Czytaj książkę: «Империя. Том 2», strona 2
К этим средствам Наполеон прибавил другие, которые предоставляло содействие флота. Он отправил из Тулона капитана Шоно-Дюкло с фрегатами «Помона» и «Полина» и корветом «Викторьез», чтобы начать формировать флот на Корфу. Кроме того, он приказал поставить в порту Корфу два больших брига и снарядить их местными матросами и подразделениями французских войск. Этому новому флоту из фрегатов и бригов назначалось крейсировать меж Италией и Эпиром, Корфу и другими островами, пропускать французские торговые суда и задерживать суда неприятеля.
Обращаясь к Жозефу, принцу Евгению и Мармону с этими многочисленными инструкциями, исполненными не только повелительности, всегда присущей его приказам, но и страсти, всегда обнаруживающейся, когда его приказы связывались с занимавшей его идеей, Наполеон писал им: «Эти меры касаются планов, которые вы не можете знать. Знайте только, что потеря Корфу при существующем положении станет для Империи величайшим несчастьем».
Его планы, в самом деле, были мало кому известны в Европе. Сам Талейран, переговорщик Наполеона в Тильзите, имел о них только смутное представление. Они были ведомы только Наполеону и Александру, обещавшим друг другу на берегах Немана договориться о предстоящем разделе Турецкой империи. Наполеон не торопился достичь этого результата; Александр, напротив, стремился к нему всеми силами, что составляло опасность для их союза. Но в предвидении событий Наполеон хотел быть готовым к захвату турецких провинций, находившихся у него под рукой; более того, что бы ни случилось, он желал сделаться хозяином Средиземноморья. Он полагал, что господство в этом море, кратчайшем пути между Востоком и Западом, утешит его в потере первенства на Океане. Поэтому в день подписания Тильзитского мира Наполеон решился вновь завладеть Сицилией, которую считал своей с тех пор, как захватил Неаполь для одного из своих братьев; он надеялся удержать ее либо в результате оставления ее англичанами, если русским удастся договориться о мире, либо силой оружия в случае продолжения войны. Поэтому еще с конца зимы он слал приказы министру флота для отправки эскадр в порт Тулона и подготовки великой экспедиции на Сицилию.
Приказы, исполнению которых помешали обстоятельства и недостаток средств, повторились с новой силой после подписания континентального мира. В самый день подписания мира Наполеон написал принцу Евгению, королю Жозефу, королю Луи и министру флота, что по окончании войны на континенте настало время вернуться к морю и подумать, как с выгодой воспользоваться огромной протяженностью побережий, которыми обладает Франция. Англия, несомненно, обладала преимуществом островного положения, бывшего до той поры непоколебимым основанием ее морского величия; но обладание всеми морскими побережьями от Кронштадта до Кадиса, от Кадиса до Неаполя и от Неаполя до Венеции также доставляло средство морского могущества, и средство грозное, если воспользоваться им с умением и вовремя. В Берлине, в упоении победами, Наполеон говорил, что нужно покорить море через сушу. Он по возможности осуществил эту идею, добившись в Тильзите добровольного или вынужденного союза всех континентальных держав против Англии; теперь нужно было спешить использовать этот союз, пока континентальное владычество Франции не стало для мира еще невыносимее, чем морское владычество Англии.
Двадцать два месяца миновало после роковой Трафальгарской битвы, в которой французский флот выказал высочайший героизм в величайшем поражении. Эти месяцы были употреблены на некоторую деятельность, и не без некоторой пользы. Адмирал Декре предлагал Наполеону заменить систему крупных морских сражений системой раздельных отдаленных крейсерств. Преимуществом этой системы был меньший риск для всех сразу, обретение в плавании недостающего опыта, причинение ущерба неприятельской торговле и, наконец, шанс повстречать противника, лишенного численного превосходства, ибо море своей необъятностью дает место случайностям. Подобную систему, безусловно, стояло опробовать, и она получила бы бесспорные преимущества над предыдущей, если бы численное превосходство англичан не было столь велико и если бы отдаленные владения Франции не были столь опустошены и лишены всяких ресурсов.
Согласно плану министра Декре в Бресте, Рошфоре и Кадисе были подготовлены крейсерства, назначенные к отплытию на конец 1805 года при благоприятных осенних ветрах. Дивизия из четырех фрегатов отплыла в индийские моря, дабы вредить там английской торговле и помогать продуктами каперства острову Бурбон и Иль-де-Франсу, уже не имеющим возможности жить продуктами торговли. Фрегаты добрались благополучно и в самом деле доставили островам весьма обильные ресурсы. Тридцатого октября 1805 года из Лорьяна вышел капитан Лермит с кораблем «Регюлюс», фрегатами «Кибела» и «Президент» и бригами «Сюрвейан» и «Дилижа». Он взял курс на Канарские острова и, следуя вдоль побережья Африки с севера на юг, подстерегал английские суда, занимавшиеся работорговлей, захватывал их и в результате уничтожил великое их множество, ибо английское адмиралтейство, не предвидя в этих пределах встреч с французским флотом, не приняло мер предосторожности. Проплавав декабрь, январь, февраль и март, нанеся большой ущерб англичанам и захватив у них богатую добычу, дивизия отправила «Сюрвейан» во Францию с известиями о себе, а сама предалась на волю пассатов, которые отнесли ее к берегам Америки. В апреле она подошла к бразильскому порту Сан-Сальвадор, где посчастливилось найти продовольствие и выгодно продать негров, захваченных на английских судах. После двадцати двух дней передышки дивизия снова вышла в море и крейсировала в пределах Рио-де-Жанейро, нередко подвергаясь преследованию со стороны направлявшихся в Индию английских кораблей. Затем она подошла к Антильским островам, продолжая захватывать добычу, но 19 августа была настигнута ужасающим ураганом, самым чудовищным из случившихся в этих морях за последнюю четверть века, и рассеялась. «Регюлюс», потеряв из виду фрегаты, после напрасных их поисков возвратился 3 октября 1806 года в Брест, после почти годичного плавания. Фрегат «Кибела», лишившись мачт, был отнесен к Соединенным Штатам. Фрегат «Президент» захватили.
Несмотря на происшествия, случившиеся под конец крейсерства и неизбежные при одиннадцатимесячном плавании, Франция приняла бы от фортуны подобные условия для всех крейсерств. Капитан Лермит уничтожил 26 неприятельских кораблей, захватил 570 пленников, уничтожил ценностей более чем на 5 миллионов и доставил значительные суммы, намного превзошедшие затраты на крейсерство. Работорговля у берегов Африки в тот год была разорена, и английские страховые компании яростно обрушились на адмиралтейство. Но остальные французские крейсерства были не столь удачны.
Ресурсы для организации сильной дивизии предоставлял только Брест. Из кораблей, собранных в этом большом порту, отобрали шесть, наиболее годных для долгого плавания, и 13 декабря 1805 года послали их, под командованием контр-адмирала Вильоме, в американские моря. Из шести кораблей, отбывших из Бреста, один нашел пристанище в Гаване, другой был уничтожен, еще два добрались до залива Чезапик в плачевном состоянии и без большого шанса оттуда выбраться, один спасся, а последний оказался на якорной стоянке в Конкарно, откуда его трудно было извлечь. Небольшая добыча составляла слабое возмещение за подобные неудачи.
В то же время из Лорьяна в северные моря были отправлены фрегаты «Сирена», «Реванш» и «Герьер» под командованием доблестного фламандского моряка, капитана Ледюка. Отплыв из Лорьяна в марте 1806 года, капитан Ледюк вернулся в сентябре в Сен-Мало и, не имея возможности пристать к берегу, встал на якорь в маленькой бухте Бреа. Он захватил 14 английских и одно русское судно, взял 270 пленников и уничтожил ценностей почти на три миллиона. К несчастью, он также потерял 95 человек. Его крейсерство можно было счесть выгодным, хоть и потерпевшим большой урон от ненастной погоды. Оно составило великую честь руководившему им капитану.
В сентябре 1806 года контр-адмирал Космао, так достойно сражавшийся в Трафальгаре, вышел из Тулона с кораблями «Боре» и «Аннибал», фрегатом «Урания» и катером «Сюксе», отправившись в Геную за построенным там кораблем «Женуа». Пройдя через пролив, он вернулся в Тулон, освободив это море для французской и итальянской торговли. Космао предпринимал подобное плавание еще не раз, и ему всегда удавалось уклоняться от неприятельского крейсерства.
В то же время капитан Солей, отбывший из Рошфора с четырьмя фрегатами и одним бригом, потерпел кровавое поражение. Англичане усвоили новую систему блокады: держась вдали от берега, они вынуждали блокированные французские суда выйти из порта, чтобы затем окружить их, прежде чем те успеют вернуться. Такая стратегия полностью оправдала себя в отношении капитана Солея. Тогда существовал обычай выходить в море ночью, дабы незаметно миновать неприятельские крейсерства. Поскольку державшихся в отдалении англичан не было видно, капитан Солей вышел в море вечером 24 сентября 1806 года, не повстречав их на своем пути. На следующий день он заметил их в открытом море, поднял все паруса, чтобы уйти от них, и успел пройти сотню миль. Однако 26-го его настигла эскадра сэра Сэмюэла Худа, состоявшая из семи кораблей и множества фрегатов, и в течение многих часов он вел героический бой против пяти неприятельских кораблей. За исключением «Фемиды», которой удалось спастись с двумя бригами, остальные суда дивизии были захвачены и уничтожены.
Несчастливый министр Декре, вынужденный к концу 1806 года докладывать своему господину, получавшему отовсюду счастливые известия, только о неудачах, совершенно пал духом и разочаровался в системе крейсерств так же, как в системе больших сражений. Вынужденный объяснять Наполеону неудачи как новой, так и предыдущей военной системы, он указывал на их подлинные причины, делавшие при существующем положении вещей равно опасными любые военно-морские операции. Во-первых, численное превосходство англичан было столь велико, что позволяло им блокировать французские порты силами многих крупных эскадр, сохраняя при этом множество дивизий для преследования крейсерств, едва они давали о себе знать. Во-вторых, оснащение французских кораблей весьма уступало оснащению английских; и хотя французские матросы превосходили врага доблестью, они заметно уступали ему опытностью.
Таково было положение морского флота Франции в 1807 году, когда Наполеон вернулся из долгой Северной кампании. Убежденный, что добьется мира во главе континентальных держав или победит Англию решающим перевесом объединенных сил, он был исполнен пыла. Он привык черпать в своем гении ресурсы для побед над людьми и стихиями и нисколько не разделял уныния адмирала Декре. Прежде всего, английской торговле были перекрыты еще не все пути. Через приоткрытые двери в Россию, Пруссию, Данию и ганзейские города, во враждебную Португалию, в безнадзорную Испанию, в Австрию, которую приходилось щадить, английские товары, продаваемые за низкую цену, проникали на континент. Теперь же, напротив, всякий доступ надлежало перекрыть и подготовить, таким образом, великий урон английским мануфактурам. Кроме того, теперь Наполеон был свободен приумножить судостроительные работы за счет ресурсов французского бюджета, с каждым днем становившегося всё богаче, и плодов победы, а также с помощью леса и рабочих рук со всего европейского континента. Располагая, кроме того, многочисленными высвободившимися войсками, он задумал обширную систему, постепенное развитие которой должно было настолько увеличить шансы великой экспедиции на Лондон, Ирландию или Индию, что она, возможно, стала бы успешной, если бы ее удалось скрыть от адмиралтейства, или же британское упорство в конце концов отступило бы перед ее вечной угрозой.
Наполеон был невысокого мнения о крупных морских сражениях, на которые соглашался лишь в некоторых случаях, дабы не отступать слишком явно перед неприятелем. Он был не лучшего мнения и о крейсерствах, слишком опасных ввиду недостатка надежных и снабженных обильными запасами стоянок. Соединив русские, голландские, французские, испанские, итальянские силы, располагая оснащенным флотом в Булони, Текселе, Флиссингене, Бресте, Лорьяне, Рошфоре, Кадисе, Тулоне, Генуе, Таранто и Венеции, содержа при флоте многочисленные и непобедимые войска, Наполеон хотел вынудить Англию держать перед этими портами военно-морские силы, которых не могло хватить для блокады всех портов. Неожиданно выйдя из порта, который окажется без надзора, он задумал перебросить армию в Египет, Индию или даже в Лондон, а в ожидании такого шанса – истощить людские, лесные, денежные ресурсы англичан, изнурить их постоянство и храбрость. Если бы он не изнурил себя сам в бесчисленных предприятиях, чуждых его великой цели, если бы не утомил добрую волю и терпение своих союзников, то в конце концов одержал бы над Англией верх, ибо средства его были несомненно обширны и продуманы.
Но прежде великого развертывания сил, на которое требовалось два-три года, Наполеон приказал ускорить работы на судостроительных верфях во всей Империи, чтобы испытать систему экспедиций в Средиземном море, напав на Сицилию: он всё еще хотел добавить ее к королевству Неаполитанскому, уже отданному Жозефу.
Возвестив брату Луи о скором возвращении голландской армии и о том, что после возвращения она будет поглощать часть его ресурсов, Наполеон предписал ему привести в боеготовое состояние флот Текселя и собрать в нем не менее девяти полностью снаряженных кораблей. В Антверпене и Флиссингене он уже добился удивительных результатов. Пять построенных в Антверпене 80- и 74-пушечных кораблей без происшествий спустились по Эско во Флиссинген и там оснащались. Еще три почти законченных корабля должны были довести численность эскадры в Эско до восьми кораблей. Для их снаряжения отовсюду были собраны голландские, фламандские и пикардийские моряки. Наполеон приказал спустить на воду три завершенных корабля, заложить на освободившихся верфях новые и бесконечно умножать число верфей; он хотел, чтобы Антверпен строил суда не только для Флиссингена, но и для Бреста, поскольку в Нидерланды сплавлялся по рекам германский и северный лес. Брестский лес Наполеон предполагал сохранить для ремонта эскадр, оснащавшихся в этом большом порту.
По возвращении в Париж Наполеон решил реорганизовать старую Булонскую флотилию. Он также торопил с постройкой фрегатов в Дюнкерке, Гавре, Шербуре и Сен-Мало. В Бресте, где после отплытия эскадры Вильоме оставалось двенадцать оснащенных кораблей, Наполеон приказал расснастить негодные корабли и наилучшим образом оснастить хорошие, сохранив высвободившихся матросов для новых строящихся кораблей. В Рошфоре Франция располагала прекрасной дивизией из пяти кораблей, отлично оснащенной и с превосходным командиром. Ею командовал один из тех людей, которых называют морскими волками, доблестный контр-адмирал Альман, лишившийся своих фрегатов из-за разгрома капитана Солея. Ему не терпелось выйти в море, но его по-прежнему удерживал английский флот, который уже 8–10 месяцев не выпускал из виду рейд острова Экс. Наполеон приказал спустить на воду завершенный корабль, отремонтировать еще один, годный к службе, чтобы довести численность этой дивизии до семи кораблей. Повсюду, где завершалось строительство кораблей, он приказал без промедления приступать к строительству новых. В Кадисе он располагал прекрасной дивизией из пять кораблей, остатков Трафальгара, отлично организованных и оснащенных, под командованием адмирала Розили. Он обратился к Мадридскому кабинету с настойчивыми, почти грозными требованиями добавить несколько кораблей к кораблям адмирала Розили и рекомендовал последнему быть готовым поднять якорь по первому сигналу. В Тулоне были снаряжены три корабля, два из которых принадлежали Тулону, а один Генуе. Наполеон приказал спустить на воду в Тулоне «Торговлю города Парижа» и «Робюсту», а в Генуе – «Бреслау», оснастить их, убрать негодные суда и тотчас сменить их на верфях новыми, чтобы в этом порту было шесть готовых кораблей. Наполеон послал инженеров в город Специю для изучения этой позиции, представлявшейся ему довольно удачной. Наведя справки о портах Неаполя и Кастелламаре, он предписал Жозефу приступить к строительству двух кораблей в каждом из них. Пять кораблей строилось в Венеции, и Наполеон приказал заложить на ее верфях еще три корабля и подготовить выход возрожденного венецианского флота из арсенала в Адриатическое море.
Таким образом, Наполеон мог удвоить или утроить военно-морские силы Империи менее чем через год. Кораблей, которых поначалу недоставало, чтобы меряться силами с англичанами, в скором времени должно было стать достаточно для переброски войск и уже было достаточно для новых блокад и принуждения Англии к разорительным тратам.
Ожидая завершения этих гигантских начинаний, Наполеон пожелал немедля доставить помощь колониям и в ходе той же операции собрать сорок кораблей в Средиземном море. Он приказал дивизиям Бреста, Лорьяна и Рошфора погрузить 3100 человек и множество боеприпасов, доставить 1200 из них на Мартинику, 600 на Гваделупу, 500 в Сен-Доминго, 300 в Кайенну, 100 в Сенегал и 400 на Иль-де-Франс, а по возвращении в Европу пройти через Гибралтарский пролив и прибыть в Тулон. Соединение в Тулоне всех кораблей вместе с фрегатами должно было составить сорок судов, то есть силу, способную перебросить 15–18 тысяч человек на Сицилию и всё что угодно на Ионические острова.
Адмирал Декре, с почтенной храбростью противоречивший планам Наполеона, когда их величие не соразмерялось со средствами, не преминул оспорить и этот план. Он полагал, что неблагоразумно ставить снабжение колоний в зависимость от успеха двух-трех крупных экспедиций; ибо крупные экспедиции из многих кораблей и фрегатов подвергались ради доставки нескольких сотен человек в колонии опасностям, несоразмерным важности цели. Декре считал, что лучше отправлять в колонии отдельные фрегаты, погрузив на каждый из них некоторое количество снаряжения и две-три сотни человек, ибо в случае гибели одного из них потеря будет незначительной, а другие фрегаты доберутся до цели, и колонии всегда смогут рассчитывать на получение части предназначенной им помощи. Он считал, что дивизии, которым придется проходить через пролив, подвергнутся огромной опасности, во избежание ее следует предоставить им свободу воспользоваться благоприятным ветром, чтобы пересечь пролив, при этом не усложняя их миссию плаванием к Антильским островам и возвращением в Европу. Наконец, Декре полагал, что в Средиземное море достаточно послать дивизию Кадиса, расположенную близко к цели, и, возможно, дивизию Рошфора, но что не следует уводить с Океана все силы, отправляя в Тулон дивизии Лорьяна и Бреста.
Наполеон, уступавший справедливым доводам опытных людей, принял замечания министра, следствием чего стало его решение отправить отдельные экспедиции в колонии из портов Дюнкерка, Гавра, Шербура, Нанта, Рошфора и Бордо, изобиловавших фрегатами, а в Тулон послать дивизии Рошфора и Кадиса. Вместе с Тулонской дивизией они формировали соединение в 17–18 кораблей и 7–8 фрегатов и представляли собой достаточные силы, чтобы в течение двух-трех месяцев господствовать в Средиземном море и исполнить всё задуманное относительно Сардинии, Сицилии и Ионических островов. Адмирал Альман в Рошфоре и адмирал Розили в Кадисе получили приказ при первом благоприятном случае поднять якорь и пройти через пролив, действуя так, как подскажут им опыт и обстоятельства. От испанского двора Наполеон потребовал снарядить в Кадисе несколько кораблей, снабдить провиантом, достаточным для короткой экспедиции, дивизию из Картахены и направить ее в Тулон.
Таковы были меры принятые Наполеоном во исполнение Тильзитского договора, дабы устрашить Англию огромным сосредоточением военно-морских сил и склонить ее к миру, а в случае упорства принудить Швецию, Данию, Пруссию, Португалию и Австрию закрыть порты товарам из Манчестера и Бирмингема. Но не только внешние дела привлекали внимание Наполеона. Ему не терпелось заняться управлением, финансами, общественными работами, законодательством – всем тем, что могло содействовать внутреннему благополучию Франции, которая была дорога ему не меньше его славы.
Но прежде Наполеону пришлось осуществить несколько необходимых перемен в высших военных и гражданских должностях. Главной, если не единственной причиной перемен стал Талейран. Этот искусный представитель Наполеона в Европе, который был ленив, сладострастен, никогда не спешил действовать и вообще двигаться и чьи физические немощи усиливала его вялость, подвергся жестоким испытаниям во время Прусской и Польской кампаний. Он устал от министерства иностранных дел и хотел, не отказываясь от управления этими делами, которые были его излюбленным занятием, заниматься ими не в качестве министра. Его гордость весьма пострадала, когда его не сделали великим сановником, как Камбасереса и Лебрена, и герцогство Беневентское, пожалованное ему в качестве возмещения, лишь на время приглушило его желания, не утолив их. Бесконечное отсутствие во Франции принцев императорской семьи, которые были одновременно великими сановниками и иностранными государями, предоставило случай увеличить количество великих сановников. Отсутствовавших принцев было трое: Луи Бонапарт, король Голландии и коннетабль; Евгений Богарне, вице-король Италии и государственный архиканцлер; Жозеф, король Неаполя и великий электор. Талейран внушил Наполеону, что нужно снабдить их заместителями, с титулами вице-коннетабля, великого вице-электора и вице-архиканцлера. Талейран хотел стать великим вице-электором и, предоставив министру иностранных дел вульгарную заботу получать и отправлять депеши, самому продолжать руководить основными переговорами. Во время пребывания в армии он не упускал возможности беседовать с императором на эту тему и своей настойчивостью добился обещания, которое Наполеон дал ему наперекор себе – ибо не хотел, чтобы великие сановники осуществляли активные функции, ввиду того, что они не подлежали никакой ответственности, разделяя в некотором роде неприкосновенность государя.
По возвращении в Париж, когда все получали награды за услуги, оказанные во время последней кампании, Талейран явился в Сен-Клу и в присутствии Камбасереса напомнил Наполеону о его обещании. Наполеон выказал горячее недовольство. «Не понимаю, – резко возразил он, – вашего нетерпения сделаться великим сановником и оставить должность, которая прославила вас. Вы должны знать, что великие сановники не могут быть министрами, внешние сношения не останутся за вами, и ради титула, который будет только тешить ваше тщеславие, вы потеряете выдающуюся должность, к которой весьма способны». «Я устал, – отвечал Талейран, – мне нужен отдых». «Что ж, вы станете великим сановником, но станете им не один». И Наполеон обратился к Камбасересу: «Бертье послужил мне не менее других, будет несправедливо не сделать великим сановником и его. Составьте декрет, которым Талейрану будет пожалован сан великого вице-электора, а Бертье – вице-коннетабля, и принесите его мне на подпись».
Талейран удалился, и Наполеон пространно выразил Камбасересу свое недовольство. Так Талейран покинул свой пост, с большим уроном для себя и для дел.
Декрет был подписан 14 августа 1807 года. Следовало найти замену Талейрану и Бертье на должностях министра иностранных дел и военного министра. У Наполеона был под рукой министр внутренних дел Шампаньи, человек мягкий, честный, усердный, посвященный в дипломатические обычаи благодаря своему посольству в Вене. Шампаньи и был назначен министром иностранных дел. В министерстве внутренних дел его сменил Крете, просвещенный и трудолюбивый член Государственного совета, в то время управляющий Французского банка. Новым управляющим Банка стал Жобер, другой член Государственного совета.
Возводя Бертье в сан вице-коннетабля, Наполеон не захотел, однако, лишаться его как начальника штаба Великой армии, на должности которого никто не мог с ним сравняться, и сохранил эту должность за ним. Но в военном министерстве Бертье заменили генералом Кларком, административные таланты которого выявились на посту губернатора Берлина. Генерал Гюллен, преданность и личную храбрость которого Наполеон мог оценить не единожды, сменил генерала Жюно, которому предстояло возглавить Португальскую армию, на посту губернатора Парижа.
Франция в то время понесла чувствительную потерю в лице министра по делам религии графа Порталиса, искусного юрисконсульта, талантливого и блестящего писателя, ученого соратника Наполеона в двух прекраснейших его творениях – Гражданском кодексе и Конкордате, сумевшего сохранять в отношениях с духовенством верную меру мягкости и строгости, чтимого французской Церковью и оказывавшего полезное влияние на нее и на Наполеона; человека, весьма достойного сожаления в ту минуту, когда Франция приближалась к открытому разрыву с римским двором, и столь же достойного сожаления в управлении делами Церкви, как Талейран – в управлении иностранными делами. Этот трудолюбивый человек, пораженный родом слепоты, заменял недостаток зрения чудесной памятью, и ему случалось притворяться записывающим, когда Наполеон диктовал ему, чтобы затем воспроизвести его мысли и их живое выражение по памяти. Порталис стал дорог Наполеону, который весьма о нем сожалел. В министерстве по делам религии его заменил Биго де Преамене, другой юрисконсульт и соавтор Гражданского кодекса, человек не блестящего, но трезвого ума и безупречно религиозный.
Утвердив эти назначения с Камбасересом – единственным, с кем он советовался в таких обстоятельствах, – Наполеон перенес внимание на законодательство, внутреннее управление, финансы и общественные работы.
Прежде всего он позаботился ввести в Конституцию изменение, казавшееся ему необходимым, хотя само по себе оно и было весьма несущественно: он решил упразднить Трибунат. Будучи сведен к пятидесяти членам, лишен трибуны и разделен на три отделения – законодательства, внутреннего управления и финансов, – этот корпус обсуждал на закрытых заседаниях с соответствующими отделениями Государственного совета проекты законов, предлагаемые правительством, и был лишь пустой тенью. Мы уже рассказывали, как велась эта работа. После совещаний у великого канцлера член Трибуната и член Государственного совета произносили речи перед Законодательным корпусом. Затем Законодательный корпус молча голосовал за представленные проекты, за исключением некоторых весьма редких случаев, когда дело касалось материальных выгод, по вопросам о которых только и позволяли себе члены Трибуната иметь мнение, отличное от правительственного. Так, тихо и быстро, при всеобщем одобрении решались внутренние дела.
Внешние же дела, которые было самое время смело обсудить, чтобы остановить того, чей страстный гений толкнет его вскоре в бездну, решались исключительно императором и Сенатом, в весьма неравных пропорциях, разумеется. Наполеон решал дела мира и войны еще более абсолютным образом, чем императоры Древнего Рима, султаны Константинополя и русские цари, ибо у него не было ни преторианцев, ни янычар, ни стрельцов, ни улемов, ни бояр. У него были только послушные и героические солдаты, только оплачиваемое и отстраненное от дел духовенство, только новая аристократия, которую он сам создавал, жалуя придуманные им титулы и состояния, доставленные его обширными завоеваниями. Время от времени император посвящал Сенат в тайну дипломатических переговоров, когда они приводили к войне. Сенат, с 1805 года получивший полномочия в отсутствие Законодательного корпуса вотировать по воинским наборам, платил за эту посвященность двумя-тремя воинскими призывами, за которые Наполеон, в свою очередь, платил блестящими бюллетенями, почерневшими и разорванными знаменами и мирными договорами, к несчастью, весьма непрочными. Ослепленная славой и очарованная покоем страна, находя управление внутренними делами превосходным, а управление внешними – возведенным на небывалую высоту, желала, чтобы так продолжалось и далее, и только порой, когда французской армии случалось зимовать на Висле и биться на Немане, начинала опасаться, как бы всё это величие в самом его избытке не дошло до предела.
Таковы были формы героического деспотизма, порожденного Революцией. Изменение их не имело значения, ибо суть оставалась прежней. Но можно было исправить некоторые детали в организации послушных и зависимых корпусов, и именно это собирался сделать Наполеон в отношении Трибуната, который занимал ложное и не достойное его названия положение. Хотя Законодательный корпус и не желал большего веса, нежели тот, каким уже обладал, и был совершенно не расположен пользоваться правом голоса, даже если бы его получил, он тем не менее несколько смущался своей немоты, выставлявшей его в смешном свете. Нужно было сделать простую вещь, которая не могла повредить свободе того времени, а именно, слить Трибунат с Законодательным корпусом, соединив в одном органе полномочия и людей. Это и решил сделать Наполеон, посовещавшись с Камбасересом. Он решил, что Трибунат будет упразднен, а его полномочия передадут Законодательному корпусу, которому возвратится таким образом право обсуждения; что при открытии каждой сессии Законодательного корпуса голосованием будут избираться три комиссии по семь членов в каждой, которые, подобно упраздненным комиссиям Трибуната, будут заниматься законодательством, внутренним управлением и финансами; что эти отделения на закрытых заседаниях с соответствующими отделениями Государственного совета продолжат обсуждение проектов законов, представляемых правительством. Кроме того, чтобы не менять существующий порядок вещей на предстоящей сессии, все труды которой были уже подготовлены, было решено обнародовать сенатус-консульт с новыми распоряжениями в день закрытия этой сессии.
Наполеону также не терпелось принять и другую меру, которую он считал куда более срочной, нежели упразднение Трибуната, а именно чистку магистратуры. Правительство Консульства, торопясь упрочить свое положение в минуту учреждения, набирало членов всяческих администраций в большой спешке, и уже вскоре ему пришлось изменить некоторые назначения. Изменения тем более заслуживали одобрения, что продиктованы были уже не политическими мотивами, но приобретенным знанием о достоинствах каждого. В магистратуре же ничего подобного не происходило по причине несменяемости ее членов, установленной конституцией Сийеса, и некоторые лица, выбранные в VIII году, при незнании людей, в спешке всеобщей реорганизации, стали со временем подавать постоянные поводы к возмущению. В то время как среди служащих правительства, помещенного под активный надзор, преобладала благопристойность и прилежность, магистратура нередко подавала досадные примеры обратного. Следовало это устранить, и Наполеон решил положить конец подобному беспорядку. Он спросил мнение Камбасереса, верховного судии в подобных делах, чей плодовитый и трезвый ум нашел в этом случае, как во многих других, изобретательное средство, подкрепленное прочными доводами. Конституция VIII года, объявив членов судебной системы несменяемыми, подчинила их, тем не менее, общему для всех членов правительства условию, то есть занесению в избирательные списки. Тем самым она гарантировала пожизненность и несменяемость их должности лишь условно, если они будут всю жизнь заслуживать общественное уважение. Поскольку эта предосторожность исчезла вместе с избирательными списками, нужно было, сказал Камбасерес, их заменить. Для этого он предложил две меры – одну постоянную, другую временную. Первая состояла в том, чтобы считать назначения в магистратуре окончательными и несменяемыми только по истечении пяти лет и после проверки нравственных качеств и способностей магистратов опытом. Вторая состояла в том, чтобы сформировать комиссию из десяти членов и поручить ей провести смотр всей магистратуры и выявить тех ее членов, которые выказали себя недостойными отправлять правосудие. Эта изобретательная и внушающая доверие комбинация была принята Наполеоном и обращена в сенатус-консульт, который следовало представить на утверждение Сенату.
