Czytaj książkę: «Джин в наследство», strona 6

– Вы там в кустах, Глеба искали?

– Нет, конечно. – Покраснела Маня. И принялась излагать поминутную историю исчезновения мужа. Потом отчиталась о проведенных поисковых мероприятиях. Зварыкин слушал, кивал. И наконец уточнил:

– Значит, в гараже его нет, телефон и ключи от гаража и квартиры у вас? – Маня утвердительно кивнула и Леха продолжил. – А что, если вы два часа провели в поисках, а он никуда не пропадал и теперь мается у дома под дверью.

Маня ахнула, может поранил ногу, побежал домой и они разминулись… Дома Глеба не оказалось, Зварыкин попросил кофе и принялся обзванивать ближайшие клиники. Потом уточнил какая сегодня дежурит по скорой и выяснил что именно туда как раз два часа назад привезли мужчину. Коротко стриженого, в очках и клетчатых шорах. Без документов, без телефона да. Но прежде чем уснуть пьяница назвал свое имя – Владимир Живанов.

– Мог Глеб напиться и назвать себя Живановым?

Маня возмущенно помотала головой из стороны в сторону. За третьей чашкой кофе они молча уставились друг на друга. Маня уже дозвонилась Чурову, вернее дежурному оставила сообщение для следователя. Леха Зварыкин тоже позвонил одноклассникам, прочесывать траву в поисках Глеба вызвались трое. Один заканчивает работу через 40 минут, так что Зварыкину пора ехать собирать по домам спасателей. Когда Лехе позвонили еще двое и сообщили что тоже поедут на поиски Зварыкин решил разгрузить машину. Комод он поднял наверх без помощников. Оставалось вытащить из багажника велосипеды.

– В гараж их и отвезем. – Сообщил Мане Леха. Еще на повороте они услышали грохот и злобные выкрики, железные ворота сотрясались под ударами, пес Латыш отчаянно лаял и набрасывался лапами на створки.

Зварыкин выскочил из машины, Маня рылась в сумочке и все никак не могла найти ключи. Наконец сняли замок, Глеб вывалился наружу и хриплым голосом минуты три объяснял Мане и Лехе кто они такие на самом деле.

С большинством эпитетов Маня в корне не соглашалась, но возражать не получилось. Она быстро протянула мужу сигарету, как спасение зазвонил телефон Глеба. Чуров выслушал историю спасенного Глеба и попрощался. Зварыкин успел вытащить из багажника велосипеды и прислонить их к открытой двери. Леха в ее сторону даже не смотрел, похоже, счел Маню заполошной дурой.

Маня рассеянно стояла в сторонке и в деталях представляла себе моменты, когда она осматривала и гараж, и погреб. Дурой она прослыть не хотела:

– Когда я закрывала гараж, – Негромко, но твердо сказала она мужу. – Тебя ни в погребе, ни в гараже не было!

– Ты просто не заметила. – Глеб отвел от Мани глаза, не мог же он тут и сейчас рассказывать ей о том, что уснул на втором уровне погреба, и разговаривал с нефритовой статуэткой. Маня после уточняющих вопросов и демонстрации находки не станет считать его чокнутым, а вот Леха не просто установит диагноз, но еще и озвучит его перед всеми знакомыми.

Зварыкин взглянул на часы:

– Ты Глеб хоть и нашелся, но поисковый отряд уже в сборе. Сейчас привезу команду, а ты можешь снова спрятаться, а можешь просто накрыть стол.

Глеб с Маней выбрали последний вариант. Они решили накрыть поляну прямо на берегу озера. Разместить дома шестерых гостей будет проблематично. Глеб отправился в магазин за пивом. Маня принялась готовить бутерброды. Уже на берегу выяснилось, какой все же дружный класс был у Глеба. Спасать спасенного собрались аж 14 человек, прихватив с собой мангал, топорики и магазинные шашлыки. Историю исчезновения и чудесного спасения свели к банальному недоразумению, и принялись вспоминать разные школьные истории. Под дымок пивко и шлычек над озером закатилось солнце, потом опустились сумерки. Поближе к мангалу притащили два ствола поваленной березы и гитару из чьей-то машины. Вокруг одноклассников незаметно собрались дети подростки и жители в возрасте. Пели, вспоминали, говорили. Но для Мани все это было фоном для размышлений о том, что на самом деле случилось там в гараже. Она еще не знала, что именно, но кожей чувствовала – произошло что-то невероятное. Пес Латыш тоже вертелся у мангала, принимал угощения от пирующих и наконец прилег у Маниных ног.

Глава 9

Ночной лес превращается в отдельный мир, в котором царят звуки с тревожными аккордами. Треснет ветка под тяжелой поступью овчарки, и ты замираешь с поднятой лапой стараясь понять далека опасность или нет. В незнакомом мире под ногами может проскользнуть змея, рядом юркнуть мышь или даже крыса. Да и самой стоит ступать осторожно, чтобы силуэт не вырисовывался как инородное тело из ажурной картины листвы и веток полумрака. Особенно сейчас надо быть предельно осторожной, добраться незамеченной до цели и занять наблюдательный пункт.... Вот оно, удобное логово между двумя кустами площадка, на которую можно прилечь, с трех сторон пути отхода, они же конечно и лазейка для нападения. Но ее реакция и обостренный слух на порядок лучше, чем у потенциального врага, так что при случае успеет и защиту обеспечить и спастись. Устроившись в лежке, на несколько секунд замерла, потом села упершись всеми четырьмя лапами и жадно уставилась в сторону озера. Гладь воды отражала и деревья по берегам, затемняя края, и луну, прикрытую рваными облаками. Луна давала свет намека на все что вокруг, этого достаточно для знакомой местности и обстановки. Но сейчас и то и другое было для нее скорее неизведанным и совершенно точно, смертельно опасным. Это не охота и не разведка, она была единицей спасения, на самом деле настолько слабой против мощного врага, что все должна решить внезапность и точность. Это будет единственный шанс, и пропустить его нельзя. Наконец картина обозначилась – на берегу озера вокруг мангала гудели голоса и короткие смешки одноклассников. Вечером еще под закатными лучами солнца они спонтанно собрались здесь и засиделись. Компанию она видела издалека, и с какой-то нижней точки, будто встала на четвереньки. Но она не вставала, ее глазами на группу людей смотрела из-за кустов огромная гладкошерстная черная собака. Она сидела в укрытии как каменная, почему-то нельзя было чтобы кто-нибудь собаку увидел или даже просто догадался что она здесь. Группа одноклассников, поседевших и бородатых ютилась на пятачке, освещенном углями от мангала. Глеб сидел чуть в стороне, перед ним стоял пластиковый стаканчик с водой и бутылка боржоми. Остальные время от времени тянулись к бутылкам и банкам пива, отрывали руками кусочки тонкого лаваша, заворачивали в них то кусочек колбаски, то сыра, выбирали кому что по вкусу из разложенного на импровизированном столе. Для пикника, дома есть целых три корзины, в которых можно держать и лаваш, и разные нарезки. Но этот пикник результат коллективной фантазии великовозрастных детей. До этого вечера все они были ответственными работниками, главами семей, крепкими хозяйками, строгими родителями или ласковыми бабушками. Но собравшись вместе, они отбросили в сторону груз обязанностей, просто скинули с себя как лишнюю одежду перед купанием и теперь у огня наслаждались кусочком свободы, которую получилось стащить из рутины устоявшейся жизни, и на короткое время превратились в детей. Точнее представляли себя детьми настолько, что называли друг друга школьными кличками, и даже разговаривая о насущном произносили фразы языком детства.

Она всматривалась в людей на поляне и знала, что старт беде уже дан. 20 минут назад Жека присел перед Глебом на корточки и выдохнув в лицо пивными парами заявил:

– Ты дашь мне 50 тысяч. Надо машину менять, а денег нет. Я отдам, не сразу, но верну, ты ж меня знаешь.

Глеб знал, то что в руки Жеки попало, считай пропало. Возьмет учебник – потеряет, протянет руку за сигаретой, глядь, а вся пачка у него уже в кармане. Посмотрит веско, и по пацански скажет – на днях верну. Никогда не возвращал, но никто крепкому и сильному Жеке о долге не напоминал. Да и пятидесяти тысяч у Глеба не было, но отказать однокашнику следовало так, чтобы не обидеть.

– У меня откуда такие деньги?! Сам знаешь, я беженец. Приехали сюда с одним чемоданом на двоих!

– Беженцы на крутых джипах не ездят, так и скажи, что зажал. – Жека уже стоял, на полусогнутых ногах расставив в стороны руки, и даже замахнулся для удара. Жека всегда был скор на расправу, а сейчас, когда одноклассники зачислили его в категорию стабильных выпивох, лез в драку без повода, синяки никогда не сходили с его физиономии. Но Глеб о новых Жекиных особенностях не знал. Он даже не встал с березового ствола. Первый удар перехватили Леха и Игорь Жарин. Они даже оттащили задиру к озеру и окунули в воду остудиться… Мокрый Жека согревался пивом, к Глебу больше не приставал. Но принялся строить план мести, просто поколотить жадину ему казалось мало, по мнению Жеки проучить этого воображалу следовало так, чтобы знал в чьих руках сила. А не поймет… «Ну что ж, напьюсь на похоронах».

Считается, что мысли это дело индивидуума, проскочили, запутались и ушли в сторону. Но именно это решение пьяного Жеки заставило ее ринуться в лес и подбираться проходными тропами к поляне. Все заняты разговорами, воспоминаниями и никто из 12 человек задержавшихся у мангала, даже не подозревает, что катастрофа уже приблизилась и избежать ее никак нельзя. Она неотвратимо приближалась с угрожающим гудением к поляне освещенной огнем от мангала, так было очерчено поле расправы.

Из засады она видела, как время от времени кто-нибудь поднимался и отходил в сторону, за границы света. И никто не замечал, что эта граница обрывается резко, одна нога еще остается в ярком освещении, а вторая уже в плотной зоне темноты. Будто эти две зоны огорожены высокой стеной. Перешагивает стену пятидесятилетний человек, а со стороны темноты он выходит уже ребенком. И что интересно, каждый в разном возрасте. Лехе было десять, вот только что он хохотал у костра, а в темноте третьеклассник Леха размазывает кулаком сопли по щекам и с обидой кричит «Ну погоди, Глебка-хлебка будут у меня свои солдатики, нападут и свернут твоим головы!». Едва Леха вернулся к мангалу как с места поднялась Ирина, с ней Глеб познакомил Маню в хозяйственном магазине. Кто-то у мангала окликнул женщину, когда ее правая рука и левая нога уже оказалась в темноте и из укрытия было видно, как на загорелой тонкой ножке тринадцатилетней девочки белеет в темноте сандалик, а правая нога замерла по другую сторону в желтой танкетке на каблуке. Это длилось не больше пяти секунд, но сцена получилась забавная. Скоро Ирина полностью проникла в темную зону уже в одинаковых белых сандалях и в ситцевом платье с рукавами-фонариками. Две туго сплетенные косы располагались по обеим сторонам шеи колечками и венчались капроновыми бантами за оттопыренными ушами. Ирина злилась на Янку за то, что какой-то Виктор пригласил танцевать не ее Иру, а эту задавалу Янку. И здесь, в темноте малинской лесной поляны подросток Ира желала однокласснице споткнуться в темноте через корягу, порвать колготки и испачкать светлое платье. Третьим в темную зону отправился Жека, это он первым вызвался спасать Глеба, но прибыл в гарнизон уже навеселе. Теперь он, покачиваясь на нетвердых ногах покидал зону света, предварительно послав нехорошим словом всю компанию. Жека пятиклассник был крепким мускулистым пареньком с хорошо развитым телом и упругой походкой уверенного в себе пацана. Он прислонился к стволу березы буквально в двух шагах от ее логова выудил из глубокого кармана штанов беломорину, и так вонюче задымил прямо перед носом пса, что Манины глаза, которые временно носила собака заслезились и в носу засвербело.

Собака чуть было не выдала себя громким чихом, но пятно света вдруг стало быстро расширяться, выхватывая из темноты одну за другой детские фигуры, и быстро возвращать в свой возраст. Над мангалом по спирали поднимался и разрастался огонь, пламя уже достигло двух веток плакучей березы, одноклассники с ужасом смотрели, как прямо над их головами нависает беда, но никто с места так и не сдвинулся. Сцена с замершими у мангала фигурами напоминала детскую игру: «Море волнуется – раз, море волнуется-два, море волнуется три – на месте фигуры замри!». Они и замерли, а огонь бушевал, закручивался спиралью и поднимался все выше и выше. Наконец над поляной между деревьями нависла огненная фигура с маленькой головой, но острыми ушами почти на лбу. Руки скрещены на мощной огненной груди, вместо ног огненная спираль, она сужалась и упиралась в самый центр мангала. Десять пар глаз не мигая смотрели на огненного монстра, и только один человек с интересом экспериментатора наблюдал за людьми. Он пускал дым колечками и вглядывался в лица школьных друзей так, как мальчишка рассматривает стаю пауков одного за другим. Сначала на лице Глеба отражались только блики огня, а потом из его глаз вырвались два красных луча, световые ножи прорезали зону темноты и метр за метром сканировали пространство. Она знала, что так человек ищет в кустах собаку с ее Маниными глазами и с ужасом следила за приближающимися лучами. Между тем поляна погрузилась в полную темноту, огненная фигура как выписанная на черном холсте, четко выделялась своими контурами. Потом рука метнулась в темноту, и через три секунды раздался всплеск воды. Рука возвращалась и металась в темноту десять раз, и пес насчитал десять бульков, не отводя взгляда от одной единственной фигуры. Одиннадцатый взмах руки вызвал вопль ужаса и хруст ломающихся костей, короткий вскрик и очередной одиннадцатый всплеск воды. Потом огненная фигура уменьшилась до размеров человеческой на поляну вернулся круг света. У тлеющего мангала остались двое – огненный силач сидел прямо в мангале лицом к Глебу.

– Ну что, теперь поговорим? – С угрозой в голосе спросил он Маниного мужа, а тот равнодушно пожал плечами и прикурил новую сигарету. Монстр выдержал паузу, его черные глазницы прямо из огня упирались взглядом в Глеба, но тот равнодушно курил и спокойно смотрел на монстра. У огненного сдали нервы, его рука взметнулась в сторону Глеба. Собака одним прыжком достигла огненного, клацнули клыки, кисть отсоединилась и упала к ногам мужа. Тот не спеша притоптал огонь на земле, залил из бундуля угли в мангале встал и направился к тропинке. Манины глаза на собачьей морде провожали родную фигуру с недоумением. Только что на его глазах исчезли одиннадцать человек, а он спокойно идет домой?! Хотя знакомая фигура перемещалась как-то урывками, так будто кто-то просматривает ролик и каждые 10 секунд останавливает изображение. А перед самым выходом на дорогу она и вовсе растворилась. Пес, сопровождая Глеба облегченно выдохнул и отключил Манино зрение. ....

Утро первыми лучами настороженно заглянуло в комнату через листья герани на окне. Рядом на столике очки, телефон и планшет. Тик-так, тик-так – нашептывают время часы в деревянном корпусе, к тиканью, скосив глаза на циферблат, прислушивается обезьянка на турнике. Она всегда на турнике и всегда в одной позе – одной лапой держится за перекладину, две левые Маня зацепила плюшевому зверьку за тонкую ветку березы. Еще весной она принесла с улицы эту ветку, Глеб замерил, подпилил, так чтобы концы надежно упирались в потолок и письменный стол. Получился примитивный органайзер, ветка, дополненная несколькими шурупами, позволила повесить на стволе всякую мелось – очки, мешочек с шариковыми ручками, четки. У основания Маня расположила глиняный замок, который прибыл в Москву с первым чемоданом из Латвии, а на шурупе вверху фигурку домового. Получилась крутая площадка международной и меж сущностной толерантности, особенно с обезьяной. О толерантности в момент монтажа этого природного органайзера ни Маня ни Глеб и не думали. Но на фоне националистической перебранки между западом и Россией такое определение само по себе пришло в голову. Конечно, на ветке они не развешивали флажки стран. Типа справа дружественные – Белоруссия, Китай, Венгрия, а слева вся Прибалтика, Мелкобритания и Америка. Вместо индийской государственной символики висела на турнике обезьяна и бесстрастно наблюдала за новостями по телевизору. Мудрый домовой ворчал на своем гвозде, комментируя то отмену шенгенских виз для русских, то сокращение поставок газа недругам. Он всегда был за тепло и покой в доме и категорически против пылесоса, излишних поездок, даже на курорт в дружественную Турцию. Обезьяна с домовым были на своих постах и этим утром. В спальне, как и в углу письменного стола тоже ничего не изменилось. Но Маня все равно не выбиралась из-под одеяла опасаясь сюрприза. Точнее сказать какой-то неприятности. Невнятное завершение вчерашнего дня, когда она забрала у мужа фонарь и одна отправилась по ночному лесу домой, еще оставалось в ее памяти. Ей не нравилось, что Глеб так и не объяснил где на самом деле был, и что такое он решил скрыть от Мани, что неведомым образом пробрался в гараж. Дождался там ее возвращения и принялся колотить по железной двери со всей дури. Аргумент, что она сначала невнимательно осмотрела помещение, а потом переполошила весь гарнизон и соседний поселок, вестью о пропаже мужа, не выдерживал никакой критики. Получалось что, Маня не надежная жена Глеба, а взбалмошная, рассеянная истеричка. Никто из одноклассников мужа конечно не давал ей таких несправедливых эпитетов, но по-другому, пазлы сцены исчезновения Глеба, просто не складывались. Отсюда и страшный сон Мани, надо же такому явиться, она собака, спряталась в кустах и следит за веселой компанией на берегу озера?! А потом по кустам крадется за мужем, кстати, во сне он тоже пропал по дороге, просто растворился. Но муж мирно спал в своей постели. Маня перевела взгляд на часы – 10.00. Поздновато проснулась, но и легла за полночь. Пришла домой в половине первого, заварила крепкий чай с мятой, и в лю́лю. Включила очередную аудиокнигу – кажется про ужасы в заброшенной деревне, где по ночам бродили давно покойные обитатели теперь покосившихся домов и бдительно заглядывали в окна. По сюжету заплутавшие туристы решили переночевать в одном из домов, а на утро уехали из гиблого места поседевшими. Маня уснула и толком не поняла, что именно случилось ночью у туристов. Зато помнила каждую деталь собственного сна-ужаса.

Уснула в смятении и проснулась также. Нет, хватит надумывать на ровном месте разные проблемы, реальных достаточно. Она решительно встала, нажала рычажок электрочайника, бросила в чашку чайную ложку растворимого кофе. Лучше бы заварить, как положено с перцем солью и корицей. Но муж спит, а колдовать над кофе только для себя, не хочется. Сейчас взбодрится и, если Глеб не встанет, отправиться на озеро. Она уже распахнула на кухне окно, солнце жарило вовсю, разогрев столешницу и сидение дивана. Аля с утра на кухне задергивает плотные шторы, а Маня наоборот, отдергивает легкие.

Покончив с кофе, она привычно направилась на балкон за подсохшими полотенцами и купальником. Стараясь обойти скрипящую половицу, она споткнулась о брошенный посреди спальни тапок и ухватилась рукой за комод у кровати мужа. Отметив заметный слой пыли, внесла в мысленный органайзер – протереть, и наткнулась взглядом на любопытный предмет. Прямо перед портретом Глеба, в образе Хемингуэя, сидел черный джин, на его отполированных плечах и боках играли блики утреннего солнца. Маня с любопытством вглядывалась в лицо арабского божества на полке комода, а видела бедуина, который скрестив ноги, присел отдохнуть прямо посередине пустыни. Пыль на светло-коричневой поверхности комода представлялась ей раскаленным песком. А бедуин, точнее джин, слегка раскачивался под палящим солнцем и не обращал на любопытную Маню никакого внимания.

– Ты кто? – Прошептала она и потянула руку к фигурке, ладонь обожгло жаром, да так сильно, что женщина, машинально отдернув кисть спрятала руку за спину. – Эка тебя прожарило, потерпи, солнце скоро уйдет, а пока я задерну занавеску, так чтобы на тебя попала тень.

Бедуин молча смотрел прямо в лицо Мани да так пристально что у нее слегка закружилась голова.

– Извини, мне пора. – Попрощалась она с истуканом и покосившись на спящего мужа, юркнула на балкон.

По дороге к озеру она вручила Яшке Тынеею две конфеты Мишка на севере, а пару кусочков жареной куриной печёнки с благодарностью принял пес-Латыш, он прятался в тенечке у детской качели, но навстречу Мане все же поднялся и даже проводил ее до лесной тропинки. На берегу было шумно и многолюдно, Маня машинально взглянула в сторону поляны на которой вчера пировали одноклассники. Поляна пустовала. Вокруг мангала лежали два бревна, а перед ними несколько пластиковых бутылок из-под пива. Маня вздохнула и направилась собрать мусор, оставленный их с Глебом гостями. Делов-то собрать пустые бутылки и отнести их за пять метров в мусорные бочки, она выудила из пляжной сумки большой пакет с фирменным знаком супермаркета, «Пятерочка», быстро собрала мусор, и замерла у места, на котором в ее сне сидел Глеб. Рядом лежали три окурка и головешка, обгоревшая ветка напоминала руку с тремя искореженными огнем пальцами. Детские визги у воды стихли, вместо них в Маниных ушах появился треск пламени. Она опустила пакет с мусором на землю и направилась в сторону кустов, туда где по сценарию ее сна сидела в засаде огромная черная собака. Кусты стояли, собаки не было, на ветках запутались клочки то ли шерсти, толи семян от высокой травы, которые разлетались по округе и сбившись в кучу напоминали клочки утеплителя стекловаты. И все равно перед глазами Мани возникла картина ночной зоны света, одноклассники вокруг мангала и собака, затаившаяся в кустах. «Кстати, а почему никто мангал не забрал?». Она решила, что попросит последить за ним Лену в купальнике из маков, а когда Глеб проснется – попросит его отнести мангал в гараж.

На просьбу мокрой Мани Лена в маках и кровавых сережках ответила согласием:

– Все равно торчим здесь целый день.

Спросила разрешение воспользоваться приспособлением, получив согласие, позвала мужа и отправила его в магазин за мясом. Обрадовалась, что поляна не занята, а мангал просто забыли убрать, перенесла из укрытия свои вещи и вытянув ноги уселась на бревно следить за сохранностью чужого имущества. Лена успела поделиться ходом расследования, тех кто знал ее отца она так и не нашла. Правда вчера один местный сказал, что фамилию Шибук помнит. Сегодня обещал принести альбом с фотографиями и под пивко, будет показывать Лене семейный архив, может, что и получится. Пивко у них уже есть – держат в сумке холодильнике, а потенциального свидетеля пока не видно. Они попрощались, и Маня с чувством выполненного долга решительно зашагала домой.

Сейчас она разбудит Глеба, покормит его манной кашей, и вынудит рассказать ей прямо – где и зачем он прятался вчера пол дня, как попал в запертый гараж и откуда на комоде появилась эта фигурка. И пока не получит внятных ответов на все эти вопросы – не отстанет!

Она намеренно громыхнула входной дверью, муж вышел на встречу с айфоном в руках:

– Жека разбился

– Этот тот что просил у тебя 50 тысяч? – уточнила Маня.

– А ты откуда знаешь? Когда Жека буянить начал ты уже ушла…– прошептал он.

Вот он момент отплатить мужу монетой загадочности и недосказанности сообразила Маня и выдала:

– Я ушла, а птичка прилетела, села на ветку и сидела до тех пор, пока мангал не полыхнул.

– Это Леха швырнул туда картон, тот и загорелся как порох. – Глеб говорил машинально как зомби, не сводя с Мани испытующего взгляда. – Сразу после этого Жеку загрузили в машину, и Леха отвез его прямо к подъезду. А тот вместо того чтобы отправится отсыпаться, зачем-то сел в свою старую девятку и врезался в столб.

– В два часа тридцать минут? – уточнила Маня. Муж кивнул, прожигая ее взглядом вопроса, и она продолжила: – 50 тысяч у нас нет, а пять на похороны семье надо отвезти…

Глава 10

У Али каждый день был какой-то праздник – религиозный, семейный, день памяти или скорби. В это утро праздник профессиональный, для гарнизона святой она первой прислала свое поздравление с Днем Авиации. Оригинально так поздравила – снимок накрытого стола. У Али на кухне стол вообще был оригинальный – с зеркалом во всю стену, напротив. Там и отражалось каждое блюдо. Получалось, что к позднему завтраку Аля накрыла два стола, с 2 тарелками одна с сочной зеленью, румяными шпикачками, двумя соусниками с хитроумно загнутой ручкой, двумя пузатыми бокалами, предположительно с коньяком. А перед всем этим великолепием две Али, одна с айфоном в зеркале, и вторая за кадром на стуле. Под снимком приписка: «Скромный завтрак вдовы лётчика». Тщательно причесанная, с подведенными глазами в блузке с воланами на груди Аля грациозно повернула голову и выпрямила спину.

Своего летчика Маня кормила куда скромнее – манная каша с клубничным вареньем, кофе с молоком, персики и кисель из клюквы. Никаких бокалов и соусников. Во-первых, число посуды у них исчислялось единицами: тарелки глубокие, десертные, для второго по две штуки, кружки и чашки под кофе, чай, кисель и компот в количестве четырех. Нет, теперь трех, вчера одну Маня разбила вдребезги, Глеб повез маленький велосипед в ремонт, а она, распахнув настежь окно принялась мыть посуду.

Телевизор на стене настроенный на канал Соловьев-лайф сообщал сводки с фронтов, и меняя на экране одну за другой говорящие головы выдавал обнадеживающие прогнозы на будущее. Некоторые особо смелые громили либеральные власти прошлого, бросаясь в их адрес бесспорными аргументами предательства интересов отечества. Список аргументов Маня и сама могла бы пополнить, только в одном она не могла согласиться с экспертами. Отдельные лица на коллективном портрете отечественного правительства не менялись на протяжении всех этих тридцати лет. Да были фигуры, которые вынимали свои жадные хоботки из российских сокровищниц и как насосавшиеся крови клопы, отваливали куда-нибудь в Лондон переваривать проглоченное. Но тех, кто остался на родине значительно больше. Другое дело, что теперь их перестали называть либералами и демократами – мода на эти эпитеты прошла. Теперь принято носить патриотические френчи.

Взять хотя бы тех, кто разорил этот крепкий подмосковный гарнизон, оставив на забаву авиаторам любителям военный аэродром, забыв в служебных квартирах бывших спецов авиации. Фамилии этих решальщиков без труда озвучат и Аля, и баба Клава и жена соседа Мигаря. Если, конечно понадобится. Пока никто не заинтересовался, но стоит только решить – будут названы поименно все. С началом операции на Украине люди стали надеяться – все разорявшие страну понесут ответственность моральную, юридическую и главное – материальную.

Главное победить, но это сейчас, а потом победу надо закрепить и убеждать. Урок недостойных наследников великой победы над Гитлером встает комом у многих жителей гарнизона. Аля прислала к празднику 4 снимка – построение на главной дороге. На всех снимках еще молодой отец Глеба, эта группа подтянутых мужчин изображенных на черно-белом снимке казалась пришельцами из какого-то другого мира. Реального, но как будто параллельного и не потому что качество снимков по меркам современности не шло ни в какие ворота, и даже не потому что строение, перед которым стояла группа летчиков на днях снесли. Вглядываясь в лицо своего отца, Глеб сначала вспоминал имена тех, кто стоит рядом, а потом задумался и тихо так произнес: «Сейчас таких лиц нет». Маня не согласилась, младший брат Глеба копия отца, сын самого Глеба тоже похож на героического деда, да и из трех племянников двое точная копия бравого полковника. На аргументы жены Глеб реагировал покачиванием головы, и наконец сформулировал, «У отца уверенность в себе, спокойствие». Маня прервала мужа на этой фразе, иногда лучше промолчать. Время сейчас другое, ориентиры у современников по жизни тоже изменились, они живут в новой реальности. Нравится это или нет, но это так. Многое сейчас по-другому да и сами новости к профессиональному празднику поступают неутешительные: на аэродроме в Крыму сгорели 6 военных самолетов. ЧП объяснили ошибкой хранения боевой техники на открытых площадках. Маня с Глебом ездили в Шауляе на брошенный советскими аэродром, специальные капониры пустовали там недолго. На оставленных в полном порядке советских военных аэродромах вполне уютно чувствуют себя натовские самолеты. Прилетели и сели на все готовенькое.

За входной дверью в очередной раз устраивал разбор полетов Валерка Мигарь. Он фальшиво распевал о главной мечте: «Есть одна у летчика мечта – высота, высота», его напев разносился по всему подъезду. И недели не прошло после того как сосед под лай собаки выламывал дверь своей квартиры. Потерял где-то ключ.

Его жена принесла Мане с Глебом кусок шарлотки с извинениями:

– Праздник закончился. Отойдет и опять тишина будет. – Говорила, а сама не верила. – Праздновать сосед начал месяц назад. А что, имеет право – 18 июля День Авиации и военно-морского флота! Не успел отойти, а тут очередной праздник – 14 августа День авиации ФСБ. Авиация есть? Есть! Значит, имею полное право!

– Всегда был один День ВВС, каждое третье воскресенье августа, отпраздновали и можно жить дальше. – Жаловалась соседка. – А теперь отдельно по каждой специальности ФСБшную отгулял, а уже приближается 20-е число День воздушного Флота РФ. Сам бог велел выпить.

Маня согласилась, дескать разлетелись авиационные праздники. А как кучно упали на конец июля и август, сплошной чередой идут. Прямо как затяжной Новый год – начинай с католического Рождества, и заканчивай Старым Новым годом. Рассказала соседке, что и сами в Латвии принимали каждый год авиа-гостей. Слетались в конце августа прибалтийские летуны, забытые вокруг брошенных аэродромов русские летчики, борт техники и наземная обслуга. Те, которые не смогли уговорить своих прибалтийских жен переселиться в демократическую Россию.

– А летчик он какой? Ему только повод дай! – Сетовала жена Мигаря. – И в апреле на день авиации и космонавтики, слово «авиация» есть – для Валерки праздник. 9 февраля день аэрофлота, стартует и до самого 23-го числа. А там женский день не за горами, не успел как следует просохнуть – 23 марта день штурманской службы ВВС. Для него праздник, а для семьи сплошной ущерб.

– Ключи потерял, окно в машине разбил, деньги на новую стиральную машину пропил и соседи здороваться со мной перестали. Он празднует, а я знай извиняюсь.

Маня отмахнулась, дескать не переживай, дело привычное.

В Латвии каждое третье воскресенье августа слетались на праздник авиаторы. Не все уехали с развалом СССР, остались, устроились, кто как смог. А День ВВС отмечали исправно шумно на всю катушку. Распевали «Если б ты знала, как тоскуют руки по штурвалу…» На пару дней Валера притих и вот опять.