Czytaj książkę: «Стажировка»

Редактор Александр Топоров

© Максим Сычев, 2022

ISBN 978-5-0056-8321-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Когда Максим предложил мне отредактировать его рукопись…. пальцепись… машинопись… компьютеропись… неважно… Когда я брался за дело, то даже и не мог представить, что этот текст так много расскажет про человека, с которым мы дружим, без малого, двадцать пять лет. И мне, а скоро и вам, станет ясно, например, откуда у автора такая любовь к охоте обычной, охоте грибной и рыбалке.

Приятного и весёлого прочтения, каким оно было и у меня.

А. Топоров

Стажировка
Длинное предисловие

Поздний вечер. Железнодорожный вокзал города Петровска, что недалеко от Саратова. На платформе останавливается военный УАЗ. Четыре человека в синей лётной форме выносят из салона бесчувственное тело прекрасного молодого человека и затаскивают внутрь поезда «Саратов – Санкт-Петербург». Укладывают на полку и просят проводницу, как можно дольше не будить. Поезд трогается, и, быстро набирая скорость, исчезает в ночной мгле. «Ну всё! Спровадили мерзавца!» – облегченно выдыхает инженер первой эскадрильи майор Смирнов и в сердцах жмет руку летчику-инструктору Кольцову. «А ведь шикарно стрелял – белку в глаз бил! Хотя целил в утку…» – заметил техник второй эскадрильи, старший прапорщик Григорьев. «И карася мастерски… прикармливал» – добавил Смирнов. Но, заметив укоризненный взгляд Кольцова, оба хором добавили: «Зараза!». Четвертый военный выбежал на край перрона и, грозя кулаком уходящему поезду, протяжно и вдумчиво выругался. «Кислицын – угомонись. Всё! Уехал он и больше никогда не вернётся! Надеюсь…» – успокоил вошедшего в раж прапорщика Смирнов. С чувством выполненного долга четверка села в служебную машину и отправилась в сторону военного городка. Когда машина скрылась за поворотом, из привокзальных кустов появились три симпатичные женщины. Они выжали пропитанные горючими слезами платки и уныло побрели в сторону всё того же военного городка. Дома их ждал приготовленный мужьями торжественный ужин с шампанским в честь «победы над врагом»…

На следующий день проснулся я от того, что кто-то яростно тряс меня за плечо. В последние две недели эдакая практика пробуждения стала для меня привычной. Так каждое утро приводили меня в сознание опаздывающие на утренние полеты летчики, которым я должен был провести предполетный медосмотр. Не разлепляя глаз, я сел на кровати и пошарил рукой по стене в поисках медицинского халата. Халата не было. Не было ни стены, ни кровати. Позвоночник донес размеренное постукивание колес о рельсы. Поезд! Сплавили, сволочи!!! От обиды захотелось упасть на грязный пол вагона и забиться в истерике. Ведь зарекался же не напиваться до коматозного состояния!

Глава 1. «Кодировка»

Начало третьего курса. Первые выходные после первой учебной недели. Каким-то фантастическим образом нас вечером занесло на дискотеку в ДК «Газа», что рядом с Кировским заводом. Название своё Дворец Культуры получил не в честь никому неизвестного тогда Газпрома и даже не от Горьковского Автомобильного Завода. Своим экзотическим названием он обязан героическому Путиловскому рабочему Ивану Газу. Так как Дворец расположен в исторически пролетарском районе, обычно там можно было найти только неприятности. Но в тот день перед дискотекой был небольшой концерт прославленной группы ДДТ, и мы отважились на безрассудство. И ещё до дискотеки очень удачно познакомились с экипажем стюардесс. Стюардессы – курсанты в юбках. Такое же спартанское обучение, такой же нечеловеческий график работы и сна и такая же неукротимая тяга к отдыху и любви. До самого закрытия дискотеки мы куражились на танцполе, потом на скамейке под пристальным надзором Ивана Ивановича Газа пили модный, в то время, ликер «Амаретто», потом бродили по проспекту Стачек и орали: «Стюардесса по имени Жанна», потом…

…Я проснулся в цивильной кровати. Рядом сладко посапывала… ээээ… ОНА! На удивление теплый утренний сентябрьский ветерок дул из открытого окна. Я резко встал и попытался подойти к окну. В голову воткнулся раскалённый гвоздь! Ууууу! Какая гадость эта ваша «Амаретта»! Сжав голову руками, я все-таки добрел до подоконника. Ах, какое чудесное утро воскресенья было бы без похмелья. Солнечное. Радостное. Детвора щебечет во дворе. Море виднеется невдалеке. Военные корабли стоят у пирсов. Ого! Как это меня в Кронштадт занесло? И Балтика необыкновенно синяя. Пальмы лениво покачиваются от утреннего бриза. Пальмы? ПАЛЬМЫ???

В Кронштадте пальмы не растут – я не в Кронштадте, а где-то очень далеко! От дикого ужаса волосы на ногах встали дыбом! Это сейчас любая искательница приключений на жопу мечтает проснуться на сказочном Бали, и чтобы вокруг плавали рыбки. И особой проблемы при наличии денег это не представляет – зашел на сайт, купил и полетел. А в далеком 1991 году с перелетами было посложнее. Чтобы купить билет на самолет, за два месяца до полета нужно было отстоять в пять утра километровую очередь. А я вдобавок курсант и всего лишь третьего курса. Мало того, что денег нет, так ещё и панический страх нарушить воинскую дисциплину. Первый год обучения мы перемещались по городу исключительно строем. Когда на втором курсе нам разрешили свободный выход в город, всё равно некоторое время многие, как волчата от норы, боялись далеко отходить от родной Академии. Потому-что вокруг бродит много военных патрулей и прочих опасностей. К тому же «бегунок» (разрешение на свободный выход в город) давал право путешествовать только по Ленинграду и близлежащим деревням. А покинуть военный гарнизон можно было только при наличии отпускного билета или командировочного удостоверения. И тут я, совершенно один, оказываюсь в чужом военном гарнизоне и среди пальм (вряд ли в Таврическом саду пальмы из оранжереи за ночь пересадили на берег пруда и напустили в него военных корабликов). Это не просто «самоволка», это дезертирство. Тут нарядом вне очереди не отделаешься: отчисление, дисбат и пожизненный эцих с гвоздями. Я принялся трясти «любовь всей своей жизни на одну ночь»: «Лика! Проснись!» (Ого! Даже имя с перепугу вспомнил). Лика нехотя открыла глаза и поинтересовалась:

– Что случилось, милый? Изголодался уже?

– Нет! Хотя да… Но сейчас не об этом. ГДЕ Я?

– У меня дома.

– А точнее?

– Улица Громова, 62.

– К черту мелкие подробности. Город какой?

– Севастополь.

Ответ меня ошарашил:

– А почему… я… в Севастополе?

– Сам же вчера, когда меня на рейс провожал, жаловался: «А я никогда не был в Севастополе. Вот бы посмотреть». Смотри!

Так. Я в Севастополе, а через несколько часов у меня вечерняя поверка в Ленинграде. Я сел на край кровати и обхватил голову руками. Лика прижалась щекой к моему плечу:

– Ну что ты так распереживался? Все же хорошо?

– ХОРОШО!!!??? Как я домой попаду?

– Так же, как и сюда попал – в кресле штурмана.

Она обняла меня руками за шею и завалила на кровать:

– Давай быстрее, а то скоро родители с рынка вернуться!

Желание девушки – закон. Только кома может остановить курсанта от основного боевого применения, и то не факт. Успели чудом. Когда я выползал из душа, натягивая синие армейские труселя, щелкнул дверной замок, дверь распахнулась и вошли родители. Первой появилась мама. Точная копия Лики, только более ранней версии: такая же кукольно-точеная голубоглазая блондинка с неснимаемой очаровательной улыбкой (возможно, тоже стюардесса).

Специально для иностранных читателей поясню. В СССР улыбка – это проявление положительных эмоций. Улыбаются люди только тогда, когда им весело, радостно или просто хорошо. В остальное время лица спокойны. Постоянная улыбка на лице – результат профессиональной деформации представителей некоторых служб, которым по работе вменяется постоянно улыбаться, независимо от настроения. Одна из таких профессий – стюардессы.

За ней вошел отец. Высокий блондин в форме капитана 3 ранга. Увидев человека в офицерском мундире, я сугубо автоматически исполнил воинское приветствие: левую руку приложил к темени в качестве имитации головного убора, а правой «отдал честь». Капитан с интересом осмотрел меня, поставил на столик в прихожей сумки с продуктами, ответил на моё приветствие и представился. Господи! Ну почему это все происходит именно со мной! Оказалось, что он «Курсовой офицер Севастопольского Высшего военно-морского училища». По военному этикету я был обязан представится в ответ. Что-то придумать в том состоянии я был не в состоянии. Эх! «Семи смертям не бывать, а одной не миновать! Интересно, а какая в Севастополе гауптвахта?» Я набрал в грудь побольше воздуха и выпалил: «Курсант третьего курса Военно-Медицинской Академии Сычев. Факультет авиационной и космической медицины». Папа посмотрел на меня с ещё большим интересом:

– Ишь ты! Военно-Медицинской Академии. Это той, что в Ленинграде?

– Так точно!

– А к нам какими судьбами: в отпуск аль в командировку?

Вот теперь точно всё! Пришлось рассказать историю своего появления в Севастополе, обильно посыпая рассказ наречиями «наверное» и «видимо». В конце рассказа Лика попыталась заступиться за меня: «…Пап, ну что ты к нему пристал? Это я пригласила…» – но под суровым взглядом отца убежала на кухню, помогать маме разбирать продукты. А меня начали воспитывать. Нет! ВОСПИТЫВАТЬ!!!

Начался воспитательный процесс довольно тривиально – я отхватил солидный подзатыльник.

«А вот мой любимый шеф, Алексей Вячеславович, по отношению ко мне таких педагогических методик не применяет! А, возможно, зря» – думал я, пока глаза втягивались назад в орбиты. Затем «кап-три» затолкал меня в зал и закрыл дверь. После чего последовала длинная витиеватая тирада, в которой цензурными были только предлоги! Выговорившись, он приказал:

– Одевайся!

«В комендатуру поедем?» – мысленно поинтересовался я, но не угадал – мы пошли завтракать. За завтраком была поднята тема зарождения воинской дисциплины на Руси:

– Дисциплина в полку – удар по врагу!

– Дисциплину держать – значит побеждать!

– Дисциплинированный воин похвалы достоин!

После завтрака воспитательная политинформация продолжилась. Мама попыталась прервать экзекуцию, подсунув мне альбом с фотографиями голожопенькой годовалой Лики, но под суровым взглядом главы семейства ретировалась. Вместе с альбомом. Когда мы дошли до великих побед в ходе Великой Отечественной Войны, достигнутых благодаря порядку и организованности, капитан посмотрел на часы и сказал:

– Ну всё, собирайся.

«Ну, теперь-то точно на губу?» – уже с облегчением понадеялся я, но опять не угадал. Я, Лика и папа сели в красную семейную «шестерку» и отправились в аэропорт Симферополя. Это были два часа ада! Похмелье моё никуда не делось, но в машине к нему добавилась ещё одна беда – меня начало укачивать. А офицер и не думал прекращать свою словесную пытку. Лика, привычная к таким речам с детства, мирно посапывала на заднем сидении, досматривая последний сон, а я погибал! Самыми страшными клятвами я обещал себе никогда в жизни больше не напиваться до состояния Жени Лукашина. Припарковавшись возле здания аэропорта, садист закончил свою лекцию словами:

– И запомни! Устав внутренней службы писан кровью наших дедов и отцов!

Мило улыбнулся на прощанье и был таков. А я, сдерживая рвотные позывы, поплелся за Ликой в сторону стоянки самолетов…

…На вечернюю поверку я в тот день успел, и никто так и не заметил моего отсутствия. Но вернуться в Ленинград у меня все-таки не получилось. Пока я «наслаждался» красотами Крыма, город переименовали в Санкт-Петербург. О чем, скорее всего, пытался мне намекнуть Шевчук на дискотеке, но я намеки понимаю плохо…

…Но, вернёмся в поезд «Саратов – Санкт-Петербург». Три года мне удавалось исполнять данную самому себе клятву, но вот опять! Ведь только что: «А давайте выпьем за то, чтобы количество взлетов всегда равнялось количеству посадок» – и вдруг я уже в поезде и куда-то подевалась суббота!

Прервал мои раздумья грубый мужской голос:

– Аллё! Братан! Ты живой вообще?

Я открыл глаза. Надо мной нависал довольно крупный старший лейтенант каких-то инженерных войск.

– Уже вечер! А ты даже не шевелишься.

– Все нормально – жить буду. Хотя сушняк дикий. Есть чем поправить здоровье?

– Обижаешь! – улыбнулся старлей и ушел. Через минуту солдат принес стакан водки. Я залпом выпил. Практически сразу перестало мутить, стучать по затылку кувалдой и снова потянуло в сон. Я ткнулся лицом в подушку, но долго понежится мне не дали.

– Молодой человек…

Противный писклявый женский голос зазвучал в правом ухе. Я перевернулся на спину. Рядом с моей полкой стояла несильно симпатичная, но гораздо более привлекательная, чем старший лейтенант, девица.

– Молодой человек, а не хотите с нами поиграть в карты? ПОЖАЛУЙСТА!

Ого, как сильно ей хочется в карты поиграть! Ну пойдем. Мы прошли в соседнее купе, где сидела ещё одна «картежница» с выпученными от ужаса глазами. Вокруг купе, как акулы вокруг добычи, кружили около десятка солдат.

Фирменное проклятье от РЖД звучит так: «Чтобы ты ехал от Москвы до Владивостока, на боковой полке, возле туалета, в вагоне с дембелями!» Бойцы из нашего вагона дембелями не были, но повадками сильно не отличались. Они ехали из Саратова в Карелию на какие-то учения связистов, в большинстве своем были старослужащими, сильно истосковавшимися по женской любви и ласке. Старшим отряда был майор. Именно он до последнего момента сдерживал все похотливые порывы бойцов. Но ничто человеческое и ему не чуждо. Поэтому, забрав с собой старлея и остатки спиртного, он закрылся в купе с проводницами, потеряв к невинным шалостям своих подчиненных всяческий интерес. И только моё скромное присутствие уберегло двух моих новых подруг от группового изнасилования. Огромное количество лычек, как у капитана дальнего плавания, под моим шевроном и змеи на петлицах удерживали солдат на почтенном расстоянии.

И тут до меня дошло: «Да ведь меня только что „сняли“! Грязно и примитивно!» Стало обидно – хотелось романтики.

Я сидел за столом, силясь вспомнить, что означают все эти крестики, сердечки, циферки и буквы на картинках в моих руках и обдумывал текущее положение дел. Так, что мы имеем: вернуться назад в Петровск вряд ли получится – денег нет. Жаль! Столько всего недосказанного осталось. С другой стороны, если господа офицеры пошли на такой низкий шаг, пусть им теперь неудовлетворенные жены пару недель мозг выносят! А что делать мне? Идти прямиком в alma mater не самая хорошая идея. У начальника курса всяко возникнет вопрос: «А кто это такой недостажированный к нам пожаловал?» Машка, у которой я в тот момент квартировался, должна быть с родителями на даче. А вот где эта дача я не имел ни малейшего понятия. Носиться по бескрайней Ленинградской области в поисках одной единственной конкретной дачи с Машкой внутри – не самая хорошая идея. Это что же получается, очень даже вовремя меня «сняли»? Будет где и с кем провести следующую неделю. И я по-новому посмотрел на своих будущих сожительниц. Или водка всосалась, или в новом свете они мне показались очень даже ничего! Симпатичные!

За остаток пути мы основательно сдружились и даже сблизились, на зависть остальным пассажирам нашего вагона. Девочки оказались студентками Института Технологии и Дизайна и возвращались на учебу из отпуска. С «тряпочкой» (а именно так на питерском сленге назывался институт) курсантов-медиков связывали давние, тесные и теплые отношения. Мне даже не пришлось напрашиваться в гости, всё как-то само-собой получилось. И когда мы вышли из поезда на платформу, меня донимал лишь один вопрос: «В какую общагу „тряпочки“ мы сейчас поедем?» Лишь бы не на Луначарского! Там меня слишком хорошо знали и могли наболтать лишнего. Но мы вышли из метро на Сенной площади. Здесь находилась самая древняя, но самая элитная общага. Котировалась она потому, что была в двух шагах от самого института. Получить место в этой общаге было нелегко, и обитали в ней в основном одни «зубрилки». Именно поэтому я в ней ни разу не был. Меня судьба сводила с любительницами мало учиться, но хорошо отдыхать.

Мы поднялись по огромной круговой лестнице дореволюционного дома и постучали в гигантскую дверь на втором этаже. Дверь открыли две стройные, абсолютно голые ножки. Впрочем, и на остальном теле, кроме символических трусиков, одежды не было. «Ой!» – без тени смущения сказали «ножки» и развернули организм в наиболее привлекательную предпродажную позицию. «Шикарная грудь – конечно, буду!» – мысленно согласился я и принялся знакомится. Ножки принадлежали Марианне, лучшей подруге моей будущей единственной и неповторимой, но пока совсем не известной мне жены…

Глава 2. Прелюдия

Есть в Красной Армии старая добрая традиция отправлять личинки офицеров в действующие войска на смотрины. Чтобы потом, после получения офицерских звезд и прибытия на службу, не было культурного шока: «А в телевизоре все по-другому было! Офицеры добрые и учтивые, а генерал – Василий Лановой, а не вот эта жуткая образина! Верните меня обратно!!!» Курсанты-медики не являются исключением. В нас хоть и плещется голубая кровь, и отношение к врачам в войсках особенное трепетное, всё равно случались казусы. Поэтому лучше обвыкнуться заранее. Называется этот ритуал «стажировка». Проводится он обычно летом, перед последним выпускным курсом. Чтобы было время все ещё раз как следует обдумать и, в случае чего, экстренно жениться на некрасивой дочери начальника кафедры и стать «незаменимым» сотрудником, которого в войска не посылают. Можно просто заиметь «полезную» инвалидность или найти среди родственников сильно больную бабушку.

Так как наш факультет весь из себя авиационно-космический, то и стажироваться нам полагалось в летных частях. Выбирались для этого самые показательные гарнизоны. Парочка отличников, конечно, поехала в Кубинку, чтобы сразу привыкнуть к «Русским Витязям». Нашлись у нас на курсе три VIP-слушателя! Вовкодав, Крыжановский и Бондарчук поехали к шефу на дачу, строить баню и собирать урожай. Всех троих Родина посчитала уже достаточно готовыми к тяготам службы и решила не тратить их драгоценное время на пустяки. Нам с Федей Калининым (он же «Федор», он же «Боб») досталась деревня Гадюкино. Точнее, город Петровск Саратовской губернии. До сих пор мне непонятно, за какие такие заслуги эту жемчужину поволжских болот обозвали городом, но факт остаётся фактом. В Петровске находился учебный полк Балашовского училища военно-транспортной авиации. Больше там ничего не находилось. В сам Балашов отправили Именовского с Филатовым.

Перед отправкой в войска нас основательно проинструктировали, выдали учебные планы. Также по большому секрету намекнули, что всем нам уже присвоено первое офицерское звание – младший лейтенант. Но официальный приказ ещё не пришел, поэтому на стажировку мы отправляемся в курсантской форме. Хотя вести себя должны соответственно гордому званию офицера. Я все инструктажи благополучно пропустил мимо ушей, меня волновал только один вопрос: «Сколько выдадут „командировочных“?» Выдали! И много. Мы с Федей поступили очень предусмотрительно – закупили на все деньги коньяк. Добрую часть выпили сразу, отмечая виртуальные лейтенантские звезды, остальное перемотали портянками и распихали по сумкам. В путь!

На дворе август 1994 года. В Чечне началась вторая военная компания, в Питере, Игры доброй воли, а Петровск пребывает в счастливом неведении. Наши герои тем временем открыли вторую бутылку не сильно вкусного, но очень крепкого коньяка «Арагви». По дикой случайности им достались две нижние полки в плацкартном вагоне поезда «Санкт-Петербург – Саратов». Соседи по купе загнаны на свои верхние места, и оттуда слышаться отчетливые звуки сглатываемой слюны. Боб ехидно улыбнулся глядя вверх, махнул рукой с огрызком огурца и рявкнул: «Наливай!» Я усердно начал целиться горлышком бутылки в створ стакана. В проходе одна над другой, как на светофоре, появилось три улыбающихся физиономии.

– Распитие спиртных напитков в общественном месте, – сказала нижняя голова. Верхняя укоризненно покачалась и добавила: «Ай-ай-ай!».

– Будем составлять протокол, – с напускной грустью подытожила средняя.

– А может, лучше вы к нам присоединитесь? – робко поинтересовался я. Все три лица загадочно улыбнулись, и сразу стало понятно – они уже «присоединялись». Федя протер глаза, навел фокус на красные околыши на фуражках и без тени смущения спросил:

– Менты, чё ли? – Лица стали заметно суровее. Нижнее наконец-то выдвинуло из-за перегородки остальные части тела, подсело к нашему столику и, доставая бланк протокола приказало:

– Остатки спиртного УНИЧТОЖИТЬ! – С верхней полки раздалось ехидное хихиканье, Боб потерял сознание…

…Траурная процессия медленно и торжественно направлялась к месту казни – в тамбур. Я, с остекленевшим от ужаса лицом, на вытянутых руках, нес «приговоренную». Федя, уронив голову мне на плечо, слизывал со щеки скупую мужскую слезу. Сопровождающий нас сержант до победного держал себя в руках, но в конце концов не выдержал: «Да что же я зверь какой что ли?». Схватил с головы фуражку, намереваясь залихватски шмякнуть ею об пол, но не стал – побрезговал. Плотно закрыл дверь тамбура и прошептал: «Допивайте…» Долго нас уговаривать не пришлось! Радостно забулькало, пустая бутылка разбилась о придорожный гравий…

…Спустя неделю. Управление авиационно-космического факультета. Кабинет заместителя начальника факультета по воспитательной работе. Полковник судорожно перебирает документы на столе. Что за черт – все нужные. И газеты, как назло, зачем-то утром по курсам раздал! В дверь постучались:

– Разрешите, тащ полковник? – Вошел дежурный по факультету, – Тут малява из ментовки… эээ… виноват! Пришел рапорт из милиции. Калинин и Сычев в очередной раз отличились: «Распитие спиртных напитков в общественном месте!» – и протянул рапорт заместителю.

– Вот негодяи! – с напускным возмущением произнес тот, и, увлекая дежурного за собой вышел из кабинета. Закрыл дверь, и, разминая на ходу «важный документ» для придания дополнительной нежности быстрым шагом устремился в конец коридора, к помещению с гордым военно-морским названием «гальюн»!..

…Вернёмся в прошлое. Злобные нарушители общественного порядка, тем временем, даже не догадывались, какую добрую службу им сослужила просроченная ряженка. Выйдя из поезда в Саратове, они решили прям так сразу не шокировать жителей Петровска своим появлением, а немного развлечься в столице области. Обзорную экскурсию по городу любезно согласился провести мой бывший одноклассник Олег Плетнев, с друзьями. Как там было у классика: «В деревню, к тётке, в глушь, В САРАТОВ!»?

За триста лет ничего не поменялось. Совсем ни Диснейленд. Памятников понатыкали и сплошное зодчество. А с учетом того, что было пасмурно, и накрапывал легкий дождик, у нас возникло ощущение deja vu. Как будто из Питера и не уезжали. И мне, и Феде экскурсия уже порядком поднадоела. Меня манила фигура курсовой отличницы, которая упоенно рассказывала о нелегкой судьбе архитектора очередного сарая, Боб каждый раз недвусмысленно облизывался, когда в сумке сквозь портянки позвякивал «Арагви». Наконец-то культурная часть экскурсии подошла к концу, и перед тем, как перейти к ещё более увлекательной прогулке по мосту через Волгу, мы напоследок остановились возле старинного здания с высокими готическими шпилями. «Саратовская музыкальная консерватория» – гласила надпись над входом. «Была построена в…» – начала бубнить зубрилка, а моё внимание привлекла латунная табличка рядом с дверями: «В этом здании училась и творила (недолго, пока не выгнали) великая русская певица Алена Апина» – и портрет, чтобы не у кого не оставалось сомнений. Эвон оно как – «Великая певица!» Знавал я питерских «консерваторок», там был совсем другой коленкор…