Czytaj książkę: «Мама для Маши», strona 2

Так и не докурив сигарету, Игорь потушил в пепельнице ее жалкий остаток.

– Сам видел.

– Нет, я не в том смысле. Почему назад не возвращаешься?

Тяжело вздохнув, Аня потупила взор.

– В двух словах не объяснить. Там все вкривь и вкось пошло: ни семьи, ни зарплаты. Здесь можно хоть как-то сводить концы с концами.

Игорь улыбнулся.

– А я сперва подумал – ты с сыном.

– Это Любы Стрельцовой сын, помнишь?

– Мда… – помрачнев, протянул Игорь. – Помню.

Непонятно отреагировал. Аня задержала на нем внимательный взгляд. Не замечая ее взгляда, он снова достал из пачки сигарету. И почему-то снова дрожащими руками. Прикурил.

– Что у тебя с руками? На пьющего ты вроде не похож, – спросила она, с опаской глядя на его руки. Двадцать лет – срок немалый. Кто знает, чем он теперь дышит?

– Ничего странного, – затянувшись, бросил он с расстроенным видом. – Такое узнать… Нюша, а я ведь любил тебя, – посмотрел он ей в глаза, – долго забыть не мог. А с Любкой… у вас что, общий бизнес?

– Я у нее продавцом работаю, – обходя любовную тему, ответила она обыденным тоном. – У нее три точки на рынке. Могла бы себе магазин позволить. Нет, над каждой копейкой дрожит. Хоть, я ее понимаю. Привыкла. Она ведь одна с сыном живет. Тоже хлебнула, бедная. Родить родила, а от кого, никто не знает. Ей не до институтов было. Мать поедом ела, а отец, сам знаешь, какой. Что с алкаша взять? С горем пополам ее на завод то ли учетчицей, то ли бухгалтером пристроили. Потом однокомнатную, как мать-одиночка по льготной получила. Они с Колей там и сейчас живут. Невестку себе с квартирой присматривает. А ей одной, говорит, больше не надо. Мы с ней раньше редко виделась. Сюда только в отпуск приезжали. Это сейчас уже она мне о своем житье-бытье порассказала.

– Ему сколько? – неестественно напряженно спросил Игорь. И опять непонятно.

– Двадцать два,… – прикипев к нему взглядом, медленно ответила Аня. И вдруг яркой вспышкой мозг озарила внезапная догадка: – А ведь… Игорь, он ведь на тебя похож, – еле слышно произнесла она, ощутив внутри неприятный холодок.

Игорь ничего не ответил. Упершись локтями в колени, он обхватил голову руками.

– А я все думала, кого он мне напоминает, … – словно в тумане продолжала Аня. – Только ты светлый, а он темный. Вот и вся разница.

Он, казалось, не слышал ее слов.

– Это она была? – резко и отчетливо прозвучали ее слова в наступившей давящей тишине. Впрочем, ответ она знала заранее.

– Да, – словно эхо вдогонку ее догадке прозвучали его слова.

Так и сидели они вдвоем в гробовой тишине. Внезапно резко подняв голову, Игорь прямо посмотрел ей в глаза.

– Нюша, ты с мужем обратно сходиться не собираешься? – спросил он.

Не зная, что ответить, Аня уставилась на него немигающим взглядом.

– Давай поженимся, – с пугающим блеском в глазах выпалил он.

Она замерла от неожиданности. Сознание сковало жутковатое предчувствие.

И тут как черт из табакерки выскочил вдруг первобытный инстинкт и погнал мощную волну страха. «Что-то тут нечисто, – закипал в мозгу ужас. – Руки дрожат… Сам наркоман и нашел такую же. Вот вляпалась. И Томку не позовешь. Как же его успокоить?»

– Ты… выпить хочешь? – брякнула она первое, что на ум пришло.

– Давай, – бросил Игорь, уставившись в одну точку.

Мигом поднявшись, она пошла к кладовке, где с маминых похорон остались две бутылки водки. Взяв одну, она направилась на кухню, говоря на ходу:

– Сейчас бутерброды сделаю.

– На кой мне твои бутерброды?! – внезапно сорвался с кресла Игорь.

Выхватив у нее из рук бутылку, он открыл ее и щедро плеснул в оставшуюся в стакане воду. А она так и застыла с чувством растерянности. Не глядя на нее, он залпом осушил стакан и хукнул. Потом опустился в кресло с бутылкой водки в одной, стаканом в другой руке и опять уставился в одну точку. Подавив в себе страх, она не спеша подошла к нему и осторожно взяла у него из рук стакан и бутылку. Едва она успела поставить стакан на стол, как он снова резко поднялся и обхватил ее руками.

– Поженимся? – дохнул он на нее резким запахом алкоголя.

«Ой-ой-ой…» – только и промелькнуло в ее оцепеневшем сознании.

– Поженимся, поженимся… – пролепетали ее губы, а руки делали жалкие попытки освободиться да как-то утихомирить этого «жениха». Ни о чем другом она просто не могла думать. Но с бутылкой водки в руке это было сделать непросто.

Почуяв неладное, не разжимая цепких объятий, он обидчиво спросил:

– Ты меня, что, идиотом считаешь?

«И довольно буйным…» – снова промелькнуло в глубине ее сознания, а губы расплылись в жалкой глупой улыбке.

– С чего ты взял? А… давай вместе выпьем? – брякнула она снова.

Понимая, что понемногу и сама переходит в ненормальное состояние, она тем не менее не знала, как из него выпутаться.

От неожиданности он ослабил хватку. Ловко вывернувшись из его объятий, Аня попятилась к спальне, не сводя с него испуганных глаз.

– Ты чего?.. – оторопело уставился на нее Игорь.

– А ты?.. – продолжая пятиться, пролепетала она.

– Что, я? – все еще ничего не понимая, переспросил он.

– Поженимся… – не в силах выдавить из себя больше ни слова, еле слышно ответила она.

– Ну и что? – недоуменно пожав плечами, Игорь направился было к ней.

– Не подходи… – зажмурившись, она машинально подняла бутылку.

И тотчас вздрогнула. По волосам и по лицу холодными струями потекло содержимое бутылки, вмиг остудив ее воспаленное воображение. Да… еще неизвестно, кто из них на самом деле свихнулся. Открывать глаза она боялась, она просто не знала, как ей быть. И не зря боялась. Открыв их, она увидела, как Игорь с обескураженным видом смотрел на нее со своего кресла. И вдруг, очевидно, что-то сообразив, взорвался волной оглушительного смеха. А она так и застыла с жалким видом мокрой курицы. Глупо было оставаться здесь дольше. Пытаясь выйти из этого нелепого положения, она решительно подошла к столу и выплеснула остаток водки в его стакан. Водка перелилась на стол. Получилось еще нелепее. Чтобы не расплакаться прямо при нем, она резко отвернулась и пошла на кухню.

Пытаясь как-то отвлечься, она принялась готовить бутерброды. Через влажную пелену, застилающую глаза, видела она плохо, но, порезав палец, тотчас почувствовала острую боль. Это было уже слишком. Зажав палец ладонью, она присела на табурет и, склонившись над доской с черствым батоном, горько заплакала. Она не знала, почему горячие слезы упрямо струились по щекам. «От обиды, от обиды, от обиды», – шептало сердце. А обиды было слишком много – на то, что жизнь не удалась, что одинока, что у них все так глупо получилось, и винить в этом некого. Нет больше прежней Нюши, которую он когда-то любил. Есть сорокалетняя Аня со слипшимися мокрыми волосами, с порезанным пальцем, жалкая и одинокая, которая даром ему не нужна.

Заскулила Аза. Судорожно всхлипнув, она вытерла ладонью глаза и посмотрела на свою любимицу. Склонив голову набок и держа в зубах поводок, Аза ждала вечерней прогулки. Этого только сейчас не хватало…

Вяло поднявшись, Аня позвала Игоря и, взяв нож, снова принялась нарезать батон. Услышав звук приближающихся шагов, не решаясь повернуться, она сказала:

– Выйди с Азой.

Он вошел в явно хорошем настроении.

– Она меня съест, – пошутил он, пристегивая поводок к ошейнику. Аза заскулила еще оживленнее. Ей явно не терпелось погулять и, судя по всему, было безразлично, с кем.

– Тебя и дихлофосом не выведешь, – не поворачиваясь, вздохнула Аня.

– Гм… – неопределенно хмыкнув, он шлепнул ее по мягкому месту.

От неожиданности Аня вздрогнула. Резко повернулась, сжимая в руке нож, она

заметила, как тотчас переменился его взгляд. Не сказав больше ни слова, он поспешно ретировался и скрылся за дверью.

А она так и застыла посреди кухни в полном недоумении. Наконец, пошла в ванную и… ужаснулась собственному отражению. Чучело с мокрыми волосами, с перепачканным тушью и кровью лицом смотрело на нее оттуда. При виде крови она передернулась, забыв, как вытирала ладонью глаза. Положение становилось все нелепее. Подавленная и опустошенная, она наспех принялась приводить себя в порядок, боясь не успеть к его возвращению.

Но она успела. Успела привести себя в порядок, перебинтовать палец, вытереть стол, сделать бутерброды. Окинула взглядом гостиную. Бежевый накат на стенах. Два кресла с высокими изогнутыми спинками у окна. Между ними небольшой журнальный столик с вазочкой вечноцветущих искусственных фиалок. У противоположной стены над диваном красочный коврик с украинским орнаментом. Рядом полированный стол. Над ним – настенные часы, которые после смерти отца никто не заводил. Рядом на небольшой подставке цветной телевизор устаревшей модели. И сама мебель, и пестрая ее начинка: сервизы, рюмки, бокалы, книги различной тематики, всевозможные статуэтки и безделицы – все это приобреталось от случая к случаю без какой либо системы и цели. Со стороны это могло показаться безвкусицей. А для нее было частью ее жизни.

Она нетерпеливо выглянула из окна, за которым протекала привычная жизнь – судачили о своем на лавочке старушки, бегала по двору ребятня, склонившись над открытым капотом старенького «Москвича», о чем-то спорили два соседа из соседнего подъезда. Время шло, а Игорь не возвращался.

Наконец, щелкнул замок в прихожей, вбежала Аза и потрусила в кухню пополнять растраченную энергию. За ней с пакетом в руке вошел Игорь и направился в гостиную.

– Батюшки-светы, да у нас пир горой! – глядя на блюдо с бутербродами, воскликнул он и выложил из пакета на стол бутылку коньяка, кофе, салями, сыр, балык, лимоны и пачку сигарет.

– Ну, что, помолвку обмывать будем? – с озорной улыбкой потер он руки.– Принеси тарелки и нож, не то опять порежешься.

– Игорь, у тебя сын есть, – не обращая внимания на его шутливый тон, сказала Аня.

Игорь на мгновение замер, а потом с невозмутимым видом уселся возле нее в кресло.

– Если бы каждой бабе от меня рожать вздумалось, мне бы всей зарплаты на алименты не хватило, – шутливо ответил он.

– Она не баба. Ей всего семнадцать было, – приложив руку к груди, не отступала Аня.

– Ну, ну… Что там еще было? – выжидающе посмотрел на нее Игорь. – Не знаешь? Хорошо, так и быть, скажу по-дружески… – все больше раздражаясь, продолжал он. – Это не я ее, а она меня невинности лишила. И выглядел я при этом довольно жалко. А если ей приспичило родить от мальчика, это ее личное дело. Меня она об этом не спрашивала.

– Не будь циником, – отрезала Аня, отметая его тон.

– Ах, да! – вспылил Игорь. – Давай в благородство поиграем! Какой у нас благородный многострадальный Олег! Да трус он обыкновенный! Любил, любил и бросил. Вы мирно жили и мирно разошлись… Да потому и мирно, что не любили! Никто любимую женщину из-за этого не оставит. А Елена Пална, царство ей небесное, какой благородной женщиной была!

– Не смей! – резко вскочила Аня, собираясь залепить ему пощечину. – Как ты можешь?!

– Могу! – схватив ее за руку, крикнул Игорь. – А она смогла?! Моего ребенка убить смогла?! Дочь свою семнадцатилетнюю заставить пройти через это смогла?! А когда я через месяц примчался к тебе, дверью хлопнуть перед моим носом смогла? Я бы женился, Нюша, не раздумывая женился бы… Можно ведь было поговорить, спросить, наконец! Нет! Она сама за нас все решила! Она – господь бог! Ведь ты любила меня, Нюша, ну вспомни, вспомни, как все было. Я сыт по горло твоим благородством! Ведь ты ни разу не сказала одного единственного – что ты его любила, – с горечью произнес он, но тотчас снова вспыхнул гневом. – Ну, зови сюда Любку! И Колю позови! Давай расскажем ему, как оно было! А мне плевать на этого сына! Я двадцать два года его в глаза не видел! Какой он мне сын?

Игорь с усталым опустошенным видом тяжело опустился в кресло и поднял к ней глаза.

– Я тебя просто люблю, Нюша. Не красиво и не благородно. Но люблю. А я не знаю, как любить иначе. В чем я виноват? В том, что твоя мать скрыла от тебя правду? Вот и поклонись ей за это, – с расстроенным видом он открыл пачку, достал сигарету и прикурил. Снова посмотрел на нее. – Садись. Чего стоишь? – затянулся. – Вот так и получается – все хорошие и благородные! Одна, стерва, потому, что женить на себе вздумала, такая благородная мать-одиночка! Вторая потому, что ребенка моего убила, тоже мне, мамаша сердобольная! А третий потому, что страдал, терпел, а потом взял и наплевал. Трус чертов! Все благородные. А я один, змей искуситель, полжизни промыкался по белу свету, во всем виноват. И ни в чем не виноват! – обратил он к ней полный отчаяния взгляд.

Аня молчала. Нечего ей было ответить на его слова.

Игорь со всей силы вонзил окурок в пепельницу и поднялся.

– А знаешь, что? – глядя ей в глаза, произнес он. – Я и поступлю сейчас некрасиво и неблагородно, – с этими словами он подошел в Ане. Одним махом расстегнул свою рубашку так, что пуговицы разлетелись. – Хватит в благородство играть. Я тоже человек. Я тот раз, один единственный, в своем сердце всю жизнь, может, берег! Да и ты… не старалась бы так, будь я тебе безразличен. Ты же снова стала женщиной. Перед кем нам с тобой притворяться? – он подходил к ней все ближе, и все тише звучали его слова. Бушующий огонь в его глазах сменился искорками чистой нежности. Обхватив ладонями ее голову, он слегка коснулся ее губ.

– Зачем ты бороду отрастил? – прошептала Аня, касаясь кончиками пальцев его бороды.

– У меня шрам на подбородке, – обнимая ее, грустно улыбнулся Игорь.

– Побрейся, – снова прошептала она, касаясь губами его плеча.

– Чем? – проводя ладонями по ее волосам и спине, прошептал он в ответ. – Поздно уже. Завтра побреюсь.

– Я не могу,… – слегка отстранившись от него, Аня опустила глаза. Почувствовала, как он замер в напряженном ожидании. – Дай мне время… Я не могу так… сразу.

Безвольно опустив руки, он отошел и снова опустился в кресло. Поправив бретельки сарафана, она присела рядом с ним на диван.

– Пойми, – сказала она тихо, включая торшер, – мне тяжело сейчас. Даже если ты ни в чем не виноват… Но все эти годы я жила именно с этой мыслью. И потом… ты не прав. Маму тоже надо понять. Она мне добра желала. Ты не знаешь, как ей было, поэтому не суди ее, – она задумалась. – При чем здесь благородство? Себя понять всегда легче, чем другого. У тебя – либо черное, либо белое. Так не бывает. Да и Люба… Игорек, пусть она… Это, в конце концов, ваше дело. Но Коля… Он ведь твой родной сын. У него ведь тоже никто не спрашивал. Ну да, он вырос. А в каком возрасте отец не нужен сыну и сын не нужен отцу? Есть ли вообще такой возраст?..

– Да все я понимаю, не начинай, – с расстроенным видом отмахнулся Игорь. -Лицемерить не хочу. Что я могу к нему чувствовать, если я его уже взрослым мужиком увидел? Я и обратил-то на него внимание потому, что посчитал его твоим сыном. А оказалось – мой…, – с грустной ухмылкой покачал он головой. – А Машка ведь не моя. Точно не моя. Но три года купал ее, одевал, из соски кормил, в садик водил…

Пересев на диван, он привлек ее к себе.

– Нюша, давай Машку к себе заберем. Я ведь по документам ее отец. Светку она не помнит. Тебя мамой называть будет. И будет у нас ребенок. Хочешь, к тебе переедем. Мне здесь Любка эта будет, как бельмо на глазу, – потупив взгляд, покачал он головой. Прижав ее к себе, провел щекой по ее волосам. – Сколько лет нас разделяет…. Страшно подумать. Не один, не два, а двадцать. А мне и вспомнить-то нечего. Нюша, а Олег, он сейчас с тобой, как?

– Никак, – с грустной улыбкой пожала плечами Аня. – Не потому, что все ему безразлично. Я просто сказала так – согласился. На самом деле все было гораздо сложнее. Мы с ним действительно жили хорошо. Почему ты считаешь, что мы не любили друг друга? Любили, – перевела она на Игоря спокойный взгляд. – Мы с тобой изменились, Игорек. У меня свой круг общения, у тебя свой. Чего-то ты во мне не сможешь принять, чего-то я в тебе. А меняться в таком возрасте, сам знаешь, непросто.

– Брось, – добродушно возразил Игорь. – Только ты не обижайся, ладно? Ну, какой у тебя сейчас круг общения? Любка да Томка… тоже, чудо в перьях. Позови ее, если хочешь. У нее семья есть?

– Есть дочь. А муж бросил.

– Правильно. Кто с такой блажной сладит? – он вдруг рассмеялся. – Она же среди вас самая сисястая была. Пацанам полапать охота, а она дерется, как первоклашка сопливая.

– Ох, Игорек, – вздохнула Аня. – Такой уж она уродилась. Мама ей квартиру оставила, в деревню переехала. Сперва они с мужем неплохо жили. Оба на консервном заводе работали. Таким он каким-то недалеким был, ее муж. Но любила. На первый взгляд, она бойкая и задиристая, а на самом деле, как лиана. Ей обязательно надо за кого-нибудь зацепиться. Стержень нужен. Не вовремя у нее все получается.

– Не понял…

– Знаешь, как у Пушкина – блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел. Она не созрела. Для правильных решений, во всяком случае. Когда надо было думать, как жизнь после развода устраивать, она пустилась во все тяжкие. Сейчас, когда дочь на выданье, принялась свою жизнь устраивать. Не понимает, что к ней все больше погулять ходят. И она с ними за компанию. А дочь жалко. Бедный ребенок… Чего от нее ждать, если она нормальной семейной жизни не видела? Сама я ее плохо знаю. Здороваемся при встрече, и все. Олег еще со школы Томку на дух не переносил. А по мне, так она неплохая. Если бы не пьянки… Ко мне телевизор ходит смотреть. Ухажеры в прошлом году как разбили, так до сих пор никак не починят. Раньше она к маме моей бегала, а сейчас ко мне, по привычке. Да нет у меня сейчас никакого круга общения. Мне и не хочется, – тяжко вздохнула она.

– Нюша, но я понять не могу, как так можно – любили, любили, а потом, любя друг друга, спокойно разошлись. Так не бывает!

– Не бывает,… – согласилась Аня. – Не надо об этом, ладно? – она повернулась к нему. – Ты прав, не будь здесь тебя, не стала бы я прихорашиваться. Как и что себе не внушай, но женщиной чувствуешь себя тогда, когда рядом мужчина. Так получилось, зачем обязательно искать виновных? Разве от этого станет легче? Других судить проще. Приклеил ярлык – и напрягаться не надо. А попытаться понять человека сложнее, потому что, поняв его, возможно, придется простить. Вот тебя ни за что осудили – как тебе было? Труднее всего преодолеть собственное эго…

Аня говорила, а на душе было так легко, так уютно, так тихо. Он слушал, прислонив ее к своему плечу. У ног пушистым черным ковриком растянулась Аза. За окном теплые сумерки сменились непроглядной черной мглой. Повеяло свежестью и прохладой. Легкий ветерок играл полотном стареньких гардин. Снаружи доносился слабый аромат цветущих лип и затихающие звуки привычной городской жизни.

– Нюша, я тебе уже дал время? – прошептал Игорь, касаясь губами ее виска. Слегка повернувшись, Аня подняла к нему глаза. Его слабоосвещенное лицо выглядело сейчас уставшим и умиротворенным. «Не отстанет, – поняла она, – все-таки мы с разных планет. Ты ему про Фому, а он тебе про Ерему». В подтверждение ее мыслям рука его легко скользнула по тонкой бретельке ее сарафана. Его губы, его руки были такими же нежными и ласковыми, как когда-то. И все-таки, в них ощущались опыт и властность. И в его нежных властных объятиях она чувствовала себя семнадцатилетней робкой девушкой и пылкой сорокалетней женщиной. Эти такие, на первый взгляд, противоречивые чувства сейчас дополняли и усиливали друг друга. Пожалуй, впервые за двадцать лет она открыла душу, пустив туда свою молодость, и вся нерастраченная любовь щедрым потоком хлынула из нее, согревая его своей теплотой.

3

Резкий звонок внезапно вернул их с поднебесной высоты на грешную землю.

– Не открывай,… – прошептал Игорь, пытаясь удержать ее в своих объятиях. – Кто это?

– Может, соседи, – присев на диване, Аня нырнула в свой сарафан. – Надо, Игорек. Ночью зря беспокоить не станут.

Аза угрожающе зарычала и побежала в прихожую.

– Оденься, – бросила она ему на ходу, поправляя растрепанные волосы.

– Вряд ли соседи, подожди, – сказал Игорь, поднимая с пола одежду, – ты что, мать Тереза? – ворчал он, на ходу надевая сорочку. – Я сам открою.

Она послушно отошла в сторонку, глядя, как он с мрачным спокойствием открывал дверь, и робко выглянула из-за его плеча.

На пороге стояла заплаканная Томка.

– Ты кто?.. – тупо уставилась она на Игоря припухшими от слез глазами.

– Проходи, раз пришла, – раздраженно бросил Игорь. – Нечего у порога торчать.

– Э, козел… ты кто?! – разгневанная Томка ткнула Игоря кулаком в грудь.

Аня ахнула от неожиданности, а Игорь как ни в чем не бывало, рванув Томку на себя, захлопнул за ней дверь, лениво бросив при этом:

– Еще раз обзовешь, язык вырву.

Такое проявление мужской силы слегка осадило Томку, и она покорно поплелась за ним в гостиную. Аня осталась у двери, прислушиваясь к доносящимся снаружи крикам.

– Да кто ты такой?! – послышался из гостиной возмущенный Томкин голос. – Анька! Где ты такого хахаля откопала?! Он тебя еще не убил?!

– Нет. Это у тебя там ругаются? – спросила Аня, входя в гостиную.

Присаживаясь на диван, она поманила рукой соседку. Игорь с мрачным видом устроился в кресле.

– У меня, – кивнула Томка, усевшись рядом с Аней, и повела взглядом в сторону Игоря.

– Это Игорь Корецкий. Помнишь? – вопросительно посмотрела на нее Аня.

Томка застыла в одной позе, пытаясь вспомнить, кто бы это мог быть. Внезапно с радостным криком она вскочила с дивана и бросилась на шею бывшему однокласснику.

– Какие люди в Голливуде! Гоша! – расплылась она в улыбке, дыша перегаром ему в лицо.

Это прозвище с Томкиной подачи подхватил когда-то весь класс, сжав панибратское «Игореша» в удобное «Гоша». Так оно и плелось за ним весь год.

– Ф-у-у, – отвернулся Игорь. – Да ты, я вижу, не просыхаешь.

– Гоша, жизнь… сука… довела, – уткнувшись лицом в его грудь, Томка внезапно разразилась горестными рыданиями.

– Ничего, Том, сейчас мы эту жизнь поправим и тебя спать отправим, – освободив шею от цепких Томкиных объятий, он прикидывал, как бы ловчее от нее избавиться.

– Как?..– Томка тупо уставилась на него.

– А вот так, – подмигнул он ей, открывая бутылку коньяка. – Выпьем мировую и зароем топор войны.

– Какой топор?! – крикнула Томка, с недоумением уставившись на Игоря. – Че ты сюда с топором приперся?

На миг опешив, Игорь махнул рукой.

– Время тебя, вижу, не коснулось, – сказал он при этом.

– Гоша! – расценив его слова, как комплимент, Томка снова бросилась ему на грудь, странно при этом икнув.

Вмиг сообразив, чем это закончится, Игорь протянул открытую бутылку, с отчаяньем крикнув:

– Держи, добро пропадет!

Аня тотчас подхватила пляшущую в его руке бутылку, а он потащил Томку в ванную.

Вскоре оттуда донеслись надрывные Томкины стоны и шум спускаемой воды.

Наконец он втащил бледную обессилевшую Томку в гостиную и с отвращением бросил на диван.

– Я рубашку снял, постираешь завтра, – сказал он на ходу, направляясь обратно.

Сочувственно взглянув на Томку, Аня пошла за ним.

– Может, лучше сегодня? – спросила она неуверенно, подавая ему полотенце. – В чем завтра пойдем?

– Купим. Сегодня только стирки не хватало. Слушай, давай я ее домой отнесу?

– Пусть лежит, – вздохнула Аня. – Слышишь? Там то ли ругаются, то ли дерутся… Может, милицию вызвать?

– Оно тебе надо? – вытираясь, отмахнулся Игорь. – Давай поедим, я голоден как волк, – добавил он, направляясь в гостиную.

– Не хочу. У меня голова раскалывается, – ответила Аня, подавая ему тарелки и нож. Сама присела рядом с ним, наблюдая, как он толстыми ломтями нарезает колбасу.

– Кто так режет? – не выдержала она.

– Не ерунди,… – добродушно улыбнулся Игорь. – А как резать? Вдоль, что ли? Возьми балычок.

– Я хочу,… – слабо пропела Томка, не открывая глаз.

– Проспись, – бросил Игорь с набитым ртом, – не то сейчас и балык в унитазе окажется. Туда и бесплатное дерьмо отправлять можно. Должно же что-нибудь и в желудке задержаться, – осушив рюмку, он принялся уплетать колбасу, отламывая солидные ломти батона и расправляясь с ними с крокодильей хваткой.

– Как я завтра на таком солнцепеке выдержу? – потирая виски, вздохнула Аня. – Надо хоть немного поспать.

– Нюша, уходила бы ты оттуда к едрене фене, – отломав очередной ломоть батона, посмотрел на нее Игорь.

– Уйду. Надо же ей замену найти.

– А Колька, лоб здоровый, чего там сидит? Пусть поработает, пока она кого-нибудь подыщет.

– Пойди и сам скажи.

– И пойду.

– И я пойду, – вставила Томка, открыв глаза.

– Спи, – не глядя на нее, бросил Игорь.

– Я есть хочу, – с мрачным видом Томка уселась на диване. – Э! Ты кто? – заметив Игоря, она снова тупо уставилась на него.

– Конь в пальто, – с набитым ртом отрезал Игорь и, припечатав ломоть батона солидным куском колбасы, протянул Томке. Томка молча взяла, уставившись на Аню.

– Ань, че это за один? – коротко кивнула она в его сторону.

– Я же говорила, – устало ответила Аня. – Игорь Корецкий.

Томка какое-то время тупо смотрела на Игоря и вдруг, так же резко сорвавшись с дивана, опять повисла у него на шее.

– Гоша! – оглушила она его радостным криком.

– Слушай, Том, – отвернулся Игорь, – от тебя несет, как из помойной ямы… Ты че ревела?

– Кто ревел? – искренне удивилась Томка, плюхнувшись на диван с куском колбасы в одной и ломтем батона в другой руке. – А че я еще делала?

– Ничего, – как ни в чем не бывало отрезал Игорь. – Слушай, давай ешь и мотай отсюда. Спать охота, – миролюбиво добавил он, подрезая колбасу.

– Ты че, с Анькой будешь? – спросила Томка с набитым ртом. Игорь молча кивнул.

– Пошли со мной, – предложила она, поднимаясь с дивана.

– Я б те показал, да руки заняты, – съязвил Игорь.

– А,… – вдруг вспомнив о чем-то, Томка снова плюхнулась на диван. – Ко мне нельзя. У меня там змея.

– Какая змея?! – испугалась Аня.

– А, – отмахнулась Томка, – пришла за своим мальчиком с пальчиком. На фиг он мне сдался…

– Не ругайся, – вставил Игорь.

– Заткнись. Без тебя тошно. Всю посуду перебила.

– Мельчаешь, Тома. В утиль тебя надо, – покачал головой Игорь.

– Это еще неизвестно кого надо, дурак. Дай колбасы.

– Ну да, я тебя здесь колбасой потчую, а ты меня дураком обзываешь. Поди, совсем оклемаешься, так и башку снесешь.

– Да на фиг мне башка твоя? У меня и своя не хуже имеется. Дай колбасы, жмот.

– Так чего ты ревела-то? – спросил Игорь, протягивая ей очередной бутерброд с колбасой.

– Э-э… – покачала головой Томка. – Хлеб сам ешь, от него толстеют. А че ревела?.. Хотела и ревела. Моя башка. Хочу – ревет, хочу – песни поет. Ань, ты Мирку мою не видела?

– Нет, – пересиливая головную боль, ответила Аня.

– Че, перебрала? – с сочувствием спросила Томка. – Ну да… от жизни такой повесишься, не только напьешься. Слушай, ну еще Толстой говорил – в человеке все должно быть прекрасным: и лицо, и одежда и… что там еще? – тупо уставилась она на Игоря.

– Я кофе сварю. Ты будешь, Том? – поднялся Игорь. – Душа, кажется. Но, по-моему, это Чехов… – бросил он на ходу, направляясь в кухню.

– Буду. С каких пор ты с классиками на ты? Раньше за тобой такого не водилось.

– Знать – это одно, а принимать – другое. Кому нужна архаичная заумь? Умных мыслей и у современных писак хватает.

– Видно, надо умереть, чтобы стать классиком.

– Резонно, – ухмыльнулся Игорь, – тебе с сахаром?

– Я же сказала, худею, – недовольно проворчала Томка.

– Водки меньше пей. В ней весь корень зла, – весело крикнул Игорь. – Оч-чень она калорийная.

– Не учи меня… – отмахнулась Томка, отправив в рот очередной кусок колбасы. – А эта змея, Ань, орет – любовь, любовь! А сама мои тарелки – хлоп, хлоп! Ой… Да рожу ты накрась, мышь серая! – резко повернувшись, крикнула она через стенку невидимой змее. – А этой дуре лень, вот она и лезет со своей любовью! Хоть сама ни черта не знает. Только тумана в голову напустит! Ты на тот пальчик посмотри… – Томка скривилась, как от зубной боли. – Какая там любовь? От тоски подохнешь. А бегает же от ее любви ко мне. Ну… я его хоть пожалею. И телевизор обещал опять же… – вздохнула она с задумчивым видом. Но тотчас, словно очнувшись ото сна, резко повернулась. – А че он у тебя делает?.. – удивленно уставилась она на Аню, потом крикнула Игорю, – Гоша, ты че здесь делаешь?

– Предложение, – Игорь вошел с чашками в руках.

– Заливай, заливай, – Томка с сомнением покачала головой. – Думаешь, я поверю, что ты запал на этот суповой набор? Она раньше классной была, а ты даже не смотрел в ее сторону. Сам вроде мужичонка справный. Или уже аллес капут? – при этом она смерила его выразительным взглядом.

– Сплюнь! – перехватив ее взгляд, Игорь ткнул ей под нос чашку.

– Ай! – воскликнула Томка. – Горячий!

– Ветер под носом есть? Вот и дуй! – мрачно рявкнул Игорь. – Сказал же, жениться хочу.

Пытаясь удержать в руках горячую чашку, Томка пронзила его пристальным взглядом. Сообразив, что шутками здесь не пахнет, она недоуменно пожала плечами.

– Так у нее уже есть один. Ты не знал? – подозрительно спросила она. – На фиг ей сразу два? На Мирке моей женись, раз приспичило. Она у меня девка классная.

– Когда она девкой-то была? Забыла уже, небось, – беззлобно поддел ее Игорь, осторожно отпивая обжигающий напиток.

– А Анька помнит? Тоже мне, девку нашел, – фыркнула Томка.

– Злой у тебя язык, Тома, – Игорь послал ей ленивую добродушную улыбку.

– Зато сердце хорошее. Скажи, Ань, хорошее?

– Хорошее, – вздохнула Аня, заранее готова согласиться с чем угодно, лишь бы ее оставили в покое.

Видя, что Ане несладко, Томка обратилась к Игорю:

– У меня анальгин есть. Гош, пойди, принеси. Он в тумбочке под телевизором, если эта змея не добралась.

– Зачем же тебе еще один? – изображая искреннее удивление, улыбнулся Игорь.

– Что? – не поняла Томка.

– Телевизор еще один, зачем тебе?

– А, этот так, для мебели, – махнула рукой Томка. – Я вон к Аньке бегаю. И сегодня приходила. Если бы открыла, так и тарелки были бы целы! – продолжала она, переводя мрачный взгляд от Игоря к Ане и обратно. – Ну, делаешь, и делай! Предложений я ваших не видела, что ли? Я бы себе здесь тихонько села. Такой сериал… Вот где любовь. Он тебе колечко на пальчик и в ресторане до отвала накормит. А живут как! После такого в свою дыру возвращаться не хочется. Себе, что ль, в Бразилию податься?…А, может… Мирку, а? – с надеждой посмотрела она на Аню. – Сколько ни смотрю, все мужики классные! И змеи чужих тарелок не хлопают! – снова повернулась она к стене. И вдруг хитро подмигнула Ане. – А я все думаю, чего ты здесь застряла? Школы там у вас позакрывали, что ли? – с ухмылкой покачала она головой. – Ох, не зря говорят – в тихом омуте черти водятся… Че сидишь? – обратилась она к Игорю. – Говорят же тебе – голова болит. Вы только и умеете, что предложения делать, а чтоб человеку пилюлю дать, ноги отвалятся. Ань, поехали в Бразилию. Вместе веселее будет. Там тебе и предложение сделают, и пилюлю на подносе принесут. И зимы нет, опять же. Торгуй себе на рынке весь год!