Czytaj książkę: «Расплата», strona 2

– Ты хорошо сегодня провела время? – Гуго интересуется только чтобы разговор завязать. Мнение Аделаиды его интересовало постольку, поскольку почти семь лет назад он обручился с этой женщиной.

– Хорошо. – Аделаида не вдается в подробности. Каждое слово она заставляет себя произносить.

– Я заметил, – Гуго касается пальцами линии подбородка жены заставляя ее взглянуть себе в глаза. -Сегодня ты была объектом всеобщего внимания. – он нарочито тянет слова, наблюдая за реакцией.

Едва заметно Аделаида сглатывает и отводит подбородок в сторону.

– Твое платье было чересчур откровенным. – тон Гуго меняется на глазах, как и взгляд жестоких глаз. – И это заметил не только я. Дружок твоего брата, Кас, оценил твое декольте и голую спину. – пальцы Гуго чуть сильнее надавливают на кожу запястья Аделаиды причиняя ей боль.

– О чем ты говоришь? – Аделаида пересекается со взглядом мужа. – Пусти, ты делаешь мне больно.

– Я долго думал над одной вещью. – Гуго сильнее прижимает супругу к себе блуждая руками по ее телу. – Я бы хотел еще одного ребенка. Может быть еще одного мальчика. – мужчина переходит на шепот и склоняется к ее шее. – Будет чудесно, если ты родишь еще одного мальчика.

Заключенная в цепких руках, Аделаида упирается ладонями в грудь мужа пытаясь отстраниться.

– Я больше не буду рожать, мы ведь с тобой это обсуждали, Гуго. – ее голос тих, но резок. Ей отчаянно хочется скрыться от него, избавиться от его пальцев на своих бедрах, от жаркого дыхания на шее.

Мужчина на секунду замирает и отклоняется от нее, чтобы видеть лицо жены. Из-за разницы в росте, он смотрит на нее слегка с высока. Внимательно смотрит на Аделаиду, черты ее лица изучает и брови сводит к переносице.

– Ты опять споришь. – Гуго хмурится. Больше всего он не любил когда она ему перечила, вопросы глупые задавала. – Ты знаешь как я это не люблю.

Избегая смотреть мужу в глаза, Аделаида сконцентрировала свой взгляд на воротнике его кипенно-белой рубашки.

– Дорогая, такое решение ты приняла в одиночку. – Гуго резким движением меняет их положение, прижимая Аделаиду к себе спиной.

Холодный мрамор обжигает кожу бедер сквозь тонкую ткань халата. Тело сковывает знакомый до одури страх, а к горлу подступает ком слез. Рука мужа оглаживают ее живот и спускается ниже.

– Гуго, – ее голос не дрожит, пока. Аделаида вцепляется в его руку пытаясь остановить. – Не надо, пожалуйста. – мольба срывается с ее уст, будто это что-то изменит или спасет ее. Но ее подсознание прекрасно знало, что ничто ее не спасет.

Но Гуго кажется не слышит, вернее слышит, но не слушает Аделаиду. Он настойчив в своих действиях, второй рукой оглаживает ее горло и проходится мокрыми поцелуями по холодной коже шеи. От всего это в отвращение бросает, а руки неметь начинают.

– Гуго, прошу тебя, я не хочу. – голос дрогнул, а глаза поблескивали от собравшихся слез.

Мужчина игнорирует все ее просьбы, концентрируясь только на своих желаниях. Достигая цели, Гуго касается пальцами трусиков, от чего Аделаида вздрагивает.

– Расслабься, милая. – шемчет Гуго, обхватывая губами мочку уха.

Не собираясь останавливаться мужчина оттягивает ткань, проводя пальцами по разгоряченной плоти. Поджав губы Аделаида закрывает глаза пытаясь отстраниться и не заплакать. В одно мгновение она оказывается прижата грудью к холодной поверхности острова. Она уже знала, что будет дальше, так хорошо знала, что уже выверенно цепляется пальцами в края мрамора. Щеку какое-то время холодит камень, но быстро нагревается. Грубая рука бесцеремонно стягивает с нее трусики кладя их на столешницу острова, прямо передней.

Теперь она ориентируется только по звукам. Хватка на ее талии слабеет и пропадает. И она отчетливо слышит, как позвякивает пряжка ремня и шорох спущенных брюк.

–Расставь ноги пошире, милая. – Гуго ждет с пару секунду, но не получив ответа, сам разводит их коленом.

Больше никаких просьб и предупреждений. Он входит в нее резко и без прелюдий. Сдавленный вскрик срывается с губ Аделаиды, за что она себя корит, и инстинктивно подается вперед, стараясь отстраниться. Она не желает издавать и звука, ему назло. Кожа на костяшках ее пальцев моментально белеет, как только она с силой сжимает пальцами край мрамора. Гуго на секунду замирает в ней, но лишь для собственного удовольствия.

Его толчки грубые и резкие, заставляют Аделаиду закрыть глаза и плотно сжать челюсть. Его большая рука проходится по ее спине, оглаживая, и откинув волосы в сторону останавливается на шее, вцепляясь в бледную кожу пальцами. Она слышит сдавленные хрипы и стоны мужа нависавшего позади неё. Аделаида отчетливо чувствует как бедра больно бьются о край мраморной столешницы. «Останутся следы. Снова». Теперь же и слезы скатываются по щекам, оставляя соленые дорожки.

Последний толчок, в который, кажется он всю силу вкладывает и Гуго замирает, хрипло выдыхая. Выйдя из нее мужчина отстраняется. Аделаида какое-то время лежит без движений, слыша только шорок одежды и тяжелое дыхание.

– Трахать тебя каждый раз все сложнее. – Гуго облизывает пересохшие губы. – Ты случаем не фригидна? В следующий раз, надеюсь, ты будешь более инициативна, дорогая.

Игнорируя его слова, Аделаида медленно встает. Ощущения не подводят и она чувствует как сперма мужа стекает по бедрам, вызывая только отвращения. Уже уходя, взгляд Гуго задевает обкладку противозачаточных таблеток, лежащих у раковины.

– Это тебе больше ни к чему. – он забирает таблетки, и уже у самой двери добавляет. – Я предупрежу персонал, что мы вновь планируем стать родителями, чтобы никому в голову не пришло тебе противозачаточные купить. – его слова тяжелым грузом оседают в сознании, но совершенно не удивляют.

Дождавшись пока шаги мужа затихнут, Аделаида быстрым шагом пересекает ванную комнату и двумя пальцами, на ощупь достает из-за большого шкафа упаковку таблеток экстренной контрацепции. Ни секунды не раздумывая, таблетка была выпита.

Глава 2

Легкое волнение, как россыпь бриллиантов, искрилось на поверхности ее кожи, отдаваясь едва заметным покалыванием на кончиках пальцев, сжимающих изящный бокал с искрящимся шампанским. Шёлковое платье жемчужного цвета, словно лунный свет, струилось по ее изгибам, приятно холодя ее разгоряченную кожу. Трепетный шепот восхищения и предвкушения гулял по просторной гостиной, наполняя воздух ароматом дорогих духов и обещанием праздника. Черный костюм с бабочкой, и сильные руки, что сжимают ее талию. Этот день обещает быть торжественным.

– Волнуешься? – тихий шепот щекотал мочку ее уха, и заставлял кожу покрыться мурашками. Голос был теплым и любящим, наполненным гордостью и восхищением. – Я знал, что ты справишься.

– Справлюсь с чем? – Валенсия лукаво улыбнулась, поворачивая голову, чтобы встретиться взглядом с его темными, проницательными глазами. В ее голосе звучала игривость, словно она выпрашивала еще немного похвал, еще немного восхищения. Она знала, что он гордится ею, но ей хотелось слышать это снова и снова. В этот важный день, ей нужна была его поддержка и вера в нее.

CPS

Директор королевской прокуратуры Англии

Брайн Карл Додвелл

Так гласила надпись на бейджике мужчины, что прошелся беглым взглядом по залу, убеждаясь, что за ними не наблюдают, и только поле этого коснулся губами линии подбородка Валенсии.

– Справишься с этим трудным делом, – прошептал Брайан, его пальцы сильнее сжали шелковистую ткань платья на талии Валенсии, словно стремясь удержать ее рядом. – У меня не было никаких сомнений на твой счет. Твои доказательства в деле об убийстве посла были неоспоримы.

В его голосе звучала искренняя гордость и восхищение. Он знал, как тяжело ей далось это дело, сколько сил и времени она потратила, чтобы раскрыть правду и найти виновных. Но Валенсия справилась, блестяще справилась. Она доказала, что достойна занимать свое место, что она – одна из лучших в своем деле. И он гордился ею больше, чем словами можно было выразить. Ее талант и преданность вызывали в нем не только любовь, но и глубокое уважение.

– Благодаря тебе, Брайан, – прошептала Валенсия в ответ, прижимаясь к нему ближе. – Ты верил в меня, даже когда я сомневалась в себе. – Твои слова мне, конечно, приятны, – губы Валенсии расплылись в млеющей, обезоруживающей улыбке, когда Брайан притянул ее ближе к себе. В этот миг она чувствовала себя самой счастливой женщиной в мире. Но мимолетное наслаждение тут же сменилось осторожностью, диктуемой опытом и обстоятельствами. – Но давай не здесь, – добавила она шепотом, голос ее был тихим, но твердым. Ладонь Валенсии мягко, но настойчиво уперлась в твердую грудь мужчины, деликатно отстраняя его. Взгляд девушки, словно прожектор, скользнул по залу, сканируя лица гостей, опасаясь сплетен и осуждающих взглядов коллег. Она знала, что в их среде очень важен имидж.

Для нее смертью было бы, если в отделе пойдет слушок, что должность, которую она так долго и упорно добивалась, досталась ей не благодаря таланту, уму и безупречной работе, а лишь благодаря личным связям. Это разрушило бы все ее старания, все ее мечты, все ее планы. И она сделает все, чтобы этого не произошло.

– Как скажешь, – ответил Брайан, в его голосе сквозило легкое разочарование, но он понимал ее опасения и уважал ее решения. Медленно и неохотно он убрал руку с ее талии, пряча ее в кармане брюк, стараясь скрыть свою досаду. Он знал, что Валенсия всегда была независимой и гордой, и он никогда не стал бы давить на нее.

– Этот вечер в твою честь. Наслаждайся, – сказал Брайан, стараясь сменить тему и поднять ей настроение. Он легко забрал бокал с искрящимся шампанским с подноса проходящего мимо официанта и протянул ей.

– Я и собираюсь, – ответила Валенсия с улыбкой, принимая бокал. Она сделала маленький глоток, ощущая приятную прохладу и легкое покалывание пузырьков.

Она окинула взглядом просторный зал, наполненный гостями, и почувствовала гордость за себя. Она добилась многого, и этот вечер был заслуженной наградой за ее труд. Она была окружена друзьями, коллегами и людьми, которые уважали ее и верили в нее. И она знала, что впереди ее ждет еще больше побед и свершений.

Три года жизни в Англии не сделали из Валенсии еще одну одинокую душу Лондона, похожую на остальных. В Лондоне, со временем, ей даже понравилось. Новые знакомства, первая работа и повышение. И даже вынужденные обстоятельства, которые заставили ее покинуть дом в Испании и осесть в Англии не долго терзали Валенсию. Она часто любила упоминать слова английского критика Мартина Эмиса: «Лондон – это такое место, куда человек едет, чтобы вернуться более печальным и мудрым».

Свое прошлое в Испании Валенсия вспоминает не без грусти. Ведь там она родилась и выросла. Много чего ей пришлось оставить в Мадриде: родителей, друзей, привычный жизненный уклад, детство и наивность и… пожалуй часть своего сердца Валенсия оставила там же. В самых глубоких дебрях Испании.

Первое время пребывания в Лондоне ее словно ломало, ей одновременно хотелось и забыть все то, что с ней произошло в Испании, и в тоже время отчаянно хотелось вернуть все назад. Первые месяцы жизни в Лондоне она словно училась заново дышать. Но потом она встретила Брайн. И была вновь окрылена. Сердце Валенсии словно начала заживать и крепнуть. Тоска по дому и прошлой жизни будто начала меркнуть. И этот вечер в компании коллег и друзей словно подтверждение того, что Валенсия сделала правильный выбор.

Приятная усталость разливалась по всему телу, когда Валенсия села в машину. Ноги ныли от хождения целый день на каблуках, а глазам хотелось скорее дать отдохнуть. День выдался не из легких. И по праву Валенсия могла быть горда собой. Тишина в салоне машины словно баюкала.

– Первый для тебя прием в твою честь, и ты была великолепна, – бархатистый голос Брайана, словно нежное прикосновение, заставил Валенсию открыть глаза и вернуться из задумчивых размышлений к реальности.

– Правда считаешь, что я хорошо держалась? – спросила Валенсия, ища подтверждения своим ощущениям. Ей было важно услышать его мнение, знать, что она справилась, что не допустила ошибок.

– Так считаю не только я, – ответил Брайан с улыбкой, и Валенсия почувствовала, как волна тепла разливается по ее телу. Его поддержка была для нее бесценна.

– Эта неделя мне тяжело далась, – вздохнула Валенсия, легким движением коснувшись затекших мышц шеи. Напряжение последних дней давало о себе знать, и она чувствовала себя уставшей и измотанной. – Завтра я планирую хорошенько выспаться.

Она мечтала о том, чтобы проснуться в тишине и спокойствии, ни о чем не думать, ни о чем не беспокоиться. Ей нужно было восстановить силы, чтобы с новыми вновь взяться за работу и доказать всем, что она достойна своего места.

– Скажу, чтобы тебя не тревожили в ближайшие пару дней, – заботливо произнес Брайан, и Валенсия благодарно улыбнулась ему. Зная, как важна для нее работа, он был готов обеспечить ей покой и отдых, в которых она так нуждалась.

Тишину в салоне автомобиля внезапно нарушил короткий, резкий звук уведомления, пришедшего на мобильный телефон. Валенсия, инстинктивно потянулась к своей маленькой вечерней сумочке, намереваясь достать смартфон и проверить сообщение, но Брайан опередил ее.

– Это мой, – спокойно произнес он, доставая телефон из кармана пиджака. Холодный свет, исходящий от загоревшегося экрана, на мгновение осветил его лицо, подчеркивая резкие черты и придавая ему выражение, которое Валенсия никогда раньше не видела.

Глаза Брайана быстро бегали со строчки на строчку сообщения, а пальцы проворно листали новостную ленту. Что-то в этом уведомлении заставило его измениться, стало очевидно Валенсии. Она не стала надоедать вопросами, полагая что если будет нужно – он сам ей расскажет.

Отвлекшись, Валенсия наблюдала, как огни ночного Лондона мелькали за окном стремительно несущейся машины. В салоне тихо и ненавязчиво заиграла мелодия, включенная водителем, создавая умиротворяющую атмосферу. Всё вокруг так и клонило в сон, а усталость, накопившаяся за напряженную неделю, давила на плечи, словно тяжелый груз. Ей отчаянно хотелось просто закрыть глаза и провалиться в объятия Морфея, забыв обо всем на свете.

– Напомни, как зовут твоего отца? – неожиданно задал вопрос Брайан, не поднимая глаз от экрана телефона. Он был полностью сосредоточен на чем-то, что привлекло его внимание, и Валенсия заметила едва уловимую тревогу в его голосе.

– Виктор Агилар, – ответила Валенсия, слегка нахмурившись. Она перевела взгляд от мелькающих за окном вывесок города на Брайана, пытаясь понять, что происходит. – Почему ты спрашиваешь?

Брайн был среди тех не многих, кто знал о ней многое, в том числе и настоящее имя ее отца.

На миг воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом шин по асфальту. Затем Брайан поднял глаза и посмотрел на нее с искренним сочувствием. В его усталом взгляде читалась печаль, и это встревожило Валенсию еще больше.

– Мне жаль, Валенсия, – тихо произнес он, и от этих слов у нее похолодело в груди. Брайан протянул ей свой телефон, словно передавая ей тяжелую ношу. На экране телефона горела новостная статья с заголовком, напечатанным крупным, жирным шрифтом. Сердце Валенсии замерло в ожидании чего-то ужасного.

Яркий, безжалостный свет экрана смартфона мгновенно вывел Валенсию из состояния полудремы. Её глаза лихорадочно забегали по заголовку: «Одиозный испанский политик был застрелен». Холод, пронизывающий до костей, прошил её позвоночник. На мгновение в груди всё сжалось, перехватывая дыхание.

Призрачные, ледяные пальцы, словно из потустороннего мира, сомкнулись на её горле, крепко, собственнически сжали его и так же внезапно исчезли, оставив после себя лишь леденящий страх и предчувствие неминуемой беды. Валенсия тихо, едва слышно ахнула, словно от удара в солнечное сплетение.

«Сегодня, 1 августа 2023 года, одиозный испанский политик Виктор Агилар был найден мертвым на пороге своей квартиры в центре Мадрида. По предварительным данным, политик был убит выстрелом в голову. Следствие уже начало расследование по этому делу…». С каждой прочитанной строчкой буквы словно начинали расплываться и плясать перед глазами, превращаясь в хаотичный набор символов. Мир вокруг поплыл, теряя очертания.

Пальцы, казалось, перестали слушаться её, отказываясь пролистывать статью вниз, к ужасающим фотографиям с места преступления, к изображениям, которые навеки отпечатаются в её памяти. Она не хотела видеть это, не хотела верить в это, но знала, что ей необходимо узнать правду, какой бы страшной она ни была. Виктор Агилар… её отец… убит… Это казалось нереальным, кошмарным сном, от которого она никак не могла проснуться.

– Это, скорее всего, дезинформация, – пробормотала Валенсия, словно заклинание, пытаясь убедить себя в том, что всё это лишь дурной сон. Негнущимися, словно чужими, руками она вернула телефон Брайану, отчаянно отказываясь усваивать чудовищную информацию. Её разум сопротивлялся, не желая принимать реальность.

– К сожалению, это проверенный источник, – тихо произнес Брайан, и его слова прозвучали как приговор. В его голосе не было ни тени сомнения, лишь печаль и сочувствие. Надежда, едва теплившаяся в душе Валенсии, окончательно угасла. Если это подтверждает Брайан, значит, это правда. Её мир рухнул в одно мгновение.

Голос Брайана теперь казался каким-то приглушенным, словно он говорил не с ней, а откуда-то издалека, из другого мира. Реальность стремительно ускользала, оставляя после себя лишь пустоту и оглушающую тишину. В сознании Валенсии всплыл лишь один контакт, единственный человек, которому она могла позвонить и узнать правду, подтвердить или опровергнуть этот кошмар.

Руки, словно повинуясь чужой воле, сами потянулись к маленькой сумочке. В порыве отчаяния, она вытряхнула из нее всё содержимое разом на кожаное сиденье автомобиля: ключи, помаду, пудреницу, кошелек… Всё это теперь казалось таким незначительным и неважным. Валенсия отчаянно схватилась за свой мобильный телефон, словно за спасительную соломинку.

Номер этого человека она знала наизусть. С самого детства. Еще в шесть лет отец заставил выучить эти цифры, и при любой опасности, в любой непредвиденной ситуации, ей было велено звонить именно на этот номер. Уехав из Испании и оставив своё прошлое позади, она искренне надеялась забыть и эти цифры навсегда, стереть их из памяти, словно ненужный балласт. Но они так и не удалось изгнать их из её разума. Они прочно засели в её подсознании, словно закодированное послание, ждущее своего часа. И этот час настал.

Пальцы, словно не принадлежащие ей, автоматически набирали давно забытые цифры на сенсорном экране телефона. Валенсия даже не осознавала, что делает, ее действия были продиктованы чистым инстинктом, отчаянным желанием услышать правду.

– Кому ты звонишь? – Брайан, встревоженный ее состоянием, напряженно наблюдал за ней, пытаясь понять, что происходит. В его глазах читалось беспокойство и невысказанные вопросы.

Поднеся телефон к уху, Валенсия, словно завороженная, смотрела в одну точку, не замечая ничего вокруг, и беззвучно повторяла одно и то же:

– Пожалуйста, ответь… Пожалуйста…

Томительные гудки на другом конце провода казались бесконечными, но ответа всё не было. Надежда медленно таяла, уступая место отчаянию.

– Мне нужно домой, – прошептала Валенсия, поворачиваясь к Брайану. От усталости и сладкого чувства победы, разливавшегося по всему телу еще несколько часов назад, не осталось и следа. Она чувствовала себя опустошенной и разбитой, словно хрупкая ваза, разлетевшаяся на тысячи осколков.

– Да, конечно, водитель тебя отвезет, – Брайан, почувствовав её потребность в уединении и поддержке, понимающе сжал её ладони, пытаясь передать ей свою заботу и сочувствие. – Тебе необходим отдых и сон, завтра всё выяснится.

Он искренне надеялся, что Валенсия просто переутомлена и ей нужно время, чтобы прийти в себя. Он хотел оградить её от всего, что могло причинить ей боль, защитить её от жестокости окружающего мира.

– Нет, – твердо возразила Валенсия, высвобождая свои руки из его хватки. В её голосе звучала решимость, не оставляющая места для возражений. – Мне нужно домой, в Мадрид.

В её глазах, наполненных болью и отчаянием, читалась непреклонная воля. Она должна быть там, должна отдать последний долг отцу, должна узнать правду.

Глава 3

Солнечные лучи окрасили Испанию в яркие огни. В глянце проезжающих мимо машин, окнах высоток и в солнечных очках прохожих поблескивал еле заметный неон заката. Перелет был не из легких. С переездом в Лондон Валенсия приняла для себя непростое, но обдуманное решение: отказаться от дорогих машин, одежды, сшитой на заказ в лучших домах моды Франции, отказаться от привилегий, от превосходства и статуса, что давал ей отец. Она хотела начать новую жизнь, чистый лист, на котором сама могла бы написать свою историю.

В новой, скромной жизни эта излишняя роскошь лишь вызывала бы ненужные вопросы и подозрения со стороны окружающих. К тому же, ей хотелось проверить саму себя, узнать, на что она способна, не имея на руках полного карт-бланша и поддержки влиятельного отца. Она хотела доказать себе и миру, что всего добилась сама, своим умом и талантом.

Конечно, Валенсия не вела жизнь аскета, не отказывала себе во всем ради показной скромности. Она просто выбрала более умеренный стиль, соответствующий её нынешнему положению и окружению. Чуть менее дорогой “Мерседес”, более практичная и удобная, чем роскошная, одежда из бутиков на Оксфорд-стрит, вместо эксклюзивных нарядов от кутюр.

И от личного джета она тоже отказалась, решив, что перелеты бизнес-классом вполне приемлемы и комфортны. Хотя за три часа полета в тесном кресле, наполненная горем и тревогой, она успела об этом пожалеть. В такие моменты, как сейчас, ей отчаянно хотелось вернуться к прежней жизни, где любое её желание исполнялось мгновенно, где комфорт и безопасность были гарантированы.

Какое там сегодня число? Валенсия нахмурила брови, отчаянно пытаясь сосредоточиться, но не могла ничего вспомнить. После оглушительной новости о смерти отца всё внутри неё словно сорвалось с цепи, не находило себе места. Мысли блуждали, как в лабиринте, рисуя ужасные сюжеты произошедшего, множа страх и отчаяние.

А от осознания того, что она вернулась в Испанию, в Мадрид, откуда когда-то в панике и страхе бежала, пытаясь начать новую жизнь, её сознание леденело. Ей казалось, что на узких, извилистых улочках Мадрида, в старых зданиях с выцветшими фасадами, блуждают призраки её прошлого, тени забытых страхов, которые так и норовили выскочить из темноты и заставить сердце Валенсии остановиться от ужаса.

Ее не покидало ощущение, что она точно что-то забыла. И телефон сел. Как всегда невовремя. Валенсия вытаскивает таблетницу из сумки, ищет нужный день недели и, с тяжелым вздохом, закидывает очередную таблетку в рот, запивая кофе, свято время, в то, что они обязательно подействуют. По крайней мере, доберется до дома без головной боли. Слово дом оседает в сознании тяжелым грузом, пробуждая множество воспоминаний.

В голове царил сущий бардак, хаос из обрывочных мыслей и болезненных воспоминаний. Валенсия нахмурила брови, отчаянно пытаясь собрать воедино разрозненные фрагменты прошлого, вспомнить то, что она так отчаянно старалась забыть.

В сознании вдруг всплыло холодное, промозглое ноябрьское утро, утро три года назад. Этот день, словно клеймо, был навеки запечатлен в её памяти. События того трагического дня глубоко врезались в подкорку, отравляя её жизнь и преследуя в кошмарах.

Закрывая глаза, Валенсия словно вновь оказывалась там, в той просторной комнате, обставленной дорогой антикварной мебелью и устланной мягкими персидскими коврами, которую она нервно мерила шагами.

Тишину комнаты, словно наэлектризованную напряжением, нарушало лишь нервное ковыряние заусенцев на пальцах Валенсии и размеренное, монотонное тиканье старинных напольных часов, словно отсчитывающих последние минуты её спокойной жизни. В голове блуждало множество тревожных мыслей, и все они предрекали не самый лучший исход. Погруженная в тягостные размышления, Валенсия нервно жевала нижнюю губу, до красноты сдирая тонкую кожу, когда позади нее внезапно раздался оглушительный грохот.

От сильного порыва ветра, плохо закрытая щеколда слетела, и балконная дверь с силой распахнулась, с треском ударившись о стену. Стеклянные вставки двери чудом уцелели, не рассыпавшись на острые осколки. Спасительный холод ноябрьской улицы обдал лицо Валенсии и словно вернул её в чувство, вырвав из омута мрачных мыслей. Не раздумывая, она переступила высокий порог и окунулась в прохладу улицы.

В темных углах балкона Валенсия заметила небольшие кучки мокрой, слежавшейся листвы, а в холодном воздухе отчётливо ощущался терпкий запах гниющих яблок и влажной осенней травы. Она тут же непроизвольно обняла себя руками, пытаясь согреться, но тонкого палантина, накинутого поверх футболки, явно было недостаточно для промозглого октябрьского утра. Разгорячённая кожа тут же покрылась мурашками.

Казалось бы, ей незачем нервничать и переживать перед предстоящей встречей с отцом. Их отношения всегда были сложными, но любящими, и она знала, что он всегда поддержит её. Однако странное, необъяснимое волнение, закралось в её душу, словно зловещая тень, не давая ей покоя. Предчувствие чего-то нехорошего, словно тихий шепот на ухо, преследовало её.

Валенсия глубоко вдохнула холодный воздух, чувствуя, как лёгкие слегка покалывает от непривычной свежести. “Но лучше этот холод, пробирающий до костей, чем липкий жар тревоги, разъедающий изнутри”, – решила она. С тех пор, как получила короткое, но настойчивое сообщение от отца с требованием немедленно приехать домой, она не находила себе места. Валенсия долго гадала и терзала себя, пытаясь понять, что такого она успела натворить, что вызвала столь явное неодобрение и гнев отца.

Но хуже всего было мучительное ожидание. Ждать, пока отец позовёт её к себе в кабинет, словно приглашение на казнь. Это ожидание было невыносимо, оно выматывало её сильнее, чем любая физическая работа. Рот внезапно наполнился вязкой, горькой слюной, и Валенсия невольно сглотнула, пытаясь унять нарастающую тошноту. Это странное чувство, когда интонацию собеседника угадываешь по переписке, по расставленным запятым и красноречивым точкам.

Но если это было что-то действительно важное, что требовало немедленного личного присутствия, почему было просто не позвонить и не объяснить всё по телефону? Зачем было создавать эту тягостную интригу, мучить в ожидании, словно кошку, загнанную в угол? Возможно, отец каким-то образом узнал о её проваленном зачете в прошлом семестре. Но ведь она его уже успешно пересдала. Да и, откровенно говоря, отец никогда особо не вмешивался в её учебные дела. Виктор всегда говорил, что это её личная зона ответственности, и она сама должна отвечать за своё будущее, если действительно хочет чего-то добиться в жизни. И с этим Валенсия прекрасно справлялась, без каких-либо нотаций или нравоучений.

И, конечно же, не стоило сбрасывать со счетов Рамону. Инициатором большинства скандалов и интриг в доме всегда была именно вторая жена отца – Рамона, женщина коварная и лицемерная, которая терпеть не могла Валенсию и всегда искала способ ей насолить.

Возможно все уже забыли, но не Валенсия. Как совсем недавно Рамона устроила истерику по случаю пропавших сережек с бриллиантами.

Само собой разумеется, без прямых обвинений в адрес Валенсии не обошлось. В итоге сережки благополучно были найдены прислугой за диваном, куда, по словам Рамоны, “случайно закатились”, а вот неприятный осадок от этой ситуации остался, причем, судя по всему, только у Валенсии. Рамона, как ни в чем не бывало, продолжала мило улыбаться, а Валенсия чувствовала себя униженной и оскорбленной.

Игнорировать назойливую и лицемерную женушку отца тоже не получалось. Жить с ней под одной крышей и ежедневно лицезреть её напускную манерность, фальшивые улыбки и тщательно скрываемую неприязнь было порой просто невыносимо.

Балконная дверь скрипнула и Валенсия вздрогнув резко обернулась.

– Сеньора. – в дверном проеме стояла невысокая девушка. Ее светлые волосы были стянуты в привычный пучок на затылке, а на бледном лице отражалось беспокойство. – Отец ждет вас.

Девушка – Катрин, работавшая в их доме уже несколько лет, относилась к Валенсии с гораздо большим пониманием и теплотой, чем мачеха Рамона. Валенсия знала, что может доверять ей. Она чувствовала её искреннюю поддержку и заботу.

Валенсия, стараясь не встречаться с Катрин взглядом, быстро направилась к ней, словно боясь, что девушка увидит в её глазах страх и неуверенность.

– Сеньор Агилар просил не заставлять его ждать, – тихо произнесла Катрин, сочувственно посмотрев на Валенсию, будто знала гораздо больше, чем сама Валенсия. В её взгляде читалась какая-то скрытая тревога, словно она пыталась предостеречь Валенсию от чего-то.

Это не несло в себе ничего хорошего. Желудок девушки завязался в узел, когда она остановилась перед кабинетом отца. Подождав мгновение, чтобы избавиться от нервозности, Валенсия постучала.

– Входи.

Виктор сидел за массивным дубовым столом, склонившись над какими-то бумагами. Он выглядел усталым и постаревшим, хотя Валенсия не видела его всего несколько месяцев. Позади него располагались полки из дорогого красного дерева, заполненные книгами в кожаных переплетах. Книги эти отец, скорее всего, никогда не читал, но они искусно скрывали секретный вход в хорошо замаскированный подвал, винный погреб и потайной коридор, ведущий за территорию дома. Отец спроектировал его несколько лет назад на случай непредвиденных обстоятельств и, к счастью, ни разу им не воспользовался. Как он любил повторять: “И хорошо, что не пригодился”.

Замерев у двери, Валенсия не решалась прервать его сосредоточенность. Она ждала, когда отец обратит на неё внимание, соберется с мыслями и отважится заговорить первой.

– Садись, – оторвавшись от изучения бумаг, Виктор поднял взгляд на вошедшую дочь. Его лицо было серьезным и непроницаемым, что ещё больше усиливало тревогу Валенсии.

В кабинете отец был не один. В полумраке, облокотившись о тяжелую бархатную портьеру, стоял Винсент Джобил – доверенное лицо отца, его правая рука. Валенсия не сразу заметила его в тени. Не обращая на неё никакого внимания, он молча курил в открытое окно, выпуская струйки дыма в прохладный осенний воздух.

Валенсия, стараясь сохранить видимость спокойствия, опустилась на один из стульев напротив стола и, сложив руки на коленях, изо всех сил старалась не выдавать свое нарастающее волнение. Получалось не очень хорошо. Она только сейчас заметила, что на одном из пальцев так сильно расковыряла заусенец, что пошла кровь. Отец всегда ненавидел, когда она так делала, когда портила свои изящные и длинные пальцы. Спрятав покрасневшие от волнения пальцы в кулаки, Валенсия замерла в ожидании, гадая, что же такого произошло, что отец вызвал её сюда.