Czytaj książkę: «Гробница вервольфа»
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
© Л. Соболева
© ООО «Издательство АСТ», 2015
1
Услышав суетливое шарканье и громкое дыхание, София подняла голову, откинув руками длинные волосы. Челка мешала, она убрала ее со лба, но обзор загораживали стеллажи посередине, которые привезли позавчера. Поставить поставили, а не прикрепили к полу, решив сделать это в выходной. А потом загрузили книгами, мол, сойдет и так, все равно никому не под силу их сдвинуть, да и незачем. Хрупкую фигурку Софии среди цветных корешков да еще на стуле в углу трудно было заметить, и она встала, чтобы показаться покупателю, которому, возможно, понадобится помощь. Письма, которые София читала, посыпались на пол, она быстро их собрала и уложила на стул, затем выглянула из-за стеллажа.
Молодой сухощавый мужчина в очках, в приличном костюме странно прижался спиной к полкам у стены и панически озирался, словно загнанный в угол зверек. Увидел Софию. Она хотела спросить, чем ему помочь, как кто-то вбежал в отдел. Это был парень – весь красный, потный, большой, с коротко стриженными черными волосами. И вдруг…
София вытаращила глаза: парень налетел на мужчину, придавил его всем телом. Как вообще не задавил интеллигента? Даже при тусклом искусственном освещении – здание старое, окна в книжном лабиринте не везде есть – Софии были видны струйки пота, катившиеся по вискам обоих. Все понятно: один убегал, второй догнал. Очкарик то ли стонал, то ли кряхтел – еще бы, такая туша придавила его! А парень из-за пояса вынул… пистолет и приставил его к лицу очкарика, уперев дуло в щеку.
– Попался, сволочь! – прошипел он возбужденно и даже хохотнул.
Ну точно – бандит, браток, по роже видно. И сейчас пристрелит прямо здесь очкарика.
Кто толкнул Софию? Если бы она тогда подумала… Но она ни о чем не думала, когда схватила с полки фолиант весом килограмма четыре и на цыпочках подкрадывалась к бандиту.
– Все, гад, спета твоя песенка! – торжествовал тот. – Не дергаться! Пристрелю, козел, рука не дрогнет! – И пистолетом давил в щеку жертве.
Да кто там дергался! Бедняга дышать не мог, посинел от недостачи воздуха.
София подкрадывалась к бандиту сзади… Очкарик смотрел на нее с мольбой и надеждой. Она приложила палец к губам. А бандитская морда замешкалась – ему было неудобно что-то достать левой рукой из заднего кармана джинсов. Этих секунд оказалось вполне достаточно, чтобы София замахнулась и со всей силы огрела его по голове фолиантом. Краснорожий замер. Девушка ждала, когда тот упадет, а он все не падал. Очкарик мигом сообразил – есть способ спастись. И с ревом оттолкнул бандита. Да как! Нападавший взмахнул руками и полетел назад вместе с пистолетом. Его тело врезалось в Софию, вдвоем они завалились на стеллажи. Незакрепленные полки начали падать, попали на второй стеллаж…
– А! – вскрикнула София, чувствуя, как валится вместе с книгами и вооруженным бандитом.
Раздался невероятный грохот – оба стеллажа рухнули. София и бандит очутились на стеллажах и в груде книг. Больно ударившись о железные полки, она услышала топот ног – значит, бедняге удалось спастись. И даже мысли не мелькнуло: а ей-то чем грозит спасение совершенно незнакомого человека, когда рядом вооруженный браток? Самое ужасное – он так и не потерял сознание, как она надеялась (крепкая же у него голова!), а заерзал. Не успела София опомниться и позвать на помощь, бандит уже навис над ней, придавив своим весом. Просто лег на нее! Свирепая рожа. Свирепое дыхание. Скосила глаза – его рука с пистолетом увязла где-то в книжках. София снова уставилась на бандита со страхом. Ей показалось, он сейчас искусает ее, так как привстал на четвереньки. Руки были заняты, а девушка находилась между его руками и ногами, у него остались только зубы.
– Идиотка! – прорычал краснорожий зло, и София зажмурилась.
Он вскочил. Раздался топот. Убежал?! Не прибил ее?!
– Что здесь происходит? – Теперь это был голос начальницы.
«Ну, раз бандит не прибил, сейчас его оплошность исправит заведующая», – подумала София, пытаясь подняться. Это оказалось сложно – книги расползались, она, как каракатица, ползала по ним и падала, ползала и…
После работы она не домой поехала, а к отцу. Тот слегка удивился, однако был рад, хотя внешне своих чувств никак не проявил. Папа вообще человек сдержанный и относится к тем мужчинам, которые с возрастом становятся лучше и лучше. В свои шестьдесят четыре он красив, как… как… Красив, и все.
София прошла в комнату, забралась на диван с ногами, натянула на колени юбку.
– Неважно выглядишь, – заметил папа и догадался: – У тебя неприятности.
– У кого их нет… – хмыкнула она. – Пап, есть хочу.
– Сейчас разогрею котлеты.
– Холодные неси, – махнула рукой она.
Большая квартира отца – антикварный склад, где много раритетных вещей, которые он собирал всю жизнь. Одновременно папа аккуратист, к тому же у него отличный вкус, поэтому эклектика интерьера выглядела оригинальностью. Но София была равнодушна к раритетам и семейным реликвиям. Не в папу уродилась.
Поедая холодные котлеты с хлебом, она поинтересовалась:
– Кто приготовил? Верхняя?
Красавца-отца обхаживают две соседки: одна – живущая выше этажом, а другая – ниже. Обе не нравятся Софии, но папе она об этом ни слова не говорила, потому что… На все есть причины. Такое ощущение (по ее мнению), что жизнь состоит из ошибок и их последствий, других причинно-следственных явлений просто не бывает. Какое же она имеет право высказывать отцу личное мнение, когда в свое время к его мнению не прислушалась?
– Мне не нравится твое настроение, – сказал Арсений Александрович. Он пил чай, чтобы составить дочери компанию.
– И мне не нравится, – вздохнула она, но делиться причинами не стала.
– Прочла? – спросил он, тактично уйдя от темы.
– Не все. Больше половины. Знаешь, я бы не хотела, чтобы в будущем кто-то читал мои письма, даже если в них нет интимных вещей.
– А как тебе мое предложение?
София соединила брови, пожала плечами:
– Заманчивая идея…
– В конце фразы ты не поставила точку, – заметил папа. – Значит, у тебя есть возражения. Трусишь?
– Считаешь, я справлюсь?
– У тебя, Софи (он называл ее на французский манер), уверенное перо…
– Было когда-то, – вставила она.
– То, что человек умеет, никогда не пропадает, только засыпает, – возразил Арсений Александрович. – Главное, есть идея… сюжет.
– Папа, а почему ты сам не хочешь попробовать?
– Видишь ли, я остался в прошлом веке, мысли у меня прошлые, слог устарел. А писать надо современным языком, но учитывая особенности тогдашнего стиля. Впрочем, у меня нет главного – таланта, а графоманом я не хочу быть.
– Один ты считаешь меня талантливой, умной и красивой, – скорбно вздохнула София.
– Ну, дорогая, – рассмеялся отец, – гадость всегда найдется кому сказать. Ты себя недооцениваешь, дочь. У тебя прекрасная фигура, волосы, лицо… которое портит выражение уныния. Я хочу, чтобы ты проснулась. Вот тогда ты увидишь, что все так, как я говорю. Кстати, хочу сделать тебе подарок…
Он ушел в другую комнату, вернулся с большой коробкой. София округлила глаза:
– Что это? – Вдруг увидела надпись, подскочила. – Ноутбук? Но… у Борьки есть компьютер…
– То у Борьки, а теперь у тебя будет свой, персональный. Мне его отладили, он готов к работе. Держи.
София достала ноутбук из коробки, погладила по крышке, приподняла ее. На глаза навернулись слезы. Не потому, что подарок дорогой, муж в состоянии купить сто ноутбуков, а потому, что на свете есть только один человек, который любит ее безвозмездно и ценит, несмотря ни на что, – папа. Но компьютер не просто подарок, а настойчивое требование применить его.
– Боюсь, у меня не хватит знаний, – смутилась София.
Для папы же не было ничего невозможного, поэтому он с дочерью не согласился:
– Есть память поколений, интуиция, а книги помогут пополнить недостающие знания. Это немало.
– Ты самый лучший! – прижалась она к нему, сдерживая слезы. – А я плохая дочь.
– Не горюй, – обнял ее за плечи Арсений Александрович. – Кстати, кажется, твой звонит…
Да, мелодия Бориса. Нехотя София поднесла трубку к уху:
– Я у папы. Если есть желание, забери меня. – Опустив руку с трубкой, она пробубнила с огорчением: – У него есть желание.
Чмокнув дочь в висок, папа стеснительно попросил:
– Сделай так, чтобы он не заходил сюда.
– Не переживай, не зайдет. Думаешь, Борька тупой и не чувствует твоего отношения?
Так они и сидели, обнявшись, как два одиночества, случайно встретившихся на короткий миг. Сидели до второго звонка Бориса, которым он сообщил, что приехал. София уложила ноутбук в коробку, обхватила ее руками и направилась к выходу, ворча себе под нос:
– Все не так. Знаю, что не так, а ничего не меняю, даже не пытаюсь. Потому что боюсь что-либо изменить.
– Софи, никогда не поздно начинать, – услышал ее слова Арсений Александрович. – Если мне не веришь, поверь Прусту, который писал: «Я удивился тому, какими беспомощными оказываются наш разум, наш рассудок, наше сердце, когда нам нужно произвести малейшую перемену, развязать один какой-нибудь узел, который потом сама жизнь распутывает с непостижимой легкостью». Начни хотя бы с истории в письмах. Ты только попробуй.
Поцеловав отца, София вышла из квартиры, стала медленно спускаться по лестнице. А ведь идея действительно засела в сознании и не отпускала, особенно когда она читала письма, которым более ста лет. Но как преподнести эту историю? В каком жанре? Слишком мало основы, ярко выделяется лишь любовная история, а сентиментальность сейчас не в моде. Но и детективная линия просматривается. Правда, слабенько. Детективы-то нынче читают. Во всяком случае, у нее появилась возможность стать от Борьки чуточку независимой. Но повод к детективу мал…
Она бы начала так
«Принес же черт сестрицу Мишеля», – сетовал про себя Суров. Едва его полк расквартировался, он приехал в усадьбу Уварова, а тот предложил остановиться у него, заодно сэкономить квартирные. Суров согласился, давно ведь не виделись. И вдруг сестра Мишеля! Придется соблюдать этикет, застегиваться на все пуговицы, следить за каждым словом, чтобы невзначай не вылетело армейское выражение, а уж о посиделках до утра и говорить нечего. О женщины! Любят устанавливать порядки сообразно своим представлениям, не считаясь с желаниями мужчин.
Мишель чутко улавливал настроение друга, оттого и убеждал его в обратном:
– Марго тебе понравится, Саша, она проста, умна…
– Разумеется. Жене статского советника быть неумной не годится, – сказал тот, сильно хмуря брови.
На него исподволь косились уездные дамы, гулявшие на перроне в ожидании поезда. Ни одна не пропустила подполковника, не проводив его мечтательным взором. И немудрено: он высок, подтянут, плечист, светловолос. И лицом пригож – одни бирюзовые глаза чего стоят! А щегольские усики придавали ему вид ветреника, но Суров сторонился женщин. Обладая всеми достоинствами русского офицера, он несколько скованно чувствовал себя в обществе, посему избегал его. Причина в происхождении: он, мещанин, начал военную карьеру с низших чинов и успешно продвинулся вверх, проявив доблесть, храбрость и ум.
Раздались короткие гудки, предупреждая зевак, чтобы те не попали под колеса. Паровоз, издавая шипение и выпуская у колес белые пары, а из трубы черный дым, медленно тащил вагоны.
– Мишель! – воскликнул звонкий голос.
Поезд шумно стал. Уваров увидел сестру – миниатюрную и прехорошенькую женщину лет двадцати пяти, стоявшую на подножке, замахал рукой и кинулся к вагону. Помог сойти сестре, они обнялись.
– Как добралась? – спросил Уваров, не выпуская ее из объятий.
– Ужасно, – улыбнулась женщина. – Жара, душно, Митенька капризничал. Маман с папа передают тебе привет и велели отругать, что редко пишешь, негодник.
Уваров расцеловал сестру и принял племянника пяти лет. Следом гордо сошла длинная и тощая гувернантка, потом на перрон спустилась тучная пожилая нянька. Подскочили носильщики, которыми распоряжалась горничная Анфиса.
– Позволь тебе представить подполковника Сурова Александра Ивановича. Он любезно согласился разбавить наше общество, пока его полк квартирует в этом городе, – опомнился брат, и тот щелкнул каблуками. Затем Уваров повернулся к другу и сказал: – Моя сестра Марго.
– Наслышана о ваших подвигах, – протянула женщина руку для поцелуя. – Вы отличились в турецкую кампанию, а мой брат, какая жалость, оставил военную карьеру. Позвольте, разве вы, Александр Иванович, не майор?
– В мае, ваше сиятельство, ваш покорный слуга произведен в подполковники, – поцеловав руку, скромно сказал Суров.
– А также жалован дворянским званием, – дополнил Уваров.
– Замечательно! – искренно обрадовалась Марго, будто повышение получил ее муж. – Мы обязательно отметим сие событие!
«Ну, вот, уже распоряжается!» – скис Суров.
Тем временем Уваров с ужасом смотрел, как на перроне растет груда чемоданов и прочей ручной клади.
– Марго, это все твой багаж?
– Конечно, дорогой. Я взяла самое необходимое.
– Мы не найдем столько носильщиков, – растерялся Уваров. – И коляска одна… Право, не знаю, как быть…
– Я найму извозчиков, – усмехаясь в усы, сказал Суров. Поклонившись даме, он зашагал прочь.
– Ну вот, я не смогу ходить неглиже… – надула губы Марго, глядя ему вслед.
– Думаю, ты поладишь с ним, – успокоил ее брат.
Чемоданы и баулы погрузили в одну коляску горой, извозчик обвязал их веревками, чтобы не потерять. Кофры, сумки, шляпные коробки и мелкие поклажи из узлов, принадлежащих прислуге, уложили в две другие. Няня, Митя и Анфиса сели к извозчику, в экипаже поехали Марго, Уваров и гувернантка, которая держала в руках удочку, сачок для ловли насекомых и зонтик. Суров ехал верхом бок о бок с экипажем. До усадьбы восемнадцать верст, путь долог, он украдкой разглядывал Марго, ведь ему предстояло провести много времени в обществе этой женщины.
Ростом невысока, с девичьим станом, который подчеркивал безупречный дорожный костюм, легка в общении и без жеманства. Лицо ее чуточку удлинено, как у брата, с плавными линиями, а черты, пожалуй, крупные. Кроме носа – он маленький, прямой и заострен. Особенно замечательны в ней улыбка и плутовские глаза, которые словно так и ищут, за что зацепиться да разнести в клочья.
Мишель – ровесник Сурова и полная противоположность сестре, хотя и похож на нее. Он также строен, имеет такие же густые волосы каштанового цвета и зеленоватые глаза, но высок и меланхоличен. А гувернантка, мадемуазель Каролина, невольно вызывала улыбку. Явно старая дева, излишне строга видом, с несгибаемой спиной и бесстрастным выражением некрасивого лица. Черты его грубые, а глаза сонные.
– Как тебе взбрело в голову, Мишель, купить усадьбу в эдакой глуши? – спросила Марго, когда миновали половину пути. – И название не звучит – Озеркино.
– Скоро увидишь, что за чудо вокруг, – заверил Уваров. – Скажи, Саша, я не прав?
– Да, место изумительное, – подтвердил Суров. – Ваш брат обещал отличную охоту. Ваше сиятельство, вы любите охотиться?
– Еще бы! – воскликнула Марго. – Я неплохо стреляю из ружья. И давайте без церемоний, не зовите меня сиятельством, высокородием, статской советницей… Не хочу. Между друзьями не должно быть напыщенностей, а раз вы друг моего Мишеля, то и мой тоже.
– Благодарю вас, сударыня. Мадемуазель Каролина, вы не устали? – решил Суров привлечь к общению гувернантку.
– Подполковник, она же англичанка, ни бельмеса по-русски не понимает, – торопливо сказала Марго и прикрыла рот ладонью. – Простите, я дурно выразилась.
Мадемуазель живо повернула к ней голову на длинной шее и строго отчитала:
– Бельмес, мадам, плохой слова.
– Нет, что-то она все-таки усвоила, – проворчала Марго.
Суров и Уваров расхохотались, получив от гувернантки по осуждающему взгляду. Оставшаяся часть пути прошла весело и непринужденно, ибо Марго забавно пересказывала последние губернские сплетни.
Попав в Озеркино, она начала бурно восхищаться усадьбой. Великолепный и большой дом из двух этажей, с колоннами и мезонином окружал чудный большой сад, за ним раскинулось кольцо из леса. Конюшня с псарней находились в отдалении, там же птичий двор и сеновал.
Но главный сюрприз ждал Марго, когда гостья вышла на просторную террасу позади дома. Озеро искрилось на солнце, отражая синеву неба и белые кучевые облака, на водной глади покачивались кувшинки. Противоположный берег был далек, однако прекрасно просматривался, воздух прозрачен и чист, с ароматами хвои и трав. От террасы к берегу простиралась лужайка, справа была выстроена купальня, слева, у камышей, имелся причал. А кругом лес.
– Мишель, теперь я понимаю, почему ты сбежал, – сказала Марго.
– Я сбежал, потому что ты хотела женить меня на своей подруге-кривляке, – обнял сестру со спины Уваров.
– Вовсе она не кривляка. А ты невоспитанный человек. Но я люблю тебя. Она вышла замуж за генерала в отставке. Вот!
– Очень рад за нее.
– А вы, подполковник, женаты? – полюбопытствовала Марго.
– Нет-с, сударыня. Я ведь военный, меня могут убить. Не хочу оставлять детей сиротами, а жену вдовой.
– Пожалте обедать, господа, – пригласил подошедший лакей.
Марго вышла замуж хоть и за равного (графа Ростовцева), но выбор ее не назовешь удачным. Безусловно, «статский советник» звучит внушительно, однако статская служба не столь почетна, как военная. В представлении сестры дело мужа весьма полезно, а по мнению Уварова, Ростовцев сухарь, педант и зануда. «Зато сама Марго – деятельная особа», – тотчас подметил Суров. Не успев освоиться, она принялась хозяйничать, а за ужином сделала замечание брату, что мебель немодная, слуги плохо одеты и с дурными манерами. Марго азартно строила планы по переустройству усадьбы, хотя ужин был объявлен в честь подполковника.
– Марго, я не устраиваю приемов, – пробовал образумить сестру Уваров. – Здесь некого приглашать, чтобы похвастать изысканным убранством.
– Ты привык к походной жизни, и это дурно, – воспитывала его она. – Некого, говоришь, приглашать? А мы устроим спектакль. Да, да! И пригласим офицеров из полка Александра Ивановича.
– Помилуй, кто же играть-то будет? – смеялся брат.
– Ты, я, Анфиса! Моя Анфиса прекрасно читает Пушкина и Байрона. А вы, подполковник, согласитесь играть?
– У меня нет таланта, – не смог напрямую отказаться тот.
– У нас у всех нет таланта, кроме как у Анфисы. Ну и что? – загорелась идеей Марго. – Мы разыграем… водевиль «Гусар-девица» господина Кони! Возражений не принимаю. Через… через две недели дадим представление прямо на террасе, зрителей посадим на лужайке. А сейчас давайте в карты поиграем?
Слуга принес карты, условились играть по четверти копейки, разыграли три партии – выиграла мадемуазель Каролина. Марго кинула карты и, наблюдая, как гувернантка подсчитывает выигрыш, капризно заворчала:
– Она мошенница. Подполковник, вы не находите? Ведь так не бывает, чтобы выигрывали подряд сто раз! Это неинтересно. Идемте к озеру? Ночь волшебная, мне вовсе не хочется спать.
Ночь была тиха. Лишь сверчки неустанно стрекотали, да лягушки квакали, но их голоса как раз дополняли, подчеркивали безмятежную и привольную тишину. Пространство из темноты со стороны озера не пугало, напротив, оно привносило покой и ощущение, что жизнь проста и прекрасна. Только звезды мерцали грустно, но они так высоко и так недосягаемы, место их определено навечно, оттого им оставалось лишь грустить над невозможностью присоединиться к людям у озера. Недоставало чего-то особенного, подтверждающего явь этой чудной ночи…
Вдруг издалека долетел женский голос, выпевая мелодию сначала протяжно и несмело. Постепенно голос крепчал и, проносясь над озером, взмывал до высоких нот, поражая чистотой звучания и сложной мелодией. Он был легче воздуха, одновременно сильный и глубокий, казался неземным, оттого не нуждался в аккомпанементе. Слов не разобрать, но голос брал за душу страстной тоской, несбыточными мечтами и вынужденным смирением, звучавшим в нем. Это было так необыкновенно, что даже непоседливая Марго замерла, вслушиваясь в рулады. Последняя нота надолго задержалась в воздухе и постепенно угасла, как гаснет фитилек догорающей свечи. Возобновился стрекот сверчков и недовольный гомон лягушек.
– Так поют ангелы, – тихо сказал Суров, закуривая трубку.
– Она поет каждую ночь, – в тон ему произнес Уваров.
– Кто? – спросила Марго, вслушиваясь в звуки.
– Не знаю, – ответил Мишель. – На противоположном берегу усадьба, но мне неизвестно, кто там живет.
– Ты не делал визиты соседям? – удивилась сестра. – Очень нехорошо, друг мой, тебя сочтут за буку.
– Я пытался познакомиться, но лакей сказал, мол, «барыня не принимают».
– Барыня? – плутовски улыбнулась Марго. – Ну, мне-то она не откажет. Тшш! Опять… Это Беллини… Чудо, как хорошо поет.
Слушали, усевшись на траву у озера, в черных водах которого отсвечивала кривобокая луна. Внезапно все стихло – очевидно, певица ушла с берега. Устали и лягушки, только сверчки нарушали тишину размеренным стрекотом. Суров принес шампанское и бокалы, выпили по глотку.
– А мне, признаться, любопытно взглянуть на обладательницу столь волшебного голоса, – сказал Уваров и поднял глаза в небо. – У, скоро полнолуние…
– Почему ты говоришь о полнолунии так загадочно? – все хотела знать Марго.
– Завтра скажу, сестрица. Это менее приятная тема.
Внезапно удивительную тишину разрезал заунывный вой. Он тоже доносился с другого берега и звучал вразрез с божественным голосом, заставляя содрогнуться.
– Похоже, волк воет, – сказал Суров.
– Здесь волки водятся? – перевела на брата испуганные глаза сестра.
– Далеко, – ответил тот. – Вблизи не встречались.
– А разве волки воют летом? – спросила она.
– Когда волк голоден, он воет, – ответил Суров.
Словно в подтверждение его слов, волк снова завыл…»
