Cytaty z książki «Детство», strona 3

Вся она – темная, но светилась изнутри – через глаза – неугасимым, веселым и теплым светом

ее серые глаза опухли и словно тают, стекая крупными каплями слез

Вечер был тихий, кроткий, один из тех грустных вечеров бабьего лета, когда всё вокруг так цветисто и так заметно линяет, беднеет с каждым часом, а земля уже истощила все свои сытные, летние запахи, пахнет только холодной сыростью, воздух же странно прозрачен, и в красноватом небе суетно мелькают галки, возбуждая невеселые мысли. Всё немотно и тихо; каждый звук – шорох птицы, шелест упавшего листа – кажется громким, заставляет опасливо вздрогнуть, но, вздрогнув, снова замираешь в тишине – она обняла всю землю и наполняет грудь.

вышло, а дома посмеялись, похвалили за удачу, он и взял

это ее бескорыстная любовь к миру обогатила меня, насытив крепкой силой для трудной жизни.

над гитарой, вытягивал шею, точно гусь; круглое, беззаботное лицо его становилось сонным; живые, неуловимые глаза угасали в масленом тумане, и, тихонько пощипывая струны, он играл что-то разымчивое, невольно поднимавшее на ноги. Его музыка требовала напряженной тишины; торопливым ручьем она бежала откуда-то издали, просачивалась сквозь пол и стены и, волнуя сердце, выманивала непонятное чувство, грустное и беспокойное. Под эту музыку становилось жалко всех и себя самого, большие казались тоже маленькими, и все сидели неподвижно, притаясь в задумчивом молчании. Особенно напряженно слушал

нехорошо, у меня тоже дрожали ноги. Но стало еще хуже, когда он покорно лег на скамью вниз лицом, а Ванька, привязав его к

Невидимо течет по улице сонная усталость и жмет, давит сердце, глаза

Ой, Ленька, голуба́ душа, хорошо всё у бога и на небе и на земле, так хорошо… – А у нас хорошо разве? Осенив себя крестом, бабушка ответила: – Слава пресвятой богородице, – всё хорошо! Это меня смущало: трудно было признать, что в доме всё хорошо; мне казалось, в нем живется хуже и хуже.

В детстве я представляю сам себя ульем, куда разные простые, серые люди сносили, как пчелы, мед своих знаний и дум о жизни, щедро обогащая душу мою, кто чем мог. Часто мед этот бывал грязен и горек, но всякое знание – все-таки мед.