Czytaj książkę: «Лекарство (#1)», strona 7

– Так, – начинает он. – Хватит тратить время попусту. Перейдем к делу.

– Что предлагаешь?

– Сегодня последний день. Вечером выезжаем. Предлагаю потратить его с пользой.

Я заинтригована. Его тон предвещает что-то интересное.

– Всему я обучить тебя не смогу, но базовый курс выживания мы осилить сможем.

Он подводит меня к стенду и обводит его рукой.

– Начнем с простого, – говорит он, беря с крепления гладкий прямой клинок. – Короткий кинжал или «кортик» – основное орудие стража. Он универсален, хорош в ближнем бою, идеален для парирования и быстрых атак. Простой, как удар в живот. Его выдают всем новобранцам на первом этапе.

Уилл проводит двумя пальцами по металлу оружия, затем тут же берет другое.

– Этот симпатяга называется змеиным клинком. Свое название он получил благодаря двум тонким, спиралевидным лезвиям, переплетающимся подобно змее.

С виду он кажется декоративным, но нет. При извлечении оно разрывает ткани, нанося непоправимый урон. Нанесенные им раны обычно имеют рваные, неровные края и с трудом поддаются заживлению, из-за чего противник часто погибает от обильной кровопотери.

При упоминании смертельной травмы мне становится дурно. Да-а-а, до хладнокровия, присущего стражам, мне еще далеко.

– Жаловидный клинок или попросту «жало», – буднично продолжает Уильям, доставая очередной «экспонат», будто экскурсию по историческом музею проводит, а не святую святых сиринити показывает. – Он вытянутый, очень тонкий, отличается равномерной толщиной от основания до острия. Используется, преимущественно, для незаметного обезвреживания противника. Запомни его, это любимец Мирилин.

Я киваю, невольно улыбаясь. Его непроизвольно-игривая манера преподнесения учебного материала мне по вкусу.

– А этот, должно быть, зовется двойным? – показываю я на нож с двумя лезвиями.

– Молодец, очень близко! На самом деле он называется зеркальным, благодаря симметрии заточенных с обеих сторон лезвий и характеру наносимых им ран. Позволяет резать при любом движении: при прямой атаке, отводе руки, при ударе в обе стороны без смены хвата. При точной технике владения им можно нанести до десяти ударов в секунду, лишая противника всякой возможности на ответ. Не могу говорить об этом открыто, но кое-то из верхушки предпочитает именно его.

Хотя Уилл ничего не говорит прямо, я почти уверена, что случайно или по воле судьбы уже сталкивалась с этой влиятельной личностью в академии Фрейзера.

– А можно мне тренироваться вот этим? – тычу я пальцем в изящный, тонкий, словно жало скорпиона, клинок с гладкой рукоятью из слоновой кости. Такой блестящий, что от него невозможно отвести глаз. Будто усыпанный серебряной пыльцой. Уильям неуверенно хмурится.

– Это лунный кинжал. За него тебе браться еще рано. С ним нужен особый подход.

– Вы что, сделали его из камня, найденного на Луне?

– Нет, всего лишь из луния, – заливается смехом он. – Хотя твоя идея мне нравится больше.

– А что же в нем такого особенного?

– Помимо нетипичного для ковки материала, лунный нож славится своей уникальной способностью всегда попадать в цель, независимо от расстояния или количества препятствий на его пути.

– Но ведь такого не может быть.

– Разве? – вопросительно выгибает бровь Уилл. – То, что ты так считаешь, лишь доказывает, что ты к нему еще не готова.

– Если это и вправду так, тогда почему он здесь один? Почему бы вам не создать больше таких кинжалов, чтобы каждый мог поражать врага одним метким броском?

Уильям поджимает губы и отворачивается.

– Все… не так просто. Луний – очень редкий металл, который тяжело поддается обработке. Его можно добыть только в горах по ту сторону Стены. К тому же, чтобы пользоваться этим оружием, нужна невероятная концентрация внимания и сила духа. Мало кто из стражей обладает подобными способностями, а если быть точным – то всего один.

По его мрачному взгляду понимаю, что с этим одаренным воином я уже знакома. К сожалению.

– Только не говори, что это Блэквуд.

– Заметь, я молчал, что и тебе советую делать, если не хочешь нарваться на неприятности.

Стоило бы догадаться. Как ни крути, все дороги неизменно ведут к Верховному жрецу, будь он неладен.

– Что ж, раз краткий экскурс в историю клинков окончен, – выдыхает он, снимая со стенда кортик и протягивая его мне, – пора приступать к обучению. Начнем с азов. Всегда бери нож за рукоять и никогда не поворачивай к себе лезвием. Это может сыграть с тобой злую шутку.

Он берет мою руку с клинком и слегка приподнимает ее.

– Как держать оружие зависит от того, куда ты собираешься бить. Снизу, – он опускает нож острием вверх, – от большого пальца, для удара в грудь или шею. Сверху, – лезвие вздымается над его головой, – от мизинца, для удара в бок или живот. В случае с моровами лучше всегда бить в шею.

– Поняла.

– Кинжал должен быть при тебе всегда, куда бы ты ни пошла.

– Всегда носить с собой. Ясно.

Он хмурится. Похоже, понимает, что краткий урок владения оружием мне вряд ли поможет.

– Хорошо. А сейчас перейдем к практике, – скрежет металла, и у него в ладони появляется рукоять с длинным не заточенным острием на подобии кортика. Можно подумать, он их из воздуха берет.

– Покажу тебе пару приемов.

Он торжественно вручает мне кинжал, будто посвящает в тайный орден. Тяжелый, не то что охотничий нож, и больше раза в два. Вот только форма странная. Два тонких, как прутья, лезвия обвивают друг друга словно змеи, образуя подобие заостренной спирали. Интересно, все ли оружие сиринити такое… утонченное?

– Чтобы отразить атаку сверху, нужно перехватить правую руку, – он заносит нож над головой. – Во время атаки захватываешь запястье правой руки. Это поможет сдержать нападающего. Затем бьешь в самые уязвимые точки: шею, локтевой сгиб или коленную чашечку. Главное, чтоб это было неожиданно.

Уилл приближается и заносит кортик над головой.

– Ну что, попробуем?

Идея бить Уилла мне не нравится, но он старается ради меня. Стоит и мне немного поднапрячься.

– Внимание, – оружие приближается к моему плечу, – запястье.

Обхватываю его правую руку.

– Теперь отвлекающий прием.

Пока я раздумываю куда лучше ударить, лезвие уже застывает возле моей шеи. Сначала. Исходная, атака, удар между ребер. Неплохо, но слабовато, чтоб обезоружить противника. Я все-таки нетренированный боец. То же самое с ударом живот. А в шею в самый раз. Правда, я начинаю переживать, что ударила слишком сильно. Уилл отрицает, но ему все равно требуется минута, чтоб откашляться и перевести дыхание.

– Уже лучше, а теперь с клинком, – он принимает стойку, – я буду нападать, ты – защищаться. Идет?

Киваю, хоть на самом деле понятия не имею, как вообще вести себя с этой штукой.

– Когда я делаю выпад, подними кинжал вниз, блокируя атаку.

Он шагает вперед, я выставляю лезвие, но, кажется, слишком высоко. Рука дрожит от непривычки.

– Нет. Сейчас покажу, – он обхватывает руками мои и опускает их на пару сантиметров, – вот так.

Чувствую, как неудобство разливается по щекам. Он так близко, даже слишком.

– Еще раз.

Уилл занимает позицию, делает выпад и… я его блокирую. Его клинок ударяется о мой. Звон железа неприятно бьет в виски, но все же я это сделала!

– Молодец. Еще раз.

Он нападает еще, затем еще. И с каждым разом у меня получается все лучше, быстрее, увереннее. Уверена, он мне поддается, но это все равно приятно. Чувство уверенности оттого, что можешь себя защитить. Ощущение металла в руках вызывает у меня неподдельное восхищение, которое усиливается от того, что клинок подчиняется. Он становится послушным, удобно ложится в руке, словно для нее и был сделан. Ничего подобного не испытывала. Последний выпад Уилл делает снизу, чтоб застать меня врасплох. Не получается. Я блокирую эту атаку тоже.

– А ты молодец, – выдыхает он. – Учишься налету. Скоро будешь драться не хуже стражей.

Не могу сдержать улыбку. Знаю, он мне льстит, но все равно приятно.

– Тебя это веселит?

Голос Блэквуда за спиной застает меня врасплох. Резкий, надтреснутый, как удар камня о камень. Я думала, он давно ушел.

– Тренировки кажутся тебе забавными?

– Нет. Я просто…

– Защищайся.

Не успеваю опомниться, как его зеркальный клинок устремляется прямо на меня. Я едва успеваю блокировать атаку.

– Что ты делаешь?!

Его удары не похожи на выпады Уилла. Они в десять раз сильнее и раз в шесть быстрее. Лезвие так и дрожит у меня в руках вместе с напряженными мышцами, которые норовят порваться. Теперь я точно уверена, что Уилл мне поддавался.

– Хватит!

– Почему? Ты ведь хотела быть одной из сиринити. Давай, сражайся.

Он бьет сильнее и сильнее, пока я не роняю оружие. Но даже это его не останавливает. Молниеносный взмах – и двойной клинок оставляет кровавый след на моей руке.

– Защищайся.

Очередная атака, алое пятно на предплечье.

– Не могу!

– Что такое? Тебе больше не весело?

Удар слева, тычок, выпад, и я прижата к стене. Легкие пылают, сухожилья натянуты сплошной стальной леской. Не могу… дыш…

– Я не… – заточенный металл врезается о мою шею, – могу…

– Моровы не ждут, пока ты будешь готова. Они просто нападают и не отступают, пока жертва не будет мертва.

Воздух застревает в горле узелками сплошных нервов. Чувствую, как кожа под напором лезвия начинает пылать.

– Хватит, пож…а…луйс…та.

Шаг назад – и давление обрывается. Я валюсь на пол. Грудная клетка сжимается, горло будто стянуто тугой петлей. Кажется, я сейчас задо…

– Ты не сиринити и никогда не будешь. Ты идешь на Другую сторону только из-за своей крови. Без нее ты всего лишь закуска. Твоя задача – не путаться под ногами, а не вступать в бой. Поняла?

Он устремляется к двери, оставляя меня на мозаичном паркете, слабую, напуганную и дезориентированную. Вижу стремительно приближающуюся фигуру Уилла, которая застывает при одном лишь взгляде Блэквуда.

– Касл, – выплевывает он через плечо. – В мой кабинет.

– Но сир…

– Это приказ.

Уилл смотрит на меня, затем на Блэквуда. Вижу, как ему нелегко. Он хочет помочь, но не может. Потому что есть приказ, а он не может ослушаться Верховного жреца. Даю понять, что все в порядке. Он должен, я понимаю, поэтому не обижаюсь. Сама как-нибудь справлюсь.

***

Семь вечера, а я до сих пор не готова к отъезду. На самом деле, мне и готовить-то нечего. Поэтому, когда Мирилин стучится в дверь, я тяну до последнего, пока ее медно-красная голова не просовывается в щелочку.

– Выезжаем через полчаса.

На кровать опускается походный рюкзак. Судя по звуку, тяжелый.

– Снаряжение и тактический костюм. И еще, – она опускает на подушку вязаный дымчато-синий шарф, – думаю, тебе пригодится.

Когда я спускаюсь, на подъездной площадке уже настоящий ажиотаж. Не меньше сотни стражей, если не больше. Кто-то загружает дорожные сумки и защитные чехлы в багажники двух внедорожников. Кто-то проверяет упругость колес, решая, нужно ли их подкачать, пока другие наблюдают за разворачивающимся шествием со стороны. Мне требуется пара минут, чтоб понять – здесь все. Все сиринити, живущие в поместье Ле Блана. Молодые, старики, дети. Даже те, кто, как видно по оттенку кожи, нечасто покидает свою комнату. Неужели они пришли проводить нас? Невероятно. Некоторые подходят ко мне, пожимают руку, желают удачного пути. Другие – молча кивают вслед. Некоторых я уже видела. Например, Пейшенс – девушку с волосами цвета вишни. Такая хмурая, надменная и вечно недовольная. Ее взгляд трудно не заметить. Будто кирпичом по голове. Прямо как у Блэквуда. Они, случайно, не дальние родственники? Хотя вряд ли на двоих в семье хватило бы столько яда.

Замечаю точеную фигурку Мирилин. Она в багажнике внедорожника, загружает здоровенный баул, который подает ей Личи. Направляюсь к ней, но Блэквуд перерезает мне дорогу. Проходит мимо, закидывает сумку в багажник. Делает вид, что меня здесь нет. Будто почувствовал, что я о нем думала. Ну и ладно. Так даже лучше, лишь бы не бросался на меня с кинжалом. Иногда я все же чувствую на себе тяжесть его взора. Холодного, колкого, ржавого, как крышка консервной банки, отсыревшая под проливным дождем. Так смотрят на человека, приговоренного к пожизненному за убийства детишек или на дождевого червя. Хотя последнее более точно подходит. А в академии еще говорят, что я чокнутая. Бросаю свой рюкзак на общую кучу, когда слышу шаги позади.

– Это тебе.

Маленькая темноволосая девочка протягивает мне что-то в раскрытой ладони.

– Мне он приносит удачу и тебе принесет.

Камень в виде полумесяца. Странный амулет, но если он действительно удачливый, он мне понадобится. Не успеваю и рта открыть, как за ее спиной вырастает Марена.

– Кити, не доставай Сильвер. У нее и так забот хватает.

Она подталкивает малышку в спину, и та растворяется в толпе.

– Это ваша сестра?

– Так заметно?

Губы Марены расплываются в самодовольной ухмылке. Видимо, мысль, что у нее есть не только противный брат-близнец, но и младшая сестренка, ей приятна. Вещи загружены, автомобили готовы к отъезду. Но только я собираюсь забраться в салон, как Мирилин тычет в меня в бок локтем. Показывает куда-то в сторону. При виде приближающейся седоволосой фигуры я отступаю от машины.

– Alors, c’est le temps¹⁸. Надеюсь, ты готова к превратностям, уготовленным для вас судьбой.

Руки Кристиана, бледные, массивные, словно каменные глыбы, опускаются на мои плечи.

– Не стоит страшиться.

– Я и не боюсь.

Он улыбается. Видимо, тоже чувствует, как мои вены бешено пульсируют под его ладонями.

– Страх – это нормальная реакция. Не стоит его стыдиться, но и отрешаться не нужно. Его нужно просто принять. Как бы ты ни отрицала, это путешествие важно не только для нас, но и для тебя. Оно изменит твою жизнь.

– Надеюсь.

– В тебе живет неутомимая доблесть, Сильвер. Об этом свидетельствует не только твои повадки, но и твой выбор. Пускай этот дар помогает тебе.

Не знаю, что ответить, поэтому просто киваю. Такого откровения я точно не ожидала. Можно подумать, он действительно за меня переживает. Стук дверцы, скрип оседающего снега – машина трогается с места. Наблюдаю, как тает в темноте силуэт поместья точно рисунок на запотевшем стекле. В груди медленно затягивается узел, словно легкие свернулись подобно закрывающемуся с приходом ночи цветку. У меня дурное предчувствие. Не знаю, что ждет меня там, за тысячи километров от цивилизации и прав ли Кристиан насчет моего происхождения. Но в одном, думаю, он не ошибается – это путешествие изменит мою жизнь.

Часть II.

Глава 7. Дорога в никуда

Я человек довольно скучный. У меня мало друзей, даже знакомых можно сосчитать по пальцам. Я не увлекаюсь джампингом, дайвингом, оригами. Не хожу на вечеринки, да и вообще редко хожу дальше своей улицы. Мои увлечения просты, интересы однообразны, времяпровождение – неизменно. И даже то, что я считаю весельем, другой посчитает прожиганием времени. И как, спросите вы, такой человек может быть носителем самой редкой группы крови в мире? Разве «редкий» не синоним «уникального»? Особый состав, особая кровь, особый человек. Но нет. Это не я. Определенно не я.

– Странная палатка.

Уилл обходит вокруг сооружение на металлическом каркасе, больше напоминающее побитого слона, чем место для ночлега.

– У меня было мало опыта в подобных вещах.

Неудивительно. Последний раз я собирала палатку в летнем лагере лет в двенадцать.

– Ничего. Опыт строится на

ошибках.

– Судя по этому сооружению,

твой опыт будет бесценным.

Это Лим. Вижу его возле капота внедорожника. С ним Марена и Гарсия (низенькая блондинка, с которой Уилл познакомил меня в комнате развлечений), выгружают экипировку. Мне не нравится, что с ними Скретч. Понимаю, он – Верховный страж – левая рука Старейшины, которую тот направил на служение благому делу, но мне он не нравится. Надеюсь, он не будет грубить, как при нашей последней встрече.

Не понимаю, зачем все эти крюки, палки и веревки. Уилл объясняет: чтоб добраться до границы, придется в буквальном смысле перейти через горы, поэтому снаряжение как никогда кстати. Наверное, я должна их поблагодарить, что все продумали, но, честно говоря, пока не хочется. Перед отъездом Кристиан провел небольшой инструктаж. По его словам, лекарством владела некая Тара – провидица сиринити. По несчастливому стечению обстоятельств, она вместе с группой стражей оказалась в ловушке при облаве на врата и была заперта на Другой стороне. Наша задача – открыть врата и отыскать Тару (вернее, ее останки). Найдем ее, а вместе с ней и лекарство. Все просто, но почему-то мне это не нравится. Кстати, стражей, которые не успели перебраться за Стену, сиринити называют «падшими». Иронично, правда?

Если бы я знала, что придется подниматься в горы, потратила последние дни на что-то полезнее экскурсии по окрестностям. На пробежку или зарядку. Хотя это вряд ли что-то изменило. Я не занималась спортом со дня окончания курса физкультуры в старшей школе. Поэтому сейчас моя физическая форма оставляет желать лучшего. Икры тяжелеют, сухожилия натягиваются стальной проволокой, царапая кожу, что уже говорить об одышке. А ведь это только начало пути. Надеюсь, дальше будет легче. Тщетно.

С каждым шагом воздух все сильнее ударяет в грудь. Природа решила, что выступы даются нам слишком легко и накалила обстановку, пустив в глаза снегопад. Теперь я понимаю, что чувствуют альпинисты, покоряя Эверест, хотя им еще сложнее. В конце концов, это всего лишь Блу-Маунтинс.

Вечер. Настало время искать место для ночлега, а я уже еле волочу ноги. Усталость – слишком слабое слово, чтоб выразить все, что творится в моем теле. Во рту пересохло, легкие раздулись, как наполненный водой воздушный шар, мышцы натянулись и натирают, как наждачная бумага. Организм протестует против такой нагрузки, и я его прекрасно понимаю. Нечего было прогуливать тренировки мисс «я-лучше-посижу-на-лавке-запасных». Костер зажжен, палатки расставлены, и я с чистой совестью могу завалиться на спальный мешок. Все тянет настолько, что даже есть неохота. Но я все же заставляю себя поужинать со всеми. Ко вкусу походных пайков придется долго привыкать. Конечно, это не так плохо, как стряпня Изи, но и далеко не картофель фри. Как-то раз она хотела удивить нас с Майклом рецептом супа из морепродуктов, который увидела в передаче «Кто-нибудь, покормите Фила». Тогда я два дня провела над бортиком унитаза, а Майкл и все три. После этого я до сих пор не могу смотреть на моллюсков.

Все остальные к консервам неприязни не питают. Наоборот, едят живо и с аппетитом, будто с детства только этим и питались. Меня удивляет, что Блэквуда с нами нет. Любитель покомандовать и не следит за процессом трапезы? Не похоже на него. Немного порыскав глазами, нахожу его в тени, вдали от костра и ото всех. Словно и вовсе не с нами.

– А почему Блэквуд с нами не садится?

Лим с Мареной переглядываются. Уилл перестает есть, а Скретч бросает на меня такой взгляд исподлобья, что у меня комок поперек горла встает.

– Члены верхушки никогда не садятся за стол со стражами, – объясняет Лим.

– Это тоже правило?

– Нет, но так не принято.

– Просто это как-то… не по-человечески.

– Таковы устои сиринити, – выдыхает Скретч, высоко подняв подбородок. – Они могут показаться вам суровыми, но, уверяю, это вполне оправдано. Разделение за трапезой – это не проявление холодности, а способ сохранить четкую иерархию, чтобы подчеркнуть границы порядка. И если вам дорога ваша свобода, советую перестать называть Верховного жреца по фамилии, пока это не повлекло за собой нежелательные последствия.

Пропускаю его комментарий мимо ушей. Не наступит того дня, когда мой язык повернется назвать Блэквуда «сиром». Уж лучше вообще онеметь. Меня раздражает, что Скретч говорит со мной на «вы». Говорит слажено, учтиво, но при этом в его словах звучат нотки недосказанности, словно он что-то скрывает. Честно говоря, мне он вообще не нравится, и судя по всему, это чувство взаимно.

Марена с Мирилин о чем-то болтают. Позже к ним присоединяются Лим, Гарсия и даже Скретч. Но я их не слушаю, потому что никак не могу выкинуть слова Марены из головы. Странные у них традиции. Верхушка ужинает отдельно от простых служивых как аристократия. Мысль об этом должна рождать отвращение, но этого не происходит. При виде Блэквуда, сидящего вдали, как изгой, вся неприязнь к нему куда-то испаряется. Когда все тебя боятся настолько, что даже едят отдельно, это скорее грустно, чем отвратительно. Даже сестра не подходит, чтоб составить хоть какой-то отголосок компании. Конечно, он сам виноват в подобном отношении, но все же.

Двенадцать человек, один костер, три палатки. Лим, Сэт, Уилл, Шрадрик – в первой. Блэквуд, Скретч, Раквелл и Тори – во второй. Гарсия, Мирилин, Марена и я – в третьей. Мысль о сне в спальном мешке не внушает особой радости, но к концу вечера мне становится все равно где, когда и как. Лишь бы занять горизонтальное положение и дать спине отдохнуть. Проснувшись посреди ночи, вдруг обнаруживаю, что настало утро. Как так? Но я только закрыла глаза, а снаружи уже стрелой пролетают огарки костра и складываются рюкзаки. Кое-как вылезаю из палатки, разминаю затекшие руки-ноги, замечаю Уилла с Мареной. Они выкладывают оружие на землю.

– Разве за Стеной до сих пор остались моровы?

– Вряд ли. Сто лет ведь уже прошло.

– Тогда зачем вам так много оружия?

Уилл смотрит на Марену, словно она обязана ответить вместо него, затем потирает затылок и нерешительно говорит:

– Мало ли что может случиться. Стражи должны быть готовы ко всему.

– А почему вы не пользуетесь пистолетами или ружьями? Они ведь практичнее.

– Насчет практичности можно поспорить, – выросший из ниоткуда Скретч обходит меня кругом, заведя руки за спину. – Огнестрельное оружие – надежная защита от людей, но при столкновении с моровами они приносят больше вреда, нежели пользы.

– Что ты имеешь в виду?

Он останавливается, бросает на меня взгляд сверху вниз и медленно присаживается на рюкзак, будто готовится к рассказу:

– Девяносто пять лет назад, когда война с моровами лишь начинала разгораться, лидеры сиринити собрали Пограничный легион – доблестных воинов, чьей задачей было уничтожение вражеских сил. Среди них был и ваш покорный слуга, миледи. В те времена мы еще верили в свое превосходство, верили в справедливость и в прогресс, который чуть нас не погубил, – он делает паузу, заставив меня замереть в напряженном ожидании, затем, спустя несколько тяжелых вздохов, продолжает: – Однажды нам сообщили о набеге моровов на городок близ реки, вооружили пороховыми ружьями и отправили в бой. Каждый нес по три мушкета – с запасами пуль, пороха, масла. Мы полагали, что с таким вооружением справимся за пару часов, но мы ошиблись.

– Что произошло? – присаживаюсь я напротив, заметив, как Уилл опускает голову, а Марена заметно напрягается. По всей видимости, остальные отлично знакомы с этой историей.

– Первый выстрел прогремел у леса. Моров упал замертво, за ним еще один и еще. Мы уже собирались отпраздновать победу, когда через несколько минут нас окружила толпа, сбежавшаяся на звук, который услышала за десятки километров, – Скретч сжал губы и отвел взгляд. – Лишь четверо спаслись той ночью, разбежавшись по разным поселениям, но, оказалось, что это было, скорее, проклятием, нежели удачей. Потому что моровы запомнили их. Эти твари запомнили запах пороха на коже каждого из выживших. Они выследили их и убили, вместе со всеми жителями.

Мое сердце застучало в унисон его словам, дыхание перехватило от ужаса. Неужели эти существа такие опасные? Стоит только представить, на что они способны, как по коже пробегают мурашки.

– Все три деревни с сотнями сиринити были стерты с лица земли. Каждая с разным промежутком: через день, три, неделю. Вот к чему способно привести огнестрельное оружие.

– Да, но… – с трудом возвращаю себе дар речи я, –… но ведь современные технологии позволяют делать выстрелы бесшумными.

Скретч мрачно скрестил руки на груди.

– Дело не только в шуме. Пули не ранят моровов так, как должны. Их ткани чрезвычайно эластичны, кровь сворачивается за минуты, и они не испытывают боли. Даже если выпустить в одного целую обойму – он не замедлится. Страж даже не успеет достать кинжал. Есть лишь два верных способа убить такого врага, – он достает из ножен клинок и проводит по блестящему лезвию пальцем, – перерезать горло или отсечь голову. Все остальное может стоить жизни не только нам, но и жителях окружающих городов. Нас итак осталось немного. Мы не можем допустить истребления еще одной коммуны, иначе сиринити попросту вымрут.

Господи, я даже представить не могла, что эти твари такие сильные. Эта информация заставляет меня задуматься, но также сильнее подталкивает к поиску лекарства для Эми. Я не могу позволить, чтобы она превратилась в нечто подобное. Не могу допустить, чтобы из-за нее пострадали невинные люди, иначе она никогда меня за это не простит.

– Ты сказал, – решаю уточнить, – что было четверо выживших, и, я так понимаю, ты был среди них. Как ты спасся?

Плечи Лима напрягаются. Сэт настороженно поворачивается. Судя по всему, не мне одной это интересно. Однако Скретч не спешит делиться подробностями. Он медленно наклоняется ко мне и выдыхает:

– Есть вещи, которые не следует произносить вслух, чтобы не разрушить свою репутацию. Я не могу раскрыть все детали своего побега – слишком отчаянного и, увы, далекого от благородства. Могу лишь сказать, что это был путь, которым я не горжусь.

Он поднимается и, окинув взглядом группу, удаляется из лагеря. По его речи нетрудно догадаться, что он сбежал, бросив своих людей, а, может, и мирных жителей, на верную смерть. Однако признать это вслух – значит признать себя чудовищем, а Скретч явно не относит себя к столь низкому рангу. Возможно, именно тогда он и получил свой загадочный шрам, пересекающий левый глаз от брови до самой скулы. Но в одном он все же прав: есть вещи, которые не стоит говорить, потому что некоторые не готовы их услышать.

Больше со Скретчем я предпочитаю не общаться, чтобы не тешить его самолюбие. Если он, конечно, сам не заговорит. Тогда у меня нет выбора. Не могу же я и его до конца путешествия игнорировать. Хватит с меня одного мрачного типа.

Подъем. Снова взбираемся вверх по заснеженным склонам. Верховный жрец впереди, остальные нестройной колонной за ним. Замечаю, что только у Блэквуда есть компас, который он всегда держит при себе, будто какую-то особую ценность. По ходу разговора Уилл называет Блэквуда коннетаблем¹⁹, и я невольно вспоминаю брошенные с упреком слова Пейшенс при первой встрече: «заведующий воинством сиринити». Неплохо для того, кто способен выжечь твои внутренности одним только взглядом. Не знаю, зачем понадобилось лезть на самую вершину гор и как это поможет выйти к границе, но вопросов не задаю, особенно тех, ответы на которые предпочитаю не знать. Ветер дует, как на севере, пробирает до самых косточек, заставляя меня то и дело оборачиваться на хруст за спиной. Наверное, ветки не выдерживают.

В целом все не так плохо. Бóльшая часть группы относится ко мне дружески (кроме Гарсии, которая почти ни с кем не общается), а вот со Скретчем приходится нелегко, не говоря уже о Блэквуде, который меня на дух не переносит. И не меня одну. Человеческий род ему противен в целом. Один раз после привала Раквелл складывал рюкзак и забыл метательную звездочку (сюрикэн, как мне позже объяснил Уилл). И вот что ему сказал Блэквуд:

– Оружие – сущность сиринити. Тем, кто не умеет с ним обращаться, не место в отряде.

Я тогда еще долго метала в него укоризненные взгляды.

– Можно было и повежливее.

На лице Мирилин мелькает кривая ухмылка.

– Можно подумать, ему известно, что это. Он Верховный жрец и не должен заморачиваться такими мелочами.

Ее голос отдает металлом, будто она не о родственнике говорит, а об отъявленном разбойнике.

– Ты не одобряешь того, что твой брат Верховный жрец?

Слово «брат» вызывает у нее странную реакцию. Если бы словом можно было дать пощечину, уверена, на ее щеке остался бы алый след.

– Это не мне решать.

– Зачем он тогда с нами пошел? Уверена, в поместье Ле Блана есть и другие лидеры.

– Есть, но только один из них был на Другой стороне.

Блэквуд бывал за Стеной? Моему удивлению нет предела. Я-то думала он здесь по приказу Кристиана. Оказывается, он единственный, кто знает дорогу. Сколько же ему лет? Как он еще не рассыпался в прах. Ну почему из всех стражей это должен быть именно он? Будто судьба насмехается надо мной, сталкивая нас спинами друг к другу.

– В любом случае я не могу ничего изменить.

Необычно слышать подобное от единственного человека, способного повлиять на Блэквуда. Способного, но не желающего. Похоже, ей вообще плевать. Это странно. Он ведь ее семья как-никак. Как бы сильно я ни ссорилась с Эми, она останется моей сестрой. Другой у меня нет и не будет как бы сильно ни было мое желание. Пока одна мысль тянет за собой другую, я изрядно отстаю от группы. С трудом могу разглядеть спину Уилла. Пытаюсь их догнать, но что-то не дает мне покоя. Мирилин. Я не видела, как она меня обгоняла. Решаю повернуть назад и проверить, когда за первым же холмом вижу ее, скрюченную на снегу. Тело занемело, ладонь судорожно вцепилась в куртку.

– О боже… Помогите! Сюда!

Впереди лишь размытые силуэты. Слишком далеко.

– Мирилин, ты меня слышишь?

Ее кисть дрожит, пальцы скрутило в болезненном спазме. Горло сжимается, выдавливая сиплый хрип. Она не может дышать!

– Скажи, мне что делать?

Рука тянется по земле, словно пытается мне что-то показать. Прослеживаю за ее взглядом и понимаю, чего она хочет. Сумочка! Она висит на краю обрыва. Наверное, там шприцы. Бегу к ней, но сбавляю скорость. Так скользко. Одно неловкое движение, и я могу оказаться на дне оврага. Аккуратно ползу к краю, тянусь к кожаному ремню. Почти, еще чуть-чуть. Нога соскальзывает. Сумка катится вниз, а я еле успеваю удержаться на краю. Черт! Бегу обратно к Мирилин и нахожу ее изнывающей в конвульсиях. У нее судороги! Она хватает ртом воздух, но тот бесследно испаряется. Что же делать? Она ведь задохнется! Стоило только над ней склониться, как что-то откидывает меня в сторону. Блэквуд появляется из ниоткуда, вытаскивает из кожаного футляра вытянутый металлический предмет, похожий на ручку с длинным шипом. Шприц для инъекций, соображаю я. О нем рассказывал Кристиан. Он действует быстро, как машина, механизм, который оттачивался годами. Закатывает рукав, вонзает иглу, и багровая жидкость испаряется из ампулы. Минута, и рот Мирилин вдыхает воздух. Она дышит! Слава богу!

– Что ты сделала?

Не успеваю стряхнуть снег с куртки, как руки Блэквуда впиваются в нее.

– Ничего.

– Что ты сделала?