Czytaj książkę: «Мы были людьми»
Вступление
Хочу поприветствовать своего читателя и поблагодарить его за то, что он взял в свои руки этот сборник очерков. Для меня этот человек особенно дорог, потому что он каким-то образом захотел оторваться от своего спокойствия и посмотреть на другую, тяжёлую и не совсем приглядную, сторону жизни. Последняя разделяет эту жизнь на до и после, прозрачно показывая истинную природу человеческих взаимоотношений. Последняя раскрывает самого тебя и позволяет посмотреть на твои сильные или слабые стороны. Обычно ведь так приходится, что об этих «сторонах» на войне пишут только самое лучшее, достойно отображая мужественное начало и большую силу нашего воинства.
Так оно и должно быть, однако в моих текстах воинствующих настроений и больших радостей нет, потому что на фронте святое обычно очень трудно разглядеть, ибо оно очень глубоко спрятано. И всё же я постарался его распознать и выложил об этом святом свои мысли, дополнив их набросками в карандаше.
Знаете, никогда бы в своей жизни не подумал о том, что буду когда-то и о чём-то писать. Впрочем, и с этим сборником всё могло быть точно так, если бы не сложились определённые обстоятельства, которые и положили ему начало.
Началось всё очень давно, ещё осенью двадцать второго года, когда я входил в состав группы по эвакуации раненых. Тогда, находясь вместе со своими товарищами под обстрелом в подвале полуразбитого сарая, мне впервые захотелось описать чувства людей, попавших в эту огненную западню.
Спустя какое-то время я начал больше писать не только об этих людях, но и описывать некоторые другие фронтовые эпизоды, которые были тесно и неразрывно связаны со мной.
Конечно, не всегда на то было время, что-то писалось в суете ежедневной текучки, в то время как на другое просто оставлял некоторые приписки в виде основных мыслей на черновике, которые позже я уже развивал в более подходящее время. Так же обстояло дело и с набросками (иллюстрациями), становление которых положила обыкновенная пачка из набора простых карандашей, которые я нашёл вместе с маленьким альбомом в одной из посылок, присланных нам от какой-то детской школы Екатеринбурга с подписью «Солдатам в помощь».
Так всё и началось, так стал вести повествование один из участников этого хладнокровного и непредсказуемого потока войны. Хотя какое повествование, скорее всего, записи в своём помятом ежедневнике. Тогда я не думал, что эти записи найдут себе какое-то второе рождение, однако им дал на то право близкий для меня человек. Он просто постарался меня убедить, что какое-то наследие от пережитого всё же должно остаться, должно быть кем-нибудь воспринято, а может быть, даже и переосмыслено.
В этих записях отражаются небольшие фрагменты из моего околофронтового пути. Я намеренно не указывал в них названия населённых пунктов, как и практически не упоминал имена близких для меня солдат и офицеров. Все события, которые отражены в моих очерках, не имеют автобиографической последовательности, как и не представляют тесную временно-пространственную связь. Я не привязывался к хронологии, а отображал в рассказах те события, в которых для меня закрадывались смыслы, во всяком случае, я эти смыслы в них видел. Тем не менее, даже несмотря на то, я всё же немного постарался и расположил свои очерки по мере их календарного и годичного чередования.
Хочу сразу же предупредить, что при прочтении моих рассказов кто-то из невольных читателей может поперхнуться от злобы, усомнившись в действительности каких-то событий, в тех же извлечениях или выисканных смыслах, которые я излагаю. Для них я просто скажу, что всё то, о чём я пишу, – действительно было, хотят они того или нет. Это просто данность, которая либо осуждается, либо принимается и переосмысливается.
Также хочу предостеречь читателей, подумывающих, что я овеял себя ореолом геройства и покрыл святым нимбом, возможно, даже заставил испытывать к себе какую-то жалость. Для них я просто скажу, что у меня нет больших подвигов, я просто очевидец из группы эвакуации, который был в общем потоке большого движения. Я не принимал участия в больших передрягах, и на моей груди не висит больших орденов. Были, есть и будут достойные воины, с которыми я даже близко не стою по уровню их пройденного и пережитого. Поэтому я всего лишь обычный участник, которому отчасти повезло, просто где-то слишком, а где-то не очень. Я живой участник, который не претендует на какую-то истину, как и не отождествляет себя примером для подражания. Я просто повествователь от уровня своего видения, не больше и не меньше.
А что до жалости, то она сама невольно будет подкрадываться к читателю, потому что в моих очерках я постарался изложить свои мысли так, как они содержались в моей душе. Я постарался заходить глубоко, чтобы у читателя появилась возможность окунуться в другой мир, и я не мог о нём писать поверхностно, потому что это было бы не настолько искренне, чтобы увидеть другую сторону жизни, чтобы распознать радости, боль и тяжесть находящихся в её потоке людей. А их страдания по определению тягостные, они вызывают жалость и слёзы, через которые сочувствующие преобразуются. Только так и через преодоление познаётся большая жизнь с другой стороны.
Познавайте же и вы, фронтовой сборник очерков теперь в ваших руках.
Морозное утро марта
День тогда был ясный, на дворе стояло морозное мартовское утро. Я только недавно вылез из своего спальника, надел одни шерстяные перчатки на другие и пошёл греться к костру, который разожгли возле нашего свинарника. Первые дни весны – и такая жуткая стужа на Белгородской земле.
Тогда оттуда, как и от многих других приграничных районов, война брала своё начало. Тогда её путь только формировался, и, собственно, о том, что на ней происходило в первые дни, широкой публике было далеко не известно. Не было тогда в таком огромном количестве телеграм-каналов и военных корреспондентов, поэтому о ходе тех событий можно было лишь узнать из вечерних новостных программ. Впрочем, и не только из них, потому что стали просачиваться первые нелицеприятные слухи, в которые большинство не могло верить. Впрочем, на то время их и подтвердить могли только напрямую те, которые заходили в самые первые дни похода. А начинались они со многими упущениями и недоразумениями, с которыми нам пришлось столкнуться. Столкнуться в силу ряда причин, одной из которых была обыкновенная неподготовленность, которая ещё долго напоминала о себе по мере выполнения нами боевых задач. На одну из таких боевых вылазок удалось напроситься и мне, однако загаданного мною сценария не вышло, потому что прибыть в составе подразделения на местность в обозначенное время мы попросту не смогли.
Проблемы начались ещё перед началом выполнения боевой задачи, однако я о них не предполагал и даже не задумывался, потому что для меня это был первый боевой выход, и я просто с каким-то жадным предвкушением ждал выдвижения нашей роты. А началось оно не сразу, ещё с прошлого дня планировалось собирать колонну, однако по ряду причин время погрузки на бронетехнику постоянно переносилось. Позже об одной из этих причин я узнал, когда меня спросили, имею ли я навыки вождения на гусеничном бронетранспортёре. После меня опрашивали, как выяснилось, об этом и других. В связи с этим, а также с тем, что нам не пригнали бронированную технику, вся собранная ротная группа расслабилась. Так и моё томление постепенно улеглось. Мы теперь просто ждали, когда поступит команда, а до этого решили разместиться на полу в здании одного заброшенного свинарника. Места в нём было не так много, поэтому, сжавшись от холода, в спальниках мы тесно лежали на деревянном настиле.
Конечно, пытаясь улучшить своё положение, мы установили несколько печек-буржуек, однако их тепла не хватало для обогрева большого помещения, которое к тому же было с многочисленными дырами и щелями между рам полуразбитых окон. Тепло было только тем, кто спал рядом с печкой, остальные же морозились, надевая перед сном бушлаты. Причём спали мы не только ночью, но и периодически днём, просто потому что из согретого спального мешка не хотелось вылезать, однако некоторые построения всё же заставляли показываться на свет. После одного из таких построений мы так промёрзли, что ничего лучшего не придумали, как просто разжечь кострище возле входа в отстойник, тем более никто особо не возражал. Так мы и грелись днём, разбавляя свои разговоры едой из армейских сухпайков. А потом как-то ранним утром поступила команда на первую готовность, мы собрали свои вещи и были готовы грузиться, однако нам всё равно пришлось чего-то ждать. И командиру в том числе, который каким-то образом всё-таки раздобыл водителя-механика.
После того как прошло ещё два часа, нам всё-таки пришла отмашка, и мы закинули свои вещи на легкобронированные тягачи, предварительно обвязав их шпагатными верёвками. Зарычав выхлопами искр, тягачи, ополневшие усевшейся на них пехотой, начали своё движение. Сразу же последовала какая-то короткая заминка, в результате которой мы ударились в борт впереди идущей машины. Наш командир сразу же начал выплёскивать на механика всякие ругательства, а тот с дрожью в голосе оправдывается, что у машины рычаги плохие и что он вообще за ними сидит второй раз. Так, в общем-то, и было, водителя нашли наскоро, а в том, что он врезался, не было его вины. Рычаг тормоза он и вправду дёргал, только тягач после этого почему-то катился ещё два-три метра вперёд, поэтому столкновения было не избежать. Ну командир вроде сжалился, и мы двинулись дальше.
По началу своей дороги мы держали некоторый интервал движения, а после все погнали с какой-то скоростью. Рванули, конечно, с азартом, однако вторая машина из колонны сразу же заглохла, не успев пройти даже километра. Для нас это не показалось чем-то критичным, потому что у нас машина работала тоже не очень хорошо, однако мы по трассе двигались весьма уверенно.
Трудно, конечно, забыть тот момент, когда по загородной дорожной магистрали в обжигающий щёки мороз и метель несутся в составе колонны боевые машины, на которых десантом уместились стойкие люди. Тогда я был в их составе, и, даже несмотря на обдувающий леденящий ветер, я всё равно не мог закрыть глаза, потому что я хотел видеть, как каждый из проезжающих навстречу водителей салютовал протяжным сигналом гудка или приветствовал нас иначе, вытягивая поднятый вверх палец. Чувство неимоверной гордости одолевало, ведь первые дни войны, а навстречу отважным уже встречается одобрение и поддержка. В таких настроениях мы мчались вперёд, обогнали даже своих ребят из соседнего взвода и, посмеявшись над ними, рванули дальше.
В какой-то момент пришлось немного притормозить, потому что машина ребят из смежного взвода почему-то остановилась на обочине. Когда уже к ним чуть стали подъезжать, то те кинули отмашку, чтобы мы их не ждали, добавив, что у них какие-то проблемы с двигателем. Мы это приняли несколько настороженно и помчались дальше, как вдруг спустя километр встретили таких же ребят, которые матерились и разводили руками. Мы уже понимали, о чём они негодовали, а через некоторое время и сами стали нервничать, потому что из отделения нашей машины запахло жжёной резиной. После же, помимо запаха из-под крышки двигателя, пошёл ещё и густой дым, после которого машина потеряла ход и встала у какого-то малого частного сектора. Мы уж было подумали, что начался пожар, однако после того, как механик поднял люк, выяснилось, что у нас порвался ремень с шатуна двигателя, резинку просто порвало от её изношенности.
После такой безысходности командир взвода стал вызванивать ремонтников и других начальников, выпрашивая содействие по отношению к нашей проблеме. И вот буквально после его звонка перед нами на гусеничной броне с такими же улыбками пронеслись те, которых мы обогнали и над которыми мы смеялись ещё около получаса назад. Впрочем, и им долго радоваться не пришлось, потому что их машина тоже встала примерно в километре от нас. А мы тем временем думали разводить костёр, потому что уже более часа за нашей техникой никто не приезжал. Однако через некоторое время рядом с нами остановился армейский КамАЗ. В его тентовом кузове уже находились те, кто, как и мы, ожидали «попутку». Так же, как и они, мы стали перегружать в него своё вооружение и боеприпасы, а потом и сами втиснулись. Причём набились тогда в этот грузовик как сельдь в бочку, потому что мы периодически останавливались и подбирали встречавшиеся экипажи сломанных машин. Как выяснилось позже, из девяти вышедших на марш машин до района выполнения задачи тогда доехало только две. Трудно, конечно, сказать, с чем это было связано, потому что и техника могла не обслуживаться, и машины могли быть не предназначены по силе на такие магистрали и протяжённости. Последнее, кстати, вероятнее всего и могло быть. Как бы то ни было, сказывалась плохая подготовленность. Так мы учились на своих ошибках в первые дни войны.
Ехать некуда, но и хоть куда… Походу, всё – приехали!
Стоял мартовский морозец, и светило чуть обогревающее солнце. Уже второй день мы находились в каком-то томительном ожидании. Мне, как и некоторым другим, не терпелось ворваться в составе большого движения на дальние просторы. Их уже многие успели познать, а для нас они ещё тогда были неизведанными. После того неудачного марша, на котором встали все машины, нам пришлось вернуться в своё расположение. Как мы размещались ранее в свинарнике, так мы в него и вернулись. Расположились мы в нём примерно в таком же порядке, как и до этого: одни лежали на деревянных нарах, в то время как другие – на земле, подстелив себе под спальник пенные ковры.
Дни ожидания тянулись монотонно, мы большей частью спали и ели, периодически выходили, чтобы погреться у костра, который разводили рядом с нашим бетонированным хлевом. Как бы последний ни старались обогревать печками-буржуйками, то всё равно мало что из того получалось, потому что в его стенах имелись большие дыры, которые так же, как и его побитые окна, пропускали внутрь лежбища морозную свежесть. Свинарник просто не успевал протапливаться, поэтому в нём даже днём было намного холоднее, чем на свежем воздухе. Именно поэтому те, у которых спальники были недостаточно тёплыми, просто сновались от безделья по заснеженной территории лагеря.
Параллельно с ними скитался и я, пытаясь себе выродить бронежилет. Ситуация была крайне удивительной, но тем не менее у меня при себе его не было. Дело в том, что когда я убывал из своей части, то мне выдали такую экипировку, которая была непригодна для ведения боевых действий. Нашумевших «Ратников» тогда уже не осталось, поэтому мне выдали порванный бронежилет с металлическими плитами, а вместе с ним и расхлябанную каску, которая у меня совсем не держалась на голове. На мою просьбу выдать что-то получше мне ответили, что по приказу оставшееся современное пойдёт на марширующих в парадной коробке и имеющееся в запасе мне точно не выдадут. В тот же день я всю эту экипировку оставил у себя в подразделении и приехал в район базирования без бронежилета и каски, предварительно соврав, что мне ничего не выдавали. Тогда по своей наивности я предполагал, что в базовом районе мне выдадут всё новое, однако ничего из этого там не было. Пришлось ходить по всем и спрашивать, в итоге я тогда нашёл себе хорошую каску, однако с бронежилетом мне так и не повезло, потому что ненужными из них оказались те непотребные модели, одну из которых я уже ранее получил себе на руки. В общем, ничего не оставалось, кроме как надеть на себя подобный остаток.
Помимо меня, были и другие подобные контрактники, которые тоже себе что-то искали. Однако большая часть из них сновала вовсе не из-за каких-то поисков, а попросту от походов в ближайшие магазины. Первое время я, как и многие другие, ходил в них с оружием, в силу чего на нас с удивлением стало озираться местное население, для которого подобное обличие выглядело несколько настораживающим. Об этом пугающем до нас донесли и сами командиры, поэтому с автоматами наперевес в магазин больше никто не ходил, их просто на доверительном слове оставляли под охрану какого-либо ближнего товарища. Надо сказать, что в магазин мы ходили просто для того, чтобы размяться и одновременно разнообразить свой пищевой рацион. Из съестного у нас тогда были только сухпайки, и, конечно же, через несколько суток на их содержании у нас стали болеть желудки. Сама по себе эта пища была тяжёлой, поэтому покупали дошираки, сосиски с консервами и что-то подобное, которое явно не могло быть похоже на содержимое индивидуального рациона. Через пару суток стало немного легче, потому что к нам в определённое время стала приезжать полевая кухня. Пищевое наполнение последней, как и сами порции, позволяли утолять аппетит, однако приготовляемое всё равно старались разбавлять какими-то соусами и майонезами.
В таком растяжении и прошли три дня, под вечер каждого из которых нам говорили о готовности к убытию, однако формирование колонны всё равно откладывалось. Причина тому была одна – не было исправных машин, поступали лишь противоречивые слухи о том, что со дня на день должен был прийти эшелон с техникой. Подобная информация появилась и на четвёртый день, однако теперь она носила какой-то действительно вероятный характер. Утром мы стали получать тяжёлое вооружение, станковые гранатомёты и пулемёты, а также различного рода боеприпасы. Тогда же начались далеко не обнадёживающие разговоры об их эксплуатации. Многие просто не умели пользоваться тем же АГС, точнее, как многие, – скорее всего, никто из находящихся. Перед боевым выходом это звучало очень странно, однако после получения оружия мы собрались с парой-тройкой ребят и долго думали, как вставить гранату в улитку автоматического гранатомёта. Пытались её впихнуть и так и эдак, пока просто кто-то не зашёл в интернет и не увидел по картинке, что мы её вставляли задом наперёд. Когда забили улитку полностью, то стали думать о том, как её взвести, точнее, как протянуть ленту с гранатами через затворную раму. После стали смотреть прицел и выискивать информацию в том же интернете о том, как грамотно наводить этот гранатомёт на цель. С крупнокалиберными пулемётами вопрос был вообще отдельный, потому что в наше распоряжение прибыло несколько транспортёров-тягачей, на которых при башенках отсутствовали пулемёты, а того же ложа крепления под установку крупнокалиберных стволов не было, а если они и были, то некоторые из них были сломаны.
Кто владел хоть какими-то знаниями и навыками, тот понемногу пытался устранять ту неподготовленность, с которой нам пришлось столкнуться. Да и что там нам, мне самому было пришлось достаточно стыдно, когда за час до выезда мы стали упаковывать свои магазины патронами. Тогда я взял из ящика крафтовые брикеты с патронами и некоторое время не мог понять, как их вставлять в магазин, потому что они просто в него не влезали. Рядом находящиеся контрактники посмеялись надо мной, но тем не менее на личном примере объяснили, как с этим делом справиться. Также они показали, как в самом простом виде эксплуатировать автомат. Читателю может показаться, что в данном отношении я был каким-то исключением, однако при дальнейшем нашем снаряжении один из контрактников случайно выстрелил в потолок, он просто не разобрался в том, что как-то неосознанно взвёл свой автомат. На него тогда сразу же стали браниться, хотя мог ли он быть виноват в том, что не имел навыков обращения с оружием?
А между тем, пока снаряжали магазины, ребята параллельно стали укладывать мешки с волонтёрскими посылками, которые нам прошлым вечером передали из рядом находящегося клуба. В посылках были энергетики и много различного съестного. Всё поделили поровну между подразделениями, у меня даже получилось взять немного мясных блинчиков, которые я себе отдельно сложил в сумку-сухарку. Эти блинчики меня впоследствии очень сильно и выручили, потому что в дальнейшем у нас была очень дальняя и напряжённая дорога, в которой не было перерыва на какие-то перекусы. Тем не менее о том последующем, напряжённом, ещё никто толком не задумывался, как и не задавался вопросом о том, куда мы будем выдвигаться.
Колонна наша состояла из девяти бронированных тягачей и трёх её замыкающих грузовиков, у которых на привязи были закреплены буксируемые гладкоствольные миномёты. Колонна должна была выдвинуться на час раньше, однако мы ещё какое-то время находились в ожидании, потому что у нас на одну из машин не могли найти механика-водителя. По итогу длительных поисков за рычаги легкобронированного тягача пришлось садить вообще какого-то случайного человека, не имеющего к тому же навыков управления. Надо сказать, что это была далеко не единственная проблема, с которой мы столкнулись в процессе комплектования и формирования колонны. Проблемы были повсюду, не было то одного, то другого. Взять хотя бы ту же внутреннюю связь на машинах. Её также не было, как и не было карманных радиостанций у некоторых командиров взводов. Последние в случае контакта с вероятным противником попросту не могли бы друг с другом связываться.
Помимо прочего, как я уже ранее говорил, были и другие вопросы неподготовленности, на которые попросту были закрыты глаза. Только спустя некоторое время у меня сформировалось понимание, что наша неподготовленность не смогла бы нас ни к чему привести, кроме как какому-либо трагизму, а мы в то время как раз и двигались к нему навстречу. В момент выдвижения я не испытывал какой-либо критики к организации формирования колонны, однако я обращал внимание на наши упущения. И чем их становилось больше, тем у меня в голове нарастало какое-то недопонимание обо всём происходящем, точку в котором поставило назначение нашего нового командира роты, который по своей специальности был сапёром и не имел навыков управления подразделениями ни в стрелковом бою, ни в той же в обороне. Его просто поставили оттого, что не было других офицеров, да и сам он, откровенно говоря, недоумевал от подобного назначения. Тем не менее что было, то было.
Наша колонна была практически готова к выдвижению, машины были укомплектованы боеприпасами и вооружением, а их двигатели стояли на прогреве. В какой-то момент мне пришлось быстро вернуться в наш свинарник, чтобы достать из него завалявшееся одеяло, которое я себе подложил на броню, для того чтобы на ней было мягко сидеть. После короткой переклички машины рявкнули своими выхлопами, и первый гусеничный тягач колонны тронулся, а вместе с ним тронулись и все остальные. Двигались мы сначала по магистральным дорогам, навстречу нам также попадались гражданские машины. Чувствовали мы себя, можно сказать, спокойно, и только на дальнейших разъездах кто-то волнительно спрашивал о том, когда мы уже окажемся на недружественной нам территории.
А недружественная территория была уже близко, мы остановились от неё в нескольких километрах на каком-то безымянном поле. На нём мы слезли с машин и стали расхаживаться, а командиры по картам начали сверяться с маршрутом. Страшно представить, что подразделения наступающей группировки для наступления могли использовать советские топографические карты, тем не менее так оно и было, мы ориентировались на карты шестидесятых годов. Как можно было сверяться по уже отсутствующим рельефам и дорогам, мне было непонятно, наверное очень плохо, потому что в процессе нашего дальнейшего следования мы постоянно останавливались и уточняли свой маршрут. Но тогда я об этом не задумывался, да и другие тоже, потому что мы попросту не знали, во что мы ввязывались и с чем нам придётся иметь дело в дальнейшем. Когда поступила команда на сбор, то все двинулись к машинам и стали запрыгивать на броню.
В какой-то момент оказалось, что сверху для меня не хватило места. Так получилось, потому что его занял наш командир, который постоянно перепрыгивал с одной машины на другую. Если раньше он переместился с нашей машины, которая ранее была головной в колонне, то теперь он, наоборот, пересел к нам, потому что его машину поставили на передовое выдвижение. Человек просто опасался, что в случае удара первая машина будет уничтожена, поэтому и мыкался с одного конца на другой. Мне в этом случае уже ничего не оставалась, как сесть во внутреннее отделение, рядом с механиком-водителем. Надо сказать, что подобное меня мало устраивало: не имея опыта пребывания в районе боевых действий, я всё равно понимал, что находиться внутри брони не сулит ничего хорошего, да и тот же командир своими прыжками только напоминал о подобном. К тому же со своим бронежилетом и жилетом-разгрузкой мне было очень трудно вылезать из техники, потому как впереди закреплённые магазины просто не пролезали через узкое пространство люка, да и сама жилетка, как и находящаяся позади неё сумка-сухарка, цеплялась за всевозможные рычаги и панели. Всё это очень сильно донимало, в особенности когда подавалась очередная команда сбора, при которой нужно было всем спрыгнуть с брони и рассредоточиться. Радовало только одно – те самые переданные волонтёрами блинчики с мясом, которыми я заедал свою досаду, как и нервозность механика-водителя, которого я периодически ими подкармливал.
Казалось, что конца и краю не было нашей дороге, однако в какой-то момент кто-то из сидящих на броне сказал: «Всё, всем быть внимательными, мы зашли на территорию…». Тогда насторожились решительно все, каждый всматривался в далёкую заснеженную местность, в глубине которой теснился какой-то одноимённый посёлок. Пока до него ехали, кто-то в очередной раз по случайности выстрелил в воздух. Того провинившегося, конечно же, обматерили в три ряда, потому что этим выстрелом он создал напряжение, в котором уже и так многие из нас находились. Когда стали подъезжать к ранее видневшемуся посёлку, была дана команда взять в руки оружие. Через мушку автомата каждый внимательно вкрадывался глазами в безлюдные дома и улицы, кто-то также волнительно спрашивал о том, находится ли посёлок под нашим контролем или он захвачен противником.
Так мы и двигались, пока в очередной раз не выбрались на какую-то заснеженную местность, на которой вновь поступила команда покинуть машины. Все сразу же стали спрыгивать с брони, вылез и механик-водитель в своей кевларовой жилетке. А я между тем, про себя матерясь, стал извиваться как змея, чтобы покинуть своё неудобное место. Как бы я ни пытался, но сделать этого у меня не получалось, потому что я вновь зацепился за какой-то механизм и просто не мог вылезти из люка. Пришлось внутри разэкипироваться, чтобы просто вылезти из техники. После осмотра на местности поступила команда на сборы, и мы вновь понеслись на своих рычащих машинах. Правда, теперь я уже не мог видеть дальнейшую дорогу. Если раньше я мог периодически выглядывать из отверстия люка, то теперь это стало невозможным, потому что командир уселся прямо на него, свесив свои ноги, которые были, можно сказать, перед моими глазами.
Я ещё пытался что-то разглядеть в триплексы, правда, они настолько были замаслены, что были совсем бесполезными. Различать наше движение я мог лишь по поворотам техники либо по разговорам и периодическим крикам, которые доносились до меня через открытый верхний люк. В какой-то момент получилось так, что я просто уснул. Когда раздалась очередная команда на сосредоточение, то я уже просто на неё не обращал внимания, а продолжал спать. Так, наверное, было ещё две дальнейшие остановки, на которых моё отсутствие, видимо, никто не замечал. Я просто как ни в чём не бывало спал, и во многом оттого, что мне просто надоели эти повторяющиеся и отчасти ненужные сверки. Причём я заснул настолько хорошо, что ни громкие звуки двигателя, который у меня находился, можно сказать, за спиной, ни резкие повороты машины с её лязгающими траками не могли разбудить моё напрочь провалившееся сознание.
В какой-то момент движения я почувствовал грохот, а после до меня донеслись и крики. Меня звал механик-водитель, чтобы я поскорее выбирался из техники, причём он заорал с таким испуганным видом, что мне сразу стало понятно, что мы куда-то попали. А попали мы в самую что ни на есть хорошо организованную засаду. Только я стал вылезать из люка, как сразу же над головой послышался множественный свист: по нам стали работать из стрелкового оружия. В этот момент я плюнул на свой разгрузочный жилет с магазинами и пытался вылезти уже без него. Где-то в тридцати метрах от меня из отделения десанта гусеничного тягача стали также вылезать контрактники. Для меня это тогда было удивлением, потому что я полагал, что все из них должны были быть на броне. Скорее всего, часть из них туда забралась от холода, возможно, из-за звуков рычащего двигателя они просто могли не услышать о внешнем происходящем, а возможно, они так же, как и я, спали. Как только открылись створки их люков, то через них сразу же просочились языки пламени: в машину прилетело из гранатомёта. Тогда из неё успели вылезти только те, кто находился ближе к дверям десанта, остальные так из неё и не выбрались. Причём граната попала, видимо, в перевозимый боекомплект, потому что сразу же после её разрыва что-то хлопнуло, и пулемётная башенка гусеничного тягача просто улетела вверх. Из машины стали показываться языки пламени.
Всё это я наблюдал, когда выпал из машины прямо лицом в снег. Рядом со мной лежали такие же молодые контрактники, которые так же, как и я, были преданы панике. Началась беспорядочная и хаотичная стрельба, к которой присоединился и я. Куда идут очереди и зачем – я тогда не понимал, как, наверное, не понимали и многие другие. Мы не видели, откуда по нам работают, да и просто не знали, как действовать дальше в подобной ситуации. Каждый смотрел друг на друга, ожидая какую-то команду или действие. Появились первые погибшие и раненые. Спереди кто-то измождённо кричал и визжал, как позже выяснилось, это был механик-водитель той самой подбитой машины, из которой не успела вылезти пехота. По всей видимости, он получил ранение и просто не мог выбраться из металла, в котором и мучился, сгорая заживо.
А между тем спереди всё так же велась беспорядочная стрельба, доносились взрывы и хлопки от первых прилетевших мин. Нас тогда тоже вроде как пытались поддержать миномёты, правда, после первого выстрела один из них сразу же накрылся. Получилось так, что после выстрела миномёт взлетел в воздух, перевернулся и упал основанием вверх. Удар его пришёлся по одному из заряжающих, в результате чего тот сразу же получил травму и потерял сознание. Всё это произошло потому, что расчёт не закрепил должным образом опорную плиту миномёта. Так или иначе, а сделать большого настрела они бы всё равно не смогли, потому как поступила команда на поспешный отход.
