Побег из детства

Глава 1

Моя жизнь разделилась на три этапа.

Первый – несчастливый этап. Он длился с момента моего рождения до двадцати одного года.

Второй этап – время пребывания в аду. Я потеряла смысл жизни и каждый вечер, засыпая, мечтала лишь об одном – не проснуться утром. За этот период я поняла: все, что было прожито мною, было на самом деле не таким уж и плохим. По крайней мере, тогда я принадлежала себе и ни от кого не зависела.

И этап третий. Время, когда я начала восстанавливаться. Но лишь психологически. Физически я была поломана, окончательно и бесповоротно.

***

Я никогда не была счастливым ребенком. Конечно же, в моем детстве встречались радостные дни, но они целиком и полностью зависели от меня. Я никогда не чувствовала материнской любви и заботы… хотя нет… за всю свою жизнь я дважды ощущала любовь матери, но спустя время воспоминания об этом куда-то улетучились, так как негативных моментов было настолько много, что хорошее быстро стиралось из памяти.

Я была совсем маленькой. Помню, как стояла в детской деревянной кроватке, держась за спинку и жуя ириски. Когда ириска почти таяла, я просто выплевывала ее на пол.

Мне было скучно. В комнате я находилась одна, выбраться из кроватки самостоятельно не получалось.

Я услышала шаги, затем скрип открывающейся двери, и на пороге оказалась моя мама. Но не успела она ступить и шагу, как с грохотом рухнула на пол. Я испугалась и заплакала, а мама очень громко засмеялась. После каждой безуспешной попытки подняться она пугала меня все больше. Затем, ухватившись за край кроватки, мама с трудом начала вставать, но тут вдруг кроватка пошатнулась и под ее весом перевернулась. Момент падения стерся из памяти, но я помню, как долго лежала на полу и сильно плакала. Было очень больно и страшно.

***

– Мама-а-а-а! – я с радостным криком ворвалась на кухню.

На улице в тот день стояла солнечная погода, после продолжительного двухнедельного дождя вся детвора высыпала на улицу. Всем двором мы плескались в лужах и кидались друг в друга грязью. В общем, творили грязные дела, которые творят все здоровые дети.

Мама сидела за столом и ела горячие пирожки с капустой. При виде меня ее глаза округлились. Она начала кричать, грозить, что убьет. Затем схватила стакан, из которого пила чай, и что было силы бросила мне в лицо. Пришелся удар четко в нос и по губам. Я тут же почувствовала во рту соленый вкус, из носа хлынула кровь. Но я даже не шелохнулась, стараясь не заплакать. Я знала, что любая моя реакция – слезы, крики, испуг – вызовет новое раздражение у матери, и она меня побьет.

***

Спустя время, зимой, я пошла во двор покататься с деревянной горки. Детворы было много, и кто-то нечаянно столкнул меня с самого верха. Перевалившись через борт, я полетела вниз и ударилась о землю. Мое тело онемело. Я не могла двигать ни руками, ни ногами. Ничего подобного ранее я не ощущала.

Ко мне подбежали девочки, соседки по общежитию, и попытались меня поднять, но мое обмякшее тело отказывалось двигаться. Было решено водрузить меня на чьи-то санки и довезти до подъезда. А там вышел мой отец, которого позвал кто-то из девочек, и, подняв меня на руки, унес домой.

Грубо бросив меня на диван, сказал раздеться и вышел из комнаты. Естественно, раздеться самостоятельно я не могла, и лишь спустя какое-то время обездвиженность начала отступать, ее место заняла боль. С трудом стянув с себя тяжелую шубу, я принялась за сапоги. В этот момент домой вернулась мама, увидев меня в сапогах, она начала кричать. Ее интересовало, с какой стати я прошла в обуви через всю квартиру. Объясниться мне так никто и не позволил. Не обращая внимания на боль, я сняла обувь и от греха подальше быстренько легла спать.

***

Во дворе со мной не дружили, подруг у меня никогда не было. А вот с мальчиками я быстро находила общий язык, это ведь так весело – лазить по деревьям, прыгать по лужам и бросаться комками грязи. Я знала, что дома мне всыплют по первое число, но меня это не волновало, так как всыплют мне в любом случае, вернись я грязная или чистая.

Когда я пошла в школу, было то же самое: ни общих тем для разговора, ни общего языка с девочками я не находила. Я бы сказала даже так – меня ненавидели. Часто били, причем всегда толпой.

«После урока идем к кочегарке», – гласила записка, которая в виде скомканного клочка бумаги прилетела на мою парту. Я обернулась. На третьей и четвертой партах девочки смотрели на меня и, дождавшись моей реакции, захихикали. «Это Тонька и Женька – самые злые в классе, а еще их шестерки – Ленка и Катька. Меня сегодня точно побьют», – подумала я.

Когда прозвенел звонок, я побросала вещи в сумку и поспешила к выходу: «Мне не справиться с такой оравой, надо сматываться». Но не тут-то было, меня догнали, когда я подходила к школьному турникету.

– Тебе что сказано было? – заорала Женька.

– Крыса трусливая, – добавила Тоня.

Девочек оказалось не четверо, как я предполагала, а семеро. Все из нашего класса. Чем была вызвана их сегодняшняя агрессия, я не понимала. Развернувшись и не говоря ни слова, я продолжила свой путь.

– Эй, она сейчас уйдет!

– Держи ее!

В этот момент меня схватили под руки и силой потащили в сторону кочегарки.

– Отпустите меня! – я сопротивлялась изо всех сил, но постоянно получала удары в спину. Кто-то просто бил кулаком, кто-то толкал, чем помогал тащившим меня девочкам.

Пот катился градом по спине, я была злая и старалась не расплакаться.

«Сейчас побьют, потом дома еще бить будут», – подумала я.

К моменту, когда мы прибыли к кочегарке, отапливающей школу и половину города, я была вымотанной и имела стопроцентную ясность: что бы я ни сказала и как бы себя ни вела, меня побьют.

Женька толкнула меня к белой кирпичной стене.

– Что я вам сделала?

– Молчи, а то хуже будет, – Ленка подняла горсть пепла с песком и бросила мне в лицо. Машинально я прикрылась руками и зажмурилась, но мелкие частицы успели попасть в глаза.

– Ай! Девочки, перестаньте! – я стала тереть кулаками глаза, пытаясь избавиться от мусора. В этот момент Женька с Катькой бросились на меня, одна схватила за шарф, другая – за руку, и стали валить на землю. Я долго не поддавалась и отчаянно отбивалась. Мне удалось расцарапать Женьке лицо, вызвав приступ ярости у одноклассницы. Та, в свою очередь, снова меня толкнула, и я больно ударилась о стену. Не дав мне отдышаться, Ленка запрыгнула на мою спину – под ее весом я рухнула на землю. Остальные смеялись и комментировали ситуацию. Женька схватила меня за затылок и стала тыкать лицом в кучу пепла. Я начала задыхаться и в какой-то момент испугалась, что сейчас просто отключусь. Я не могла вдохнуть, а попытавшись крикнуть, что мне плохо, поняла, что не могу издать ни звука. «Вот и все», – пронеслось в моей голове. Вдруг спине стало легче. Девочки слезли с меня, но Женька по-прежнему удерживала мою голову. Я собрала все силы и приподнялась, это позволило глотнуть воздуха.

– Слезь… Я не могу… Я.…

– Женя-я-я, ей дышать тяжело, – крикнул кто-то из девочек. Но одноклассница не реагировала.

– Женя, она задохнется, – уже наперебой кричали девочки.

Женька напоследок трижды окунула мое лицо в пепел и, соскочив с меня, больно пнула по ребрам. Я тут же попыталась встать, но голова шла кругом, и я начала кашлять и отплевываться. Мои обидчицы вмиг разбежались. Мне потребовалось какое-то время, чтобы более или менее привести себя в порядок. Домой в таком состоянии возвращаться нельзя: мама не станет слушать.

Я никогда не плакала, никогда не показывала свой страх. Никогда не оправдывалась и не объяснялась. Я давно уяснила урок: я сама по себе в этом огромном и жестоком мире.

Вернувшись домой, я открыла дверь собственным ключом и быстро прошла в ванную комнату. Сняла с себя грязные вещи и бросила их на стиральную машинку, закинув сверху грязным бельем. Нельзя, чтобы мама их видела. Отмыла с мылом лицо и руки.

– Привет, – поздоровалась я с мамой, выйдя из ванной.

Мама пришла домой на час: у нее был обеденный перерыв. А значит, она скоро уйдет, я быстро постираю вещи и высушу их на батарее. До вечера, к ее возвращению, они должны высохнуть.

– Привет, – не поднимая головы, поздоровалась она. Мама читала книгу. Она всегда так делала во время еды.

***

Помню, как-то я вернулась домой, а за столом сидит незнакомец и учит отца, как надо воспитывать свою женщину.

– Я вот, – начал рассказ он, – домой возвращаюсь… Только один косой ее взгляд – и кастрюля с супом оказывается на полу. Ты вот попробуй так пару раз и, знаешь, домой будешь возвращаться, а там тишина и никто косо не смотрит.

Конечно же, мужчины выпивали, но совет отец запомнил. Потому что как-то раз, вернувшись с улицы, я поняла, что дома происходит что-то странное.

К ссорам дома, ругани и скандалам я уже привыкла. Но в этот раз в квартире стояла гробовая тишина. Я прошла на кухню и встала в проходе, раскрыв рот. По стенам и кухонной плите стекала красная жижа. «Наверное, это был борщ». На полу валялась кастрюля и остатки свежеприготовленного супа. Даже на потолке были мелкие красные вкрапления. «Наверное, пнул ногой», – была уверена я.

***

Когда мне исполнилось восемь, я стала общаться с одноклассницей, с которой жила в одном дворе. Это была моя первая подруга. Тоня. Та самая девочка, которая участвовала в моем избиении у кочегарки. Но я не держала на нее зла, к тому моменту я практически забыла об этой истории.

Помню, как мы носились по двору, беззаботные и счастливые. Стоял жаркий день, солнце находилось очень высоко, и на небе не было ни облачка.

– Тоня, я домой, попью и вернусь! – крикнула я и побежала в подъезд, не убедившись, слышит она меня или нет.

– Хорошо, давай быстро, я тебя здесь подожду, – услышала я голос подруги.

Открыв тяжелую дверь подъезда, я юркнула внутрь. Перепрыгивая через ступеньку, я быстро поднялась на четвертый этаж, из-под футболки достала ключ, который висел у меня на шнурке, и вставила в замочную скважину. Зайдя домой, пробежала в ванную, открыла кран с холодной водой и стала пить прямо из-под крана ледяную воду. Напившись, вытерла рот ладошкой, нащупала ключ, висящий на шее, и вышла в подъезд. Закрыв дверь, я увидела мужчину, который поднимался по ступенькам.

«Незнакомец», – пронеслось в моей голове. Всех жильцов в подъезде я знала, а этого человека видела впервые.

– Лика? – раздался голос сзади.

– Да, – удивленно ответила я.

– Я новый учитель в вашей школе, буду преподавать физкультуру. И перед началом учебного года мне нужно осмотреть всех своих учеников.

Всем своим нутром я чувствовала, что мужчина обманывает, но меня всегда воспитывали так: не перечь взрослым, не спорь, не проявляй неуважения и бла-бла-бла.

– Взрослые дома? – уточнил мужчина.

– Нет, – ответила я, все еще не желая впускать незнакомца в квартиру.

Подойдя ко мне поближе и глядя сверху вниз, он по-хозяйски толкнул дверь и приказным тоном сказал:

– Заходи!

Я продолжала стоять, не двигаясь, тогда он подтолкнул меня в квартиру. Я, мешкая, перешагнула порог и остановилась у выхода.

Коридор был у нас узким и длинным. Напротив входной двери располагалась кухня, рядом с кухней – туалет, затем ванная. По другую сторону коридора находилась гостиная, дальше – моя комната, которую я делила с младшей сестрой, и в самом конце коридора напротив ванной – комната матери.

Мне стало страшно, я была уверена на все сто процентов, что этот мужчина никакой не учитель физкультуры. Вот только что ему нужно, я понятия не имела.

Он закрыл дверь на защелку, чем напугал меня еще больше.

– Зачем вы закрыли дверь?

– Не хочу, чтобы нам помешали.

– В чем помешали? – мой голос начал дрожать.

Тут в дверь постучали. Я кинулась, чтобы открыть, но он схватил меня за руку.

– Кто это?

– Подруга моя! – зачем-то крикнула я.

– Скажи ей, пусть домой идет.

– Мы учимся в одном классе, вам все равно придется к ней идти.

Я заметила, с каким нежеланием он начал поворачивать дверной замок. На пороге действительно стояла Тоня.

– Заходи! – обрадовалась я, осознавая, что мне не придется бояться одной.

Я сразу обратила внимание, как настороженно перешагивала порог Тоня: она, как и я, моментально почуяла неладное.

– Вставайте тут, – сказал он, развернув нас спиной к ванной и лицом к себе. – Опуститесь на коленки.

– З-з-зачем? – начала запинаться я.

– Мне нужно кое-что проверить.

Мы с Тоней переглянулись и стали медленно опускаться на колени. Я видела по лицу подруги, что она вот-вот разревется. Затем я посмотрела на входную дверь, мне хотелось убедиться, закрыл ли он дверь на замок. К моему сожалению, дверь была закрыта.

Он встал напротив нас и тоже опустился на колени. После этого он задрал свою футболку и сказал нам, чтобы мы так же оголили свои животы. Тоня начала тихо плакать, но все же выполнила его просьбу. Я вслед за Тоней задрала футболку к подбородку.

– Сейчас я прикоснусь своим животом к вашему, по очереди, а вы скажете, горячий живот или нет.

Тут я не выдержала, вскочила на ноги и бросилась к входной двери, но пробежать мне нужно было между ним и подругой. До двери я добежала, но вот замок открыть не успела. Незнакомец схватил меня и сильно швырнул о стену, боли я не почувствовала, мной овладел лишь страх. Тело онемело, и я сползла на пол. Мужчина поднял меня за шиворот и бросил рядом с Тоней.

Уже более злым голосом он сказал, чтобы я снова встала на колени и задрала футболку. Я подчинилась.

Мужчина приблизился ко мне, коснулся своим животом моего, начал елозить и громко пыхтеть. Я думала, что этот ужас никогда не закончится, как вдруг он отпрянул от меня.

Я стала оглядываться по сторонам, думая, как выпутаться из этой передряги.

– Ну? – вопросительно уставился он.

– Горячий, – быстро ответила я.

Тогда он перевел взгляд на тихо плачущую Тоню. Схватил ее и прижал свое пузо к ее животу. Я видела, как вся эта процедура очень противна подруге. Она отвернула лицо, которое исказилось в жуткой гримасе.

– Горячий, – тихо ответила она, как только он ее отпустил.

– Отлично, а сейчас мы еще кое-что проверим. – Он засунул обе руки себе в штаны и стал там чем-то шуршать. На какой-то миг в моей голове даже пронеслось, что у него там фольга от больших плиток шоколада. «Зачем они ему там?» – подумала я.

Вдруг он вытащил свой половой орган и спросил:

– Кто первый попробует?

– Что попробует? – переспросила Тоня.

Мне было совсем не важно, что он от нас хотел. Пробовать я в любом случае ничего не собиралась. Быстро вскочив на ноги, я кинулась к двери ванной. Оказавшись внутри комнаты, быстро развернулась, схватилась за дверную ручку и дернула на себя, но она не поддалась. С другой стороны, в нее вцепилась моя подруга. В считаные секунды мне удалось оценить ситуацию: либо я закроюсь одна, либо мы вдвоем будем пробовать то, что он нам предлагал. Времени пропускать Тоню в ванную просто не было.

Я оттолкнула подругу от двери, прямо в руки этому убогому чудовищу, и быстро закрылась на засов. Тоня кричала и стучала кулаками по двери, я слышала, как он несколько раз ее ударил, заставляя замолчать. Когда она притихла, он начал дергать ручку в попытках ее открыть. В этот момент у меня задрожали колени, до меня стало доходить, как сильно я его разозлила. Но, к моему удивлению, он быстро сдался, и по шуму я поняла, что он потащил Тоню в самую дальнюю комнату.

Я хорошо осознавала, что, как только он расправится с ней, возьмется за меня. Я не знала, что мне делать, я была в панике. Открыв кран, я сделала несколько глотков холодной воды. Затем, прислонив ухо к двери, я прислушалась, кроме того, что подруга зовет меня на помощь, я ничего не слышала.

Поняв, что времени у меня в обрез, я начала выбираться из ванной. Убедившись, что чудовище далеко, и уняв в теле дрожь, я двумя руками взялась за щеколду и, поднимая засов вверх-вниз, плавно стала продвигать его из зазора дверной колоды. Наконец щеколда открылась. Я снова прислушалась. Из глубины квартиры доносился приглушенный плач Тони, звуки побоев и злобные угрозы.

Я стала аккуратно открывать дверь так, чтобы она не заскрипела. Чудовище либо был настолько туп, что даже не удосужился закрыть меня с обратной стороны, либо не мог допустить и мысли, что у меня хватит смелости выбраться из укрытия.

Оказавшись в коридоре, я взглянула на входную дверь: мне нужно сделать шага четыре – и я буду на воле. Но была одна проблема: я знала, как сильно скрипят половицы в этом месте. Я боялась, что он меня услышит.

Из дальней комнаты по-прежнему раздавались удары и мольбы подруги, но я отбрасывала от себя мысли о том, что там происходит, все мое внимание было сосредоточено на побеге. Я понимала: чем раньше выберусь из квартиры, тем меньше вреда он принесет Тоне.

Но был и плюс во всей этой ситуации: я знала, куда нужно наступать, чтобы избежать скрипа половиц. Вдохнув побольше воздуха, в три прыжка я очутилась у выхода. И уже не задумываясь о том, что выдам себя громкими звуками, быстро повернула замок и, распахнув двери, выскочила в подъезд.

Громко и четко я стала звать на помощь. Я знала, что те соседи, которые были в данный момент дома, прибегут на крик.

Я металась от одной двери к другой, громко стуча по ним кулаками. Сама не заметила, как вокруг меня собралось очень много народа, кто-то стал меня трясти за плечи и спрашивать, что случилось. Я лишь повторяла одно: «Он там. Он там», – показывая при этом в сторону своей квартиры.

Несколько мужчин, не раздумывая, ворвались внутрь. В коридоре стояла плачущая, напуганная и сильно избитая Тоня. Вся одежда на ней была разорвана в клочья, но сама она, не считая побоев, была цела.

Физрука как ветром сдуло, скорее всего, он слился с толпой и просто удрал.

Глава 2

После того случая Тоня перестала со мной общаться. А для всех соседей я стала плохой девочкой, которая бросила свою подругу в трудный момент. Я же так не считала и всё задавалась вопросом, почему взрослые, которые умнее детей, не понимают, что таким поступком, я спасла нас обеих? Если бы я впустила Тоню в ванную, мы бы не успели закрыть двери. Этого никто не хотел понимать, да и слушать меня особо никто не желал. Даже мама. Она в принципе не разговаривала со мной на эту тему, как, впрочем, и на любую другую.

Я не парилась, что со мной никто не общается. С раннего детства я много читала. Всех подруг, любое общение, развлечение очень легко могла заменить новая книга.

Я росла изгоем, даже в собственной семье я не чувствовала любви и поддержки. Отец ушел, когда мне было девять. Причину развода родителей я до сих пор не знаю: в детстве мне никто ничего не докладывал, а потом мне это стало неважно и неинтересно. А так как отец много пил, применял физическое насилие над матерью, я решила, что развелись они именно поэтому.

Помимо книг, я много времени проводила с сестрой. Мы гуляли, общались и играли. Этого мне хватало.

Как-то раз мама сказала мне, чтобы я вынесла мусор. Взяв ведро, я пошла на помойку, которая находилась в конце двора. И вот иду я себе, никого не трогаю, как слышу сзади смех и тихое: «Тише, тише».

Я обернулась и увидела толпу девочек, соседок по дому. Человек двенадцать. Они крепко держались за руки и шли за мной, по их лицам я поняла, что идут по мою душу.

Я остановилась и спросила, что им надо. Они окружили меня и по очереди стали толкать. Кто был посмелее, пинал. А Анна, самая добрая и милая, какой я всегда ее считала, подбегала сзади и со словами «оп-па, оп-па» пыталась задрать подол моего платья. Я каждый раз уворачивалась и старалась пнуть ее по рукам.

В итоге самые наглые вырвали из моих рук ведро и вывалили его содержимое к моим ногам. Противная жидкость затекла в тапки, в которых я выскочила на улицу. Меня это очень разозлило, но я понимала, что невозможно противостоять толпе в одиночку. Пнув по ведру, пытаясь угодить хотя бы в одну из противных девчонок, я лишь вызвала смех и новые пинки. Тогда я схватила ведро и, замахнувшись, кинула его в девочек. Оно угодило в Анну. Она тут же расплакалась и побежала домой. «Сейчас нажалуется и мне снова влетит». Я подобрала ведро и поплелась домой.

– Собери мусор, – начали ругать меня сидящие на лавочке бабульки.

– Сами собирайте! – огрызнулась я.

– Хамка!

Ничего не ответив, я скрылась в подъезде.

Быстро забежав в ванную, я закрыла двери на засов, сняла тапки и начала отмывать их под краном, затем собрала волосы и вышла в коридор. Маме что-либо говорить было нельзя, я же еще останусь виноватой.

Отпустить этот инцидент было против моего характера. Никогда в жизни я не давала себя в обиду.

Выловив каждую шутницу по одной, я выместила все свои обиды на них поочередно. Я била, не жалея ни их, ни себя, прекрасно осознавая, что после этого дома мне влетит. Я знала, что мою кожу вновь иссечет шнур от кипятильника, но так уж повелось: его я никогда не боялась.

Первых обидчиц я подкараулила у их подъезда. Драла им волосы и раздавала тумаки по всему телу. Не смогла побить лишь одну девочку, ту самую Анну. Это была миловидная блондинка с голубыми глазами. Я знала, что она очень хорошая, просто попала в тот день под влияние своей старшей сестры и ее компании.

– Попалась, – сказала я, остановив ее на лестничной площадке.

Мы жили в одном подъезде, она на третьем этаже, а я на четвертом.

– Чего глазки выпучила? – спросила я, глядя в ее испуганное лицо.

– Пропусти меня, – пытаясь обойти меня, пищала Анна.

– Ну нет, – ответила я. Глядя на нее, я понимала, что она единственная, кого я не стану бить. Но проучить ее все-таки надо. Я схватила ее за лицо, прижала к стене и со всей злостью и ненавистью сказала: «Только еще раз меня тронь». И со всей силы впечатала ее в стену.

Она посмотрела на меня испуганными голубыми глазами и, не проронив ни слова, быстро поднялась по лестнице и зашла домой.

Я прекрасно осознавала, что это возмездие от Тони. Что с ее подачи девочки набросились на меня. Возможно, она и не убеждала их бить меня, но в любом случае все это произошло из-за той истории.

Сестру Анны я настигла спустя три дня.

– Жанна, подожди меня, – крикнула я, увидев ее как-то днем во дворе дома. Жанна явно куда-то торопилась и вот-вот свернула бы за угол.

Жанна была старше меня на год. Ей было девять, но для меня это не имело абсолютно никакого значения. Про Жанну я знала только одно: она старшая сестра Анны. Мы никогда не общались и даже не здоровались.

Когда стало ясно, что Жанну мне не догнать, я подняла с земли камень поувесистей и швырнула его в сторону обидчицы.

– А-а-й! Ай! – завопила она.

«Походу, я переборщила», – подумала я, но не показала виду, что испугалась за нее. Камень прилетел точно между лопаток.

– Подойдешь еще раз, вообще убью! – крикнула я.

Остальным досталось примерно одинаково. Что меня удивило, практически никто не пытался ударить в отместку. «Только когда вместе смелые», – размышляла я как-то перед сном.

Двух последних обидчиц, Веронику и Лизу, я выловила по одной. Одну я отлупила каким-то проводом, вторую, от которой ждала самого сильного отпора, отдубасила палкой, да так, что она не смогла скрыть слез от боли. В этот момент меня увидела мама, которая возвращалась домой.

– А ну иди сюда! – на весь двор крикнула она.

«Мне конец», – подумала я и поплелась к ней.

– Это еще что такое?

– А пусть не лезут, – сказала я, глядя матери в глаза.

– Быстро домой!

Мы зашли в подъезд и пока поднимались на четвертый этаж я все думала, будут ли сегодня меня бить шнуром от кипятильника, или шлангом от стиральной машинки? Вот бы это был шланг, им не так больно…

Мы прошли в квартиру.

– Уроки сделала? – зло спросила мама.

– Сделала, – тихо ответила я.

– Иди займись делами.

«Фу, пронесло», – подумала я и пошла заниматься делами.

В мои дела в подобных ситуациях входила имитация бурной деятельности. Даже тогда, когда все дела переделаны.

Мама просто не могла терпеть, когда я смотрю телевизор, читаю книгу или занимаюсь еще какими-либо вещами, кроме тех, что я, по ее мнению, не доделала либо сделала, но недостаточно хорошо. Поэтому я снова подметала полы, мыла их, читала школьные учебники и, как только темнело за окном, мне можно было спокойно, минут пятнадцать, почитать любимую книжку в постели.

В дверь постучали. «Вот и все, кляузничать пришли». И я не ошиблась. Открыв двери, я увидела мамочек тех самых девочек.

– Позови-ка маму, – сказала одна из них.

– Зачем? – с вызовом спросила я.

К этому моменту мама вышла из своей комнаты. Я быстро ретировалась в детскую и забралась с ногами на кровать. Пока мама общалась с кляузницами, я в кровь изгрызла на руках ногти. Ожидание утомляло, и я на цыпочках добралась до двери и, приложив ухо, стала подслушивать.

– За своими следите! – обрезала мама все доводы женщин и закрыла дверь.

Услышав приближающиеся шаги мамы, я запричитала: «только бы не сюда, только бы не сюда». И шаги пронеслись мимо детской. А когда я услышала, как мама закрыла дверь в свою комнату, прислонилась лбом к стене и, успокоившись, выдохнула.

***

На следующий день после эмоциональной встряски у меня разболелась голова. Я встала с постели, быстро застелила ее и вышла в коридор. Обычно я не вставала так рано, но голова… она так трещала, что не было сил даже лежать.

– Ты на работу? – спросила я, увидев в прихожей маму.

– Да. Ты приберись давай. Чтобы вся квартира блестела. И поесть приготовь. Из дома никуда не выходи. Ходишь позоришь меня.

– Мама, в доме ведь чисто, генеральную уборку в выходные делали…

– Что сказала? – удивленно обернулась мать.

– Ну просто у меня очень болит голова, мне плохо.

– Быстро пошла и навела порядок! – сорвалась на крик она.

– Я не буду, мне плохо! – я тоже повысила голос.

Мама вошла в квартиру и закрыла за собой дверь. Я начала жалеть о своем протесте, понимая, что ничем хорошим это не закончится, но моя голова… она просто раскалывалась…

Мама повесила сумку на вешалку и молниеносно бросилась ко мне, схватив за волосы, она потащила меня в комнату. Протащив через всю спальню, свободной рукой она начала вытаскивать ящик серванта. Тот не поддавался. Тогда она отпустила мои волосы, и я упала на пол. Ползком добравшись до противоположного угла, я попыталась подняться, но в тот же миг над моей головой пролетел громоздкий ящик, в котором хранились школьные принадлежности.

Все содержимое ящика валялось у матери в ногах. Я испуганно встала и посмотрела на ящик, который по счастливой случайности не прилетел в мою голову. Ударившись о стену, угол у ящика отломился.

«Она ведь могла меня убить!» – подумала я.

– Тварь такая! – прошипела мать и, пройдясь по школьной канцелярии, вышла из спальни. Прежде чем выйти из квартиры, она крикнула: «Теперь тебе есть чем заняться!»

Я села на пол, обняла колени и просидела так до тех пор, пока не вернулась из школы Нина. Зайдя в комнату, она окинула взглядом погром и, посмотрев на меня, молча закрыла за собой дверь.