Czytaj książkę: «Золото Колчака. Семейная хроника», strona 2

Глава 3. Почти у цели

Историческая справка

1850 год, Иркутск, городской бал. 18 летняя красавица- блондинка танцует вальс с высоким и стройным кавалером, порхая, как бабочка. Это Катюша Ельчанинова, она закончила Институт благородных девиц в Смольном и приехала в Иркутск к дяде. Катюша – сирота. В зал вошел неприметный и невысокий мужчина с лицом, покрытым шрамами от перенесенной оспы. Увидел Катюшу и страстная любовь поразила его с первого взгляда.

Трудно было рассчитывать на взаимность, у красавицы полно претендентов на ее руку. А этот мужчина старше ее на 18 лет. Его имя Геннадий Иванович Невельский, – контр-адмирал, исследователь и покоритель Дальнего Востока, один из тех мужественных людей, благодаря которому Россия смогла противостоять наглому вторжению англо-саксов, пытавшихся завоевать эти территории. Позже удалось присоединить их к России также благодаря и Невельскому…

Но велика была сила его обаяния и сила любви, Невельскому удалось покорить сердце Катюши. В 1851 году они поженились. Катюша была преданной женой, которая везде следовала за своим мужем, отдав ему и его делу свою жизнь.

Почти весь 19 век был посвящен борьбе (как дипломатической, так и военной) между Англией, Францией, Россией, Японией и Китаем за получение Дальнего Востока, Сахалина, Камчатки и Курильских островов под свое влияние, которые уже были заселены русскими людьми..

Особенную агрессивность проявляли Англо-саксы. Так в 1854 году, когда переговоры с японцами уже были в конструктивном дипломатическом русле, они встряли в эти переговоры, сказав, что Россия «агрессор», настраивая японцев против России. 13 (25) августа 1854 г. из Сан-Франциско вышла англо-французская эскадра под командованием английского адмирала Прайса. Эскадра должна была уничтожить русские корабли на Тихом океане и захватить их главную базу Петропавловск, силы русских в Петропавловске были совсем ничтожны. Но благодаря смелости русских и остроумным приемам при защите, англо – саксы потерпели поражение и бежали. Позже из-за насмешек в американской и европейской прессе Англия и Франция на следующий год отправили к берегам Камчатки еще более мощную эскадру в составе двенадцати кораблей, на борту которых было 420 орудий. 19 мая 1855 года их эскадра вошла в Авачинскую бухту, но там не оказалось не только русских судов, но и самого Петропавловска. Петропавловск был эвакуирован, а порт перенесен в Николаевск у устья Амура.

Сам контр-адмирал Невельский прибыл в залив Де-Кастри и предложил командирам русских кораблей идти к мысу Лазарева, а там дальше на север, насколько позволят льды. Предложение это было принято единогласно. Русская эскадра, не встретив льдов, прошла мыс Лазарева и 15 мая прибыла в устье Амура.

Через несколько дней английская эскадра из шести кораблей обыскала залив Де-Кастри, но не смогла найти русских кораблей, потому что, считая Сахалин полуостровом, они не могли предположить, что русские через залив Де-Кастри обошли Сахалин и вышли к мысу Лазарева.

Именно Невельский показал ранее, что Сахалин – остров. Чтобы этот край принадлежал России, его нужно было заселить, тогда по приказу Сибирского губернатора Муравьева в Иркутской губернии была взята 51 крестьянская семья (из документа неясно, насколько сия акция была добровольна) и переселена в низовья Амура.

Так началось заселение Амурского края и заселение Дальнего Востока, которое продолжалось быстрыми темпами.

В 1858 г. был подписан Айгунский договор, по которому река Амур признавалась границей между Россией и Китаем и плавание по Амуру и Уссури позволялось только судам этих государств.

****

Муж Инессы Савелий из документов штаба знал, что полк, в котором служил Иван, муж Таисии, стоял в Благовещенске, но полк должны были перебросить в Николаевск в связи с интенсивным заселением Дальнего Востока. Переброска осуществлялась на плотах по реке Амуру, и это нужно было сделать до того, как река станет поздней осенью. Он нанял для Таисии почтовый экипаж.

В то время это был самый безопасный, самый быстрый, но самый дорогой путь передвижения, также он послал опытного казака в штаб, чтобы тот передал документы для освобождения Ивана от военной службы.

И вот настал день отъезда. Таисия нежно попрощалась с Инессой и Васенькой. Савелий был на службе. Таисии взгрустнулось. Она очень скучала по своему сыночку Алексею, а Васенька отвлекал ее от этих грустных мыслей.

Инесса отдала Таисии свои, хотя и красивые, но уже ненужные ей платья. И Таисия с большим кожаным чемоданом, подаренным ей Инессой и полным красивой одежды, которую та либо сочла старомодной, либо одежда не нравилась ей, садилась в тарантас. Кучер привязал ее чемодан на крыше тарантаса. Тарантас был почтовый, поэтому лошадей меняли без задержек на каждой станции. С ними также ехал казак Микола, который вез важный пакет в штаб. Казак был высокого роста, худощавый, немного мрачноватого вида, с лихо закрученными усами, сзади у него висело ружье, на правом боку болталась сабля, на левом-портупея с пистолетом. Защитного цвета брюки были заправлены в высокие кожаные сапоги, гимнастерка такого же цвета с погонами перепоясана кожаным ремнем и на голове меховая папаха, несмотря на теплую погоду.

Миколе также вменялось в обязанность охранять Таисию.

Почтовый кучер Стоян, высокий и крупный мужчина лет сорока с окладистой темной бородой, копной вьющихся темных волос на голове, в легкой шапке, и легком длинном плаще, защищающем его от ветра. Под плащем был кафтан зеленого английского сукна с красными обшлагами и отворотами, с медными пуговицами. На груди кучера-почтальона висела медная бляха с орлом. У него были широкие плечи и крепкие руки, отличавшие ямщиков того времени, которые могли часами держать вожжи и кнут в руках.

Стоян сидел спереди на облучке. Рядом с ним было еще одно свободное место.

Почтовый дилижанс сопровождал быстроглазый охранник Аким, невысокий и шустрый мужичок, носивший черную шляпу и алую ливрею с синими лацканами и золотыми галунами. У Акима были часы, почта должна доставляться точно по расписанию, и горн, чтобы предупреждать местных почтальонов о приближении кареты. Он был вооружен двумя пистолетами, дабы отбивать нападение разбойников.

Аким тоже сидел снаружи, в задней части кареты возле ящика с письмами. Отправлялись рано утром. Первая остановка и смена лошадей была в Нерчинске, до которого надо было ехать 100 верст, или примерно 107 километров. Даже самые быстрые почтовые лошади не могли пробежать более 13 километров в час. А если учесть всевозможные остановки, предвиденные и непредвиденные, то дай бог добраться к ночи.

Таисия в элегантном дорожном платье, плотно облегающим ее стройную фигуру, в невысоких, зашнурованных ботинках на каблучке и шляпке-таблетке, с сумкой в руках подошла к тарантасу, кучер уже сидел наверху на облучке.

– Давай, барыня, усаживайся, – сказал Стоян басом.– Пора трогаться.

– Какая я тебе барыня! – ответила Таисия, залезая в тарантас. Микола, любезно придерживая ее за локоток, помогая ей забраться..

– Раз одета как барыня, значит барыня, – повторил Стоян и, звонко щелкнув кнутом, с криком:

– Ну, пошли, родные! – резко тронул тройку лошадей. Застоявшиеся лошади быстро набрали скорость и понеслись по дороге. Топот копыт, скрип повозки и звон колокольчиков, иногда сочетаясь с пронзительными щелчками кнута и криками возницы то сердитыми, то одобрительными, сопровождали ездоков на протяжении всего пути.

Был ясный солнечный день середины августа. Рано утром и поздно вечером дни были холодные, днем теплые, иногда случались и жаркие дни. Таисия устроилась в задней части повозки, которая также задергивалась легкой шторкой и отделяла заднюю половину повозки от передней. Микола сидел в передней. Он снял ружье и саблю и поставил их рядом, снял папаху, вытащил из-под нее важное письмо, проверил, все ли на месте, затем снова положил письмо в папаху и надел ее на голову, откинулся на спинку сидения и, прикрыв глаза, слегка подремывая. Он всегда расслаблялся и копил силы в спокойной обстановке, чтобы в случае беды действовать быстро и решительно. Красавица Таисия никак не могла привыкнуть к этой барской одежде, которую Инесса буквально заставила ее надеть.

– Как они ее носят? – думала она. – Ни бок, ни спину не почешешь, ежели они вдруг зачешутся, ни в кустики сбегать по-маленькому. А ботиночки? Что за узенькие носочки, всю ступню сдавили, а каблучки? Идешь как-будто в цирке выступаешь. Никакой опоры, никакой стати, дунь ветерок посильнее и упадешь. Нет, не по мне это.

Она взяла сумку, поставила ее рядом с собой, открыла, достала бережно свернутый синий льняной сарафан, покрытый на груди искусной вышивкой и кремовую кофту под него, тоже всю расшитую длинными зимними вечерами. Такая одежда в холод грела, а в жару охлаждала.

– Ведь все своими руками сделано. И деляночку-то льна посадила, потом повыдергивала длинные побеги, сушила их, трепала, пряжу пряла, на станке материю ткала, на солнышке отбеливала, красочкой секретной несмываемой красила, что дед Петро делал. Только соседка Дарья помогла раскроить одежку, да разрешила ее швейной машинкой попользоваться, а то пришлось бы все в ручную шить.

– А уж узоры рисовать и вышивать это у меня завсегда хорошо получалось, – с грустью вспоминала свою жизнь Таисия. Она задернула занавесочку и долго возилась со своим дорожным платьем пока не расстегнула все крючочки и пуговочки и не развязала все завязочки.

– Уф, – облегченно вздохнув, сняла Таисия платье. На исподнее-белую рубаху, украшенную ришелье, она надела просторную кофту и поверх нее сарафан.

– Как хорошо-то стало! – обрадовалась она, достала мягкие кожаные черевички и надела поверх тонких шерстяных носков. Покрутила ногами, порадовалась:

– Ну, теперь можно и барыню сплясать!

– Что же они мне с волосами – то сделали? – она потрогала копну волос, собранную на макушке, поскольку волосы были длинными, то с макушки были заплетены в несколько косичек, которые каралечками обложили по голове.

– Вот беда еще на мою голову! – Таисия целый час расплетала эти каралечки и расчесывала волосы деревянным гребнем. Темно-русые волосы одеялом покрыли всю ее спину. Она заплела их в тугую косу и змейкой пустила ее по спине. Длинные и густые волосы Таисии были большой обузой для нее, голова уставала их носить, дома она выстригала под косой большой пучок волос, а здесь было как-то несподручно это делать.

– Я же мужняя жена. Нельзя мне с непокрытой головой ходить, – она достала из сумки белый платок и ловко завязала его назад вокруг головы.

В своей одежде Таисия стала еще краше. Лошади бежали в нормальном темпе, колокольчик звенел, Стоян красивым басом затянул ямщицкую песню:

Вот мчится тройка удалая

Вдоль по дороге столбовой,

И колокольчик, дар Валдая,

Гудит уныло под дугой.

Ямщик лихой – он встал с полночи,

Ему взгрустнулося в тиши

И он запел про ясны очи,

Про очи девицы-души:

«Ах, очи, очи голубые!

Вы сокрушили молодца;

Зачем, о люди, люди злые,

Вы их разрознили сердца?

Бархатный голос искусно выводил слова песни, они неслись над бескрайней темной тайгой, которая простиралась до горизонта справа и слева от дороги. У Таисии из глаз катились слезы. Она думала о муже, которого не видела почти 6 лет.

Вдруг повозка внезапно остановилась. Ямщик перестал петь. Таисия выглянула из окна. Впереди дорогу преграждала идущая колонна арестантов, гремя кандалами. Арестанты шли по этапу на государственные шахты и рудники в Нерчинск.

Стоян громко крикнул:

– Дорогу почтовой карете!

Охранники на лошадях, оттеснили арестантов к краю дороги. Проезжая мимо, Таисия с любопытством и жалостью смотрела на измученные лица заключенных, среди которых были также и женщины. К вечеру благополучно добрались до Нерчинка. Место на постоялом дворе и лошади для почтовой кареты всегда готовы. Осталось проехать еще 300 верст до Кяхты, где служил муж Таисии Иван.

Глава 4. Хунхузы. Корейский младенец

Лошади бежали быстро, словно чувствовали, что скоро отдых. По бокам дороги тянулись просторы, покрытые лесами. Неимоверное количество грибов в распадках, кругом дичь непроглядная, беспросветная. Изобилие медведей, соболей, диких коз и всякой дикой всячины, которая занимается тем, что живет в тайге и закусывает друг другом. Забайкалье было великолепно.

Темнело, солнце спускалось за высокие холмы, еще 10—15 минут и будет кромешная тьма, мертвая тишина и рядом недобрая тайга, не видно ни зги. А до ближайшего острога не менее 10 километров пути. Стоян зажег фонарь и прицепил его к верху кибитки, впереди крутой поворот – ехать надо осторожно, чтобы не перевернулся тарантас. Внезапно за поворотом, далеко впереди они увидели большой отряд всадников с факелами в руках, несущихся навстречу их повозке:

– Хунхузы! – громко закричал Стоян.

Охранник Аким ловко и быстро залез на кибитку с задней стороны, затем спрыгнул на сиденье к Стояну, откуда, как настоящий артист цирка перелетел на спину правой пристяжной лошади и быстро расчехлил свои пистолеты. Одновременно казак Микола на ходу забросил свое ружье на кибитку, резво вылез через дверь, удобно уселся на крыше и громко сказал Стояну:

– Будем прорываться! Гони!

Таисия на ходу открыла дверь несущегося тарантаса и крикнула Миколе:

– Сбрасывай мой чемодан! Он тяжеленный, лошадям легче будет!

Микола с радостью сбросил не только чемодан, но и весь багаж, что был на крыше. Стоян яростно ударил хлыстом по крупам лошадей, те, словно чувствуя опасность, понеслись с невероятной скоростью, затем он быстро вытащил из-под сиденья тяжелую двустволку и погасил яркий фонарь. Свирепые хунхузы быстро скакали с пылающими факелами в крепких руках и были хорошими мишенями. И вот летящая тройка на всем ходу врезалась в отряд не меее, чем из 20 хунхузов.

– Стреляйте по ногам лошадей, – скомандовал Микола.

Таисия, сжавшись в комочек, ждала исхода ситуации и только крестилась и шептала:

– Господи помилуй! Господи помилуй!

Лошади под хунхузами падали одна за другой. Хунхузы вскакивали на ноги и пытались стрелять. А почтовая тройка уже мчалась вперед, оставляя позади отряд. А вот и острог, на пронзительный звук почтового рожка железные ворота деревянной крепости быстро поднялись и взмыленная тройка влетела в просторный двор.

– Сзади хунхузы! – крикнул Стоян. Ворота со скрипом быстро опустились. Но, изрядно помятые, хунхузы отказались от преследования. Микола ловко соскочил с кибитки, по его лицу бежали струйки горячей крови. Испуганная Таисия достала из сумки чистый платок и перевязала кровоточащую рану. Миколе повезло, пуля только оцарапала ему щеку. С остальными все было в порядке.

На следующий день 5 казаков подрядились сопровождать почтовую карету до следующего острога и охранять ее. Но хунхузы больше не встречались на их пути. День проходил за днем, ночевали в грязных придорожных постоялых дворах. Меняли лошадей рано утром, кучер седлал их, затем, выпив горячего чая со свежими шаньгами, ехали дальше по почтовому маршруту.

Вторая половина августа, становилось все прохладнее, деревья покрывались желтыми и красными листьями, птицы стаями потянулись на юг. Наконец, путешественники добрались до поселка Кяхты, стоящего на границе с Монголией. Здесь кончался Сибирский тракт и уходил в Монголию и далее в Китай, образуя, чайный путь, по которому из Китая везли чай в Сибирь. Из-за активной торговли с Китаем Кяхту в 19 веке называли «Песчаной Венецией».

В Кяхте, благодаря жизни на границе Монголии возникло тесное дружеское общение русских с монголами. Русские выезжали в Монголию по делам, на охоту и рыбную ловлю, на отдых на минеральных источниках аршанах. Соседняя, колоритная Монголия с бесконечной степью и синеющими на горизонте горами и веянием пустыни привлекала их. Положение Кяхты на границе не двух, а нескольких культур – европейской, русской, китайской, монгольской и др. – делало этот поселок богачей единственным не только в России, но, вероятно, и во всем мире культурным уголком, брошенным почти на границу пустыни Гоби. В поселке возвышался великолепный собор, купцы жили в комфортабельно обставленных апартаментах с картинами, гобеленами, прекрасными библиотеками, из окон было слышно пение, звуки рояля и скрипки, Моцарт, Бетховен, Чайковский… Кяхтинцы были народ культурный, развитой, много интеллигентнее российского купечества. Многие имели собственные библиотеки, много читали. Это и понятно: кяхтинцам приходилось сталкиваться с людьми различных общественных положений, с иностранцами, учеными, путешественниками.

Пока почтовая тройка неслась по центральной улице, застроенной богатыми домами купцов – миллионеров, Таисия не находила себе места, думая о встрече с Иваном, который служил на охране острога недалеко от Кяхты. Сердце громко билось. Только сейчас она поняла, как ей все эти годы не хватало этого сильного и немного неповоротливого, но очень доброго человека.

Наконец, Микола остановил тройку недалеко от постоялого двора, помог Таисии выбраться. Вещей у Таисии было мало, только одна большая холщевая сумка с ее вещами, все остальное, включая валенки для Ивана и его тулуп, были выкинуты во время нападения хунхузов. Микола устроил Таисию на ближайшем постоялом дворе и сам остановился там же. После этого он направился в штаб, чтобы передать бумаги, что дал ему Савелий. На первом этапе необходимо было оформить Ивану перевод в Томск. Все нужно было делать быстро до наступления холодов.

Таисия заняла комнату. Комната была из самых дешевых. В правом углу стояла старенькая железная кровать, у окна – покосившийся стол. В углу налево от входа – старенький умывальник и не очень свежее полотенце рядом на гвоздике. Микола заплатил за ее комнату за неделю вперед и сказал ей:

– Думаю, за неделю управимся.

В дверь постучали, Таисия открыла. За дверью стоял лакей невысокого роста с хитрыми глазами, небольшими, закрученными кверху усиками и напомаженными волосами:

– Вода согрелась, госпожа может принять душ, – предложит он. Таисия с наслаждением после долгой дороги мылась под душем, передохнула, потом дернула за веревочку звонка, что висела около двери, в дверь заглянул тот же лакей:

– Чего желаете?

Она попросила принести поесть. Стоимость еды была включена в стоимость номера, о чем ей сказал Микола. Лакей принес железную чашку с вареной картошкой и большим зажаренным куском говядины. И кружку крепко заваренного чая.

Поев, она разложила свои нехитрые пожитки и решила выйти погулять по необычному поселку, посмотреть на людей, поговорить с ними, может, какую небольшую работенку найти.

Таисия шла вдоль широкой центральной улицы, осматривая крупные кирпичные дома на 2, 3 этажа с большими блестящими окнами и искусной кирпичной кладкой, в конце улицы виднелось высокое здание церкви. Поселок располагался в небольшой низине и был окружен высокими холмами, кое-где поросшими лесом. Затем она вышла на площадь, по краям которой стояли красивые белые дома с колоннами. Таисия подошла поближе, одно из самых длинных зданий называлось «Гостинный двор» Кяхты. В нем останавливались перевозчики чая из Китая и в его крытых помещениях вскрывали и проверяли цыбики (тюки) чаев, прибывших из Китая, как байховых, так и кирпичных. Последние представляли толстые плитки, спрессованные из мелочи и отсевков байхового чая; они шли в большом количестве в Сибирь, где крестьяне и туземные народности (буряты, якуты, тунгусы и др.) предпочитали его байховому. После осмотра и сортировки цыбики зашивались на дворе в сырые бычачьи шкуры, шерстью внутрь, чтобы предохранить чай от подмочки на далеком пути через Сибирь.

Таисия зашла под арку и пошла под крышей здания, отделенного от улицы многочисленными арками, а с другой стороны на нее смотрели окна разнообразных магазинов с одеждой, обувью, всевозможной домашней утварью. Она прошла мимо всех этих заманчивых вещей и вышла на базарную площадь, где пахло лошадиным навозом и стояли телеги, с запряженными лошадями. На телегах лежали мешки с овощами и возчики торговали всякой всячиной, выращенной на своих огородах.

Туда – сюда сновали покупатели: женщины в длинных, пестрых юбках, повязанные платками, или шалями, некоторые были одеты в теплые телогрейки, мужчины в высоких сапогах, картузах и пиджаках.

Кто-то зазывал покупателей, то и дело слышалось:

– Картошечка рассыпчатая! Морковка – самая сладкая! Огурчики малосольные!

– Мед целительный!

Но Таисия шла дальше и дальше по направлению к церкви. Вот она вышла на другую улицу по-прежнему широкую, но застроенную деревянными домами поменьше. На окнах всех домах были наличники с деревянными ставнями, которые на ночь закрывались кованными чугунными запорами, прикрепленными с одной стороны к бревну дома, а другая часть, соединенная также чугунным кольцом с первой, как на шарнире, поворачивалась и через дырку в бревне с другой стороны окна проталкивалась внутрь дома, где жестко закреплялась, превращая дом в неприступную крепость.

Раздался колокольный звон, Таисия перекрестилась. Сияющие купола церкви становились все ближе и ближе. Внезапно на дороге прямо перед ней появилось огромное лохматое чудовище, которое вышло из-за угла, за ним второе, третье. Она прижалась к забору и закрыла от страха лицо руками.

– Что с тобой, девка? – вдруг она услышала чей-то голос. Открыв глаза, Таисия дрожащей рукой показала на чудовищ, идущих друг за другом цепочкой.

– Да это ж верблюды! На них китайцы везут чай из своей страны, – объяснил ей пожилой мужичонка в кирзовых сапогах и в косоворотке, стоявший неподалеку.

И, действительно, между тюками на верблюдах можно было рассмотреть желтокожих людей в чудной одежде, которые покачивались в такт движениям верблюдов.

– А ты чо здесь делаешь?

– Да приезжая я, вот иду в церковь. Надо бы помолиться и исповедоваться перед батюшкой в своих грехах.

– А что грехов-то много?

– Хватает

– Так садись ко мне в телегу, подвезу, я как раз в ту сторону еду.

– Степан Кузьмич меня кличут

– А я Таисия.

– Так откуда ты, Таисия?

– Я из Томска. К мужу приехала. Он вот уже шестой год в остроге служит. Обещали вольную дать. Да вот беда случилась по дороге хунхузы напали на нас и все вещи пришлось выбросить, чтобы лошадям было легче бежать.

Теперь холода надвигаются, а теплой одежды нет. Через неделю мы обратно в Томск едем, я думаю, где бы мне с недельку поработать.

– Иди в гостиный двор, там женщины на складах завсегда нужны, чай сортировать и упаковывать. А где ты сама-то остановилась?

– В номере на постоялом дворе. Что у дороги.

Степан притормозил около церкви, Таисия спрыгнула с телеги и подошла к храму, который величественно стоял на пригорке, устремляясь в небо.

Эта замечательная Воскресенская церковь строилась, как символ российской государственности и процветания кяхтинской торговли.

По отзывам современников, «по внутреннему благолепию и богатству храм этот едва ли найдет себе равных во всей Сибири»: его называли «застывшей музыкой в камне.»

Таисия перекрестилась, поцеловала серебряный крестик, что на серебряной цепочке всегда висел у нее на шее. Посмотрела вверх на купола церкви, покрытые белым железом, на колокольню, на которой звонарь, дергая колокола за веревки выводил затейливую мелодию, и по ступенькам поднялась в храм.

Скоро начнется служба, несколько монашек уже пели на клиросе, но батюшка еще не выходил. Она несколько раз перекрестилась перед иконой Божьей матери, поцеловала ее, прося заступничества, и решила придти к заутрене, чтобы исповедоваться и принять причастие.

Выпила святой воды и омыла ею лицо, вода стояла здесь же в бачке, с прикрепленной к нему кружечкой с помощью железной цепочки, затем достала из потайного кармашка платочек, в которым крепким узелком была завязана парочка пятачков, купила три самых тоненьких свечечки и поставила одну за здоровье сыночка Алексея, вторую за здоровье мужа Ивана и третью за здоровье родителей и пошла к выходу, при выходе опять перекрестилась, дала нищим по копеечке и направилась обратно на постоялый двор.

Свернув на боковую улицу и пройдя метров 200, она попала в какой-то тупик, где кучкой стояло несколько домиков, похожих на сарайчики, обложенные камнями и покрытые соломой. В стенах, выходящих на улицу, можно было видеть небольшие дыры из некоторых шел дым, стены сарайчиков были закопченные.

Таисия заглянула через невысокий забор около одного из сарайчиков и увидела, что у него окна выходят во двор, и они вместо стекол прикрыты просаленной бумагой. Это был типичный бедный корейский домик, в котором как в бедном, так и в богатом доме дым от печи шел по специальным полостям под домом, обогревая пол, и выходил на улицу через дыры в задней стене дома, поэтому в корейском доме не было ни кроватей, ни ковров, все спали на теплом полу, прикрывшись одеялами, также и в течение дня сидели на полу.

Внезапно из домика выбежала маленькая женщина, черные прямые волосы которой были собраны на макушке в пучок и завязаны шишечкой. На ней была надета длинная юбка, на плечах накидка.

Женщина была привлекательной и достаточно молодой. В руках она держала какой-то сверток, который передала Таисии. Та взяла сверток, сверток начал шевелиться и кричать, в нем был ребенок, мальчик трех или четырех месяцев.

Таисия испуганно протянула ребенка обратно кореянке. Та заговорила на ломанном русском языке:

– Возьми, возьми, пожалуйста, все равно умрет с голода. В доме еще трое постарше, а муж ушел в горы на охоту и пропал. Чем всех кормить не знаю?

– Таисия взяла ребенка, прижала его к груди, ребенок успокоился и заснул. А она побрела к постоялому двору…

*Хунхузы (краснобородые) – члены организованных банд, действовавших в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии), а также на прилегающих территориях российского Дальнего Востока, Кореи и Монголии во 2й пол. XIX – 1й пол. ХХ вв. На территории России под хунхузами подразумевались исключительно этнические китайцы, составлявшие абсолютное большинство членов хунхузских бандитских группировок.