Смотрите, я – денди порока,
В изысканном смокинге зла.
Без бабочки этики… Тонко,
Фривольность меня обняла.
И стрелки на брюках как рельсы
В красивую, сладкую быль…
Сбиваю ботинком повесы
Сентенций налипшую пыль.
И будто Джоконды улыбка…
И будто Зеницы жреца…
И тает болезненность зыбко
В овале худого лица…
И молят поклонницы губы
Автограф поставить в засос…
И гибнут сердца как медузы,
Что брошены на берег грез!
Солдаты залп дали над гробом –
Забили в колокол тоски…
И горечь, в горле, встала комом,
И боль растрескала виски…
Вот кто-то мать поднял старушку,
Она опала средь рядов…
А вскоре опустили крышку,
Под скорбь венков…
То тут, то там мелькнет сутана,
С ветвей спадает белый пух
И белым тюлем, без изъяна,
Он покрывает всё вокруг…
Смягчает траурные краски,
Привносит легкую печаль,
И гроб спускают без опаски –
Мать не уйдет, надрывно, в шаль…
И кормят, свежей горстью, яму,
В приправу терпкие цветы,
Затем могильщики упрямо
Лишают яму пустоты.
И воздымается над прахом
Надгробья траурный гранит,
И эпитафия пожаром
На нем неистово горит…
И все расходятся неспешно…
Их забирает суета,
Чтобы, когда-то, неизбежно –
Вернуть сюда,
Вернуть сюда…
Порхала бабочка, кружась на ветерке.
Своими “Па” природу оживляя…
Увидел слон ее, летящую в пике,
И поспешил за ней, хвостом своим виляя…
В его глазах блуждало восхищенье,
Ушами он махал подобно ей,
И всем своим слоновьим поведеньем
Он подражал искуснице своей…
Она же, хрупкий, полюбив цветок,
Скорее повенчаться с ним решила
И свадебный качал их ветерок,
И солнце тосты, радостно, лучило…
А слон влюбился в ярко-красный мак,
Что возвышался над цветов толпою,
И жадно обнимал его, да так,
Что раздавил и погубил собою…
Вот так и люди губят Идеал
Слоновьей тяжестью иступленных страстей!
И возвышая восхищений пьедестал,
Его в надгробье обращают все быстрей!