Я – имею отношенье…

Tekst
0
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Я – имею отношенье…
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Корректор Екатерина Василенко

Дизайнер обложки Александр Грохотов

Иллюстратор и фотограф Леонид Яковлев

© Леонид Борисович Яковлев, 2020

© Александр Грохотов, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0051-7734-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо предисловия

 
                           Леонид Яковлев
 
 
Он,
Как Лев – поборник Красоты.
Порой парадоксальной, впрочем:
В подземке смрадной мрачной ночью
Он сыщет чудные цветы
В узорах ржавчины, в разводах
На лужах пятен нефтяных,
В облезшей штукатурке сводов
И стенах грязных и сырых.
 
 
Во всем Природа – знать, творенье
Благой Божественной руки,
Усатой крысе в умиленье
Готов он посвятить стихи.
 
 
Но покидая мир Бодлера,
Упав в цветы и зеленя,
Он внемлет сини атмосферы
При свете солнечного дня.
 
 
Засим я Вас и поздравляю,
Дерзайте волею планид
Бороться (правда, с чем? – не знаю),
Как царь спартанский Леонид.
 

Александр А. Пушкин (потомок А. С. Пушкина,

сотрудник редакции журнала СЛОВО\WORD

в Нью-Йорке)

Грозы детства

 
Тяжелых туч
            провисло полотно,
Холст серый
     голубым зигзагом треснул,
И дождь пошел на нас —
                 почти войной,
И Бог сказал:
  «Аз есмь!» – покинув кресло.
 
 
Качнулись
         сосен красные стволы,
И стаи шишек
         в страхе наземь пали,
Пока мы до веранды добежали,
    дыша настоем хвои и смолы.
 
 
А ливень грохотал,
                свиреп и крут,
По тонкой крыше,
        черным толем крытой, —
Стучало сердце,
            как стучат копыта,
Рождалось чувство зябкое —
                         уют…
 

Мельничные Ручьи – Баку, 48—88 гг.

Февраль

 
Над городом —
Развернут свиток дня,
Лишь иероглиф «Утро» —
В левом верхнем:
Инверсионный след,
Размытый ветром,
Пилот рисует,
Жителей храня.
 
 
Нью-Йорк, февраль,
Две тысячи второй.
Саднящие
Залечивает раны
Большой ребенок,
Сын красивой мамы —
Свободы
С распростертою рукой.
 
 
Над «уровнем земли»
Развеян дым…
Мне шахматные игры
Ненавистны,
Где – пешками
Считаются солисты,
К которым
Все мы и принадлежим.
 
 
Мне недоступны
Тайные ходы
И петли
Стратегических расчетов —
Tex, кто считал,
Продавши душу черту,
Нажить успех
На угольях беды.
 
 
Я не могу
Спокойно проезжать
Манхеттена
Спаленный Даунтаун.
Мне першит в горле.
Нет уже развалин.
Сухой сезон
Мне не дает дышать.
 

Нью-Йорк, февраль, 2002 г.

Рельефы Майя

 
Kак славно
                        знакопокрыто
Пространство
                    плоского камня! —
Подобно
                    ковровым узорам:
Узреть
                       уготовано нам
Истории тронов
                            и жертвы,
Богам принесенные
                            в храмах,
И
летопись громких событий
и громов небесных,
 
 
И
  стоимость жатв урожайных
                    и злаков зеленых,
И суть предсказаний,
               сказаний,
                   и указаний свыше —
Законов
     забитых
          заклепками звезд
             в кровлю  черную крыши;
Разгадки
         размерностей разных,
 
 
Раздельных  времен интервалы,
Когда
         календарь ли ковали,
В святилищах
                    ликовали
И все перипетии эти
        из камня высвобождали…
 
 
                     * * *
 
 
Я думал ревниво
                              о том,
Как рождалась
              эстетика линий,
Внушающих   трепет
                      поныне,
И что управляло резцом
          ваятеля —
Глядя внимательно
В осколок
Скалы придорожной,
Небрежно отброшенный
Пришлым прохожим…
 
 
И ясно увидел истоки
Искусства жестокой эпохи:
«Художник
Лишь следовал линиям камня, —
Сказала скала мне, —
Он был
Этой почвы – заложник,
И в каждом фигур повороте,
Он – плоть оставался от плоти
Всей этой земли,
Этой сельвы
И в горе ее, и в весельи!»
 

Чичен-Ица, Мексика, апрель, 2002 г.

Охота

 
Охота новая идет!
Природы мамонт – вскинул бивни,
И новый рог трубит призывно,
А племя – вновь удачи ждет…
 
 
Но эта строгая игра
Имеет странные законы:
Кто попадет, и в чьи загоны?
Ур-р-а!.. ценой каких утрат?
 
 
Нашьем ли шкур шикарных ворох?
Шагнем ли в новый Неолит?
Очаг горит. И милый робот
В огне поленья шевелит…
 

Баку – Нью-Йорк, 84—97гг

Осеннее

 
…Уже, похоже, не пойдешь на пляж,
И лжет  латунь осеннего светила —
Пусть, как ни ослепительно светило б,
Оно – лишь лета солнечный мираж.
 
 
С утра – на лужах  ледяные швы
И городских небес странна прозрачность —
Огарок года выгорает напрочь
Багрово-желтым пламенем листвы.
 
 
Далекий звон рождественских посул
Рождает чувство смутных сожалений,
Еще неразличимый, бег олений —
Ритмический уже доносит гул.
 
 
Еще не время – предъявлять мечты
И хорошо налаженные планы,
Подробный список лучших пожеланий,
Хоть перечень тревог – готов, почти.
 
 
Год проскользнул, как в щелку – две копейки,
И вот, поскольку холодает вмиг,
А я от водки вовсе поотвык,
Пожалуй, Бетси, – грогу мне налей-ка!
 

Нью-Йорк, октябрь, 99 г.

Зеленоград

 
Крюково – Назарьево,
Внуково – Москва!
Зимних зорей зарево,
Неба синева,
 
 
Скрипнет дверь автобуса.
«Здравствуй, встрече – рад, —
Говорю вполголоса, —
Град Зеленоград!»
 
 
Снег – белее синего,
Резкий крик ворон,
От мороза сильного —
Шелестящий звон,
 
 
И стоят у города,
Спутав адреса,
Темные, суровые,
Гордые леса…
 

Москва, февраль, 98 г.

Джаз в Нью-Йорке

 
С таким
           квинтетом —
                            тет-а-тет —
Мы
     квиты
             в такте!
                       Адекватно.
А парень —
               жарит! По ударным!
Пока
     тромбон
                творит портрет —
Нежнее жаворонка,
                                даже;
По-ка-
        по-кла-
                ви-шам
                           драже
Рассыплет
               опытный кон-дитер
И сакса
          голос-искуситель
Вдруг —
           за-хлест-нет
                             на вираже…
 

 
Подвальчик – стар-р-р…
Но звезды джаза —
Им эта
         не грозит зараза:
Преодолев
              плаката плоскость,
В зенит! – вонзит
                            звенящий звук,
Как света
             яркую полоску —
Гилeспи
           согнутый мундштук,
И, бархат стен
                   окрасив красным,
Сиреной —
                 в джазовом раю
Король трубы,
                    проказник Армстронг,
Ведeт мелодию свою…
…Не по одeже здесь
                                  и роже
Встречают —
                   по душе и коже,
Дрожащих
               с контрабасом – в лад,
И ритма
            внутренний квадрат —
Удачно заключает шквал
В круг
        неэвклидовых решений,
Ложась
         в косоугольный зал, —
Потрясно… но —
                               без разрушений.
 

Нью-Йорк, июль, 2000 г.

Солт-Маш – Соленая Топь

 
На бруклинском
                  приморье-лукоморье,
Среди соленой заводи
                           Солт Маш —
Там,
       где когда-то было мукомолье, —
Готовится
                    осенний вернисаж.
 
 
Бумажный диск луны —
                       полупрозрачен.
Закат
               окрасил розовым камыш.
Проплыл
              утиный выводок, судача.
Прошел, бесшумно,
                      Боинг на Париж.
Прилив
              раздвинул зеркало воды,
С травы собрав росы вечерней капли.
Под лягушачьи трели
                              и лады
В густых кустах
                     оцепенели цапли.
Здесь стрекот стрекозы —
                       слышней машин,
 
 
Здесь свист стрижей —
               важнее дней летящих,
Лбы валунов —
             нахмуренных мужчин —
В раздумьях
           обо всем происходящем.
Ну, где там
                     городские фонари?
Их свет запутан
              в листьях и тростинках.
Последний луч
                   над заводью царит —
В стакане дня
 светило тает льдинкой.
Темнеет фон
                 картинного приволья,
Художник-ночь
               все гуще входит в раж
Над бруклинским
             приморьем-лукоморьем,
Среди соленой заводи
                            Солт-Маш.
 

Нью-Йорк, октябрь, 2002 г.

 
To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?