Czytaj książkę: «Свет сквозь мрак»
Предисловие
Как часто люди ждут от жизни гармонии и справедливости, но как редко они встречаются на земле! В жизни людей так много неразрешенных вопросов! Случается ли это потому, что ответов не существует? Или этот факт свидетельствует о том, что нередко, выдумав себе Бога, мы пытаемся подогнать жизненные факты под свое представление о Нем, все больше разочаровываясь в Боге, страшась своего разочарования, выбивающего почву из-под наших ног, и пытаясь оправдывать Бога, словно Он – подсудимый, а мы – Его адвокаты?! Нуждается ли Бог в нашей защите? А может быть, наши представления о Нем иногда нуждаются в пересмотре? Все эти вопросы кажутся праздными до тех пор, пока с нами не происходит серьезная беда. Но в момент трагедии тот, кто отказывается пересмотреть свои представления о Боге и устройстве мира попадает под категорию обозленных на Бога и весь мир. Или же под категорию людей строго обвиняющих себя за каждый свой малейший проступок, глубоко запрятавших в душе обиду на Бога, который наказывает добрых людей даже за мелочи, но терпит тиранов и маньяков.
При наблюдении на протяжении многих лет, для меня показалось странным, что катастрофы и тяжелые переживания очень редко разделяют злых и добрых, праведных и неправедных. И случаи, в которых верующие люди не пострадали при стихийном бедствии, называют чудесами, как в случае со сходом лавины на Черном море или при землетрясении в Армении… А ведь чудесами мы называем то, что происходит настолько редко, что мы невольно выделяем это происшествие из общей массы происшествий….
Эта книга – моя попытка проследить жизнь тех, кто сумел найти для себя ответы на эти сложные вопросы. Конечно, их выводы не единственный ответ. Каждый ищущий, найдет свой ответ, если рискнет увидеть Бога таким, каким он Его еще не представлял, понять то, чего еще не знает о Боге, принять мысль о том, что мы – люди не можем понять Его разум1. Нужно иметь немалое мужество, чтобы принять это без бунта и обиды – смиренно понимая, что Бог готов дать покой, и открывать Себя и Свои пути смиренному духом и доброму сердцем человеку2, залечивая все раны, полученные им в жизни и ведя человека к совершенству3.
Хочу от души поблагодарить моих сестер по вере, которые позволили мне описать их жизнь. Благодарна также Касымовой Валентине Николаевне, поделившейся своим восприятием мира, позволившей использовать ее стихи и песни в этой книге. Валентина Николаевна выражает благодарность всем, кто помог в ее труде на ниве Божией.
Но самая огромная благодарность и поклонение моему Неисследимому и Великому Богу за то, что Он подверг Себя огромному риску – дать нам свободную волю для того, чтобы получить не роботов, а полноценных личностей, сознательно полюбивших Его, и заплатил за свой риск наивысшую цену. Цену любящего существа, отверженного теми, кого полюбил, отдав за них Свою жизнь… Искупив людей Своей кровью, Бог получил немощную, слабую любовь, лишь немногих из тех, кого создавал и за кого страдал – но это все на что мы – люди способны… и это все, что Ему нужно от нас.
Я не могу понять этого, но от души благодарна Ему за все…
А радости и трудности жизни – это лишь школа, которая воспитывает мой характер… – побочный процесс совместного проживания (как в семье), обрамление, иногда хорошее а бывает и совсем неудачное (с моей стороны), нашей любви и наших отношений с Богом, которые составляют центр моей жизни. Только Он и Его любовь совершенны, я не могу сравниться, могу лишь, преклоняясь, учиться у Него, признавая несовершенство и нередко несправедливость нашего временного мира, в котором каждый делает свой выбор, и на который имеет влияние каждый человек в свою меру…
Только в вечности мы сможем увидеть мир, где полностью правит Бог, где всё и все повинуются Ему. Только тогда и только там мы узнаем Его до конца…4
Свет сквозь мрак
Глава1
Она родилась жизнерадостным ребенком и кроме первого крика, огласившего стены родильного дома, плакала не часто. После первых несмелых шагов, Варвара с радостным смехом побежала, да так и бегала без устали целыми днями по скромному домику, состоящему из кухонки и пары комнат. Родителей радовала улыбка Варвары, ее звонкий, задорный смех, раздававшийся, казалось, одновременно со всех уголков дома – так быстро меняла девочка свое месторасположение. Девочку радовало все – от большого жука, проползающего по травинке и пушистой снежинки, опустившейся на ее ладошку, до громкого колхозного трактора, будившего ее по утрам, на котором работал ее отец. Родившись седьмым ребенком в семье, Варя довольно скоро стала ее центром. Каждый член семьи старался чем-то порадовать малышку, чтобы услышать ее восторженный, заразительный смех. И добиться этого смеха не составляло труда.
В маленьком домике не было достатка, но и голодными были нечасто. В смутные тридцатые годы, отец Варвары, спокойный, степенный крестьянин, сумел держаться вдали от политики, трудился изо всех сил «за Родину, за Сталина» и искренне верил, что вождь страны мудр и обязательно приведет ее к благу и процветанию. А страдают и попадают в тюрьмы лишь те, кто не желает блага для страны и ее будущего. Афанасий был немногословен и нередко говаривал, что именно от многословия с некоторыми его согражданами происходят лишние беды.
Мать Варвары – простая, добродушная женщина не перечила мужу даже в тех вопросах, в которых была не согласна, а уж в разговорах на отвлеченные темы и подавно. Она вела хозяйство, трудилась с другими женщинами на колхозном поле с раннего утра до позднего вечера, едва успевая сготовить пищу своему многочисленному семейству и дать корм немногим домашним животным. Старшие дети присматривали за малышами, каждый в семье знал свое место и свои обязанности. Даже младшая Варя с четырех лет получила свою каждодневную обязанность – выметать после обеда пол в кухне, высыпая крошки, упавшие со стола, курам.
Для страны это время было очень сложным. Люди работали, учились, старались жить как всегда, но тревога и ожидание беды волновали каждое сердце. Немало людей объявлялись «врагами народа» после чего большая их часть пропадала бесследно. Но в колхозе самым важным был труд «на благо партии и народа» и люди трудились с раннего утра до позднего вечера, получая за «трудодни» продукты питания и корм для скота, кто имел домашний скот. Бескрайнее поле свеклы или кукурузы на протяжении всего дня, работа по дому, приготовление пищи, уход за скотом вечерами – это было все, что видела Тамара на протяжении многих лет. Выросшая в деревне, женщина не роптала на судьбу, воспринимая жизнь такой, как есть, но как все женщины колхоза быстро старела.
В один из вечеров, вернувшись с поля, Тамара заметила на детях странные прыщи. Дети жаловались и чесались. Ночью у двоих поднялась высокая температура. Колхозный фельдшер, заменявший сосланного колхозного врача, сообщил, что это – корь, прописал всем детям красное вино, выдав какую-то мазь для снятия зуда.
– Но вина в нашем доме давно уже не было, – вздохнула Тамара, – может водка пойдет?
– Нет, только виноградное красное вино. Если нет – пусть пьют больше воды и в постели лежат, – ответил фельдшер, – у меня нет никаких лекарств, чтобы помочь им. Эта болезнь сама пройдет, ничего. Только не давайте им гулять на улице – заразят всю улицу, а этого никому не надо.
– Я скажу им, обязательно, – ответила Тамара, – но дети и не смогут гулять. Старшие уже не встают. Можете ли вы написать мне записку в управление, об освобождении меня от работы, чтобы я могла ухаживать за детьми?
– Я напишу, но не знаю, что скажет председатель – ответил фельдшер и написал записку.
Наутро, когда Тамара принесла в правление колхоза записку от фельдшера, председатель рассердился.
– А норму за тебя кто выполнять будет?!
Но ведь все это время я выполняла свою норму… – угасшим голосом произнесла Тамара, – дети всегда самостоятельно с домом справлялись, но сейчас они все заболели!… Дети не смогут сами!
– Если ты не выполнишь норму, я отдам тебя под суд! – жестко оборвал ее председатель, – тогда твои дети будут справляться сами следующие несколько лет, сколько определит суд!
Женщина не выдержала и расплакалась, развернувшись к двери кабинета председателя. Ей вдруг показалось, что на плечи лег неподъемно тяжелый груз. Едва передвигая ноги, Тамара покинула кабинет председателя и отправилась в поле. Весь день сердце женщины разрывалось! Все ее мысли были в доме, где болезнь подкосила старших, да и младшие дети были уже «раскрашены» красными пятнами. Дети не могли ни есть, самостоятельно, ни пить. Даже после глотка воды открывалась рвота. Всю следующую ночь родители ходили между постелями детей, подставляя ведро, или подавая кружку воды. То из одного угла домика, то из другого доносился стон или бред от высокой температуры. Наутро родителям вновь пришлось уходить на работу, изводя себя тревогой за больных детей. Так прошло несколько дней. Последней заболела младшая Варя, ее организм дольше всех сопротивлялся атакам болезни, и она оставалась практически единственной «ходячей» в доме на протяжении последних четырех дней. Пока родители были вынуждены оставаться на работе, девочка ухаживала за братьями и сестрами как могла, но и ее болезнь подкосила.
Через пять дней средняя дочь, болезненная, слабая девочка Соня, не могла поднять головы с постели. Позвали фельдшера, и тот настоял на вызове врача из города. Приехавший врач сообщил, что девочка вряд ли поправится. Мать была в отчаянии, на свой страх и риск на следующий день она не вышла на работу. Афанасий зашел к председателю и предупредил о тяжелой болезни дочери. Тот ругался, угрожал, но Афанасий был непреклонен – жена должна остаться дома с детьми!
– Я не поставлю ей трудодни, – отрезал председатель, – в конце месяца она будет отрабатывать по воскресениям и вечером, или пойдет под суд!
Афанасий ушел из кабинета сердитым и хмурым. Он знал, что председатель мог дать его жене выходные, ведь она трудилась почти без выходных уже не один год, и подобная несправедливость душила мужчину глухой яростью. И сейчас Афанасий ненавидел председателя за то, что тот пользовался своим положением для того, чтобы унизить односельчан и получить себе очередную благодарность от руководства ценой их пота и крови. Но он не мог отомстить этому человеку. Не мог даже выругаться в его присутствии, чтобы не навлечь еще большую беду на свою семью. Спустя три дня Соня умерла. Тамара рыдала над телом своего ребенка, проклиная судьбу и жестокость человека, не позволившего ей использовать свой шанс помочь дочери. Собравшиеся соседи жалели безутешную мать, приговаривая, что вряд ли она смогла бы помочь своему ребенку, даже если бы оставалась в ней весь день.
– Корь все равно унесла бы ее, – вздыхали они, – уж больно слаба она была… Не тужи так. Ведь у тебя есть другие дети. Дал бы Бог, чтобы они выросли.
– Не знаю, может вы и правы, но я должна была остаться с Соней в ее последние дни! – отвечала Тамара, – И если есть Бог, то Иван Иванович должен ответить за свою жестокость! – плакала она.
Родители похоронили девочку на деревенском кладбище, а в доме никто из детей не мог подняться с постели. Ослабленный организм и отсутствие витаминов, стали для болезни хорошей пищей. Даже хохотушка Варя не бегала и не смеялась, лишь изредка поднимая голову, просила пить. Корь раскрасила девочку как варенного рака. Обычно маленькие дети легче переносят эту болезнь, но по неизвестной причине Варя выглядела хуже старшего Валентина, температура которого достигала сорока градусов, но пятна на теле были реже.
После похорон прошло три дня, когда Варя, проснувшись к десяти часам утра, позвала мать.
– Мам, сейчас вечер?
– Нет десять часов утра, – ответила Тамара, – тебе водички дать?
– Дай, только чуть-чуть, – Варя помолчала, затем спросила, – а почему на улице так темно?
– Да что ты?! Солнышко на улице сегодня! – не поняла Тамара.
– Нет, дома совсем темно, а на улице почти как поздно вечером, – возразила Варя.
Тамара встревожилась не на шутку и вновь вызвала фельдшера. Тот смог прийти только к вечеру. Осмотрев тело ребенка, он отогнул веки, взглянув на внутреннюю их часть, затем спросил:
– Ты видишь меня?
– Нет, здесь совсем темно, – ответила девочка.
– А сейчас? – фельдшер зажег спичку.
– Сейчас вижу маленькое светлое пятно, – ответила Варя.
Фельдшер тяжело вздохнул и отошел от постели девочки. Выйдя в кухню, он долго не мог выдавить из себя вторую страшную новость. Переминаясь с ноги на ногу, он, наконец, произнес:
– Думаю, вы догадываетесь… У Вари, возможно сыпь пошла на внутренние органы и… – он помолчал, затем с трудом выдавил, – …и на глаза.
– И что теперь делать? – растерянно спросила женщина.
– Я боюсь, что здесь ничего уже не сделаешь, – вздохнул фельдшер, – ваша дочь не сможет видеть.
– Во время болезни? – в голосе Тамары звучала слабая надежда, смешанная с отчаянием.
– Нет, никогда… – фельдшер проклинал в эту минуту свою судьбу, поставившую его вместо врача на всю округу. Пойдя учиться на фельдшера, он не был готов сообщать подобные вещи, надеясь, что всегда для подобных ситуаций будет врач, – конечно, мы еще раз вызовем врача из города, хотя в прошлый раз я получил выговор за этот вызов. Иван Иванович считает, что мы сами должны справляться с проблемами.
– Вызовите врача, пожалуйста, прошу вас! Я не вынесу сразу две потери! Я не могу представить, что моя Варенька, наше солнышко, не сможет видеть! – разрыдалась Тамара.
Фельдшер задумался на мгновение, затем решительно тряхнул головой.
– Соберите ребенку вещи. Я отвезу ее в город, в больницу. Так будет лучше. Там больше специалистов, может быть, помогут.
– А как же я оставлю ее? – растерялась мать.
– Я не смогу вам предложить ехать со мной, а Афанасию нельзя бросать работу, – решительно ответил фельдшер, – я позабочусь о том, чтобы у нее было все необходимое. Пусть врачи ее обследуют… если не поздно… – вдруг вырвалось у него.
– Помогите, Владимир Михайлович, прошу вас! – взмолилась женщина.
– Я не Бог, – вздохнул фельдшер, – чем смогу – помогу…
– Не знаю, как уж и благодарить вас!… – запричитала Тамара, – только волнуюсь я очень, маленькая же еще, чтобы одной лежать в больнице…
– Да что вы! – грустно улыбнулся фельдшер, – в пять лет она уже вполне самостоятельная. Там дети и в три года уже без мамы лежат… Я попрошу, чтобы за ней хорошо ухаживали. Сейчас температура уже спала, так что ей уже легче будет… – попытался успокоить он Тамару. – Завтра я еду в город за лекарствами, и возьму Варю с собой, Иван Иванович даже не узнает, что я ее отвез.
– Хорошо, мы соберем вещи! – воскликнула Тамара, – только бы ей помогли! – женщина вдруг осеклась и задумалась, затем осторожно спросила – а почему Иван Иванович не должен знать? Разве вы собираетесь сделать что-то плохое?
Фельдшер немного смутился, затем, боясь сказать лишнее слово, чтобы не пострадать, если женщина передаст его слова председателю, ответил:
– Я уже не раз Афанасию говорил, что вам лучше уехать отсюда. Я даже работу в городе ему предлагал…
– Так значит это не случайно, что Иван Иванович не дал мне выходных? – догадалась Тамара.
– А разве Афанасий не говорил вам? – удивился фельдшер.
– Нет, он считает, что лишние слова вредят…, но как бы мне его слова помогли, если бы он хоть намекнул, что здесь нам не дадут жить! Я ведь давно просила его переехать… – ахнула Тамара, – Но теперь я не смогу вернуть свою Сонечку…. – она заплакала, затем взглянула на младшую дочь, – только бы теперь Вареньке помогли!
– Я бы очень просил вас не питать больших надежд на эту больницу. Зрение вряд ли вернется, но, может быть, оно останется хотя бы на том же уровне, что сейчас…
На душе у него «скребли кошки». Владимир Михайлович хорошо относился к Афанасию и Тамаре, а на Варю без улыбки не мог смотреть. Добрая, жизнерадостная девочка при первом взгляде на нее, вызывала светлую улыбку. Он не мог понять, почему на эту семью обрушилось сразу две беды, и нависла еще одна? Конечно, времена были тяжелые, немало семей похоронили своих домочадцев. Но ему хотелось бы, чтобы беды обошли стороной эту тихую семью. За что же председатель взъелся на них?
Фельдшер давно знал, что председатель «копает» под эту семью, но прежде он не мог сказать уверенно, чем им грозит председательская немилость. Не раз он тихонько намекал Афанасию, чтобы тот поискал работу в городе, раз уж не дают спокойно жить в колхозе. Фельдшер напоминал, что доктора председатель также уничтожил… Медленно искал «компромат», затем обвинил в саботаже, когда тот не успел провести за три дня вакцинацию в их большом колхозе. Но Афанасий был упрям и твердил, что если бы доктор больше молчал – ничего с ним бы не случилось. Но вчера, проходя мимо председательского кабинета, Владимир Михайлович вдруг услышал обрывок фразы и замер, не в силах оторваться, так как речь шла о тех, кому он искренне сочувствовал.
– …но ведь они ребенка схоронили… – услышал он слабое возражение колхозного бухгалтера.
– Да я эту семейку сгною на нарах. Они у меня попляшут! – голос председателя звучал так громко, что его можно было услышать с другого конца коридора, – Смотри-ка, она уже четыре дня не работает.… Хорошо жить хотят! Ты разве не слышала, ему брат с севера посылки шлет… он там хорошо устроился, и этих голодранцев кормит…!
Владимир Михайлович понял причину гнева Ивана Ивановича – это была простая зависть. Но, зная нрав председателя колхоза, понимал, что тот одними угрозами не успокоится. Если бы кто-нибудь узнал, что он стал свидетелем этого диалога, то и у него начались бы проблемы, поэтому фельдшер поспешил уйти, сопровождаемый гневными возгласами председателя.
До вечера добрый мужчина думал, как помочь односельчанам, но не мог найти способа. Как убедить их сорваться с насиженного места и уехать подальше с этих мест? Фельдшер знал по опыту – если Иван Иванович взялся – обязательно посадит… найдет причину, сколько бы ни пришлось ему искать. Теперь же у постели больного ребенка, в его сознании ярко загорелась мысль – увезти Варю в город. Он знал, что лечение будет продолжительным, за ним последует период реабилитации, который можно будет пройти только в городе, да и школ для слепых в колхозе нет. Может быть, согласится Афанасий ради ребенка уехать в город, тем самым спасет свою жизнь и семью от большой беды. Конечно, болезнь Вари – большое горе. Но его можно было использовать на благо ей самой и всей ее семье.
Утром, едва небо на востоке посерело, фельдшер, проезжая мимо двора Серовых, остановился. Афанасий был еще дома, он взял сонную девочку на руки и отнес, в подводу. Мать погрузила несложные пожитки: платьице для больницы, полотенце и кусок мыла, бутылочку воды и краюху хлеба в чистой тряпице, всплакнула, что не может поехать с дочерью, и поцеловала ее на прощание. Путники, не задерживаясь более, тронулись в путь.
Глава 2
Варя пролежала в больнице три недели. К сожалению, зрение она потеряла полностью. За это время родители так и не смогли посетить девочку. Председатель, узнав о том, что ребенок Серовых лежит в городе в больнице, усиленно проверял их присутствие в поле не только с утра, но и после обеда. Он знал, что при желании можно добраться в город верхом или на попутном транспорте за три-четыре часа и следил, зная, что кто-нибудь из родителей девочки может отпроситься у бригадира после обеда и к следующему утру вновь вернуться. Даже воскресенье им приходилось работать. Тамара отрабатывала пропущенные дни, а Афанасию Иван Иванович сказал, что он не имеет права на отдых, так как в деревне ему нет замены. И, хотя один из молодых парней давно мечтал сесть на трактор, председатель не позволял ему сделать это, мотивируя его молодостью и неопытностью. Председатель знал, что наступит день, когда измученные родители нарушат запрет и поедут к дочери, особенно если ребенка выпишут из больницы. Тогда Иван Иванович будет справлять «свой звездный час», объявив отлучившегося с работы врагом народа, подрывающим экономику великой страны. Серовы также знали, чего ждет их враг, и старались не давать ему повода уничтожить себя. Вопрос переезда был уже решен для семьи. Нужно было лишь решить бытовые проблемы. Поэтому еще через неделю после отъезда Вари, когда Владимир Михайлович вновь поехал за лекарствами в город, они попросили доброго мужчину взять с базы, где раньше Афанасию предлагали работу, бумагу о том, что его принимают на работу. Фельдшер пошел дальше и взял справку о том, что база предоставляет семье общежитие до времени, пока не получат квартиру от предприятия.
А в это время Варя должна была учиться жить заново. Владимир Михайлович был прав в том, что в больнице дети даже младше Вари иногда лежали без матерей. Одного он не учел – эти дети не теряли зрение. Уже в первую неделю со дня, когда для девочки погас свет солнца, ее стали мучить кошмары. В один из дней ей приснился сон:
«Варя стоит посреди жаркой, иссушенной зноем пустыни, о которой рассказала ей когда-то Соня, придя со школы, вдруг она замечает колодец, вырытый в небольшой ложбине посреди барханов. Она бежит к колодцу, мечтая напиться, и замечает, что у колодца уже стоит Соня. Сестра забрасывает в колодец ведро, с привязанной к нему веревкой, затем медленно поднимает его. Ведро кажется девочке очень тяжелым, и она зовет Варю на помощь. Варя подбегает к сестре, хватается за веревку, и они вдвоем тянут ее. На их разговор и возгласы, колодец отзывается эхом, словно передразнивая каждое слово. Через минуту к голосам девочек, эхом доносящихся из глубокого колодца, вдруг примешивается странный звук, похожий на рычание. Девочки, не обращая внимания, продолжают тянуть веревку. Но вдруг из мрака колодца показывается не ведро с водой, а огромное темное существо, напоминающее лохматого и очень свирепого медведя. Девочки бросают веревку и в ужасе бегут от колодца. Но существо нагоняет Соню и проглатывает ее, затем догоняет и Варю. Девочка кричит в ужасе, бьет ужасное существо руками и ногами, она даже кусает его сквозь вонючую плотную шерсть, но лохматый монстр присасывается к ее глазам и проглатывает их. Наступает полный мрак! Варя в ужасе зовет родителей, но их нет. Где-то в глубине души она знает, что родители бросили ее, но она снова и снова зовет их, даже не надеясь уже на их помощь и поддержку. Монстр удовлетворенно и сыто крякает, затем возвращается в свой колодец. Рот Вари полон его вонючей шерсти, глазные впадины глухо ноют…»
В это мгновение девочка проснулась, продолжая ощущать во рту что-то противное. Она попыталась открыть глаза, но не смогла. Вернее глаза открылись, но мрак остался прежним – ни зги. Рот оказался набитым тканью больничной наволочки, обработанной в какой-то вонючей жидкости. Девочка отплевалась, вытерла мокрое от слез лицо и попыталась увидеть хоть полоску света, но безуспешно. Варе показалось, что монстр не ушел, он где-то рядом, в темноте палаты! Она громко крикнула имя матери и вдруг вспомнила, что она в больнице и родители не скоро смогут прийти к ней. Иногда Варе казалось, что Владимир Михайлович, который привез ее сюда, лжет, пытаясь утешить ее, и что родители отказались от слепой дочери – кому нужен такой ребенок?
В палату вошла ночная няня.
– Чего ты раскричалась?! – недовольно проворчала она, – сейчас разбудишь других! Если ты не перестанешь кричать – я тебя в коридор выставлю или в темную подсобку!
Девочка хотела сказать, что ей и так темно – везде, но не смогла – душили слезы. Сглотнув ком, застрявший в горле, она только тихо прошептала:
– Я больше не буду…
– Ладно, спи! – бросила няня и вышла из палаты.
В палате тихо посапывали другие дети, некоторые всхлипывали во сне, также как Варя, скучая по маме и папе. Дождавшись, когда за няней захлопнулась дверь, девочка дала волю молчаливым слезам. Она плакала долго, навзрыд, затем устав от слез и большого детского горя, затихла. Вылакав все слезы, Варя получила способность слышать то, что происходило вокруг, и тишина больницы немного успокоила девочку. Даже строгая и вечно недовольная ночная няня сейчас была ангелом-спасителем для нее. Самое главное – няня была взрослой, кроме того, у нее был грубый, почти мужской голос и она представлялась Варе большой и сильной. Если няня считает, что бояться нечего – значит, монстра рядом нет… Прошло несколько минут после мысли о том, что монстра рядом нет, как уставший ребенок уснул. Мысль о безопасности в этот момент была самой важной и необходимой для маленькой девочки.
На протяжении следующих дней и недель, этот сон повторялся неоднократно в различных вариантах. Варя все чаще начинала плакать и кричать даже днем, стоило ей остаться одной в палате. Ужасный монстр теперь преследовал не только ночью, но и днем. Варе казалось, что монстр выползает из-под кровати, и она нередко лежала без движения, сжавшись в комочек. Врач предложил ей перебраться на кровать, стоявшую в углу палаты. Варя с радостью согласилась, ведь в углу сразу с двух сторон ее защищали стены. Но этого хватило ненадолго, страх, как плесень, разрастался в душе девочки, покрывая все большую часть ее души. Не раз Варя боялась встать с постели, когда в палате никого не было или все дети спали – и бывало, что постель Вари оказывалась мокрой – она не могла себя заставить встать и дойти до туалета. Девочку ругали, даже оставляли без обеда за это, но ничего не помогало. Из жизнерадостного, веселого всеобщего любимца, Варя превратилась в запуганную, вечно вздрагивающую и раздражающую всех окружающих девочку.
Однажды старенькая медсестра, которая уже давно была на пенсии по возрасту, но все еще продолжала работать, подошла к ее кровати.
– Варенька, – тихо спросила она, – чего ты боишься так сильно?
– Ничего, – пробормотала девочка, сжавшись в комочек и уползая в дальний угол кровати.
– Ты так сильно боишься, что даже рассказать не можешь? – терпеливо и мягко продолжила расспросы старушка.
Девочка затрясла отрицательно головой.
– Ты боишься, что кто-то может услышать наш разговор? – поинтересовалась медсестра.
На этот раз Варя затрясла головой, но уже утвердительно.
– Но в палате никого нет, все на ужин пошли, – сообщила старушка.
– И он тоже? – осторожно спросила Варя.
– Кто – он? – не поняла женщина.
– Тот, страшный, лохматый, который съел мои глаза, – уточнила Варя.
Мудрая старушка поняла, что достучалась до самых тайных страхов ребенка и каждую следующую фразу говорила очень осторожно, продумывая не только слова, но и тон, которым они будут сказаны.
– Тот лохматый, которого ты боишься, сбежал давно. Врач прогнал его,… – начала медсестра, следя внимательно за мимикой ребенка. Ей предстояло разбить страх в душе девочки, убивающий ее душу.
– Правда? – усомнилась Варя, – а почему он недавно приходил ко мне и опять пугал меня?!
– На этот раз приходил не тот зверь, это приходил твой страх перед этим зверем. Сильный и умный врач прогнал ту болезнь, которая съела твои глазки, но твой страх ты должна победить сама. Если хочешь, я помогу тебе. Только ты должна все-все про него рассказать мне. Этот страшный и лохматый страх очень боится, чтобы про него рассказали. Он всегда становится слабее, когда ты рассказываешь о том, что этот пакостник натворил. Страх как мальчишка-хулиган убегает, если кто-нибудь увидит, как он пакостит, – попыталась объяснить медсестра.
– Да, это правда. Я сейчас рассказала и мне стало немножко не так страшно… только вы не уходите… пожалуйста! – Варя осторожно придвинулась в пожилой женщине, ища у нее защиты от своих страхов.
– Я немного побуду с тобой, потом провожу тебя в столовую, чтобы ты покушала. Ты такой худенькой стала! – мед сестра погладила осторожно Варю по спине, и та вдруг порывисто прижалась к женщине, и расплакалась.
– Ну что ты! Ладно уж… – немного растерялась старушка, но прижала Варю к себе и нежно погладила по голове, – по маме соскучилась? – догадалась она.
– Она меня бросила!!! – разрыдалась девочка, – потому, что я слепая! Я теперь никому не нужна!!! Почему я стала слепой? Неужели я хуже всех?
– Нет, малышка, твоя мама не бросила тебя… – попробовала успокоить старушка Варю, но вдруг поняла, что пустые заверения не помогут, нужны веские доказательства. Поэтому она продолжила – когда от детей отказываются, пишут специальную бумагу. Твои родители не писали такую бумагу. Наоборот они передали нам, что они постараются найти деньги, оплатить санаторий, чтобы ты поправилась. Для таких как ты санаторий у нас бесплатно, но мы еще не успели им об этом рассказать твоим родителям, – старушка грустно помолчала, затем добавила, – я не знаю, почему именно ты потеряла зрение… но уж точно не потому, что ты хуже всех. Беды разные случаются у разных людей, и у плохих и у хороших людей. Поэтому самое главное запомни – ты не должна думать, что ты в чем-то виновата. Ты слишком мала для этого! Просто тебе нужно научиться жить с тем, что ты имеешь, и самое главное – постарайся не ожесточить свое прекрасное сердечко!
– Правда, они не бросили меня? – приподняла недоверчиво бровь девочка.
– Я знаю это совершенно точно. Врач спрашивал, готовы ли они подписать бумагу, чтобы ты осталась в интернате для незрячих. Они отказались. Передали, что будут заботиться о тебе сами, и приедут к тебе, как только их с работы отпустят. Когда мы пролечим твои глазки до конца – они заберут тебя домой, – заверила мед сестра, – а теперь пойдем в столовую – иначе тебе не хватит ужина.
– Ну и что, блаженно улыбнулась девочка, все еще прижимаясь к теплому боку старушки, в белом халате – меня мама потом накормит…
– Обязательно накормит, я в этом не сомневаюсь. А что ты любишь кушать?
Ответив на самый затаенный вопрос девочки, мудрая женщина не стала смаковать тему, чтобы дать ответу укрепиться в душе ребенка, переведя разговор на близкую ей тему, о родном доме, но с намерением плавно перевести Варю к будням больничной жизни, чтобы помочь ей дождаться выписки из больницы.
– Я люблю суп из курочки… – мечтательно протянула Варя.
– Сегодня на ужин простые макароны, но они помогут тебе дождаться дома и твоего любимого супчика… – сообщила женщина.
– Ладно, я покушаю макароны, и тогда дождусь маминого супа!
Уже бодро и радостно сообщила Варя. Природное жизнелюбие ребенка и прежнее стремление ко всему красивому и радостному, проснулось в душе Вари. Она на время даже про монстра забыла. Через минуту она уже довольно уверено шагала рядом с медсестрой по направлению к столовой. Здесь, в больнице, Варя уже неплохо знала дорогу в столовую и обратно, поэтому отсутствие зрения не слишком сковывало движения. Она шла рядом с доброй женщиной и загадочно улыбалась. Скоро придут ее мама и папа, и больше она не будет одинока и всеми покинута.
