Czytaj książkę: «Вдвое больше притворства»
Lauren Blakely
Double Pucked: My Hockey Romance Book 1
© 2023 by Lauren Blakely
© Саар М. Р., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление. Издательство «Эксмо», 2025
* * *
О книге
Когда оказывается, что парень мне изменяет, я сразу же ухожу от него, забирая с собой самое ценное – свою собаку. Вылетая из дверей, хватаю единственное, чем дорожит мой бывший, – ВИП-билеты на хоккей с возможностью провести вечер в компании главных звезд НХЛ в Сан-Франциско.
Дождаться не могу, чтобы сделать кучу фото с кумирами бывшего. Пусть подавится от зависти!
Однако у красавчиков-хоккеистов на уме не только сладкая месть. Не хочется ли мне провести ночь… с ними обоими?
Вот это, я понимаю, ВИП-опыт! Мы проводим вместе незабываемую, ошеломительную ночь. Наутро я планирую вернуться домой к подруге, где меня ждут диван и собака.
Но, узнав о моем кошмарном бывшем, парни приглашают пожить с ними неделю. О, и одному из них нужно помочь избавиться от репутации ворчуна. А другому? Ну, он хочет, чтобы я пошла с ним на свадьбу в выходные.
Похоже, меня ждет вдвое больше притворства…
Всем девушкам, которые не боятся своих желаний – больших, непристойных и восхитительных!
С благодарностью доктору Хантеру Финну за его видео ко Дню святого Валентина.
Глава 1. Собака съела мое белье
Трина
Чтобы вы знали: я безумно люблю свою собаку. Этот зараза-цвергпинчер на трех лапах, со слюнявыми поцелуями и обнимашками под одеялом ночи напролет, мне как сын.
В моем псе Начо плохо только одно: он ест мои трусы.
Казалось бы, высокая корзина для белья с закрывающейся крышкой должна его остановить, но не тут-то было.
Под рев хоккейной игры, идущей по телевизору, это маленькое горе шкодливо облизывается у себя на лежанке без доли сожаления, а между лап у него зажат последний трофей нашей бельевой войны. Опять.
– Серьезно? И надо было тебе сделать из них эротические? – спрашиваю я, наклоняясь, чтобы поднять недоеденные трусы.
Он даже не пытается выглядеть виновато. Только хвостиком виляет. Слишком мило!
Я осторожно вытягиваю остатки своих розовых шортиков в горошек из его извращенческих лап, а мой парень Джаспер кричит на телевизор:
– Да вы издеваетесь! Это был кросс-чек!1
С негодованием, на которое способен только подвид «бешеный спортивный фанат, который носит джерси2 других мужчин», Джаспер вскакивает с дивана и орет, что рефери слепые и он лично выскажет им все в конце этого месяца, когда пойдет смотреть игру, и бла-бла-бла.
Это всего лишь хоккей! Кого он волнует? Ну, кроме Джаспера. Хотя сказать, что его волнует хоккей, – ничего не сказать. Даже слово «одержимость» будет преуменьшением. Я обхожу диван сзади, чтобы не загораживать экран, и отправляюсь выкидывать полусъеденные трусы. Нельзя мешать Джасперу, когда он смотрит хоккейный бой. Или матч. Или как это там называется, когда по телевизору ребята с клюшками на льду и все такое?
– Видимо, придется покупать новые трусики, – говорю я себе под нос, выбрасывая в бак остатки своего достоинства.
– Что, детка? – отзывается Джаспер. Видимо, в игре объявили кросс-чековый тайм-аут. Есть такое вообще? Кто знает!
– Пес опять съел мои трусы, – отвечаю я под звуки рекламы невероятно острых – «таких, что язык отсохнет», – крылышек. – Пойду покупать новые. Он в ударе на этой неделе!
– О, а купи тонги? Это сексуально.
Однозначно нет.
– Не хочу весь день натирать себе задницу в книжном.
– Но ты бы так хорошо в них смотрелась! – говорит он, используя свой сексуально-умоляющий тон. – Ты могла бы надеть их на ВИП-встречу в этом месяце.
Б-р-р, не напоминайте! Одна из моих жизненных целей – никогда не ходить на спортивные мероприятия. Поэтому, конечно же, я влюбилась в спортивного фанатика. Но я получу удовольствие от игры, превратив ее в запоминающийся подарок. Я уже купила Джасперу джерси обеих команд и несколько шайб. Попрошу спортсменов их подписать – и получится сюрприз для него.
– Дай-ка уточню, – говорю я, забирая телефон со столешницы. – Ты хочешь, чтобы я заявилась на твою ВИП-штуку в одних тонгах?
Он поигрывает бровями.
– В тонгах, и коротком платье, и в твоих сексуальных очках. Шикардос!
Допустим, эти очки я ношу каждый день. Но не напоминаю ему об этом.
– Звучит как идеальный наряд для игры, в которую играют на льду, – усмехаюсь я, засовывая телефон в карман и хватая сумочку и ключи. Но по пути к двери нашей квартиры в Мишен-Дистрикт я слышу жуткий звук: сухой рвотный позыв, потом – хрипящий кашель и страшное задыхающееся сопение.
О нет! Мой малыш!
Я разворачиваюсь. Начо блюет кусочками трусиков, как будто у него в глотке священник проводит бельевой экзорцизм.
Мой пульс подскакивает от волнения. Я подлетаю к своему любимцу, хватаю его на руки и несусь в ближайшую ветеринарку. Джаспер громко ругается на телевизор.
* * *
– С ним все будет в порядке.
Я снова могу дышать.
Благодарно складываю руки:
– Спасибо вам большое, доктор Леннокс! Не знаю, как вас отблагодарить! – Тут я взволнованно морщусь: – Но что, если Начо сделает это снова? Мне действительно казалось, что он съел не так много. Хотя сколько белья – уже слишком много? Он и раньше такое вытворял, но обычно ест только…
Я останавливаюсь и не договариваю вслух. Ластовицы. Серьезно, это так неприлично! Мой пес выедает ластовицы из моих ношеных трусиков, и я рассказываю об этом человеку, который в Сети известен как Горячий Ветеринар, потому что снимает видео с полезными советами для владельцев домашних животных. Неудивительно, что сестра считает меня семейной катастрофой!
Прямо сейчас она не то чтобы не права.
Чего мелочиться? Я могу просто сразу появиться у него в видео с вывеской, гласящей: «Моей собаке нравится, какая я на вкус».
Мерзость!
Ладно, может, не мерзость. Я уверена, что на вкус я потрясающая. Но обсуждать такие вопросы с ветеринаром не хочу.
– Обычно они выедают только ластовицы, – говорит он, и слова звучат не так уж и стыдно, хотя он выдает эту маленькую собачью истину с абсолютно непоколебимым выражением лица. – Но не переживайте, Трина! Собаки съедают очень много несъедобных предметов, и иногда им приходится промывать желудок. Сейчас Начо отдыхает, и вы сможете забрать его домой примерно через полчаса. – Он тепло улыбается и кладет ладонь мне на руку. – К тому же это всего лишь тонги.
– Ага, отлично! – говорю я, все еще с облегчением думая, как хорошо, что Начо в порядке и мы больше не говорим о ластовице моих трусиков.
Только.
Постойте.
Погодите-ка!
Что он сейчас сказал?
– Тонги? – спрашиваю я. Получается очень скептично, потому что моя собака никак не могла съесть тонги: я не ношу тонги.
Может быть, доктор Леннокс просто плохо разбирается в видах женского белья? Ничего страшного: он не первый мужчина, который не отличает бикини от бразилианы, а высокую посадку – от низкой.
– Вы имеете в виду то, что от них осталось, да? Что было похоже на тонги? Розовые в горошек? Остальное я выбросила.
Доктор Леннокс наклоняет голову, как будто это я несу какую-то чушь.
– Да, кусочек розовой ткани был: им пса стошнило первым. А потом было красное кружево. Оно вышло тремя частями, но слова, если честно, было не так сложно разобрать.
– Слова? – спрашиваю я, будто со мной говорят на другом языке.
Ветеринару хватает такта потупить взгляд.
– Спереди было написано: «Плохая девочка».
Каким-то образом он говорит все это с бесстрастным лицом. Видимо, собаки съедают так много странных вещей, что не смеяться, узнав, какое белье ты носишь, – важнейший навык для ветеринара.
Я тоже не смеюсь.
Потому что моя собака съела не мои трусы.
У меня отвисает челюсть. Сердце не хочет понимать, что именно я сейчас услышала, но мозг уже обработал страшную новость. Сиюминутное потрясение смешивается с обидой, за которой следует огромный сгусток ярости.
Мой парень не просто переспал с другой женщиной.
Мой парень, который очаровал моих родителей, добился расположения моей суровой сестры и, очевидно, меня тоже одурачил, переспал с кем-то в нашей с ним квартире.
Что еще хуже, этот подонок-изменник, которого я зову парнем, переспал со своей плохой девочкой на глазах у моей собаки.
Постойте!
Назовем-ка его будущим-бывшим-парнем.
* * *
– Я все объясню.
Я вскипаю от негодования, когда Джаспер произносит эти три жутких слова, которые могут погубить любые отношения. Хотя не то чтобы я надеялась на разумное объяснение того, как в пищеварительный тракт моей любимой собаки попали трусы какой-то другой женщины.
Но я частично наблюдатель (и даже могу назвать типы личности по эннеаграмме3 всех своих друзей), поэтому мне любопытно, что же Джаспер наплетет.
Я снова дома, и я вступаю в противостояние с мужчиной, которого, как мне казалось, любила. Я прижимаю к себе своего песика, еще сонного от лекарств, и делаю широкий жест свободной рукой, приглашая мерзкого никчемного предателя представить свое дело здесь и сейчас, прямо в гостиной. В его любимой комнате, ведь тут находится объект его настоящей страсти – телевизор, который на полной громкости показывает каждую чертову хоккейную игру.
– Милости прошу! – огрызаюсь я. – Только имей в виду: я прочла примерно пять тысяч романтических историй, поэтому, в общем-то, уже слышала все возможные оправдания. Но пожалуйста, бери слово.
У меня есть доказательства, что я ему и продемонстрировала две минуты назад, когда вошла в квартиру, покачивая пластиковым пакетиком, и спросила – холодно и спокойно:
– Не хочешь рассказать, почему в желудке моей собаки обнаружились трусики другой женщины? – потому что я, естественно, забрала у доктора Леннокса улики. – Мне бы очень, очень хотелось знать, как это произошло!
Джаспер пятится к своей стене в гостиной, пока не прижимается к ней спиной – как раз напротив вставленных в рамку билетов на первую хоккейную игру, куда его водил отец. Его волосы выбиваются из пучка и обрамляют виноватое лицо. Он сглатывает так судорожно, как будто у него в горле вдруг раскинулась пустыня Сахара.
– Я с-стирал, – начинает он, – буквально на днях. В подвале, – наверное, уточняет на случай, если я вдруг не знаю, где у нас находятся стиралка и сушилка. – И наша соседка… Знаешь, рыжая такая, со второго этажа?
Я рычу. Несколько недель назад, когда мы вместе поднимались по лестнице, он пялился на ее задницу. Она еще расспрашивала о Начо и его занятиях по аджилити4. Черт! Меня облапошили под разговоры о собаках.
– Делайла, – подсказываю я, и мой голос сочится злостью. Злюсь я на себя. Почему я тогда не поняла, что это был знак? – Продолжай.
Он снова сглатывает и собирается с силами.
– Все машинки были заняты, поэтому я предложил постирать ее вещи вместе с нашими.
– Как благородно!
Он не улавливает сарказма и с облегчением выдыхает.
– Скажи, а? Я просто хотел ей помочь, Трина! – говорит он.
– Естественно. Делить стиральную машинку – основа добрососедских отношений.
Он отваживается на улыбку.
– Рад, что ты согласна.
Вот же гад! Он думает, что обман сойдет ему с рук! Хотя… Я задумываюсь на несколько секунд. Да, может сработать. Пусть считает, что я поверила.
Я смягчаю выражение лица, как будто купилась на его сказочки.
– Так, значит, ты разделил с ней стиральную машинку? На полный цикл стирки?
– Именно так, – говорит он. Его красивое лицо освещает широкая улыбка.
Дурацкое красивое лицо! Оно меня обмануло.
Но сейчас меня никто не обманет. Чувствую себя прямо как персонаж из «Закона и порядка».
– То есть собака достала трусы из чистого белья? – невинно задаю свой наводящий вопрос.
Улыбка Джаспера делается еще шире и ярче:
– Именно! Я постирал ее вещи. Видимо, трусики случайно попали в нашу корзину, – говорит он и смеется. Типа, и случаются же истории в прачечной! Ага, ага… И трусы эти сами взяли и забрались в корзину с нашим бельем. – Я принес вещи домой. Тут собака до них и добралась!
Я делаю глубокий вдох. С этой свистопляской можно работать.
– Так ты, значит, добрый самаритянин! – Говорю с улыбкой, в которую вкладываю всю свою радость и облегчение: «Слава богу, мой парень мне не изменяет!» И закидываю удочку: – А не сочинитель?
Он моргает и хмурится.
– Что?
– Даю подсказку: я не о стихах. Придумываешь ты много!
Джаспер поднимает руки. У него дрожит губа.
– Клянусь, она только постирать попросила! Я ей просто одолжение сделал!
– Как бы ты еще чего ей не сделал, – говорю я.
Он трясет головой изо всех сил. Как мощно его отрицание!
– Я случайно сложил их с твоим бельем. А потом Начо, наверное, забрался в твой ящик и их достал. Ты же его знаешь! У него пунктик на тему трусиков.
– Я-то его знаю. Я как раз очень хорошо его знаю! – говорю я. За моей злостью не видно, как мне больно. Я иду к Джасперу через всю гостиную и укладываю своего любимца в лежанку. – И я знаю вне всяких сомнений, что ты лгун. Знаешь, почему?
– Почему? – колеблется он.
Глубоко вдыхаю.
– Начо ест только грязное белье.
Лицо Джаспера мрачнеет. Он сглатывает и начинает великий путь на попятную.
– Это случилось только однажды! Ты тогда проводила автограф-сессию в книжном. Мы вместе посмотрели хоккей – она тоже любит хоккей. Больше этого не повторится. – Он молитвенно складывает руки. – Прости меня, пожалуйста! Я так сильно тебя люблю!
Мне хочется расплакаться. Мне хочется поверить. Поверить, что это был единичный случай, что это не важно, что он просто оступился.
Но плакать хочет мое разбитое сердце, а не разум.
Когда мой взгляд падает на билеты в рамке у него за спиной, на все его бесценные хоккейные причиндалы, разум велит глупому сердцу подержать его пиво, пока он со всем разбирается.
– Я подумаю, – осторожно, ровно говорю я. – Но мне нужно несколько часов наедине с собой. – Выпячиваю нижнюю губу: – Ты же можешь сделать это для меня, милый?
Он сразу же кивает, готовый пресмыкаться, и смотрит щенячьим взглядом.
– Я очень не хочу, чтобы ты меня бросила! У нас так хорошо идут дела, мы вместе платим за аренду… Планы на жизнь и все такое, да, детка?
Наши планы на жизнь не включали ни твой член в другой женщине, ни ее трусы в желудке моей собаки.
Мне чудом удается не сказать это вслух, но я полностью разделяю желание всех женщин, что когда-либо жили, швыряться вазами, тарелками или кружками в бывших-изменников. Я этого делать не собираюсь. Нет, я ударю его по больному. Так же, как он ранил меня в самое сердце через мою собаку.
– Понимаю. Я просто позанимаюсь йогой, – вру я.
– Конечно, детка! Как скажешь. Спасибо тебе большое, что согласилась дать мне шанс! Больше такого не случится. – Он уходит, поджав хвост.
В ту же секунду, как за ним захлопывается дверь, я делаю глубокий вдох, позволяю себе уронить несколько слезинок, а потом посылаю чувства куда подальше.
Следующий час трачу на то, чтобы вызвать подкрепление, придумать план, собрать всю свою одежду, ноутбук, а также книги, свечи и всяческие лосьоны и снадобья.
Когда я заканчиваю с этим, то распахиваю дверцы шкафа для последней проверки и замечаю мешок с теми дурацкими джерси и шайбами, которые купила Джасперу. Черта с два он хоть что-то из этого получит! Мне они не нужны, но я не оставлю их ни ему, ни любительнице хоккея Делайле. Я хватаю мешок, и в горле встает ком. Все это время я плачу и вытираю слезы из-под очков горой бумажных салфеток. Я плачу от обиды, но и от ярости тоже.
Собираю вещи Начо: игрушки, корм, курточки. Объясняю любимцу, что мы несколько дней поживем у моей подруги Обри. Он виляет хвостом, и в этот момент Обри пишет, что уже подъезжает.
Я в последний раз осматриваю спальню, убеждаясь, что ничего не забыла, и замечаю кое-что белое и блестящее под его лампой. Подхожу и рассматриваю карточку с черной рамкой.
О-о-о!
Это ВИП-билеты, которые он выиграл, – вечер в компании звездного центрального нападающего «Сан-Франциско Си Догз» и его соперника – лучшего защитника «Калифорния Эвенджерс».
Я прячу билеты в лифчик с недоброй улыбкой и ухожу, забирая с собой все, что дорого мне, и единственное, чем дорожил он.
* * *
Дома у Обри мы уминаем пинту мороженого и полбутылки вина. Ладно, целую бутылку. Начо устроился рядом со мной на диване, мордочкой у меня на бедре, все еще немного сонный. Я поглаживаю его мягкую шерстку. Обри решительно опускает упаковку с мороженым и свою ложку.
– Время уныния прошло! Давай-ка поглядим, с кем ты встретишься, пока Джаспер будет рыдать в уголке.
Образ Джаспера, хнычущего, как большой младенец, из-за потерянных билетов на хоккей, мне как бальзам на душу, поэтому я хватаю телефон и гуглю имена двух игроков, на встречу с которыми пойду через две недели.
И… ох. Вы только посмотрите! А они ничего такие!
– Зацени, – говорю я.
Чейз Уэстон – первоклассный центральный нападающий «Си Догз» с теплыми карими глазами и улыбкой, от которой можно растаять.
Райкер Сэмюэлз – темноволосый, с бородой, загадочный и серьезный защитник «Эвенджерс».
Обри смотрит на фотографии и одобрительно присвистывает.
– Лакомые кусочки! – говорит она и смотрит на меня с озорным запалом в глазах: – Ты должна нарядиться во что-нибудь нереально сексапильное и наделать кучу селфи, чтобы твой бывший взвыл от ревности.
– Да. Да, так я и поступлю!
Глава 2. Ей нравятся оба
Чейз
Две недели спустя
– Ай! Это наверняка больно, – говорю я себе, поднимаясь на пятидесятый этаж.
С меня рекой льет пот, и я ржу над уморительным роликом одного ветеринара на экране моего телефона. Чертовски классное начало распрекрасного утра. Сегодня будет потрясный день! Моя хоккейная команда играет против соперников из другой части города, и мой план прост: я надеру им задницу.
Но сначала я просто обязан показать это видео своему приятелю. Вынимаю наушники и машу рукой перед лицом здоровенного чувака на соседнем тренажере-лестнице.
– Сэмюэлз! – рявкаю я.
Мой друг и по совместительству лучший защитник из команды наших соперников медленно поворачивается и поднимает бровь. Я преодолеваю очередной этаж и жестами велю ему, придурку этакому, вынуть наушники.
Райкер вынимает один так неохотно, как будто я прошу его руку себе оторвать.
– Надеюсь, Уэстон, это что-то важное! Мне вот-вот собирались рассказать об этимологии слова «авокадо».
Закатываю глаза.
– Всем все понятно! У тебя большие мозги. Знаешь, что по этому поводу говорят?
– Да. Ученые доказали, что размер члена прямо пропорционален размеру мозга. Следовательно…
Я качаю головой:
– Не-а. Речь шла о чувстве юмора. Соотношение члена и чувства юмора. У меня и то и другое в отличной форме. И я собирался сказать, что… ты носишь большие шапки.
Смерив меня презрительным взглядом, который он совершенствовал с детства, – нет, правда в пятом классе наш учитель по математике от него шарахался, настолько Райкер суров, – он говорит:
– Короче, могу я надеть обратно наушник и дослушать свой подкаст? Потому что мне хотелось бы.
– Зацени сначала, – говорю, помахивая телефоном. Я поднимаюсь еще на один этаж – сердце скачет, ноги в огне – и сую ему под нос экран.
– Один популярный ветеринар на днях запостил видео. – Я делаю паузу и прокашливаюсь. – «День прошел замечательно. Я успешно заставил собаку выблевать пару трусов. Они, правда, принадлежали не хозяйке, так что у кого-то денек явно выдался похуже, чем у ее собаки».
Я вздыхаю и покачиваю головой.
– Представляешь, какое случается?
– Все люди сволочи, – раздраженно отвечает мой друг. Эти слова – его мантра с тех пор, как отец бросил их с матерью.
– Только некоторые, – говорю я. Мы не сходимся во взглядах на человечество, но поэтому-то мне и нравится его подбешивать.
Он щурится.
– Тебе еще есть что мне сказать или я могу наконец продолжить изучать слова и оставить тебя смотреть ролики про собак?
– Я люблю собак, – говорю я в свое оправдание. И добавляю, теперь уже нагло: – А еще я люблю побеждать. Чем я и планирую заняться сегодня, когда мы надерем вам задницу на льду!
Вставляю обратно наушники и продолжаю взбираться по ступенькам с ним наперегонки. Таков неписаный закон: когда двое спортсменов-профи тренируются вместе, другого парня необходимо поставить на место. Поднимать больше, подтягиваться выше, бежать быстрее.
Я всегда так и делаю.
Мой пульс скачет, и я взбираюсь к небесам, пока стая бордер-колли на экране моего телефона ловит фрисби. Однажды я смогу завести наикрутейшую собаку, такую, которая знает команды и все такое.
Но это случится нескоро, потому что сейчас для меня хоккей на первом, втором и третьем месте. Хоккей – это все для меня, и так я исполняю обещание, которое дал много лет назад. Я всегда буду верен ему.
Я уже заканчиваю с кардионагрузками, когда телефон гудит. Смотрю на всплывшее на экране сообщение. Оно от Джианны, агента «Си Догз».
Джианна: Не забудь про ВИП-встречу сегодня после игры! Веди себя хорошо.
Я фыркаю от ее комментария и пишу в ответ: «Я всегда хорошо себя веду». Прежде чем успеваю отправить сообщение, она снова пишет.
Джианна: Шучу. Я знаю, ты всегда хорошо себя ведешь, Чейз.
Это правда. Я горжусь своей репутацией хорошего парня. Она мне подходит, помогает оплачивать счета и заботиться о маме и младших братьях. Поэтому я изо всех сил поддерживаю свой образ. Я придумал календарь «Красавчики с клюшками», чтобы собрать деньги для поддержки молодежного спорта и помощи собакам в приютах, а еще у меня чертовски очаровательная улыбка. Просто сияющая. И я всегда разговариваю с журналистами, хотя по себе знаю, что пресса бывает недружелюбна. Ничего страшного – это все часть игры.
Чейз: Не переживай, Джи. Я не подведу.
Джианна: Ты лучший! P.S.: Передай Райкеру, чтобы улыбался. Сегодня без Короля-Ворчуна.
Ай! Такое прозвище дал моему приятелю ведущий одного популярного хоккейного подкаста, и не без оснований.
Чейз: Сейчас же ему передам. Мы вместе тренируемся.
Джианна: Я догадывалась! Но не забывай: на льду вы соперники.
Чейз: Мой Кубок Стэнли тоже об этом говорит.
Я закрываю переписку и жму «закончить» на панели тренажера.
Райкер следует за мной.
– А я прошел больше этажей!
Бросаю взгляд на его экран.
– Черт, – бормочу я.
Мы покидаем зал и выходим на Филмор-стрит, направляясь в кафе и чайную «У Доктора Бессонницы». После хорошей тренировки чашка отличного кофе – самое то. Я часто там бываю.
– Такое дело: тебе сегодня надо быть солнышком.
Он ворчит.
– Не-а! Никакого ворчания. Когда встретимся с гостем, используй сложные длинные слова, которыми забит твой большой мозг.
Он щурится, надевает «авиаторы» и снова ворчит, но теперь угрожающе.
Как будто может меня напугать.
– Да ладно тебе! Ты справишься. Пообещай, что сегодня будешь солнышком, словно ты хороший парень.
С убийственным взглядом – да, я вижу, что он мечет молнии, даже за зеркальными очками, – он говорит:
– Я сегодня буду солярным до невозможности.
Морщусь:
– Нет, давай без солярки! Просто будь милым.
Он хихикает.
– «Солярный» значит «солнечный». Как ты и просил.
Будто в замедленной съемке показываю ему средний палец:
– А это значит «иди к черту», словолюб занудный!
– Ой-ой-ой! Тебе больно, наверное, раз что-то новое узнал? Или ты с ума сошел от напряжения?
– Знаешь, от чего я схожу с ума? От того, что ты ведешь себя как сварливый урод, – говорю я, ввинчивая одно из его заумных слов.
Райкер позволяет себе редкую улыбку.
– Видишь? Мое занудное словолюбие заразно. Услышать такое от человека с энергетикой золотистого ретривера!
– Ты хотел сказать «от капитана команды»? Раз уж у меня на джерси так написано.
Он опять ворчит, но меня его напускным раздражением не проведешь! По-настоящему Райкер злился на меня только однажды: год назад, когда он подумал, что я увел у него девушку. Чувак со мной потом неделю не разговаривал! Но я не знал, что они с Эбби были вместе, и никогда больше такого не сделаю. В конце концов, мы же договорились.
– Кстати, так какая там этимология у авокадо? – спрашиваю я.
Он приободряется.
– Произошло от слова, означающего «яички».
Я морщусь.
– Вот поэтому я и не хочу ничего знать о твоих стремных словах!
* * *
Десять часов спустя я на арене, одет в форму и готов уничтожить «Эвенджерс». До игры остается двадцать минут. Наш вратарь дотрагивается клюшкой до моего колена.
– Слушай, – начинает Эрик. Он сидит рядом со мной на скамье. – Лизетт спрашивает: тебя в следующие выходные сажать с одиночками? Она говорит, там будет весело!
«Веселье» и «столы для одиночек» – обычно понятия несовместимые, но тут речь идет о моей кузине Лизетт. Я пригласил ее к себе домой на барбекю пару лет назад, и они с Эриком сразу нашли общий язык.
– Стол в подворотне рядом с мусоркой занят, да?
Он закатывает глаза.
– Она хочет познакомить тебя со своими подругами.
Ага. Этого я и ожидал. Кузина пытается отплатить мне услугой за услугу и свести с кем-нибудь с тех самых пор, как Эрик сделал ей предложение.
– Я подумаю об этом на льду. И тебе советую, – говорю я с каменным лицом.
– Ой, да пошел ты! Я так на игру настраиваюсь, – отвечает он.
Улыбаюсь:
– Я знаю, чувак. Знаю. Поэтому тебе и потакаю.
Эрик никогда не говорит о хоккее перед игрой, поэтому мы болтаем о какой-то ерунде до тех пор, пока я не замечаю Джианну, идущую к нам через трибуны, и Райкера, приближающегося с другой стороны арены. Несмотря на то что он в другой команде, его агент хочет, чтобы мы сфотографировались вместе перед игрой, потому что ВИП-встречу нам потом проводить тоже вдвоем.
Я поднимаюсь и отхожу от Эрика и парней.
– Наша ВИП-гостья уже здесь, – с широкой улыбкой сообщает Джианна мне и Райкеру. – Пока что только одна. Ее зовут Трина, и через минуту я ее приведу. План такой: она скоро должна встретиться со своей подругой Обри, но мы делаем снимок с Триной до игры, потому что билеты выиграла она. Я говорила с агентом «Эвенджерс». Оливер хочет, чтобы ты, – она смотрит на Райкера, – отыграл всю эту тему с дружеским соперничеством.
Ясно?
Райкер отрывисто кивает, но ничего не говорит.
Джианна продолжает:
– А после игры вы с Триной и ее подругой отправитесь в бар, который они выбрали, и будете заниматься своим любимым делом.
Секс – вот мое любимое дело. Не озвучиваю, но думаю об этом.
– Играть в пинг-понг! – радостно говорю я.
– В пул, – поправляет Райкер.
– Я имела в виду барные игры, – смеется Джианна. – Вы вообще хотя бы иногда сходитесь во мнениях?
Мы серьезно переглядываемся.
– Хоккей – лучший спорт, – говорю я.
– И на этом, собственно, все, – прибавляет Райкер, хотя на самом деле мы с ним во многом согласны. Что надо заботиться о мамах, приглядывать за младшими и выкладываться по полной в каждом периоде, например.
Я знаю Райкера с шести лет, мы выросли в одном районе в Денвере. Наши мамы – до сих пор лучшие подруги.
Подкалывать его – мое хобби, и я не планирую от этого отказываться. Особенно когда мы играем друг против друга. Джианна уходит за ВИП-гостьей, а мы обсуждаем барные игры.
– Пинг-понг лучше. Весело, быстро, и можно от души лупить маленький белый шарик, – высказываю я свои аргументы.
– Для игры в пул нужна стратегия! – возражает Райкер.
Мы спорим, чье хобби круче, и вдруг я слышу теплый, женственный голос:
– Уверена, мне и то и то понравится.
Я поворачиваюсь на приятный звук и закрываю варежку, потому что…
Она красотка!
В нескольких шагах от нас стоит девушка с волнистыми каштановыми волосами, полными красными губами и хитрой улыбкой. На ней облегающие джинсы и симпатичные полусапожки, а еще джерси с надписью «Чейз Уэстон» и куртка, на которой значится «Райкер Сэмюэлз». Нет ничего привлекательнее, чем девушка, которая носит на спине мое имя! Не надо ни чулок, ни кружевных комбинаций. Мое джерси – самое сексуальное, что только можно надеть. Ей наши вещи чертовски идут.
Джианна быстро представляет нас друг дугу. Трина протягивает было левую руку, но потом передумывает и меняет ее на правую.
Допустим, она немного неуклюжая. Но это ни капельки ее не портит, даже наоборот. После рукопожатия я киваю на ее наряд:
– Да ты просто сэндвич из Уэстона и Сэмюэлза!
Она улыбается и дотрагивается сначала до куртки, а потом до ворота джерси.
– Надо же! Действительно… Неплохой образ.
– Совсем не плохой, – говорит Райкер – и – вау: это в разы больше, чем я от него ожидал! Обычно от него фанатам ничего, кроме «спасибо», не дождаться.
Райкер произносит эти три слова, и красавица переводит взгляд с него на меня и обратно. За очками «кошачий глаз» в красной оправе скрываются ее глаза – зеленые и любопытные. Как же я падок на глаза!
Я моргаю. Вот же ж блин! Райкер смотрит на нее не отрываясь. Он тоже считает ее нереально горячей.
Моим планам на потрясный день пришел конец.