Czytaj książkę: «Человек со смущённым лицом»
1. Странный незнакомец
В те дни Петербург ещё не накрыла сырая, слякотная поздняя осень. Хоть и шёл уже октябрь, но дни все ещё стояли тёплые, да и солнце выглядывало из-за туч куда чаще, чем положено ему осенью. Маменька наша старалась воспользоваться хорошей погодой и велела мисс Мур, нашей гувернантке, урезать дневные уроки и побольше бывать с нами на воздухе. Пожилая, сухопарая и добродушная мисс распоряжению хозяйки молча подчинилась.
И вот каждый день мы, дети, торопливо одевались на прогулку с помощью нашей нянюшки Егоровны. Затем раздавался чуть гнусавый голос нашей мисс: «Betsy, Bob, Alex, let’s go!». Егоровна ловко завязывала мне капор, попутно ворчала: «Да когда уж мисия эта наших деток крёстные имена-то выучит! Ты, Лизуша, по-ихнему болтаешь бойко, растолкуй ты ей, как кого зовут!» Няню невозможно было убедить, что меня, брата Бориса и сестренку Шурочку «мисия», то есть мисс, зовёт как надо – правда, на английский манер. Всякий раз, выслушав мои объяснения, Егоровна «сводила счёты» с мисс Мур, называя ту за глаза не только «мисией», но и Муркой.
Как-то выходило, что, живя на набережной Екатерининского канала, мы всякий раз выбирали один и тот же маршрут. Мы доходили до Невского, некоторое время шли по нему, затем сворачивали на Садовую, двигались мимо Михайловского замка к Летнему саду, и уж в Летнем саду гуляли и играли вволю, и, если погода благоприятствовала, возвращались домой лишь к обеду.
Я и младшие спокойно наслаждались бы этими прогулками, если бы не одно «но»: каждый раз, выходя на прогулку, мы замечали очень странного человека. Между собой мы называли его «Человек со смущённым лицом». Это придумал Борис, которому тогда исполнилось восемь, и я не могла не согласиться с таким определением.
Представьте себе человека довольно молодого, прилично, хотя и скромно, одетого: он носил неприметный серый костюм, его ботинки всегда были тщательно начищены. Передвигался он мелким, семенящим шагом. Но его лицо! Оно было достаточно выразительным и запоминающимся, если сравнивать с теми, что я встречала за свои тринадцать лет. Лицо было узким, худым, бледным, с большими, вечно опущенными глазами, тонкими тёмными бровями и тёмными же ресницами. Пожалуй, это лицо даже можно было назвать приятным; а ещё на нём было написано одно лишь непроходящее смущение и великое старание никому на улице не мешать… И удивительно! – как нарочно, именно это у нашего незнакомца никак и не получалось. При всей деликатности и незаметности он ухитрялся то толкнуть кого-нибудь, то задеть локтем даму, то отдавить ногу хорошо одетому господину, то опрокинуть лоток торговки яблоками, а то и напугать лошадь извозчика, да так, что та взбрыкивала или вскидывалась на дыбы. У него вечно получалось ступить в грязную лужу и обрызгать прохожего водой, рассыпать чужие бумаги, зацепить зонтом кружево на платье или, если он раскрывал зонт, обязательно попадал спицами кому-нибудь в лицо. А если из-за порыва ветра с кого-то слетал котелок или шляпа, наш незнакомец беспременно наступал на них ногой.
В общем, это был не человек, а одно ходячее несчастье. Едва задев или побеспокоив кого-то, он начинал судорожно и многословно извиняться, отчаянно краснел и конфузился ещё больше.
Мы с братом сперва отнеслись к незнакомцу со свойственным нашему возрасту легкомыслием: едва завидев его издали, я и Борис уже подталкивали друг друга локтями в ожидании нового конфуза и от души веселились, и лишь под взглядом нашей мисс старались не смеяться неприлично громко. Однако – и Борис заметил это раньше меня – Человек со смущённым лицом отчего-то вызывал подлинные приступы ярости почти у каждого встречного.
Брат обратил моё внимание на то, что, например, почтенный чиновник в вицмундире, такой солидный и спокойный, случайно наскочил на Человека со смущённым лицом, когда тот остановился завязать шнурок. Портфель важного чиновника при этом полетел в лужу. Человек со смущённым лицом подскочил, кинулся за портфелем и вернул его чиновнику, кланяясь и бормоча цветистые извинения. Однако чиновник аж побагровел от злости и почти силою выхватил свой портфель из услужливых рук. Нам почудилось было, что он сейчас размахнётся и ударит нашего незнакомца, но чиновник всё же сдержался: грубо выругавшись вполголоса, он зашагал поскорее прочь. Мы провожали его изумлёнными взглядами.
– Послушай, Лизка, – пробормотал Борис, – отчего это он так рассердился?
Я пожала плечами. Однако с тех пор наблюдать за Человеком со смущённым лицом нам стало уже не так весело. Мы решили, что тот чиновник, верно, был в дурном расположении духа, и оттого несчастный Человек со смущённым лицом своею неловкостью и извинениями и привёл его в такой гнев… Но мы ошибались.
* * *
Когда, днём позже, наша прогулка возобновилась – по тому же маршруту, погода стояла на редкость тёплая и солнечная, и народу на Невском было весьма много.
Мы с Борисом даже и не удивились, заметив уже знакомого нам Человека со смущённым лицом. Он шёл нам навстречу, по своему обыкновению, как-то боком, опустив глаза, торопясь и стараясь никого не задеть. На беду, справа от него шествовала изящная, нарядная молодая дама с девочкой лет двух и чистенькой, скромно одетой старушкой – по-видимому, няней; слева же торопливо шагал, почти бежал юноша-рассыльный, торопившийся по своим делам. Рассыльный постарался обогнуть нашего незнакомца, тот с готовностью уступил ему дорогу и при этом сильно толкнул старушку-няню, которая вела ребёнка за руку. Старушка, охнув, села прямо на тротуар, девочка запнулась об её ноги, шлёпнулась на землю и громко разревелась… Человек со смущённым лицом схватился за голову и, захлёбываясь извинениями, начал одновременно помогать старушке, ребёнку и униженно кланяться даме. Вышло ещё хуже: девочка, взятая им на руки, подняла истошный крик, а старушка разразилась бранью. Дама же, ещё минуту назад сияющая и довольная всем на свете, сделалась красной от гнева, прямо как давешний чиновник.
– Да вы, сударь, с ума спятили, что бросаетесь людям под ноги?! – воскликнула она и топнула ножкой в изящном башмачке. – Вы это нарочно устроили? Отдайте ребёнка, сию же минуту!
– Сударыня, помилуйте-с… Да у меня и в мыслях… Да разве ж я могу… Простите, на коленях молю, простите, – бормотал несчастный Человек со смущённым лицом, не переставая испуганно топтаться на месте, точно провинившийся гимназист.
Дама, не слушая, выхватила заплаканного ребёнка у него из рук.
– Мерзавец! Cochon! Убирайтесь, отойдите от нас! – с ненавистью прошипела она, а поскольку наш незнакомец всё продолжал кланяться и бормотать, дама с ребёнком на руках направилась прочь, брезгливо обогнув его, будто перед ней находился не человек, а выгребная яма.
Старушка же, которой Человек со смущённым лицом помог подняться, выбранила его ещё более непечатными выражениями, да вдобавок весьма чувствительно пихнула острым локтем в бок. Затем старушка устремилась за своею барыней, на ходу выразительно посылая нашего незнакомца к чёрту.
Мы наблюдали эту интермедию, разинув рты. В этот, как и в последующие дни, сценарий повторялся: Человек со смущённым лицом, благодаря своей неловкости, причинял кому-либо неудобство, порой чувствительное. Но делал он это нечаянно, бурно раскаивался, всякий раз старался извиниться, услужить, вымолить прощение. Особенно странной казалась непропорциональная его проступку ненависть со стороны прохожих. Пусть этот человек и был до противного неуклюж – это качество, как думали мы, не заслуживало ругани, тычков и проклятий!
Мой младший брат Борис, несмотря на свою насмешливость, бывший добрым, чувствительным мальчиком, даже испытал к нему жалость.
– Знаешь, что я думаю? – сказал он мне тем же вечером, хмуря брови. – Если б он не бросался виниться всякий раз, ему бы и не доставалось. Представь, Лиза: вот толкну я тебя ненарочно, повинюсь, а ты на меня же с кулаками! Верно, ему обидно; а не извиняться нельзя же. Как есть, свиньёй назовут…
– И называют, – задумчиво добавила я. – Хотя он и извинялся.
Мы ещё потолковали о том, что и маменька с папенькой, и мисс – все учат нас быть вежливыми да почтительными, а оно вон как оборачивается. Однако пора уже было ложиться спать; явилась мисс Мур почитать нам на ночь роман г-на Диккенса о девочке Нелли. Чтение английской книги весьма быстро усыпило нас – а уже следующим утром похождения Человека со смущённым лицом предстали пред нами в новом свете.
* * *
На следующий день мы отметили, что неловкость и извинения Человека со смущённым лицом не только вызывали у окружающих беспричинную ярость – после этих, вроде бы пустячных, историй у его «жертв» отчаянно портилось настроение, и они становились злы на весь белый свет. Молодые счастливые супружеские пары прямо здесь, на улице, начинали ссориться, прилично одетые господа раздражались на погоду, товарищей по службе, собственных жён, матери кричали и гневались на ребятишек, извозчики грубо бранились между собой, дерзили седокам и срывали досаду на лошадях… Отчего так происходило – Бог знает. У этого человека был прямо какой-то дар одним своим видом вносить разлад в окружающий мир, притом он, по нашей тогдашней уверенности, ничего не делал нарочно.
Немного позже мы встретили его на Садовой; эта улица была весьма оживлённой – переполненной пешеходами, экипажами и пролётками извозчиков. Ходили по ней и конки, ярко-жёлтые, двухэтажные, с открытым империалом, запряжённые парой лошадей. Все это непрерывно двигалось: извозчики перекрикивались, конки трезвонили; на Садовой было шумно и стоял сплошной кавардак.
Молодой человек – уже известный нам Человек со смущённым лицом – торопливо перебегал с одной стороны улицы на другую. Мы с братом уж не сомневались, что добром это не кончится. И оказались правы. Наш незнакомец ухитрился споткнуться и едва не угодить прямо под колеса шикарного закрытого ландо, что двигалось насколько возможно быстро и, благодаря мягким резиновым шинам, почти бесшумно. В последний момент незнакомец сумел-таки отскочить в сторону и, по обыкновению, заискивая, начал приговаривать извинения. Однако важный, надменный кучер в бархатном кафтане и с павлиньим пером на шапке был сильно разъярён, едва не став участником серьёзного уличного происшествия. Кучер натянул поводья и громогласно выбранился; короткий кнут в его руке невысоко взлетел и запечатлел несильный, но чувствительный удар по плечам нашего незнакомца. Очевидцы ахнули от неожиданности. Из кареты послышался властный мужской голос – он вопрошал, почему остановились? – затем звонкий женский смех… Человек со смущённым лицом, озираясь и улыбаясь потерянно, добрался до тротуара – казалось, его не столько задевает полученное оскорбление, сколько огорчает собственная неловкость. Грубиян-кучер собрал поводья…
Я наблюдала за нашим незнакомцем, который продолжал неловко и жалко улыбаться – и пропустила момент, когда произошла катастрофа. Борис рассказывал потом, что лошади, запряжённые в ландо, верно, испугались резкого звонка конки, что прозвучал у них прямо над ухом. Как бы то ни было, лошади рванули с места и понесли вскачь – ругательства кучера, испуганные вопли, женский визг – все это слилось в один общий гул, затем послышались грохот и крики ужаса и боли…
Мы с Борисом от испуга схватили друг друга за руки, а наша заботливая мисс прижала к себе мою четырёхлетнюю сестрёнку Шурочку, дабы уберечь её от страшного зрелища… Элегантное ландо с переломанными рессорами лежало на боку, а конка, в которую оно основательно врезалось, сошла с рельсов и вся перекосилась – казалось, она вот-вот перевернётся. На мостовой валялось изуродованное тело кучера, неподалёку от него я увидела ещё нескольких человек, раздавленных и помятых копытами взбесившихся лошадей. К ним уже бежали со всех сторон. Какой-то расторопный молодец ловко открыл дверь покорёженной кареты, откуда не доносилось ни звука, заглянул туда и, ставши вдруг зеленовато-бледен, растерянно осмотрелся по сторонам, покачал головой и перекрестился.
Мисс Мур, держа Шурочку на руках, поспешно зашагала вперёд, строго приказав нам с Борисом следовать за нею. Оно и понятно – разглядывать окровавленные мёртвые тела нам, детям, вовсе не подобало, однако я медлила и продолжала искать глазами нашего незнакомца, который в этом происшествии никак не участвовал и совершенно не пострадал. Я вскоре увидела его и стиснула руку Бориса, привлекая его внимание.
Человек со смущённым лицом стоял неподалёку, на тротуаре. Он смотрел, щурясь, откинув голову, и, казалось, стремился запечатлеть в своей памяти увиденное, точно художник, что выбирает вазу для натюрморта. Никаких чувств не было в его глазах, одно холодное пристальное внимание. Это настолько дисгармонировало с его обычным виноватым, жалким видом, что я оторопела. В какой-то момент он отвернулся и направился прочь – при этом его смущённое выражение лица мгновенно, будто маска, вернулось на место.
– Лиза, ты видела?! – прошептал Борис. – Он же… Он же… вовсе не такой! А мы-то думали…
Брат не мог точнее выразить совершенно понятную мне мысль. Да, Человек со смущённым лицом, оказывается, был совсем не таким, каковым мы рисовали его себе… А вот каким же он был на самом деле, ни я, ни Борис в ту минуту не сумели бы сказать.
* * *
О несчастном случае писали газеты, и мы слышали, как взрослые, по обыкновению преувеличивая и украшая рассказ разными неточностями, передавали друг другу эту историю. Нигде не фигурировал наш незнакомец: конечно же, он просто находился рядом в тот момент и был совершенно ни при чём!
Мы с братом, по взаимному уговору, никогда не делились нашими наблюдениями с маменькой или мисс Мур, а Шура была слишком мала, чтобы замечать то, что замечали мы. И теперь нам казалось, что мы единственные на свете знаем, кто на самом деле был причиной катастрофы. Но спроси нас: почему мы так в этом уверены? – никто из нас не мог бы объяснить внятно. Да и как столь жалкий, нелепый человек мог устроить такое?!
Несколько дней после несчастья на Садовой не видали мы Человека со смущённым лицом – мне уж начало казаться, что он – просто плод наших с Борисом фантазий. Но брат упрямо качал головой и утверждал, что не сегодня-завтра мы его встретим – что вскоре подтвердилось.
* * *
Мы прогуливались по Летнему саду – казалось, сама эта солнечная осень располагает к доброму, счастливому расположению духа. Все, кто окружал нас, улыбались; радовало глаз великолепие мягких золотисто-багряных красок. Мы бегали вокруг памятника баснописцу Крылову. Слой опавшей листвы шуршал под ногами, и, к нашему удовольствию, мы уже набрали несколько охапок красивейших листьев, чтобы потом, вместе с мисс Мур, заняться составлением гербариев…
Я буквально споткнулась взглядом о Человека со смущённым лицом; признаюсь, я уже успела позабыть о нем. Борис также заметил его и прошептал: «Ну, что я тебе говорил?», но я шикнула в ответ. Как же мне не хотелось, чтобы очередной чудесный день был бы испорчен каким-нибудь неприятным происшествием! «Ну, может быть, хотя бы сегодня…» – мысленно взмолилась я.
Не знаю, было ли это капризом высших сил либо случайностью. Сидевший на лавке почтенный старичок в тёплом пальто, которому наш странный незнакомец ухитрился просыпать на колени чуть ли не целую бонбоньерку мятных лепёшек, не только не подскочил в ярости и раздражении, а наоборот, безмятежно улыбнулся. Я и Борис были изумлены; старичок же, в ответ на многословные и невнятные извинения незнакомца, несколько раз произнёс: «ничего-ничего, не беспокойтесь, пожалуйста». Затем он встал, опираясь на трость, и спокойно, не торопясь, направился вглубь сада.
Я перевела взгляд на нашего незнакомца: вместо обычного искреннего, чуть ли не до слёз огорчения, на его лице появилось выражение подлинной, какой-то дьявольской злобы; его тусклые глаза неопределённого цвета сверкали. Я с содроганием увидела вертикальные зрачки в ярко-желтой радужке – и в эту минуту его взгляд встретился с моим. Несколько мгновений мы в упор смотрели друг на друга, и какое-то непонятное чувство подсказало мне: он понимал, что я за ним наблюдаю.
К своему стыду, я взвизгнула от страха и кинулась к мисс Мур, хотя мне было ясно, что такое поведение подобает разве что Шурочке, моей младшей сестрице. На тревожные вопросы я смогла лишь пролепетать, что на меня смотрит очень неприятный господин, которого я испугалась. Мисс Мур повернулась туда, куда я указывала дрожащим пальцем, но наш жутковатый незнакомец уже исчез. Борис же сильно дернул меня за руку, и я поняла, что чуть было не выдала нашу с ним тайну.
Буквально через десять минут вдруг хлынул проливной дождь, и мы кинулись бежать по Центральной аллее сада с тем, чтобы поскорее найти извозчика. С этого дня погода ужасно испортилась: начались ежедневные дожди, стало холодно, грязно и скучно. Мы забыли долгие прогулки, да и вообще почти перестали выходить из дому. Изредка мы с братом вспоминали Человека со смущённым лицом – я теперь даже радовалась, что мы всё время остаёмся дома и, вероятно, больше его не встретим.
2. Вечер с незваным гостем
В тот вечер маменька с папенькой уехали в гости. На улице бушевала настоящая буря, шёл мокрый снег напополам с дождём, сильный ветер швырял дождевые капли в стёкла.
Мы с Борисом сидели в тёплой, натопленной гостиной. Егоровна укладывала Шурочку спать, мы же с братом не торопились на покой и упросили мисс разрешить нам посидеть в гостиной перед камином, посмотреть один из папенькиных альбомов с живописью, которой тот сильно увлекался. Отец не допускал нас к своим драгоценным альбомам, считая, что мы их непременно порвём, но добросердечная мисс Мур полагалась на нашу благовоспитанность.
– А помнишь ли того старичка, в Летнем саду? – неожиданно спросил меня брат. – Который не стал сердиться на него? Мне кажется, мы с ним уже встречались.
Нет, я не могла этого утверждать; однако я вполне доверяла памятливости и наблюдательности Бориса. Если он с уверенностью говорил, что видел того или иного человека – обыкновенно это оказывалось правдой. Однако, обладая блестящей памятью на лица, брат вполне мог забыть, где и когда произошла встреча. Он насупился, стараясь припомнить, но тщетно; я же легкомысленно решила, что это не имеет значения.
Наша просторная гостиная была моим любимым местом в такие вот тихие часы, когда наши родители уезжали в гости, в театр или на бал. Мисс Мур поручала Егоровне заботы о Шурочке и могла, наконец, уделить внимание собственным делам: мы с братом давным-давно поняли, что наша добрейшая гувернантка почти никогда не имеет времени для себя. А будучи особою в высшей степени добросовестной, мисс ни разу не попросила у родителей даже настоящего выходного и довольствовалась лишь временем нашего сна, да иногда парой часов днём – когда к нам с братом приходил учитель музыки либо танцев. Но даже и тогда мисс считала нужным присутствовать хотя бы на части занятий, чтобы потом помогать нам подготовиться к следующим урокам.
Поэтому мы с братом раз и навсегда договорились, что наши с ним тихие, привольные вечера должны стать свободными и для мисс, и потому – никогда без нужды не обращались к ней.
Гостиная казалась мне спящей. Она освещалась лишь огнём в камине и несколькими свечами, и от этого выглядела куда более таинственной, нежели при прозаическом дневном свете. Здесь, как и в зале, были колонны, облицованные искусственным мрамором, несколько зеркал, многократно отражавших отблески огня, портреты в золочёных рамах, тяжёлый стол из красного дерева и мягкие кресла с изогнутыми подлокотниками. Всё это, благодаря неяркому освещению, казалось чуточку волшебным. Я поглядывала в огонь; мне было очень тепло и уютно, однако какая-то беспокойная мысль назойливо билась в моей голове.
Этот старичок – почему он так странно отнёсся к Человеку со смущённым лицом? Не вспылил, не закричал, не топнул ногой? Даже ни малейшей насмешки не было заметно в его бледно-голубых, выцветших глазах – лишь терпение и безмятежность. Означало ли это, что он как-то знает нашего незнакомца? Или же их встреча была простым совпадением?
Мы сидели на полу, листали альбом и радовались, что наши родители будут отсутствовать до ночи – значит, можно будет лечь спать попозже. Борис предложил пойти на кухню и выпросить у нашей кухарки Марфы остатки яблочного пирога, который был подан к ужину. Я горячо поддержала этот план, и мы уже вскочили на ноги, как вдруг дверь в гостиную отворилась, и вошёл он! Человек со смущённым лицом.
* * *
Да, он вошёл прямо в комнату – причем на его физиономии были написаны обычная для него конфузливость и огорчение за причинённые его приходом неудобства. Он неловко поклонился нам с братом и присел на краешек стула у стены.
Не могу сказать, что с нами происходило в тот момент – я, к примеру, остолбенела настолько, что забыла даже испугаться или закричать. Борис тоже не предпринял каких-либо действий, лишь сделал небольшой шаг вперёд, словно намеревался загородить меня собой – это вернуло меня к действительности. Брат был младше меня на целых четыре года, это мне следовало его защищать, а не наоборот.
Мы все трое молчали; было так тихо, что я даже расслышала, как в лакейской кухарка ругается с горничной, а нянюшка Егоровна, укладывая Шурочку, тихо напевает: «Баю-баюшки, баю, сидит котик на краю, моет мордочку свою…» Голоса взрослых приободрили меня – мы не одни! Конечно же, сейчас кто-нибудь войдёт, прогонит этого гадкого Человека со смущённым лицом и скажет, чтобы он больше никогда не приходил! Я на секунду осмелела, но тут мне пришло в голову: ну, а как же он вошёл?
Наша квартира находилась в бельэтаже доходного дома. Чтобы войти, незнакомцу пришлось бы позвонить в запертую на ночь дверь с тем, чтобы швейцар отворил и впустил его, подняться по парадной либо чёрной лестнице и позвонить. После этого, раздевшись в передней, он прошел бы через вестибюль к нам в гостиную. Но никто не слышал никакого звонка, не открывал двери, не спрашивал: «Кого вам угодно?». Всё это я отмечала про себя машинально, не отрывая взгляд от незнакомца, который продолжал сидеть, застенчиво сутулясь. Несмотря на непогоду, на его ботинках и брюках не было и следа грязи.
– Что вам угодно, сударь? – нарушил молчание Борис, и я аж подскочила от неожиданности.
Незнакомец поспешно привстал, поклонился и, как обычно, невнятно принялся бормотать, что ему, разумеется, чрезвычайно неловко, ибо он осмелился… Я смотрела, как шевелятся его тонкие бесцветные губы. Этот негромкий шелестящий голос как-то мерзко лез в уши, раздражал и вызывал гадливость, точно шипение змеи. Человек со смущённым лицом придвигался ко мне всё ближе, даже несколько раз дотронулся до моих рук своими пальцами – они были мягкими и холодными, будто змеиная чешуя. Он продолжал что-то говорить, держа своими отвратительными пальцами мою кисть. Брезгливость и ужас всё больше охватывали меня – его руки упругими змеями обвивали моё тело, мерзкий раздвоенный язык то исчезал, то появлялся из раскрытой пасти с ядовитыми зубами… Я отступила к столу, на глаза мне попался медный подсвечник, и нестерпимо захотелось схватить его, размахнуться и ударить, уничтожить это существо…
Я уж было схватилась за подсвечник – лишь мысль, что я могу устроить в доме пожар, заставила меня придержать руку…
И тут неожиданно в комнату ворвалось ещё одно существо: наш чёрный померанский шпиц по кличке Фридрих, любимец отца. Мы с братом, по правде говоря, его не жаловали – он был довольно труслив, то и дело тявкал противным визгливым голоском, не снисходил до игр с нами, а на прогулках занимался лишь тем, что гонял птичек либо лаял на прохожих. Однако сейчас он резко остановился, вгляделся в незнакомца – мягкая, пушистая шерсть на его загривке встала дыбом, глаза загорелись, а небольшие, но острые белоснежные клыки обнажились в оскале… Фридрих негромко зарычал; я перевела взгляд на незнакомца – тот, застыв в неподвижности, буравил взглядом нашего питомца – и это отрезвляюще подействовало на нас с братом, точно нам в лицо плеснули холодной воды.
Борис подскочил ко мне, он выглядел испуганным и прошептал лишь одно слово: «Кучер!» Я поняла, я вспомнила, что случилось с кучером элегантного ландо, его седоками и теми, кто оказался поблизости.
Мы с братом стояли рядом, плечом к плечу, и я, по-прежнему содрогаясь от страха и омерзения, постаралась произнести спокойно и приветливо:
– Мы рады вас видеть! Не бойтесь, эта собачка не кусается! Будьте нашим гостем, ведь мы раньше уже встречались, не правда ли?
Надо было видеть, как сверкнули яростью вертикальные зрачки незнакомца, совсем как тогда, в саду! Но я теперь точно уверилась: он ничего не сможет нам сделать, пока мы не выкажем перед ним страх или гнев.
Я старалась смотреть спокойно, ясно и приветливо, как тот старичок в Летнем саду, на которого не подействовали «чары» незнакомца. Я предложила ему присесть к столу и вместе полюбоваться папенькиным альбомом – и при этом болтала без умолку, точно любезная хозяйка, что усердно занимает не в меру застенчивого гостя. Борис сидел рядом и внимательно следил за Человеком со смущённым лицом. Меня не покидала уверенность: стоит потерять самообладание, разгневаться или поддаться панике – со мной и братом обязательно случится беда.
Вероятно, моя вежливость как-то ослабляла способности нашего незнакомца превращать людей в агрессивно-неуправляемых существ. Он молчал; казалось, он выжидал удобный момент, чтобы вновь подловить нас и заставить вести себя так, как ему хотелось.
Дверь вновь отворилась, и вошла мисс Мур, привлечённая моим громким голосом. Она открыла было рот, собираясь сделать мне замечание – ведь Шурочка уже спала. Однако, заметив сидящего за столом незнакомца, мисс сперва остолбенела, затем всплеснула руками.
– Вы кто такой? Что вам нужно? – вскричала она по-русски.
Незнакомец вскочил и стал кланяться, бормоча свои извинения. Я была уверена, что мисс Мур по близорукости не узнала его.
– Как вы посмели войти сюда тайком? Немедленно убирайтесь, я сейчас же пошлю за дворником и велю вас вывести!
Бедная мисс, конечно же, не подозревала, что именно этого он и ждёт… Я кинулась к ней.
– Дорогая мисс Мур, да разве же так обращаются с гостем? – зашептала я, пытаясь направить ее мысли на столь важный, по её мнению, предмет – хорошие манеры. – Ведь вы же сами нас учили совершенно противоположному!
– Разумеется, Бетси, милая, – ответила мисс Мур, сбитая с толку таким переходом. – Но этот человек…
– О, мисс, это наш знакомый, мы несколько раз встречали его раньше, – ловко вступил в игру Борис. – Он зашёл… Э-э-э, желая видеть папеньку… Он не знал, что того нет дома.
– Не соблаговолите ли выпить с нами чаю, сударь? – церемонно спросила я. – Мы сейчас скажем, чтобы подали чай в столовой.
Мисс Мур ошарашенно переводила взгляд с незнакомца на нас. Не могла она позволить себе в нашем присутствии попрать законы вежливости и показать нам столь дурной пример! К счастью, этого оказалось достаточно, чтобы она поборола злость и отвращение, которые – мы очень хорошо это знали – наш незнакомец вызвал в ней.
Все мы втроём, как по команде, улыбались и произносили приветливые фразы, точно стараясь перещеголять друг друга в гостеприимстве – причём мисс делала это вполне искренне, считая, что выполняет свой долг. Мы же с Борисом отлично понимали, что от нашей выдержки зависит очень многое… Мы чувствовали себя солдатами в сражении, а наши улыбки и любезность сейчас были нашим щитом.
Всё это время Фридрих, хотя и не рычал больше, но неотступно следил за Человеком со смущённым лицом; и, казалось, на его морде было написано: «Вот, вот, сейчас – только мои хозяева отвернутся…» Впрочем, незнакомец словно решил не давать собаке ни малейшего повода цапнуть себя – он практически не двигался, его необыкновенные глаза потухли, потеряли жёлтый цвет и превратились в тёмно-серые.
Итак, незнакомец был почти силой усажен за чайный стол, ему была подана чашка превосходного английского чаю. Впрочем, он едва сделал один глоток – поднявшись, он промямлил, что уже поздно и ему совестно беспокоить милых хозяев в столь поздний час. Мисс понимающе закивала, слабо протестуя для виду, а Борис, к моему испугу, предложил гостю оставить свою визитку, дабы передать её папеньке. Я уловила уже знакомый мне яростный блеск его вертикальных зрачков, устремленных на моего брата – однако гость вынул карточку и подал ему. Затем он галантно поцеловал руку мисс, откланялся и вышел столь стремительно, что никто из нас не успел последовать за ним, кроме Фридриха, который кинулся следом с оглушительным лаем.
Когда же, спустя мгновение, мы с Борисом выскочили в переднюю, там, разумеется, уже никого не было. Человек со смущённым лицом бесследно исчез.
Стоит ли говорить, что мы не успели прочитать, что было написано на карточке. Лишь только незнакомец покинул наш дом, кусочек картона, что Борис сжимал в руке, рассыпался в мелкую пыль… И мы обнаружили, что мисс Мур, которая только что сидела за чайным столом вместе с незнакомцем, вовсе ничего о нём не помнит.
Когда мы в очередной раз вышли на прогулку, как я ни пыталась высмотреть Человека со смущённым лицом, каждую минуту опасаясь и ожидая его встретить, – больше я его не видела. И понемногу эта история стала казаться мне уже совсем не опасной и не жуткой – скорее, я вспоминала её как приключение, из которого мы вышли победителями.
* * *
– А ты веришь, что он никогда не придёт к нам снова? – спросил брат через несколько дней. – Он же знает дорогу к нам… И знает, что мы догадались про него, – голос Бориса слегка дрогнул при этих словах.
– Не бойся, – поразмыслив, успокоила я его. – Если и придёт, так разве мы не знаем, как надо вести себя с ним? Это даже вовсе не трудно, куда легче, чем уроки грамматики да арифметики!
Борис задумчиво посмотрел на меня и неуверенно кивнул.
– Да, – сказал он. – Конечно же, нетрудно.
Увы, но мы оба ошибались.
