Czytaj książkę: «Великие жены великих людей», strona 2

Накануне

До встречи с Антониони я видела два его фильма, но он сам значил для меня, может быть, больше, чем для других людей. Его первая документальная книга тогда лежала около моей кровати, перед тем как заснуть, я рассматривала фотографии в ней. Я не была знатоком кино, но его фильмы, его эстетика меня увлекали. Висконти был старый, а Микеланджело был молодой, он понимал нас, наше поколение. Мы познакомились с ним в тот год, когда он заканчивал «Забрийски пойнт» и был погружен в мир молодежного протеста, наркотиков и рок-музыки. Он жил в Лос-Анджелесе, а я в Милане, но у нас был общий мир, общий круг интересов. Он был немолодым человеком по годам, но по сути, по своему опыту – подростком, да он всегда оставался подростком, даже когда был зрелым в своем искусстве, в своем творчестве. Да и как мужчина он всегда оставался подростком. К счастью.

В нашей компании в Портофино мы попробовали все наркотики. Это не было мое, но я хотела именно попробовать. Это была борьба, противостояние, протест. Но не зависимость. Меня всегда удивляло, что, даже когда мы были «навеселе», пили, мой ум оставался ясным. Я никогда не западала на это. Попробовать и испытать. Ничего больше.

Мне было шестнадцать. Мы пошли на маяк, который стоял в конце залива в Портофино. Там очень красивая пешеходная тропа. По ней нужно идти полчаса наверх до того места, где стоит маяк, и это очень высоко. И когда мы дошли до маяка, были уже сильно «под кайфом». И вот я села на этой высокой скале: закат, море подо мной. Я сидела на самом краю. Корабли заходили в порт, много кораблей – яхты и рыбаки. И вместо того, чтобы заходить в порт, они шли в меня, и мне казалось, что я впитываю в себя впечатления и опыт людей, которые находятся на кораблях, на яхтах… И богатые люди рассказывают мне о своих женах, которые их ждут. Это было невероятно – встретить всех этих людей с их историями! Уже потом, когда мы стали вместе с Микеланджело, и он познакомил меня со своими друзьями – художниками, писателями, поэтами и музыкантами, – я поняла, что каждый из них наполнен такого рода историями и все, что они создают в своем искусстве происходит из этого материала – из историй, которые внутри их. Вот это как раз я испытала, когда корабли как бы входили в меня со всеми их людьми, со всеми их историями: чтобы все эти истории и рассказы сделались моими.

Я начала думать о том, что мне делать в жизни только после того, как окончила школу. Надо было делать выбор. А я не знала какой… Все было хорошо для меня – живопись, скульптура, артистический путь, кино… А музыка? Музыка в 70-х была великолепная, лучшая музыка, я считаю. И еще я хотела путешествовать… Но главное – я была свободной женщиной! Ни отца, ни матери, ни денег, ни любовника, ни мужа, ни детей – свобода! Полная свобода! Это было здорово! Я была красива, здорова, счастлива, странна, умна, и у меня была сильная личность. Я могла казаться сладкой и доброй, но у меня был некий гнев – я хотела знать и испытать все, и никто меня не мог остановить. У меня не было никакого страха…

В своем удивительном – наполненном воспоминаниями – тихом и прохладном доме в Боваро Пиджи Энрика совсем не бездельничает. Она пишет книгу. Я спросила, можно ли уже что-то прочесть, может быть, опубликовать? Мой вопрос оказался преждевременным. «Я не могу пока закончить эту свою повесть. Потому что я хочу рассказать про Энрике без Антониони, а этой Энрике еще нет. Нет новой жизни, она еще не началась. Мы с ним остаемся в большой взаимосвязи, и, думаю, так будет всегда, никогда не закончится. Но за эти пять лет – я начала книгу через год после смерти Микеланджело – я все же сильно изменилась, и наши отношения с ним меняются. Я сегодня чувствую себя такой, какой была в начале жизни, незадолго до встречи с Микеланджело: мне снова кажется, что я приготовилась для чего-то. Это означает, что я, возможно, допишу эту книгу. А еще это означает, что я смогу жить дальше без него. Но – с ним».

Любовь

Итак – впереди меня ждала новая жизнь, и я была в Риме. Остановилась у друзей, которые были актерами. Наши разговоры часто вертелись вокруг кино: Феллини, Висконти, Антониони… Однажды я встретила Микеланджело на улице на площади Испании, на углу с Виа дель Корсо. Он стоял там и с кем-то разговаривал, когда мы проходили мимо с моим молодым человеком. Я взглянула на Микеланджело, он увидел меня, наши взгляды встретились, и я подумала: «Это же Антониони!» – и продолжила свой путь. Я была достаточно скромна, побоялась подойти к нему и сказать, что за месяц до этой встречи работала с художником: он показывал проектором картины, которые были сделаны на частях моего тела. Этот художник был знаком с Микеланджело и попросил его сделать презентацию к этому проекту. И когда я встретила его на улице, я подумала: «Вот это совпадение!» Я могла бы ему сказать, что я – та девушка, по поводу которой он делает презентацию у художника, я даже вернулась… Но его уже не было.

Через какое-то время я попросила этого художника помочь мне найти работу – мне очень нужны были тогда деньги. Художник сказал, что единственный человек, которого он знает в Риме, это – Микеланджело. Я ответила: «Хорошо, это – для меня!» – и попросила представить нас друг другу.

Сардиния. 1972 г. Фото Микеланджело Антониони

* * *

Так мы встретились в кафе «Розатти».

Я спросила у Микеланджело, есть ли у него работа для меня. А он, в свою очередь, поинтересовался, что я умею делать. Я сказала, что пока работаю продавщицей в магазине у моего друга, но зато разбираюсь в разных искусствах. Тогда он решил: «Хорошо, если ты умеешь работать с красками, то сможешь помочь с костюмами в моем новом фильме». Мы договорились, что он позвонит мне и пригласит на обед, где мы переговорим о фильме и «посмотрим».

Он позвонил мне через три дня. Я не хотела ждать, потому что не надеялась, что он позвонит. Я не хотела с ним встречаться, поскольку он был гораздо старше меня. На третий день я сказала себе: он не позвонит! Но он позвонил – в субботу, в 8.30 утра, в тот момент я спала.

Кто-то ответил на звонок, и он сказал: «Доброе утро! Это Микеланджело Антониони». Мои друзья-актеры были счастливы, потому что подумали, что он звонит им. Но он попросил к телефону меня и сказал: «Я хочу пригласить тебя на обед. Ты хочешь пойти туда, где много народа, или наоборот?» Я ответила: «Туда, где много народа».

И что вы думаете – мы пришли в ресторан, который был абсолютно пуст! Но зато в нем подавали еду из города Феррара, где он родился. Зачем он тогда спрашивал, куда я хочу пойти? Обидеться я не успела. Он стал мне рассказывать об Америке: о пустыне, о Большом Каньоне, долине памятников, его взаимоотношениях с индейцами, с Карлосом Кастанеда. К тому времени я, кстати, прочитала все книги Кастанеда. Он рассказывал о том, как работал с «Пинк Флойд» во время озвучки «Забрийского пойнта». Они играли свою музыку перед экраном, целыми днями не выходя из студии, а Микеланджело должен был бегать и доставать для них марихуану, чтобы они играли. Он рассказывал очень увлекательно. В конце ужина Микеланджело сказал мне: «Ты человек, которого я хотел встретить». Я спросила: «Почему?». Он ответил, что я умею слушать.

В тот момент он был одинок. Отношения с Клэр Пеплоу, сейчас она жена Бернардо Бертолуччи, приближались к концу. Они встретились во время съемок в Лондоне. Антониони был сильно в нее влюблен. Даже Моника Витти бросила Микеланджело – так сильно он влюбился в Клэр. Но Клэр не хотела жить в Риме, а Микеланджело не хотел жить в Лондоне. Они никак не могли соединиться. Вот почему он хотел, чтобы был человек, который мог слушать его.

Дома в Умбрии

В ресторане он сказал, что у него дома есть большая коллекция современного искусства, и спросил, не хочу ли я посмотреть. Я ответила: «Да, конечно». Мы пошли в его квартиру, где я до сих пор живу. У него были фантастические работы Джорджо де Кирико, Фрэнсиса Бэкона, Моранди… Мы сидели, курили марихуану. Он спросил меня: «Какую из этих картин ты предпочитаешь?» Я сказала: «Кирико». Потом мы пошли в постель. Это было легко, как съесть кусок пирога. Я спала с ним, мы были вместе, не чувствовалось никакой разницы в возрасте между нами, и было полное единение. Утром, когда я собралась уходить, он сказал: «Оставайся здесь». Я возразила ему: «Я свободная женщина, я иду домой». И пошла, и даже какое-то время еще пыталась быть свободной и независимой, но он постоянно звонил мне. Он хотел, чтобы я была там с ним. Но я еще была не готова.

Узнав, что я еду к Энрике, Лора поведала мне две истории. Две эти пары – Гуэрра и Антониони – дружили много лет, Микеланджело и Тонино вместе создали дюжину киношедевров, в саду Энрике стоят две каменные доски, на одной написано: «Лора и Тонино», а на другой – «Энрика и Микеланджело». Просто так стоят – для красоты и памяти. Но истории не об этом. Одна – о свадьбе. Тонино женился на Лоре в Москве, а Антониони был свидетелем на церемонии бракосочетания. Так вот эту самую церемонию он практически сорвал, потому, что стал умирать от смеха и «прыскать» когда женщина в строгом костюме указкой подозвала молодых расписаться в журнале, а потом, тыча той же указкой им в грудь, прочитала мораль о правах и обязанностях советской супружеской пары.

* * *

Вторая история в устах Лоры называлась – «десять дней на Сардинии». Гуэрра и Антониони сделали очень много для того, чтобы Андрей Тарковский смог уехать из Советского Союза работать в Италию. И когда это наконец свершилось, Микеланджело и Энрика пригласили его в компании с Тонино и Лорой на виллу Антониони в Сардинии. Хозяин дома с гордостью демонстрировал Андрею свои достижение, например… флотилию игрушечных кораблей, которыми Микеланджело управлял с берега радиопультом. Или современный домашний кинозал – ничего подобного Андрей никогда не видел. Гордый Тарковский понимал, что у него всего этого нет и никогда не будет, и это задевало его самолюбие. И знаете, что он придумал? Забрался на самую высокую скалу и на глазах изумленных друзей ласточкой взлетел и нырнул в море, чудом вписавшись между двумя валунами… Теперь он взял реванш, и его мальчишеской радости не было конца!

Проверка

Мы стали жить вместе, а через месяц наступил мой день рождения, и он отвез меня в Сардинию в свой дом. Сам дом был фантастическим – казалось, он стоит на воде, его покрывал цементный купол, и все это сооружение выглядело, как космический корабль, опустившийся на площадку над морем. Это был дом-сфера, просто чудо техники! Но жить здесь для меня оказалось кошмаром, потому что кроме меня и Микеланджело в этом доме в тот момент находилась его первая жена. Нет, она, конечно, не жила там всегда – ее собственная вилла находилась неподалеку, просто была зима, и, чтобы не обогревать два дома, бывшие супруги поселились в одном. Тем более что Микеланджело очень дружил со своей первой женой. А что я? Я стала предметом пристального изучения: что же это за молодая особа рядом с Микеланджело и какие ее цели? Я чувствовала себя насекомым под микроскопом. Меня рассматривали, мне все время задавали вопросы, особенно во время длинных обедов или ужинов. Например, его жена, которая годилась мне в мамы, спрашивала: «Энрика, что ты думаешь о старости?» А биограф Антониони, Карло ди Карло, который тоже почему-то жил с нами в доме, интересовался: «Энрика, ты пессимистична или оптимистична?» Я испытывала такое чудовищное давление, что однажды не выдержала и сказала Микеланджело «Ты просто садист!» И тогда во время очередного обеда он предложил: «Пусть сегодня Энрика расскажет, что она думает о нас» И я это сделала! Я высказала все свои впечатления. Я не помню, что именно я говорила, но иногда это было обидно, в частности я сказала, что биограф – нормальный человек, но есть одна вещь, которую я не понимаю, – его возраст, ему могло быть шестнадцать или тридцать шесть. И на этом я закончила.

Моя тирада не улучшила атмосферу в доме, но, слава Богу, я была молода и смогла все это вытерпеть! Почему они были так жестоки со мной? Потому что не верили мне. Они подозревали, что я хочу заполучить известного режиссера, мировую знаменитость, что я с холодным расчетом проникла в его дом и его сердце… Самое главное, что, если бы я стала доказывать, что это не так, они стали бы подозревать меня еще больше. То, что это было не так, не подлежало сомнению для тех людей, которые хорошо знали меня. А все остальные… До того момента, как Микеланджело заболел – а это произошло только через пятнадцать лет, все думали, что я хочу быть около великого человека и больше ничего. А потом вдруг все поняли, что у меня есть к нему чувства. Я никогда его не покидала на протяжении 36 лет – ни больного, ни здорового….

Когда Энрика открыла нам ворота, первое, на что я обратила внимание – на площадку на возвышении, где стояли стол под зонтом, скамейка и несколько кресел. Я вспомнила, как Лора рассказывала, что после случившегося инсульта Микеланджело долго не хотел никого видеть – боялся показаться друзьям жалким и беспомощным. И вот однажды Энрика позвонила и сказала – он готов, можете приезжать. «Мы въехали в ворота, вышли из машины, и я увидела, что Антониони сидит на скамейке у стола под зонтиком, – рассказывала – Лора. – Он сидел спиной к нам, спина была прямой, одет он был безупречно». Тонино задержался у машины, а я кинулась к Микеланджело и стала, как заклинание, твердить: ты совсем-совсем не изменился, ты такой же, как и прежде, ты очень красивый, очень красивый… Наконец я посмотрела на него. По неподвижному лицу текли слезы, море слез, и он никак не мог их унять».

Лора убеждена, что последние двадцать лет Антониони жил и работал только благодаря Энрике. Он подняла его на ноги – буквально подняла и заново научила ходить. Обхватив его сзади за плечи, она передвигала его ноги, они вместе делали шажок за шажком, часами двигаясь по двору. Она показывала ему его же фильмы и читала его книги, заново учила писать и рисовать. Она убедила Вима Вендерса быть гарантом при съемках «За облаками», чтобы продюсеры знали, что в случае обострения болезни Антониони есть тот, кто может заменить. В итоге он смог работать, его ум восстановился полностью, хотя речь так и не вернулась – Тонино Гуэрра, например, присутствуя на съемочной площадке, по движению губ только угадывал, что хочет сказать маэстро… Микеланджело не стал здоровым человеком, но они с Энрике снова смогли путешествовать, наслаждаться едой, красками и запахами. Он жил дальше, потому что рядом жила Она….