассажиров направо и налево, стала пробираться к задней площадке.
– Т-ты на м-меня нас-ступила… – вдруг тоненько захныкал какой-то пьяненький господин в китайском пуховике и с корзинкой в руках. В корзинке нежно позвякивали бутылки. Он еще раз жалобно хрюкнул и неожиданно грубо возопил на весь автобус: – Гадина!
– Это кто тут воздух портит нецензурными выражениями? – грозно нахмурилась Серафима. – Товарищи пассажиры, исполните свой гражданский долг, долбаните этого алкоголика по темечку! Его жена вам будет благодарна… Так, молодые люди, покупаем билетики, морды в окошко не воротим, не воротим…
Пока молодые люди выгребали из карманов мелочь, пьяненький господин осознал наконец, что его в транспорте не уважают, и решил восстановить порушенный авторитет. Он медленно поднялся с сиденья, устроил свою корзину на колени соседке, а затем, опираясь на голову впереди сидящего почтенного мужчины, выгнул грудь радугой и гневно отчеканил:
– Я не могу так ехать! Да! Здесь не кондуктор, а… а… крыса! Поэтому, милые сограждане, одолжите мне немножко денежек на такси.
Сограждане упорно любовались заоконным пейзажем, с нетрезвым мужчиной связываться опасались. Пьяненький дядечка еще с минуту покачался, потом огорченно щелкнул по голове почтенного мужчину, яростно выдернул корзину из рук ошалевшей дамы и рухнул обратно. Серафима только высокомерно фыркнула и продолжала быстро отрывать билеты.
– Чучундра! – выкрикнул пассажир, когда она направлялась обратно на свое место.
– Ой, я тебя умоляю… – перекосилась та. – На себя посмотри! Прям храбрый мангуст Рикки-Тикки-Тави!.. Женщина, возьмите ребеночка на руки! Что ж он у вас отдельно восседает, когда столько народу стоймя стоит?
Женщина, чей малыш вальяжно развалился на двух сиденьях, гневно сверкнула глазами на кондуктора и обернулась к пьяному:
– А вы знаете, я с вами где-то согласна, Чучундра и есть, – поджала она малиновые губы.
– З-значит… дашь денежку? – снова ожил мужчина в пуховике, но дама уже увлеченно учила малыша:
– Скажи, Эдик: «Тетя – кака, пожалела Эдичке места!» Ну, говори…
Серафима проглотила колючий, будто еж, ком обиды и плюхнулась на свое место. Ничего, главное – выдержка. Еще две остановки – и конечная. А там можно перекусить и хоть немножко отдохнуть.
Однако и на конечной с отдыхом не сложилось.
Когда пассажиры покинули салон, выяснилось, что на заднем сиденье остался мирно храпеть тот самый скандальный любитель спиртного. И разбудить его оказалось делом многотрудным.
– Эй! Мущщина! – попробовала со своего места пробудить соню Серафима. – Вставайте! Приехали!
Тот звучно всхрапнул, прижал корзину к сердцу и расположился удобнее. Надо думать – надолго.
– Я говорю – вставайте! Освободите помещение! – уже нервно подскочила к нему кондуктор. – Семен! Шишов! Чего с ним делать-то?
Семен собирался срочно посетить весьма пикантное место и будить пьяного у него просто не хватало терпежу:
– Симка!
– Я попрошу не фамильярничать! – вытаращила глаза Серафима.
– Ну не Анжелой же мне тебя кликать! – возмутился Семен и властно скомандовал: – Я… мне по делу надо. А ты пока убери отсюда это недоразумение. И вообще, ты ж взрослая баба, на кой хрен тебе надо было ему настроение портить? Теперь вот буди сама. Так, тут ничего не трогай, я скоро. Да! Если Федоров придет, скажи, чтоб подождал, он мне нужен.
Семен оттарахтел наставления и вприпрыжку понесся к светлому одинокому зданию.
Серафима закатала рукава, хлюпнула носом и приблизилась к спящему. Возле господина веяло переработанными продуктами. К тому же он явно собирался осквернить салон. Поэтому вытолкать его надо было по-боевому – за сорок пять секунд. Сима неуверенно потянула мужчину за ногу. Нога яростно дрыгнулась, корзина рухнула, и из нее выкатились две полненькие бутылочки водки. Из уст хозяина немедленно вырвался поток гневного бормотания.
– Вот дрянь какая, а… – растерялась Серафима и сунула водку в корзину. – Ну, не хочешь по-доброму… – Она направилась к своему креслу, где у нее была припрятана бутылочка минералки. – Сейчас я тебе устрою тонизирующую ванну…
– Ой, Симка, а чего у тебя тут воняет так, а? – прервала ее намерения коллега по работе – Лилька.
Лилька работала кондуктором на этом же маршруте со своим мужем – вялым, замороженным Иваном Федоровым, считала себя жуткой красавицей и новатором кондукторской профессии. В их салон всегда набивалась масса народу, потому что Лилечка вместо объявления остановок ублажала пассажиров народными песнями по заявкам тружеников города. Когда она взвывала «За нами Россия, за нами Арбат» на мотив цыганского романса и с чувством брызгала слезами, весь автобус катался от смеха. Разумеется, кроме супруга-водителя. Единственное неудобство злило Лильку Федорову – пассажиры никак не хотели выходить на своих остановках и с одними и теми же билетами катились до конечной.
Совсем недавно Лилечка посмотрела на себя в зеркало и решила, что ее красота недостаточно ярко бросается в глаза, а потому покрасила волосы в цвет вороньего крыла. И пусть все говорили, что теперь она жутко похожа на майора Томина из известного фильма, сама себе она нравилась. Серафиму Лилька взялась опекать просто потому, что у нее до сих пор не было таких удобных, маловыразительных подруг.
– Вау! Вот, значит, кто у тебя тут смердит. Слушай, ты его выталкивай быстрее, а то я этих алкашей прям совсем не перевариваю! Прям меня с них тошнит, ты ж знаешь, какая я брезгливая! Ф-фу… Ну чего ты возишься?
Лилька сморщила носик, однако из салона не вышла, а устроилась на кондукторском сиденье возле водителя.
– Да как же его вытолкнуть-то? – чуть не ревела Серафима. – Может, вместе, а? У тебя ж тоже такие остаются…
Лилька выкатила глаза и всерьез возмутилась:
– Какое «вместе»! Нет-нет, ты чего, сдурела?! У меня с такими всегда Федоров разбирается, а я… Я ж пою! А сейчас он побежал очередь в столовку занимать, некогда ему твою пьянь перемещать.
Серафима плюнула на «помощницу», вздохнула поглубже и всю бутылку своей минералки вылила прямо в лицо храпуну. Тот вскочил на удивление шустро. Ошалелыми глазами обвел пустой автобус и молчком потрусил к передней дверце. Увидев Лильку, он ароматно икнул и рухнул на даму с лобызаниями. Равновесие потерялось, зато рука, совершенно случайно, улеглась на широкий водительский стол, где Кукуева кропотливо укладывала десяточку к десяточке, а пятидесятки рядышком. Лилька, ощутив на своем теле непрошеного гостя, издала пронзительный сигнал тревоги, от которого пьяненький господин засуетился, нервно сгреб деньги и выскочил из злополучного автобуса на волю.
– Стой, гад! Куда с выручкой?! – подпрыгнула на месте от Лилькиного крика Серафима и кинулась вдогонку.
Потом вернулась, схватила злополучную корзину и снова кинулась догонять хулигана.
– Ой, да ты его разве догонишь?! – кричала вслед Лилька. – Вон как несется, прямо орловский рысак! Симка, да брось ты его, вы все равно много не нарабатываете!!
Серафиму особенно задело последнее замечание. Они с Сенькой работают уж не хуже, чем Лилька со своим Федоровым. И алкаша этого она догонит! Он все равно далеко не убежит.
Он и не убежал. Только дотрусил до ближайших кустов, а потом вдруг резко развернулся и по-звериному оскалился:
– Чо надо? – накинулся он на Серафиму и резко выдернул из ее рук свою корзинку. – От-дай водку! Лекарство это… на святое замахнулась… Главное, бегает еще за мной! У-у-у, быстрая какая нашлась… Щас как дам в шею! Или прям-таки ногой пну, и ничего мне не будет, я документ имею. Да, имею. Сам написал. Там так и написано: могу творить, чего хочу, потому что все равно дурак дураком. Ясно тебе? Ясно?
Серафима тяжело дышала от бега и страха. Такая разительная перемена здорово пугала – ведь и правда ненормальный, в шею обещал… Однако ж на всякий случай она миролюбиво поинтересовалась:
– А… простите, деньги?!
Упоминание о деньгах еще сильнее обидело мужчину. Он вытаращил глаза и крикнул ей в лицо:
– Какие еще деньги? Я их у тебя брал?! Ты мне их давала? Щас обязательно в шею дам! Дубиной! Главное, не давала ни хрена, а уже интересуется!
Серафима не стала настаивать, развернулась и бодренько посеменила к остановке. Вдруг правда долбанет, и все, вон она, дубина, рядышком. А деньги… Да чего там, они с Шишовым и в самом деле не много наработали.
– Ну чего, отвоевала деньги? – встретила ее Лилька ехидной усмешкой. – Что-то ты быстро, никак мужичок послал тебя по матушке… Ой, Кукуева, не выйдет из тебя кондуктора.
Лилька схватила косметичку Серафимы, посмотрелась в зеркальце, мазанула ее помадой по своим пухлым губам и довольно потянулась.
– Нет, со мной такие штучки не случаются, – сладко любовалась она сама собой. – Я ж психфак закончила, людей за версту вижу. А ты прям оплошность природы. Я тебе сколько раз говорила: на кой черт ты раскладываешь здесь все деньги? Перед тобой же живой пример – я. Учись! А то… Ой, Симка, вы и так работаете на гуманитарной поддержке, а еще и деньги все выгребли… Он тебя обматерил, да?
У Лильки уже восторженно блестели глаза, в голове мелькали на фиг не нужные советы, а в сердце плескалась волна превосходства.
– И ничего не обматерил, – надулась Кукуева, с силой отбирая косметичку. – Забежал за кусты, извинился, поблагодарил за сумочку, за корзинку то есть, выложил все деньги и пожелал мне доброго пути.
– Нет, я представляю, что пути пожелал. Только в каких выражениях? – скривилась подруга. – Вот сорок лет живу, а чтобы кто-то добровольно с деньгами расстался, не видела. А пойдем у того мужика спросим, вдруг он еще за кустами, а?
На повторную встречу Серафиму совсем не тянуло.
– С чего это ты решила, что он добровольно расстался? – пошла Кукуева на попятный. – Я разве сказала, что добровольно? Вот ты, Лилька, никогда до конца не дослушаешь, а потом тебя в кусты к мужикам тянет. Я же тебе русским языком объясняю: я дала ему поленом по голове, он сразу согласился, что был не прав, и предложил мне деньги и крепкий мир. Во-видишь смятые десятки, это он мне отдал. А вот эта сотня за моральный ущерб.
Лилька недоверчиво покосилась на кукуевский живот, где болталась кондукторская сумка, и только пожала плечами:
– Чо, правда, что ли, поленом? Врешь ведь!
Кукуева устало воздела глаза к потолку и тяжко промычала, что можно было перевести как «А не пошла бы ты проверить свой автобус…»
Лилька недовольно сморщила носик и сменила тон.
– Сим, слышь чего… Ты мне не дашь в долг тысяч пять, а? Ну, сама ж понимаешь, мы с Федоровым стенку купили, а тут у Шишова завтра день рождения, прям не знаю, что и делать…
Серафима расстроенно заморгала глазами. Не было у нее пяти тысяч, что тут скажешь!
– Лиль, а у меня нет… А что, к Шишову на день рождения обязательно?
Лилька захлебнулась негодованием:
– Ты чо, совсем? Он же нас звал! И потом, мой Федоров у него единственный друг. А я единственная подруга. Ты, я понимаю, можешь и не ходить, он нисколько не огорчится.
Серафима сглотнула. Вот черт! Значит, она может и не ходить? А она уже трусы ему в подарок купила. Модные такие боксерки. И куда их теперь? И ведь они же вместе работают, так как же ей не пойти?
– А я уже купила подарок, – промямлила она. – И как же он без подарка, без трусов-то?
– Ты, Кукуева, ваще! – таращила глаза Лилька и громко сопела носом. – Я вот смотрю на тебя и думаю…
Что там она думает, осталось загадкой, потому что в автобус ввалились водители: Шишов и его друг Федоров – здоровенный, похожий на медведя-гризли, мужик, верный муж ветреной Лильки. Лилька тут же выскочила, а мужики плотно уселись обсуждать завтрашнее мероприятие. В частности, их волновал один вопрос: сколько пива брать на брата и считать ли женщин. Позже Федоров спохватился, стал кричать – зазывать жену на рабочее место, а маленький автобус Шишова – гордость Павловского завода – снова полетел по улицам города, собирая пассажиров.
Все утро освистал телефонный звонок. Красный аппарат буквально разрывался от нетерпеливого дребезжания. Сонная Серафима, путаясь в ночной рубахе, подскочила к трубке и испуганно выдохнула:
– Кто это?
– Ну, для начала беседы пожелаем друг другу доброго утра, дитя мое, – наставительно произнес мамочкин голос. – И потом, Серафима, я недовольна. Сегодня у Семы Шишова, твоего водителя, день рождения, а ты преступно хоронишь драгоценные минуты в кровати. Немедленно поднимайся и беги к Оленьке Трофимовой. Это моя бывшая ученица, она сейчас работает в парикмахерской. Я с ней договорилась, и Оля сотворит из твоего пуха на голове чудо.
– Мам, – вяло сопротивлялась Серафима, – а зачем мне на голове какие-то чудеса?
– Не спорь! – на две нотки повысила голос мамочка. – Ты должна сегодня Семочку очаровать. Семочка Шишов замечательный мальчик. Очень ответственный ребенок. Кому, как не мне, это знать. Да, он никогда не учил уроки! У него даже тетради по физике не было, но так ведь он и уроков никогда не срывал! Зато всегда выносил мусор из класса. И, между прочим, всегда протирал доску… когда его никто не просил. Не смей им пренебрегать, это твой бриллиант! Только с ним ты распустишься орхидеей! Это тебе не твой шалопай Кукуев. Сейчас же прими ванну и начинай колдовать над своей внешностью, а Семочке передай мои искренние поздравления. Кстати, ты не забыла ему купить от меня в подарок справочник для начинающего физика?
Серафима уже было задремала возле трубки, но по интонации голоса, лившегося из нее, поняла – ее о чем-то спросили.
– Да! – резво ответила она на всякий случай.
– Что «да», горе мое? Забыла? Ну так я сейчас сама сбегаю в «Букинист»!
Серафима поняла, что наговорила лишнего, что сейчас мамочка ураганом прилетит к ней на собеседование, и быстро затараторила:
– Мамочка, я, конечно же, не забыла. Я уже и бумагой блестящей обернула, и вообще… Ой, у меня в ванной вода через край хлещет, я побегу, ладно?
– Хорошо, – милостиво позволила Сирена Романовна и напомнила: – Ночью непременно мне позвони, мы обсудим подробности вечера. И, Симочка, облей его своими чарами!
Кукуева клятвенно заверила мамочку, что обязательно чем-нибудь обольет, и спешно отключилась. Безрадостно обозрела пыль на полу и поплелась на кухню. Пока негромко шипел чайник, она пялилась в окно и думала о матери. Вот ведь как она мамочку любит, а не получается у них взаимопонимания. Нет, маменька-то наивно полагает, что знает свою дочь, как собственные пальцы. Еще бы ей не знать, она же каждое утро звонит своему сорокапятилетнему ребенку и подробно диктует, как прожить новый день. Конечно, более глобальные решения для Серафимы она уже давно запустила в жизнь. Так, еще в восторженной ее юности, после выпускного бала, матушка уселась с дочерью за столом и сосредоточенно начала листать «Справочник для поступающих в вузы».
– Так… Политехнический, технологический… Нет, это нам не подойдет… А медицинский? Сима, ты хочешь резать лягушкам вены? Ты жаждешь поступать в медицинский институт? – вдруг остановилась она на тридцать второй странице.
– Ма-а-ам, ну там же химию надо знать, а у меня… – протянула дочь.
Сирена Романовна только замахала руками:
– Ой, не говори мамочке, что у тебя с химией! Можно подумать, она не знает! Ну, тогда, может, в пед?
Сима только втянула голову в плечи – в пед ее тоже не тянуло, она знала, насколько нелегко живется самим педагогам. А уж каково их близким…
– Тогда… нет, сельхоз тоже не пойдет, надо будет в селе работать… Архитектурный… Самое оно! А здесь нужно рисовать… Ну ничего, ничего… – с облегчением улыбнулась мамочка и торжественно заявила: – Серафима, ты будешь рисовать!
– Но… но почему?
– А почему бы и нет?! – изумленно пожала плечами мамочка, и Серафима стала рисовать.
Правда, «рисовать» – это сильно сказано, в институте ее не поняли. Хотя поступить она поступила, но на дорожный факультет, где благополучно продержалась половину первого курса, потом смертельно влюбилась в пятикурсника Кукуева и вышла за него замуж. Кукуев был выходцем из района, общежития не жаловал, а студенческую столовую считал издевательством над драгоценным желудком. И потому очень охотно полюбил Симу, переместившись к ней и ее мамочке на жительство. Новоиспеченная жена поменяла фамилию, бросила институт, лучилась бабьим счастьем и стремительно училась жарить рыбу. Мамочка смочила слезой подушку и разменяла роскошную трешку на две квартирки – чего не сделаешь для семейного счастья единственной дочурки. Однако семейное счастье обвалилось – едва Кукуев закончил институт, как тут же умчался по распределению в иной город, напрочь позабыв захватить с собой молодую супругу с жареной рыбой. Супруга проревела месяца два, потом заявилась мамочка, выдернула дочь из холодной одинокой постели и сообщила:
– Я долго думала, дитя мое. Кукуев – не принц на белом коне, нет. Он и на коня-то не тянет. И этот институт с дорогами тебе не нужен. Тебя все равно уже отчислили. А денег на восстановление у нас нет…
Мамочка повертела дочь во все стороны, окинула придирчивым взглядом угловатую, нескладную фигуру дочери с острыми ключицами и хлипкими ручками-веточками и решительно заявила:
– Ты рождена для спорта!
Уже через неделю по мамочкиной протекции Кукуева Сима работала секретаршей в спортклубе и жила исключительно идеями спортивного мордобоя, то бишь бокса. Однако времена менялись – перестройки, переделки, все государственное перекупалось, а то и бесстыдно растаскивалось, менялись названия и руководство, и спортклуб тоже не миновала чаша сия. В клуб пришел новый хозяин, а вместе с ним целое стадо мускулистых, подтянутых, спортивных работников. С прежним штатом вежливо распрощались и попросили освободить рабочие места. Отчего-то с самой первой простились именно с Серафимой.
И снова растерзанную душу дочери излечила Сирена Романовна.
– Нет, дитя мое, – в очередной раз вертела она дочь перед своими очами, – скачки кулаков по физиономии – это не твой умственный предел. Ты создана повторить подвиг Макаренко. Ты и только ты должна сеять вечное и доброе в детских неокрепших душах! Тебя ждет школа!
К тому времени Сима уже научилась немножко противиться:
– Ага, детские души… А сама говорила, что в школе работать могут только камикадзе. Помнишь, как тебе Серегин на Восьмое марта подарил кинжал для харакири? А Пузырев на первое сентября притащил поллитровую банку с пчелами? А завуч под окошком млел – надо же, как детки пляшут! Не пойду в школу.
– Не спорь, дитя мое, пойдешь, – подняла бровки Сирена Романовна. – И не бойся! Я не отдам тебя на растерзание мальчишек-озорников! Ты будешь работать с робкими, прилежными девочками – учительницей труда, у нас как раз освободилось местечко.
Серафима сдалась. Быстро научилась кроить фартуки, вышивать крестиком и выдергивать нитки из салфеток, чтобы получалась необыкновенной красоты дырявая кайма. Правда, ученицы оказались не столь идеальны, как виделось мамочке, но Кукуева стойко переносила тяготы педагогического труда. Вплоть до того дня, когда прилежные и робкие девочки сперли из кабинета все три швейные машинки. С большим трудом возместив школе материальный ущерб, Серафима порвала с педагогикой.
Теперь мамочка перекинулась на частную трудовую деятельность и сунула доченьку в маршрутное такси. Серафима работала еще совсем недолго и до конца не успела разочароваться в профессии. Ее вполне устраивал график – два дня работать, два отдыхать. Она уже смирилась и с зарплатой – все же не меньше, чем в школе. Правда, вот никак не могла смириться со своим напарником Шишовым. Мечталось за рулем видеть более привлекательного представителя коварного противоположного пола. Но выбирать не приходилось, поэтому надо было налаживать хоть какие-то отношения и с этим представителем.
…Кукуева очнулась от раздумий и потянулась заваривать кофе. Сегодня как раз был первый день заслуженных выходных. Хотелось эдак побаловать себя кофе, конфетами, пирожными буше, свежим абрикосовым соком, но из перечисленного в наличии имелся только растворимый порошок, поэтому Серафима уткнулась в кружку и задумалась. На день рождения приглашали к четырем, а у нее еще ничего не придумано с платьем. Не идти же в старых джинсах!
Выход нашелся неожиданно. Мамочка еще летом отдала ей свой старенький костюм, дабы дочь на досуге перешила пуговицы (сейчас такие уже не носят), а заодно оторочила скромный воротничок норкой – ну, той, что осталась от старого пальто. И вот теперь Сима влезла в маменькин наряд и застыла перед зеркалом. Да, классические формы так и не вышли из моды, и темно голубой костюм не потерял привлекательности, однако ж размер… С талией все было в порядке – пуговицы легко сомкнулись на животе, как будто тут и росли. Но вот грудь… Красивый рельеф пиджака уныло обвисал там, где должен был аппетитно выпирать. И юбка туда же – на талии застегнулась тика в тику, а на бедрах болталась, будто у Серафимы и вовсе все туловище на талии заканчивалось. Конечно, пришлось вытаскивать машинку и застрачивать швы. Примета из рук вон отвратительная. Ну, так раздетой идти и вовсе ничего хорошего!
Ровно в четыре часа скромно накрашенная, с щедро залитыми лаком волосами Серафима Кукуева звонила в коричневую дерматиновую дверь.
– Здрасть… Вам кого? – появилась перед ней кривоногенькая девица дет двадцати пяти, с сорочьими круглыми глазками.
Серафима быстро достала из кармана смятую бумажку с адресом и уткнулась в написанный адрес. Адрес был тот, и Кукуева принялась приветливо пояснять:
– А мне это… мне к Шишову. Он здесь проживает? Шишов Семен Николаевич. Ну, такой еще маленький, черненький, на мартышечку похож. Здесь?
– А чо эт на мартышечку? – обиделась девица. – Он на бабушку Таню похож, так все говорили. Вам его позвать, что ль?
Серафима крякнула и прошуршала спрятанным далеко за спиной подарочным пакетом с трусами. Пока она раздумывала – попросить девицу позвать Семена Николаевича или уже ей подарок передать, к дверям подлетел сам Шишов и накинулся на девчонку:
– Ирка! Язви тя! Чего гостей-то не проводишь?!
– А чо, уже уходят? – вытаращилась та.
Шишов звонко щелкнул девицу по загривку и затарахтел:
– Кто уходит? Они только что пришли! Я грю: чего вот этих гостей не проводишь? За стол чего не проводишь вот этих самих гостей? – он ткнул пальцем прямо в хлипкую кукуевскую грудь.
Серафима дернула плечами – жест был явно лишним. Она сегодня немного схитрила: дабы костюмчик ладно сидел, некоторые места она щедро обложила ватой, и вот теперь Шишов тыкал своими пальцами прямо… прямо в заменитель силикона!
– Симка! А ты чо стоишь, засохла, что ль? – привычно гаркнул Сеня на кондукторшу, но тут же вспомнил, что она – долгожданный гость, и любезно расшаркался. – Проходи, Симочка, язви тя, все уже в сборе. А это дочка моя – Ирка, младшенькая. Ирка! Проводи гостью!
Ирина догадалась широко улыбнуться и даже распластаться на кривеньких ногах в книксене. Однако пригласить гостью войти снова позабыла. Серафима плюнула на все приличия и смело шагнула в прихожую.
– Сим, а ты чего это подарок-то за спиной прячешь? Давай мне, я подержу, – не слишком церемонился Шишов, выудил из рук напарницы пакет и подтолкнул в комнату. Затем громко возвестил: – А вот и наша Серафима! Встречаем, встречаем… Федоров, хорош без меня пиво-то дуть! Гостью, говорю, встречаем!
Он говорил так торжественно, будто предпенсионный конферансье в концертном зале, полном народа, однако ж за столом восседала только чета Федоровых. Лилька сверкала голыми молочными плечами, а Иван не переставая прикладывался к бутылке.
– Ой! Симка! – по-детски запрыгала на стуле Лилька. – А мы тебя ждем, ждем! Ну, чего ты имениннику подарила? Вань, прекрати жрать! Не слышишь, что я говорю: Сим, чего ты Сене подарила? Ты тоже интересуйся!
Ваня отупело уставился на жену, потом отставил бутылку, обстоятельно вытер губы полотенцем и забасил:
– Сим, чего ты там принесла? Интересуюсь.
– Так это… подарок она… – смущенно мялся Шишов и терзал блестящую упаковку.
– Нет-нет! – захлопала в ладошки Лилька. – Сеня, погоди открывать! Давай отгадывать! Это одеколон?
Серафима перекосилась. Ей вовсе не хотелось, чтобы кто-то тут ее подарок отгадывал. Вот ведь эта Лилька!
– А может, это… это одежда? – снова пытала та.
Кукуева обреченно мотнула головой. У Шишова радостно заблестели глаза.
– Примерить! Примерить! – завопила Лилька. – Вань, хорош жрать, говорю! Я тут кричу – примерить! Реагируй!
– Примерить! – послушно рявкнул Федоров.
Шишов смущенно зарделся, опустил глазки и обещающе задергал бровями.
– Ну… если только… я в другой комнате, ага?
И унесся, прихватив пакет. Он всерьез решил, что нескладная Серафима оказалась женщиной тонкого понимания и одарила его новой рубашкой. И вот сейчас он наконец сможет блеснуть обновками – Федоровы-то подарили только длинный и тощий, как крысячий хвост, галстук. Но уже через минуту он высунулся из комнаты с испуганным, перекошенным лицом:
– Там это… трусы… Чего, их тоже мерить?
Лилька радостно прыснула в ладошки, у доченьки Ирины самопроизвольно уронилась челюсть, а Иван Федоров, который собирался втихомолку осушить еще одну рюмочку, хрюкнул боровом и поперхнулся.
– Да! – рявкнула Сима, не вынеся больше издевательств над своим презентом. – А что я ему должна была подарить, колготки, что ли? А тут трусики – модно и стильно. И, между прочим, Лилечка, красиво. Не то что ваш замызганный ошейник!
– Друзья, друзья! А давайте выпьем! – торопливо затрещал Шишов, гася зарождающийся конфликт. – Попробуйте-ка вот салатик… Ирка, язви тя! Это я гостям говорю – попробуйте! Лиля, пробуй, его моя старшая, Татьяна, делала. Я, пока вас не было, ложку облизал на десять рядов!
Лилька уже было потянулась к салату, но при упоминании об облизанной ложке резко отдернула руку.
– А где сама Татьяна? – фальшиво заулыбалась она и прилипла губами к стакану.
– Да она, – отмахнулся Шишов, – к подружке побежала. У той какие-то семейные неприятности… Я предлагаю тост за моих гостей! Пусть у них все будет хорошо!
– Она к Алисе Гавриловне пошла, – вдруг сообщила Ирина. – У нее муж умер.
Присутствующие, как и полагается, на секунду затуманились, а потом Лилька резво подняла свой фужер:
– Сенечка! Налей мне вина, я хочу выпить за тебя!
– Его на вашей конечной кокнули, – упрямо гнула свое доченька именинника.
Гости затуманились вторично. После минуты молчания хозяин снова попытался спасти праздник, затараторил:
– Лилечка, давай я тебе налью водки, а? Мы напьемся и будем шалить. Как думаешь, твой Федоров взревнует? Федоров! Взревнуешь, а?
– Его поленом пришибли! – повысила голос Ирина, явно не желая уходить на второй план. – Мне Таня рассказывала – вот так прямо по голове, по голове… и поленом, поленом!
Гости враждебно уставились на девчонку, а та, оказавшись наконец в центре всеобщего внимания, уже расписывала подробности:
