Czytaj książkę: «Философ, которому не хватало мудрости»

Czcionka:

Посвящается моей матери

Жить каждый день так, как если бы он был последним, никогда не суетиться, никогда не быть равнодушным, никогда не принимать театральные позы.
Марк Аврелий

Издательство Иностранка®

1

Дверь открылась, и в конце коридора появился слабый отблеск света. Сандро сдвинулся с места. Он долго размышлял, и все его мысли сводились к одному: попробовать вернуться к нормальной жизни, образумиться, подумать о будущем. И все же это было невозможно. Эмоции не подчинялись разуму. Чтобы перевернуть страницу, недостаточно пошевелить пальцами.

Он не знал, куда все это может завести, но он должен туда пойти. Он решился в тот вечер после того, как в помрачении ума, широко открыв окно гостиной в своей квартире на Манхэттене, в бешенстве побросал вниз половину своей библиотеки. Ему невыносимо было видеть, как они его презирают.

Он должен туда пойти. Разумеется, это чистое безумие. У него не было никакого плана, он не знал, как за это взяться, и не исключено, что его там ждет гибель. Но так жить больше невозможно. Иначе он окажется в психлечебнице или морге. А может быть, его ждет и то и другое.

Кабинет президента Нью-Йоркского университета был третьим справа. Его помощница сидела в предбаннике, служившем ей кабинетом. Молодая женщина встала, робко улыбнувшись, тихонько постучала в дверь начальника, вошла и прошептала несколько слов. Затем впустила Сандро и бесшумно закрыла за ним дверь.

– У меня мало времени, – сказал президент, улыбаясь посетителю, – но все же присядь на минуту, пожалуйста. Я тут закончу печатать кое-что и буду готов тебя выслушать.

Просторная комната была залита светом. Тяжелая металлическая мебель, казалось, утопала в бежевом ковре. Шкафы и столы стояли, словно танки, застрявшие в зыбучих песках.

Сандро продолжал стоять с серьезным лицом.

– Мне нужен отпуск за свой счет на полгода, – сказал он.

Пальцы президента застыли над клавиатурой. Улыбка сошла с лица. Он помолчал немного, потом откинулся на спинку кресла и вздохнул:

– По какой причине?

– По личным обстоятельствам.

Президент отвел взгляд. Сандро увидел на его столе отвратительную серебряную рамочку, обрамляющую фотографию его начальника с супругой; они светились улыбками. Он почувствовал, как внутри поднимается боль, и сделал усилие, пытаясь ее сдержать, – неподходящий момент, чтобы сдаваться.

– Сандро, я знаю, что тебя постигло… тяжелое испытание. Я знаю, как это было трудно для тебя, и…

– Избавь меня от твоего сочувствия, пожалуйста. Просто скажи, что согласен.

– Сандро, я всегда был рядом с тобой, чтобы поддержать тебя, и поверь…

– Так да или нет?

Начальник медленно обвел взглядом комнату.

– Я закрыл глаза на твои постоянные отлучки в последние месяцы… Я помог тебе в тот раз, когда ты опоздал на устный экзамен в июне и пришлось все программировать заново… Я выручил тебя, когда ты слишком импульсивно и совершенно не по делу отреагировал на безобидное замечание одного из коллег… Я прикрыл тебя, когда ты разрыдался в аудитории, где было триста студентов…

– Полгода за свой счет, и все.

Долгий вздох.

– Сандро, то, что случилось с тобой, действительно ужасно. Это нормально – пережить период… глубокого горя, траура, но в какой-то момент надо взять себя в руки…

– Да, конечно…

– Чтобы вновь начать жить, ты должен перестать оглядываться на прошлое. Только глядя в будущее, ты сможешь вновь стать счастливым.

– Я уже не знаю, что может сделать меня счастливым. Но я могу написать энциклопедию несчастий.

– Ты не вырвешься оттуда, если будешь день за днем пережевывать прошлое… Тем, кто тебя не знает, может показаться, что ты наслаждаешься своими страданиями.

– Они действительно меня не знают.

– Я не знаю, я… Выберись из своей скорлупы, встречайся с людьми, действуй, строй планы…

– Вот как раз у меня и есть план, мне нужно полгода.

Задумавшись, президент осмотрелся вокруг себя, явно недовольный.

– Я здесь не один. Есть административный совет, перед которым я должен отчитываться…

Сандро продолжал молчать с безучастным видом.

Начальник долго всматривался в лицо Сандро, потом вдруг принял озабоченный вид:

– Не говори мне, что ты хочешь пойти… туда…

Сандро ничего не ответил.

– Ты безумец, ты совершенно сошел с ума.

– Нужно, это единственный выход.

– Встряхнись же наконец, черт тебя побери! Я не знаю, ну почитай Платона, Сенеку, Ханну Арендт… Я не собираюсь перечислять всех философов, которых ты знаешь лучше меня, но перечитай…

– Оставь меня с этим в покое!

– Но что тебе даст поездка туда? Очень опасно вновь пережить все это, это…

– Моя душа не успокоится, пока я не сделаю то, что должен.

– Ты добьешься только одного – тебя постигнет та же участь, что и твою жену!

Слова таяли в воздухе, усугубляя тягостную атмосферу. Сандро смотрел на него в упор, глаза его увлажнились. Обеспокоенный начальник сквозь зубы пробормотал бессвязные извинения.

– Дай мне отпуск, и ты никогда больше не услышишь ни слова об этом деле.

Президент глубоко вздохнул и надолго замолчал. Молодой преподаватель задержал дыхание.

– Я не могу, Сандро. Не могу. Извини.

Сандро понял, что ничего не выйдет, он не получит того, что ему так необходимо. Ему противостояла стена эгоизма, люди, неспособные понять глубину терзавшего его несчастья. Оно отпускало его лишь на миг, чтобы схватить еще сильнее, словно жестокая кошка, играющая с добычей. Эти люди умели лишь произносить слащавые, никчемные слова.

– И все-таки я уеду.

– Не делай этого! Ты знаешь, что это означает: слишком много преподавателей безнадежно дожидаются, когда освободится должность…

– Выходит, кому-то из них повезет, – сказал Сандро, направляясь к двери.

– Ты сумасшедший.

– Ты уже это говорил.

– Ты не знаешь, что ожидает тебя там.

– Зато знаю, что испытываю здесь.

– Сандро, открой глаза! Ты не выдержишь там и получаса, тебе знакомы лишь коридоры библиотек и аудитории с кондиционированным воздухом…

– Путешествия развивают молодежь, – ответил Сандро, открывая дверь.

– Если ты доверяешь поговоркам, то вдумайся в эту. Бразильцы говорят…

Сандро остановился, не оборачиваясь. Президент сделал паузу, словно хотел задержать его подольше. Потом произнес, чеканя каждое слово:

– «Из сельвы Амазонки никогда не возвращаются».

2

В лесу было тихо. Духи молчали, прислушиваясь к последним вздохам старого шамана. Свет начал тускнеть в этом храме растительного царства. Совсем высоко, в вершинах уходящих в бесконечность деревьев, листва была реже и пропускала слабое свечение, оно лилось сверху, пытаясь проложить себе путь сквозь царство теней.

Элианта стояла на коленях рядом с учителем. Тот лежал на ковре из лишайников и мха, мягкого, как кожа младенца, положив руку на ее ладонь. Она смотрела на него, более, чем когда-либо, восхищаясь старым человеком, который спокойно готовился к последнему путешествию.

Элианта вдохнула влажный воздух, наполненный дивными запахами леса и тишиной, соответствующей моменту. Она не грустила: смерть – всего лишь переход, она это знала. Она научилась принимать сердцем все, что ей давало небо: и радости, и горести. Ей так хотелось остаться около старого мудреца подольше, чтобы узнать что-нибудь еще из его бесценного учения.

Свет вокруг нее становился все более и более тусклым и слабым.

Она еще не была готова последовать за учителем и спрашивала себя, почему духи отнимают его у нее… Что бы это значило?

Элианта обвела взглядом дремлющие растения.

Все началось в детстве. Маленькой она видела вещие сны, и в деревне обратили на нее внимание. Ее стали выделять среди других детей. Это было одновременно и приятно, и обременительно. Когда она стала подростком, шаман предложил ей сопровождать его в поисках видений. Когда она прошла через сложный ритуал с песнопениями и танцами с удивительными ритмическими движениями, сознание покинуло ее, и дух пустился в свободное странствие по глубинам души, туда, где тела уже нет, где преодолеваешь самого себя, чтобы выйти в другое измерение – измерение высшего порядка, где время не властно, а потому становится бесконечным… Она видела себя летающей среди растений, и каждое рождало собственную мелодичную музыку. Так растения общались с ней. Она задавала им вопросы и, разумеется, получала ответы, что ее не удивляло. Пробудившись, она растолковала свое видение как знак: она станет шаманом.

Старый мудрец сам решил посвятить ее, успокоенный тем, что наконец есть преемник, который продолжит его дело, когда придет срок. Элианта чувствовала прилив вдохновения, уверенная, что нашла свой путь. Она была счастлива, думая о том, что принесет пользу, помогая установить гармонию в своей общине. Гармония… Это ключ, считал учитель. Сохранять гармонию, устанавливать ее, когда это необходимо.

Шепот старика прервал ее мысли:

– Запомни, не стоит гордиться своей способностью исцелять, иначе зло, от которого ты избавила страдающего, останется в тебе.

Элианта кивнула, чтобы успокоить учителя. Но ее тревожило совсем другое. Чтобы гордиться такими делами, нужно еще уметь их совершать. Она еще не до конца прошла инициацию… Способна ли она довести до совершенства столь сложное искусство? Шаман не только целитель, он еще должен уметь решать разные проблемы, время от времени возникающие в общине: недостаток дичи, конфликты… Можно, конечно, продолжать учиться на практике, но как не уронить себя в глазах других, если чувствуешь себя неуверенно? Чего стоит шаман, судят по результатам, а не по званию. Кроме того, это не клан определил ее предназначение. Она сама почувствовала свое призвание, пришла к нему благодаря собственной интуиции…

– Помнишь ли ты о своей клятве: никогда не говорить плохо о людях, не критиковать их, не разносить недобрые слова?

Элианта кивнула.

В голове у нее вертелся один и тот же вопрос: что хотели сказать духи, лишая ее учителя? Это испытание, чтобы проверить ее волю, способность выстоять и учиться самой? Или, наоборот, это знак, что ей следует остановиться, что эта миссия предначертана не ей? А вдруг она ошиблась? А вдруг то, что она приняла за посвящение, было лишь ее собственным желанием?.. Она готова принять любую судьбу, но все же какая она?

Вдалеке послышался треск, сопровождаемый шуршанием листьев и обезьяньими криками. Это на дереве обломилась ветка.

Старый мудрец напряженно смотрел на Элианту глазами, полными сострадания и доброжелательности. Она поняла, что он догадался о ее сомнениях. Почему она сомневается в себе, если сам учитель ей доверяет? Он-то не может ошибаться…

Она расслабилась, глубоко вздохнула и улыбнулась ему. Время запечатлело доброту старого человека на его лице: чудесные морщинки раскрывали красоту его души. Глаза горели ярким светом бесконечной любви, на которую способны те, кто уже не ведает страха.

Не произнеся ни слова, она выразила взглядом глубокую благодарность за все, что он ей дал. Затем начала молиться, держа его за руку, всей душой она была с ним.

Сумерки накрыли землю своими таинственными полутенями, и полились первые струйки спасительной прохлады. Лианы, висящие на огромных деревьях, казались теперь большими растительными органными трубами. Растения продолжали испускать свои чарующие ароматы. Глаза старика оживились, в них появилось смешливое выражение, а на губах заиграла улыбка.

Пролетел сокол, шурша крыльями, покружился несколько мгновений над ними, а потом взлетел выше леса и растаял в небе.

3

– Мерзость какая!

Роберто Кракюс хлопнул по левому запястью, но слишком поздно. Кожа на толстой руке уже вздулась, поднимая, точно на пьедестале, огромного раздавленного комара.

Сандро забился на корму, отвел взгляд и стал смотреть на мутные коричневые воды реки. После четырехчасового плавания шум маленького мотора не громче газонокосилки казался оглушительным. Солнце палило нещадно. Лишь постоянное дуновение ветерка в лицо помогало Сандро немного забыть о невыносимой жаре.

Пятеро мужчин сидели в двух лодках. Кракюс был в одной лодке с Сандро, поскольку тот являлся его клиентом. Один из помощников, Альфонсо, стоял у руля, непрерывно жуя листья коки. Двое других следовали за ними во второй лодке, нагруженной канистрами с горючим, веревками, бутылями с водой и мешками с провизией, помещенными во влагонепроницаемые контейнеры. Имелся целый мешок медикаментов, в основном антибиотики, напоминавшие об опасностях джунглей. В начале путешествия грубоватые манеры этих типов в спецоблачении внушили Сандро некое чувство защищенности от враждебной среды. Но теперь они начали его раздражать.

Марко, рулевой второй пироги, маленький, загорелый, с улыбкой победителя на губах, прибавил скорость, обогнав их по левому борту. Не желая быть вторым, Альфонсо запустил мотор на полную мощь; тот взревел. Это было еще более невыносимо.

– Валяйте, – сказал Кракюс, – сжигайте топливо, а обратно придется возвращаться на веслах против течения!

Остальные продолжали ухмыляться.

– Годи посчитал, что топлива достаточно, – сказал Альфонсо.

Так называемый Годи был самым странным из всех четверых. Кракюс гордо представил его, наделив титулом доктора, что заставило двух других прыснуть от смеха. Годи был совершенно лысый тип в квадратных бифокальных очках, обрамлявших расплывчатый взгляд. Казалось, что он вас не видит, складывалось впечатление, что он все время старается держаться в стороне. Да, его тело вместе с другими участвовало в путешествии, но мыслями он был где-то далеко. Время от времени какие-то слова, бессвязные обрывки фраз, отражающие работу мысли, прорывались на высоких нотах, как будто его мозг освобождался от каких-то лишних фрагментов размышлений.

– Его что, так и зовут – Годи? – робко поинтересовался Сандро.

Начальник экспедиции усмехнулся:

– Так и зовут, потому что он принимает себя за Бога.

Пироги шли на хорошей скорости, иногда их тормозили плывущие стволы мертвых деревьев, которые приходилось огибать. Осторожные кайманы при приближении лодок ныряли в мутные воды реки.

– Перерыв на завтрак! – крикнул Кракюс, явно пытаясь продемонстрировать, что он здесь главный.

Рев моторов превратился в краткие всхлипы, когда рулевые стали маневрировать, подгоняя пироги вплотную к берегу, поросшему буйной растительностью. Движение воздуха исчезло, и влажная и удушливая жара навалилась на Сандро. Мгновенно появился рой москитов, словно им назначили свидание. Сандро поднял воротник куртки. Поутру он почти искупался в лосьоне, отпугивающем насекомых. И только после этого натянул тщательно проверенную длинную одежду, чтобы максимально обезопасить тело от агрессоров. Каждый сантиметр незащищенной кожи оказывался во власти насекомых, пауков и прочих паразитов.

Кракюс отвинтил крышку одного из контейнеров и раздал сэндвичи. Марко, стоявший на корме, расстегнул ширинку и начал мочиться, целясь в голову каймана, спящего неглубоко под водой. Альфонсо загоготал. В мгновение ока животное с невероятной энергией и скоростью наполовину взметнулось из воды. Его пасть щелкнула прямо у самого члена бразильца, который едва успел отпрянуть, свалившись в пирогу, сильно ее качнув. Остальные разразились хохотом. Сандро смотрел в другую сторону, без аппетита жуя сэндвич, который был хуже тех, что продают на 13-й авеню.

13-я авеню… Нью-Йорк… Каким же далеким теперь казался ему этот город…

– А-а-а-а-а-а…

Сандро обернулся.

– А-а-а-а-апчхи!!!

Альфонсо вытерся рукавом, довольный тем, что его было слышно на несколько сот метров в округе.

– Насморк в тропиках! – сказал Марко. – Это уж чересчур!

– Ты можешь что-нибудь с ним сделать? – крикнул Кракюс Годи, который остался во второй лодке один.

Доктор некоторое время оставался невозмутимым, потом ответил монотонным голосом, даже не поднимая глаз:

– Леченый насморк длится неделю, а нелеченый – семь дней.

Сандро снял шляпу, вытер пот со лба, затем обмахнул лицо. Ему казалось, что страдает он один… Другие спокойно обменивались шутками, такими же тяжеловесными, как атмосфера вокруг. Только не сдаваться. Думать о чем-то другом. Но как ничего не чувствовать?

Перед ним на берегу сновала маленькая черная обезьяна, явно заинтригованная необычными визитерами.

– Все нормально? – спросил Кракюс.

Сандро заставил себя одобрительно кивнуть, не отрывая глаз от обезьянки.

– Вы точно загипнотизированы, – добавил другой.

Сандро почувствовал, как в нем поднимается шквал эмоций. Вы точно загипнотизированы.

Это были первые слова той, которая собиралась стать его женой… Париж, три года назад… Музей Родена… Утром после открытия в галереях никого… Особняк… Светлые галереи, белый свет, льющийся сквозь высокие окна с переплетами в виде маленьких квадратиков… Никого… Только Роден – Роден и его скульптуры… Эти белые ню – повсюду. Тела из мрамора, тела женщин, тела, обвивающие друг друга. Плечи более совершенные, чем творения природы, выразительные руки, волнующие груди, слегка напряженные мускулы в белом камне… Складки кожи потрясающе живые… Красота, неслыханно, божественно. Шедевры повсюду, во всех залах. Неисчерпаемый талант, все выставлено напоказ… И там, за колонной… Какое волнение… Сдержанное дыхание… Абсолютная красота… Эта скульптура там, как раз там, впереди… Это тело женщины, непристойное и таинственное, реалистичное и возвышенное… Прозрачная белизна, божественно открытые бедра, такие гладкие, такие нежные…

– Вы точно загипнотизированы.

Женский голос, который вот-вот рассмеется.

Сандро повернул голову и увидел молодую женщину во плоти, живую и одетую. Она смотрела ему в глаза. В них он увидел душу прекраснее, чем самое обворожительное плечо, чем самые тонкие руки, чем самые нежные бедра…

– Приближаться нельзя, иначе она на вас написает, – важно сказал Кракюс. – Это квата, обезьяна-паук. Ну, в общем, может, перейдем на «ты»?

Сандро не ответил. Он закрыл глаза и вернулся в свой внутренний мир, нежный и тонкий, где чувства выражались звуками арфы или цветными мазками на холсте. Погрузился в свое чудесное прошлое, которое никогда уже не вернется, и тихо соскользнул в меланхолию.

– Пора в путь! – неожиданно заорал Кракюс, ни к кому не обращаясь.

Пиро́ги сильно качало, когда мужчины укладывали рюкзаки и рассаживались по местам. Сандро выбросил свой сэндвич за борт. Через три секунды в мутном водовороте откуда-то появились рыбы и набросились на него. Их толстые губы шумно всасывали воздух, воду и хлеб. В несколько секунд все исчезло. Грязная вода успокоилась, только несколько бороздок кругами удалялись по реке.

Моторы взревели, и лодки вновь пустились в путь. Ветерок опять стал слегка овевать лицо, и Сандро глубоко вдохнул.

Вечером они пристали к берегу, привязав обе пироги рядом.

Сошли на землю, не удаляясь от лодок даже на несколько метров, и то только после того, как Марко тщательно осмотрел окрестности. Пожевали что-то на борту, а потом, когда вместе с ночью спустилась удивительная прохлада, залезли в спальные мешки.

Наконец все успокоилось, стало тихо, умиротворенно. Сандро глубоко задышал и расслабился. Воздух был полон запахов леса, расположенного неподалеку.

Он долго не мог заснуть, лежа на спине на дне пироги, слегка убаюкиваемый бортовой качкой, глядя на мириады звезд, испещряющих небо Амазонии.

С того момента, как они отплыли на рассвете, им не встретилось ни одной лодки.

С тех пор ничего. За целый день плавания ни одной живой души. По мере продвижения река увлекала Сандро все глубже и глубже в самую чащу леса. Все дальше от его страны, от города, все дальше от цивилизации… Казалось, он заблудился в каком-то дальнем закоулке планеты, не нанесенном на карты, в черной дыре леса, который проглатывал безумцев, осмелившихся оскорбить его своим вторжением.

Он подумал о Тиффани. Как она не побоялась проникнуть в такое место? Как журнал, в котором она работала, мог отправить сюда одну из своих журналисток и оставить ее здесь, подвергнув такому риску?

★

Путешествие продолжалось три дня. Три долгих дня, и каждый час, каждая минута придавали Сандро ощущение все более глубокого погружения в джунгли, которые казались куда больше, чем океан.

На четвертый день утром Кракюс сообщил своему клиенту, что вскоре они оставят пироги и двинутся дальше по лесу пешком. Сандро постарался подавить в себе чувство легкого страха, возникшего при этих словах.

В поисках идеального места они четверть часа на малом ходу внимательно изучали берег, затем пришвартовались на песчаной отмели, окруженной зарослями бамбука. Путешественники сошли на землю, вынули поклажу из лодок, а затем втащили их на песок. Пироги спрятали в зарослях и крепко привязали к толстому корню. Альфонсо раздал каждому по канистре.

– Лодки здесь вряд ли стащат, – объяснил Кракюс, – а вот горючее – редкость в здешних местах.

Марко, размахивая длинным тесаком со сверкающим лезвием, врубался в заросли, прокладывая дорогу. Кракюс что-то черкнул на своей карте.

Тяжело нагруженные путники следовали за Марко, медленно продвигаясь вперед. В горячем и влажном воздухе витали запахи срезанной зелени.

Сандро преследовала навязчивая мысль, что он обязательно угодит головой в паутину. Он читал, что в природе существуют гиганты, расставляющие свои сети наверху среди растительности. Он постарался пристроиться за Кракюсом, который был повыше.

– Не советую вам идти так.

– Почему?

– Среди тех, кто идет вереницей, каждого третьего кусает змея…

Сандро не нашелся что ответить. Он пропустил Альфонсо с ружьем на плече и встал четвертым. Процессию завершал Годи.

Они двигались медленно, очень медленно сквозь бамбук – настоящий тюремный коридор с зелеными решетками. Сандро впивался взглядом в землю, опасаясь змей. Это было правильное решение – купить грубые ботинки из толстой кожи. Наиболее подходящая модель. Правда, при такой жаре он предпочел бы идти босым, в набедренной повязке.

Шедший перед ним Альфонсо постоянно совал руку в рюкзак, доставая листья коки, которые неустанно жевал почти весь день.

И вот появились деревья, огромные неподвижные степенные стражи. Их плотная листва закрывала небо, нагоняя сумрак. Бамбук уступил место буйной, чрезмерно обильной растительности. Нагромождение растений всех видов: какие-то неизвестные с листьями шире, чем у банана, другие тонкие и длинные, как гигантские ирисы. Растения ползущие и растения ниспадающие. Растения, которые протискивались и изгибались, лишь бы вклиниться в малейший свободный промежуток.

У Сандро появилось ощущение, что он угодил в ловушку в царстве сумасшедших растений, где преобладают все оттенки зеленого: от бледного и прозрачного до темного, цвета смерти, пройдя через буйство всех разновидностей зелени, которое может родить земля, вплоть до самых странных.

Теперь, заблокированный со всех сторон растениями, которые, казалось, обхватывали его, словно гигантский осьминог с тысячью щупалец, он мог видеть только метров на десять вперед.

Он вытер мокрый лоб обратной стороной рукава и постарался дышать глубже. Не поддаваться клаустрофобии. Оставаться спокойным.

Их окружала удивительно вязкая тишина. Тишина, то и дело нарушавшаяся неумолимым свистящим скрежетом тесака. Масса растений затаила дыхание, а гильотина продолжала рубить обреченных.

– Поднимите воротник и закройте голову, – сказал Кракюс.

– Зачем? – спросил Сандро.

– Вы же не хотите, чтобы колония термитов соскользнула вам на шею, когда вы проходите под ветками?

Сандро вздрогнул. И повиновался.

Вокруг него, незримые, таились существа, населявшие лесное царство. Даже внимательно всматриваясь в листья, ветки, лианы и травы, невозможно было заметить ни одного из миллиардов существ, живущих в полумраке. И все же они были здесь. Невидимые, но были. Сандро ощущал их присутствие.

Проход через джунгли оказался изнуряющим. При удушающей жаре нельзя было слишком замедлять шаг, так как сразу ощущалась тяжесть рюкзака, что создавало впечатление погружения, а не продвижения вперед. Невидимая угроза рождала постоянное напряжение, тревожила сознание.

Привал вышел коротким. Они быстро перекусили, потом вновь тронулись в путь, и рюкзаки стали еще тяжелее, чем раньше.

Сандро казалось, что он вторгается в пространство, которое борется за то, чтобы остаться нетронутым, которое смыкается за их спинами, чтобы поймать тех, кто нарушил его границы. Время от времени на ум ему приходила бразильская поговорка, которую процитировал президент, она неотвязно вертелась в голове и внушала тревогу: «Из бразильской сельвы никогда не возвращаются…»

Наконец Кракюс объявил, что пора остановиться и разбить лагерь. Сандро почувствовал облегчение и удивление одновременно. Солнце было еще высоко в небе. Три часа, не больше. Кракюс преследовал свои интересы, ему платили за каждый день. При таком ритме у него на месяцы хватит работы…

Глава экспедиции выбрал для остановки плоский утес под большими деревьями. Подходящее место для лагеря. Сняли рюкзаки, Сандро остался на месте с Годи, а остальные разошлись в разные стороны.

Сандро собрался было распаковать свой груз, но Годи жестом остановил его. Они прождали долго, так и не сказав друг другу ни слова.

Под деревьями полутени контрастировали с раскаленным солнцем, которое обжигало их, пока они плыли по реке. Но жара не спала. Время от времени до них доносился треск веток. С тех пор как путники разбрелись в разные стороны, прошло целых пятнадцать минут.

– Муравейник! – Из чащи внезапно донесся приглушенный растительностью голос Марко.

Подождали, пока соберутся все, потом вновь водрузили рюкзаки на болевшие плечи, и группа продолжила медленное продвижение в поисках подходящего места для ночлега. Сандро старательно поднял воротник. С компасом в руке Кракюс давал советы.

Через полчаса он указал подходящее место, руководствуясь критериями, известными только ему. Опустив поклажу на землю, те же трое разошлись в разные стороны. Нужно было ждать и ждать…

– Мертвое дерево! – заорал Альфонсо.

Сандро вздрогнул, подумав, что оно могло бы рухнуть на них во время сна.

Кучка людей сгруппировалась и вновь отправилась в путь.

Молодой преподаватель представлял себе лес совсем по-другому. В его грезах деревья были, конечно, огромными, но ему казалось, что внизу должно быть более свободное пространство. Он думал, что пройти в здешних местах будет легко, как в лесах Запада, забыв о том, что там за ними ухаживали, освобождая от подлеска и бурелома, мешающих проходу. Он никак не мог вообразить, что на каждом шагу им придется бороться с буйной растительностью. Он думал найти чарующий свет, а здесь царил полумрак, как в тюремной камере, усиливая ощущение заточения.

Кракюс вновь нашел место для стоянки. Мужчины опять принялись осматривать окрестности. Опять ожидание. Сидя на своей поклаже, поглощенный изучением растительности, Сандро испытывал странное чувство, что за ним наблюдает невидимый враг. Изобилие листвы было ширмой, скрывающей другую реальность, и она не была такой спокойной, как эта, видимая. Он закрыл глаза, стараясь расслабиться. Будь бесстрастным. Прекрати фантазировать.

– Осиное гнездо!

И вновь они собрались, чтобы продолжить путь. Сандро с усилием поднял ненавистный рюкзак и пошел, словно каторжник, несущий камни.

Четвертая попытка оказалась удачной, и мужчины принялись расчищать подлесок по периметру лагеря.

– Во избежание нападения животных или змей, – объяснил Кракюс.

Затем они растянули гамаки между деревьями и на высоте метра над каждым горизонтально натянули веревку, покрыв ее чехлом, края которого спустили вниз по сторонам ложа. Обтянули его по четырем углам длинными веревками и закрепили на земле металлическими колышками.

– Так мы ограничим количество тварей, которые упадут на нас сверху. И, кроме того, защитим себя от дождя.

Годи обошел их сооружения, держа в руке баллон с пеной для бритья. Обработал каждую веревку, прикрепляющую гамак к деревьям, заливая узлы белым кремом.

– Это Годи придумал, – с гордостью сказал Кракюс Сандро, – чтобы на нас не напали муравьи во время сна. Эти гады могут сожрать вас до того, как вы успеете встать на землю.

Марко и Альфонсо приволокли пару сухих деревьев и накололи дров.

Через несколько минут внезапно наступила ночь, похолодало. Сумерки сменились глубокой и холодной темнотой. Сильно ощущалась близость гигантских растений, они были слишком живые, хотя и стали невидимыми. Сандро казалось, что он чувствует, как они растут, продолжая в темноте завоевывать все новые территории. Теперь лес уже не беспокоил, а тревожил.

Зажгли костер. В ночи запахло влажным деревом. Дым и потрескивание. На Сандро навалилась усталость. Он заставил себя съесть военный паек, какая-то выпечка с неопределенным вкусом. Однако еда была сытной и такой плотной, что куски застревали в горле. Пришлось пить воду большими глотками, чтобы прочистить гортань и не задохнуться.

– Завтра постараемся приготовить настоящую еду. Сегодня слишком поздно, – сказал Кракюс в качестве извинения.

Марко и Альфонсо начали отпускать сальные шутки, быстро подхваченные их шефом. Годи сидел поодаль в нескольких шагах. Сандро вновь укрылся в своем внутреннем мире. Он думал о Нью-Йорке. О возвращении на Манхэттен однажды ночью на пароме со Стейтен-Айленда после дня, проведенного на пляже.

Огни сверкающие и успокаивающие. Улицы и проспекты, разбитые на квадраты. Ужины у Валсе, где штрудель с лососем был лучшим во всей Австрии, бокал вина в Норт-Форке, водка «Блэк Форти», которую пьешь стоя, облокотившись о барную стойку из старого дерева… По утрам в воскресенье завтраки у Муди со свежевыжатым апельсиновым соком, запах сдобных булочек только что из печи, блинчики с кленовым сиропом и дымящаяся чашка чая «Даржилинг», и пианист, машинально перебирающий клавиши, думающий о чем-то своем, и льется мелодия Эррола Гарнера. Как же далек казался ему теперь Нью-Йорк… И философские рассуждения, которыми он обменивался с коллегами, прекрасный стимул для интеллекта…

Неизбежно его мысли возвращались к Тиффани. Полные страсти беседы с ней, моменты расставания, любви, нежности. Тиффани…

Меланхолию сменила грусть, и Сандро почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Он попытался сдержать их, но другое чувство поднималось в нем, более сильное, более захватывающее. Чувство отныне знакомое, которое неотвязно преследовало его уже целый год и определяло его жизнь: гнев, ненависть, жажда мщения. Властное, требовательное, которое охватывало все его нутро и приказывало действовать, наполняя его энергией.

Это путешествие – мучение, сказал он себе, но он пойдет до конца, даже если придется сдохнуть с открытым ртом в грязной луже с копошащимися там змеями. Он не отступит. Никогда.