Виновен наполовину

Благодарности

Этой книги не было бы без самых главный людей в моей жизни – без моих родителей. Я благодарна им за моё счастливейшее детство, за воспитание, за ту безграничную любовь, что они дарили мне на протяжении всей их жизни. Благодарю мою дорогую тётушку, она любила меня искренне и безвозмездно. Я верю, что вы смотрите на меня с небес и гордитесь мной.

Благодарю моего мужа. Без его поддержки я бы точно ничего не осуществила. Если я подойду к нему с фразой: «Я тут кое-что придумала, но для осуществления задуманного мне нужно полететь в космос», – он не будет крутить у виска, а кинется искать способы меня туда отправить.

Благодарю моих детей. Рома – мой лучший друг, мой критик, советник и корректор по совместительству.

Спасибо моей дочери Дашеньке. Она терпеливо ждала, пока я писала роман. А писала я его девять месяцев.

Низкий поклон моему учителю русского языка Вострых Галине Павловне. С первого урока она смогла влюбить меня, одиннадцатилетнюю девчонку, в великий русский язык.

Благодарю моего наставника и редактора Щеглову Ирину Владимировну. Как же долго я вас искала.

Благодарю моего друга и одноклассника Воеводкина Константина Борисовича за профессиональную консультацию. Если всё же что-то не так, прости. Я художник, я так вижу (здесь должен быть весёлый смайлик).

Благодарю за консультацию мою дорогую Юлию Купавых. Юлия – Волонтёр с большой буквы. Несколько лет Юлия занимается спасением бездомных животных, коих на её счету уже не один десяток.

Спасибо за поддержку моему другу детства – Надюшке Коробко.

Благодарю Александру за помощь. Отвечая на твои вопросы, я чувствовала себя как на защите дипломной работы.

Моим самым близким друзьям я тоже говорю спасибо! При каждой встрече они спрашивали: «Ну что, когда уже допишешь?» Это очень мотивировало. Женя, Люба, еще раз спасибо.

И, конечно же, вас, я благодарю вас, дорогие мои читатели. Без читателей нет писателя.

Приятного чтения.

С уважением, автор.

Пролог

Мишка с трудом толкал перед собой коляску с младшим братом, пока тот в ней тихо сопел. Нужно было следить, чтобы тюлевая накидка не спадала с козырька коляски, а то сразу комары налетят, отчитывайся потом перед родителями. Позади шёл его средний брат, Егор. Он запускал бумажные самолётики и постоянно сворачивал с узенькой тропинки в лес, чтобы поднять их. Мишка сделал несколько попыток ухватить брата за руку, но тот вредничал, вырывался и убегал.

– Не убегай, слышь, потеряешься же, а меня мама потом убьёт, – сердился Мишка, но Егора это ещё больше подзадоривало.

– Бесишь… – Выругался Мишка и остановился, чтобы передохнуть. Он присел на корточки, опершись левым локтем о колено, стёр пот, по-мужски сплюнул на землю и достал из корзины фляжку с водой. Отвинтил крышку, сделал несколько больших глотков и окликнул Егора. Егор бегал по тропинке вперёд-назад, поднимая в воздух сухую пыль.

– Пей давай, а то сейчас только уберу бутылку – начнёшь ныть, что пить хочешь, – приказывал Мишка.

Егор не подчинился и продолжил бегать, пуская самолётики.

Мишка психанул, закрутил флягу и бросил назад в корзину. Деловито вскинул руку и посмотрел на часы:

– Одиннадцать часов двадцать три минуты, – прошептал он. «Мама сказала, раньше двенадцати не возвращаться. Ещё так долго с ними надо гулять», – думал он с досадой.

– Ладно, пошли, вредина, – буркнул Мишка едва слышно, снял коляску с тормозов и зашагал вперёд.

Лучи полуденного солнца сквозь кроны деревьев падали на лицо младшего брата, тот начинал щуриться и ёрзать. Мишка боялся, что Костик проснётся и начнёт плакать, вот тогда им точно придётся возвращаться домой. Но после обеда его опять заставят гулять с братьями, а ему так хочется сходить в гости к Кольке. Ещё позавчера они договорились о встрече, чтобы обменяться марками и похвастаться новыми вкладышами от жвачек. А ещё Колькин папа привёз заграничные спички с розовой серой, и горят они ярче наших, так сказал Колька. Мишка ловко развернул коляску и потащил её за собой, покачивая и приговаривая: «ч-ч-ч, у-у-у, ч-ч-ч, у-у-у», – укачивая младшенького.

Сощурившись и поглядывая одним глазом на солнце, он представлял, как они с Колькой вечером будут жечь иностранные спички, облизывать соленую серу и мечтать о путешествиях. Его смуглое лицо с выгоревшими бровями растянулось в улыбке.

Егор резво бежал впереди. Едва он успел обернуться и посмотреть на брата, как тут же шлёпнулся и громко заревел.

– Ну вот, я так и знал, теперь меня точно мама никуда не отпустит.

Мишка не спеша подошёл к брату и сквозь зубы выдавил:

– Да не ори ты, сам виноват, говорил же тебе не бегай.

Он дёрнул его за руку и усадил на пень, взял из коляски флягу с водой, промыл небольшую ссадину, оторвал лист лопуха и прилепил на рану. Егор продолжал хныкать, но уже не от боли, а скорее от вредности. Мишка схватил его за предплечье и приказал идти строго за ним.

– Понял? – Переспросил он. Тот угукнул и хитро улыбнулся.

Мишка взял коляску и неспешно покатил её в сторону дома.

«Обратная дорога займёт минут двадцать, не больше. Как раз к двенадцати придём, как мама и просила», – деловито размышлял он, складывая в уме часы с минутами.

– Иди и не отставай, понял? – Ещё раз приказал Мишка и обернулся, но Егора не увидел.

– Егор, – позвал он, – выходи, не смешно. Я вот маме все расскажу: и что плохо себя вёл, и что опять прятался, она тебе ремня всыплет. – Но в ответ только шум раскачивающихся деревьев. Он ещё раз позвал брата – тишина.

Мишка остановился, почувствовав во рту вкус железа. Он знает этот вкус и ни с чем не спутает. Дыхание стало частым, но надышаться не получалось. Мишка широко открыл рот, пытаясь крикнуть, но ему лишь удалось выдавить едва слышное шипение. Ноги перестали слушаться, уши заложило, вокруг все поплыло. Мишка плюхнулся на землю, сделал глубокий вдох и истошно завопил:

– Его-о-ор!..

Он закричал так, что с деревьев вспорхнули птицы, крик эхом разнесся по густому лесу. Он опять глубоко вдохнул и постарался крикнуть ещё громче, но голос предательски пропал.

Тотчас, где-то совсем рядом, он услышал хруст веток. Страх тут же отступил. Мишка схватился рукой за нательный крестик и, сжав его крепко в кулак, побежал в сторону звука. Никого… Хруст повторился, но с другой стороны. Мишка обернулся и посмотрел на коляску. Коляска слегка раскачивалась из стороны в сторону, – Костик проснулся. Мишка сделал ещё один нерешительный шаг в глубь леса, но, испугавшись, вернулся к коляске, вытащил из неё брата и стремительно побежал домой.

Он знал, что когда Костик вырастет, то подтвердит, что Мишка ни в чем не виноват. Ведь он следил за ними. Следил так, как мог это сделать девятилетний мальчишка. Ведь всегда всё было хорошо.

За калиткой появилась мама и сразу ринулась к детям навстречу. Она размахивала руками, что-то кричала, забрала Костика и, прижав его к себе, схватила Мишку за шиворот и затащила его во двор. Она кричала, но Мишка почти ничего не слышал. Дома мама села у телефона и стала звонить. «Папе, наверное, – решил Мишка. – Сейчас они вместе с ним пойдут в лес и найдут Егора, и коляску заодно прикатят». А ещё он подумал, что к Кольке сегодня его точно не отпустят и рухнул без сознания посреди большой гостиной.

Глава 1

«Сильные порывы ветра постоянно толкали Ирму в обратном направлении, мокрый снег больно бил в лицо. Она повернулась и пошла спиной навстречу ветру. Лужи покрывались тонкой коркой льда, тротуарные дорожки превращались в каток. Ирма изо всех сил старалась удержаться и не упасть. Через пару кварталов, в уютном кафе, в их кафе, её ждал неприятный разговор, но об этом знала только она. Всю ночь она репетировала что сегодня скажет и старалась предположить, что он на это ответит. «Я не обязана ничего объяснять, я свободный человек, я просто хочу от него уйти. Я больше так не могу», – уговаривала она себя, как бы оправдывая своё решение.

– Всё, решила, иди и говори, – строго приказывала она себе.

Ещё два квартала и она доберётся до места, но сил сопротивляться стихии оставалось меньше.

– Скорее всего он не придёт, – думала Ирма, – да и я уже опаздываю, а он ждать не любит. Неужели всё зря… Зря переживала, не спала, столько всего передумала за это время, и вот сама природа против нашего разговора.

Очередной порыв ветра заставил Ирму свернуть в ближайший переулок и отдышаться. Она оперлась о стену дома спиной и почувствовала вибрацию в своём рюкзаке. «Наверное, он звонит», – думала она и от этого становилось ещё хуже, местами даже страшно. Она не хотела злить его раньше времени. Ирма попыталась открыть рюкзак и достать телефон, но руки так сильно замёрзли, что она тут же передумала и решила просто идти дальше.

Из-за метели стемнело раньше обычного. Остатки солнечного света поглотили снежные тучи. Вот-вот зажгутся уличные фонари. Ирма сжалась, закрываясь от ветра, собралась с силами и направилась через дворы к месту встречи в надежде, что разговор всё же состоится.

Неожиданно она уловила знакомый аромат. Ирма прищурилась и осмотрелась перед собой. Никого. Почувствовав на себе чей-то взгляд, она медленно стала оборачиваться, но не успела и застыла в цепком удушающемся захвате…».

– Нет, нет, ну не душить же он её будет в такую погоду. А что тогда? Зарежет? Тоже нет. Это какое лезвие у ножа должно быть, чтоб и дублёнку проколоть, и человека?.. Может, нож охотничий? Нет, нет, так и крови много будет. Не люблю я кровь описывать в книгах. Стрелять? Тоже нет, однозначно нет. В окружении жилых домов, во дворе, где в любую минуту свидетели появятся, ну конечно нет. Думай, думай, – приказал себе Михаил Борисович, откинулся на спинку кожаного кресла, снял очки и швырнул их на стол. Потер уставшие глаза, помассировал переносицу и захлопнул ноутбук. Достал простой карандаш из верхнего ящика и начал дробно стучать им по столу. Стучал с такой силой, что карандаш выскочил из его рук и отлетел в другой конец комнаты. Михаил Борисович зарычал от злости, вскочил с кресла и вышел на маленький балкончик из кабинета, облокотился о перила и попытался успокоиться. Душистый аромат цветущих роз доносился аж до второго этажа. Михаил Борисович закрыл глаза, глубоко, шумно вдохнул и медленно выдохнул.

– Почти семь часов вечера, – с досадой заметил он и вновь злобно рыкнул. Из кабинета доносилось легкое цоканье. На балкон к хозяину присоединилась благородная венгерская выжла охристого окраса. Она уткнулась мордой ему в колено и завиляла хвостом. – Каштанка, девочка моя, – теребя её за ухо, говорил он любимой псине. – Ты пришла узнать, как у меня здесь дела? Да никак пока… никак. Не выходит ничего. Совсем ничего не вы-хо-дит.

Собака смотрела точно в глаза, словно всё понимала, виляя жилистым хвостом.

– Думала, я о тебе забыл? Сейчас, сейчас пойдём.

Михаил Борисович прикрыл балконную дверь, взял очки со стола и направился к скрипучей лестнице, ведущей вниз.

Почти спустившись, он опомнился, что бросил ноутбук прямо на столе.

– Ты почему мне не напомнила? – Обратился он к собаке и тут же вернулся в кабинет. Каштанка медленно потрусила за ним. – Ты чего? Куда идёшь? Иди вниз, иди! Гулять! Каштанка, гулять! – Скомандовал он собаке и хлопнул перед её мордой пару раз в ладоши. – Иди, иди вниз, я сейчас вернусь.

Каштанка послушно сбежала по лестнице в просторную гостиную.

Михаил Борисович спрятал ноутбук в сейф, закрыл двери кабинета и спустился в прихожую. Он причесал коротко стриженные седые волосы, пригладил аккуратную бороду, сунул в карман футляр с очками и присел завязать шнурки на прогулочных кедах.

Каштанка без устали махала хвостом, переминаясь с лапы на лапу. Она была готова сорваться с места и бежать, поднимая дорожную пыль, как вдруг резкий звук заставил её выпрямиться и замереть. Грохнуло где-то наверху. «Балконная дверь, – пробежало в голове у Михаила Борисовича. – Нет, точно ж помню, что закрывал. Может, Семёновна? Но ведь она приходит по средам, да, точно по средам. По средам же? – Задавал он сам себе вопросы и тут же отвечал на них, – …по средам, по средам. Иванович ещё в полдень ушёл, полил всё и ушёл, да и в дом он не заходит никогда, что ему тут делать-то?» Он посмотрел на собаку. Каштанка стояла, слегка приподняв переднюю лапу, уши сдвинула к макушке, хвост не шевелился совсем.

– Кто там, Каштанка? Кто? – Командным голосом спрашивал Михаил Борисович.

Каштанка зашевелила носом, опустила переднюю лапу и всем телом подалась вперёд, но подниматься наверх не спешила. Потом резко сорвалась с места, взлетела по лестнице вверх и застыла. Вильнув пару раз хвостом, она так же быстро спустилась вниз, подбежала к входной двери и встала на неё передними лапами, намекая, что им пора выдвигаться.

– Быстрая ты. Ты считаешь, что мы можем идти?

Каштанка проскулила, словно соглашаясь с ним.

– Ну, как скажешь, – подчинился Михаил Борисович и открыл входную дверь.

Они медленно шли по привычному маршруту и наслаждались прогулкой. Каштанка знала, что здесь, на этом участке дороги, она должна идти рядом и шла, практически прижавшись к ноге Михаила Борисовича. Свернув в сторону небольшого пруда, хозяин дал команду «можно», и собака рванула, поднимая клубы пыли. Иногда он присвистывал ей, когда терял из вида, и она бежала назад. «Невероятно умная собака», – восхищался он.

Солнце почти село за горизонт, и возле воды комары не давали ни секунды покоя.

– Нам пора возвращаться, – обратился он к Каштанке.

Всю дорогу домой собака резвилась, словно щенок, хотя сама отпраздновала в этом году десятилетний юбилей.

Михаил Борисович отворил тяжелую калитку. Первая во двор влетела собака и сразу направилась к дому. Михаил Борисович зашёл в небольшой кирпичный сарайчик с садовым инвентарём, взял секатор и нарезал перед домом цветов. Каштанка тем временем скребла лапами по входной двери. Она была очень настойчива, и дверь приоткрылась. Не дождавшись хозяина, она вбежала в дом, направившись прямиком на кухню, утолить жажду.

Михаил Борисович стоял у входной двери и не спешил входить в дом, так как был полностью уверен, что запер его перед выходом.

Увидев в дверях хозяина, собака подбежала к нему, пока тот стоял и вслушивался есть ли кто-нибудь ещё в доме, кроме него. Михаил Борисович сунул руку в карман и достал баллончик от комаров. Вооружившись, он тихо, переступая с ноги на ногу, прошёл сначала на кухню, положил цветы на стол и осмотрелся. Потом вытащил из ящика кухонный нож и отправился проверять гостиную. Обойдя все комнаты, Борисович вернулся в прихожую и закрыл входную дверь. Каштанка всё это время спокойно ходила по дому, а потом и вовсе завалилась на коврик возле камина. Михаил Борисович пытался вспомнить каждый свой шаг перед выходом на улицу, но никак не мог вспомнить запер ли входную дверь.

Он присмотрелся ещё раз к собаке, та всё так же спокойно лежала у камина. Михаил Борисович немного расслабился: если бы в доме был чужой, Каштанка обязательно бы отреагировала.

Он поднялся и осмотрелся на втором этаже, всё спокойно. Смеясь над самим собой, спустился вниз на кухню, чтоб вернуть нож в ящик. Забрал вазу с цветами и вернулся в гостиную.

На полку у камина он поставил вазу и придвинул к ней старое пожелтевшее фото в рамке. А ещё он точно знал, что ночь сегодня будет бессонная и вернулся в кухню. Достал хьюмидор из испанского кедра, вытянул сигару, срезал гильотиной кончик, зажёг её курительными спичками и сделал несколько затяжек.

…Мишка отодвинул кружевной тюль и продолжил курить в открытое окно.

Он сделал затяжку, как его учил Колька, и тут же закашлялся. В глазах потемнело, слегка затошнило, но он продолжал курить, ну не слабак же – тоже может дымить, как пацаны во дворе. Но голова предательски закружилась. Мишка положил папиросу в пепельницу, задрал голову, глянул на часы с кукушкой, слегка прищурился, фокусируя взгляд на циферблате: «Большая стрелка на двенадцати, маленькая на пяти, значит, сейчас ровно пять часов», – со знанием дела сообщил он сам себе, деловито взял тлеющую сигарету из хрустальной дедовой пепельницы и продолжил курить в окно. Он знал, что бабушка работает до шести, а потом ещё зайдёт к тёте Маше в магазин, чтобы купить пачку примы для деда, чёрного хлеба к ужину, молока, любимых Мишкиных конфет, консервы для дворовых бездомных кошек и какую-то крупу, чтобы сварить кашу для Тумана. Потом бабуля заглянет к деду на могилку, поругает его за то, что тот мало спал и много работал, что больше, чем другие, курил, что пил крепкий кофе, положит ему пачку сигарет, несколько конфет оставит на скамейке и пойдёт домой. В запасе у него было часа полтора. Мишка сидел на подоконнике и выпускал один клуб дыма за другим. Он очень скучал по Кольке, они так давно не виделись. В тот страшный день его так и не отпустили к другу. Потом он положил сигарету в пепельницу и смотрел как та тлеет, оставляя стальной пепел. Мишка дунул, и пепел разлетелся по всему подоконнику, он громко захохотал, смеялся так, что уже не мог остановиться, и даже не заметил, как его смех перешёл в плач. Вот уже Мишка громко всхлипывал. Глядя на пепел, он вспоминал как они копали с дедом червей и собирали их в консервную банку и ездили на рыбалку. Как пили квас из бочки, как сушили солёных бычков на верёвке, и как соседский кот воровал вяленую рыбу. «Никого… никого у меня не осталось! Отправили меня к бабушке одного, а я домой хочу, к друзьям хочу», – сквозь слёзы бубнил Мишка.

Резкий звук открывающейся калитки заставил Мишку замереть. Он чуть не помер со страху. Потом он услышал, как весело взвизгнул Туман.

«Бабуля!» – промелькнуло у него в голове. Он соскочил с подоконника и глянул на часы, кукушка показывала, что по-прежнему пять часов вечера.

– Долбанная кукушка, – выругался Мишка. – Правильно дед говорил, этой птице верить нельзя. Мне конец, бабуля меня убьёт. Весь подоконник в пепле. И стул… И запах сигарет по всему дому.

«Чтобы бабушка ни о чём не догадалась, надо просто её сюда не пускать», – в миг решил Мишка и побежал закрыть входную дверь. Он подпёр её спиной и задвинул засов. Потом помчался в бабушкину комнату, схватил флакон духов с полки, отвинтил ярко-красную крышку и, размахивая открытым флаконом, прошёлся по залу, расплескивая въедливый аромат «Красной Москвы». Рукой смахнул с подоконника пепел, оттащил стул от окна, задернул тюль, веником замёл пепел под ковёр и упал на диван, притворившись спящим.

Бабушка прошла мимо открытого окна и крикнула:

– Мишенька, внучек, я дома.

Мишка зажмурился ещё сильнее и прижался спиной к пёстрому ковру.

– Миша, – вновь крикнула бабушка, и сразу же послышались глухие шаги.

– Один, два, три, всё… – Посчитал ступени Мишка, и тут же в дверь постучала бабушка.

– Миша! Мишенька, – кричала бабушка, – ты чего там, уснул?

Тишина.

– Мишка! – Она вновь стукнула кулаком по двери.

– Да что ж такое?! – Недовольно кричала она, спускаясь с крыльца. Бабушка подошла к распахнутому окну и со всей мочи закричала на внука:

– А ну, просыпайся! Ты чего это на закате спать улёгся, а? Кто ж на закате спит? Ночью чем будешь заниматься? Мишка, вставай!

Мишка как мог тянул время. Он даже мычал будто спросонья и пару раз перевернулся с боку на бок на диване. Бабушка была настойчива, но уже менее обеспокоена.

– Ну, щас, – крикнул Мишка.

– Скорее давай, я пить хочу, не могу, – ответила бабушка.

Мишке ничего не оставалось делать, как открыть ей дверь. Он не так боялся того, что бабушка узнает о его проступке, как того, что она позвонит родителям и будет им высказывать, что они плохо воспитали сына, уделяли ему мало времени, а теперь ей приходится всем этим заниматься, а ведь она уже не в том возрасте, когда можно так нервничать. Опять вспомнит про деда, расплачется. А потом обнимет Мишку и скажет, что всё равно его любит, но мама сильно огорчится и опять не захочет забирать его домой.

А ещё на днях Мишка с бабушкой зачем-то ездили в местную школу, в ту, которая находится недалеко от бабушкиного дома.

Мишка не спеша встал с дивана, набрал в стакан воды и подошёл к входной двери. Подпёр её коленкой и одной рукой отодвинул засов. Распахнув дверь, сунул растерянной бабушке стакан и ловко проскользнул на улицу. Не оглядываясь, отцепил Тумана, и они умчались вместе со двора.

Они бежали, что есть мочи по старому, заросшему крапивой стадиону в сторону деревенского клуба. Всю дорогу Мишка оборачивался назад. Бабушка выскочила за калитку вслед за ними. «Мишка! Туман, домой! Мишка! От паразит, ремня на тебя не хватает. Всех в могилу сведёт! – Кричала она им вслед. – Мне пирожки надо ещё… деду жарить… завтра уже сорок дней. Вот время летит… – уже не так грозно звучал её голос. – Некогда мне за тобой бегать, а ну возвращайся в дом», – вновь закричала бабушка. Мишка бежал, уже не оборачиваясь.

Добежав до клуба, они остановились. Мишка вытащил несколько колючек из пятки, потёр одну ногу о другую, раны неприятно пощипывали. Утер кулаком зарёванный нос и не спеша побрёл дальше.

Вечернее солнце всё ещё палило. Очень хотелось пить. Мишка повернулся к солнцу и поднял руку вверх, будто держит в руке стеклянную бутылку и смотрит сквозь неё на солнце. Сердце заколотилось, и ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Мишка присел на корточки, приобнял пса и, всё ещё всхлипывая, шепнул ему в ухо: «Один ты у меня остался…». Туман часто дышал, высунув язык, потом лизнул Мишку в лицо и улёгся на землю.

Мишка достал из кармана коробок спичек, сжёг несколько штук и облизал солёную сгоревшую серу. Потом вынул из полупустого коробка свой нательный крестик на верёвочке и принялся небрежно его распутывать. Надев его на запястье, как браслет, стал размахивать рукой так, что крестик описывал круги в воздухе. Наигравшись, спрыгнул со скамейки, позвал Тумана, и они пошли через клуб в центр станицы. Мишка шёл медленно, опустив голову, и смотрел как из-под ног пыль поднималась в воздух.

«Лучше бы я вместо деда помер, – думал он. – Тогда бабушка сидела бы с мамой на могилке и говорили бы обо мне только хорошее. Ну, так бабушка всегда говорит, что про умерших надо говорить только хорошее. Мама бы поцеловала мою фотографию и поставила её на тумбочку возле своей кровати. По утрам и вечерам зажигала бы возле неё свечи».

Так они дошли до старой церкви с деревянным колодцем у ограды. Мишка подбежал к нему, схватил привязанное верёвкой к вороту оцинкованное ведро, наклонил и заглянул в него.

«Пусто», – с досадой подумал он. Обошёл колодец с другой стороны, приподнялся на цыпочки и заглянул внутрь. Колодец дохнул на него холодом.

– Ого, глубокий, даже дна не видно. Темно и сыро. – Мишка испугался и отскочил. Потом поднял небольшой камень и кинул его в колодец. Ему казалось, что прошло так много времени, прежде чем он услышал «бульк». – Очень глубокий, – без сомнения произнёс он и тут же столкнул с торца колодца ведро. Оно полетело вниз с грохотом и ударилось о воду. Мишка попытался вытащить его, но сил не хватило. Тогда он стал дёргать веревку и слушать как ведро ударяется о воду.

– Туман! – Крикнул он в колодец и услышал свой голос. Туман сидел рядом. – Мам! Мама! – Продолжал кричать Мишка в колодец. – Ты меня любишь? Я хочу домой!

– Я хочу домой! – Отвечал колодец эхом.

Назойливое дребезжание вывело Михаила Борисовича из задумчивости.

– Михаил Борисович? – Звучал женский голос в трубке телефона. – Это Нина, редактор. У меня села батарейка на телефоне, и я звоню с рабочего. Мы с вами договаривались завтра днём увидеться. Но до встречи вышлите, пожалуйста, мне на электронную почту всё, что вы уже написали. Адрес тот же. Но я, на всякий случай, отправила вам тестовое письмо.

– Да, да, Нина, всё в силе. А напомните мне, пожалуйста, на какое время мы с вами договаривались и точно ли на завтра? Сегодня что? Неужели уже вторник? – Едва слышно прошептал Михаил Борисович, потирая уставшие глаза.

– Ага, ага, сегодня уже вторник. Вот, у меня всё записано, среда в восемнадцать сорок пять, ресторан «Абрикос». Ну, я вас жду, верно? – Тарахтела бодрым голосом Нина.

– Естественно, – сухо ответил Михаил Борисович и отключил трубку. – Боже мой, неужели действительно завтра уже среда, – всё ещё сомневаясь, буркнул он и посмотрел на дисплей телефона.

– Среда, точно среда. Как я так мог запутаться в днях? Пойду прилягу, может, удастся уснуть хотя бы на пару часов, – решил он и направился в спальню.

На прикроватной тумбочке сработал будильник.

– Девять тридцать, – с досадой заметил Михаил Борисович. Он облокотился одной рукой о край тумбы, другой дотянулся до кнопки будильника и нажал на неё. Рукавом пижамы стёр осевшие за ночь пылинки с белой лакированной поверхности и встал с кровати. Одёрнул плотные льняные шторы в спальне, стоя у окна, сделал скупую утреннюю зарядку и, шаркая, направился к лестнице. Каштанка шла вслед за хозяином.

Вот уже на кухне гудит кофемашина, перемалывает зёрна, и по дому разлетается терпкий аромат свежесваренного кофе. Михаил Борисович взял утреннюю двойную дозу и направился в кабинет. Подойдя к сейфу, он ввёл код, открыл его, достал рабочий ноутбук, нажал кнопку включения, но ноутбук не отреагировал.

– Хм, что такое? – Вновь нажал на кнопку включения, но техника опять не реагировала, – Вот те на, что за дела? Может, батарея?.. Так ведь не должна же, вчера вечером зарядил.

Михаил Борисович вытянул из сейфа зарядный шнур и подключил ноутбук к сети. Подождал немного и в третий раз попытался его включить. Наконец-то экран загорелся.

– Ну вот, а я уж было начал думать чёрт-те что.

Пока система прогружала файлы, Михаил Борисович открыл балконные двери и впустил в кабинет жаркий сухой воздух и сладкий аромат цветов. Садовник уже растянул по дорожке желтый поливочный шланг и открыл кран.

Михаил Борисович достал из футляра рабочие очки в роговой оправе и нацепил их на кончик носа, сделал ещё несколько глотков слегка остывшего кофе, уселся в чёрное кожаное кресло и, раскачиваясь в нем, принялся перечитывать написанное. «Внезапно Ирма… м-м-м», – он бегло промычал часть текста, – «…Подняла голову… ага, угу, угу… аромат ветивера… и сандалового дерева… Кто-то схватил её сзади за шею», – продолжал он вычитывать текст вперемешку с мычанием.

«Она вцепилась обеими руками в крепкую мужскую руку и повисла на ней… Она вцепилась обеими руками в крепкую мужскую руку и повисла на ней», – перечитал ещё раз предложение Михаил Борисович.

– Она вцепилась и повисла?.. – Прочитал он вслух вопросительно.

«Задыхаясь, начала лягаться, крикнуть не получалось и она застонала», – Михаил Борисович смотрел удивленно в текст. Он читал его очень медленно и постоянно оглядывался. «Кажется, ей удалось попасть по голени, и преступник взвыл и усилил удушающий захват. Ирме не хватило воздуха, тело отяжелело, она бултыхалась ещё несколько секунд, затем почувствовала слабость в ногах и легкое головокружение и потеряла сознание. Он взял её поудобнее и поволок к своему старенькому автомобилю, который стоял в паре метров от них. Ирма слегка улыбалась, казалось, что страх исчез и она была счастлива в эти минуты. Преступник усадил её на переднее сиденье слева, пристегнул ремень безопасности и закрыл пассажирскую дверь. Сел за руль, достал из бардачка шприц, снял с него колпачок и ввёл препарат Ирме в нижнюю часть бедра. Она даже не дёрнулась. Он заблокировал двери, включил дворники, переключил коробку передач и надавил на газ. Машина сорвалась с места и выехала из двора на центральную улицу. Он включил ближний свет. Автомобиль влился в поток и медленно продолжил движение. Навигатор сообщил: «время в пути: девятнадцать минут». Видимость ухудшилась. Он знал, что через пол часа жертва умрёт, тогда-то он и сделает запланированное фото».

Михаил Борисович в очередной раз замолчал и ещё раз перечитал текст с самого начала. Он так увлёкся, что не заметил, как в дом вошла Екатерина Семёновна. Михаил Борисович дёрнулся:

– Екатерина Семёновна, ну я же просил вас, без стука сюда не входить.

– Но я стучала, – оправдывалась она, – вы молчали, и я рискнула войти, потому как подумала, не плохо ли вам там сталось, вы в последнее время неважно выглядите.

– Екатерина Семёновна, а давайте каждый будет делать свою работу, договорились? – Раздраженно попросил он и отпил из кофейной кружки, закрыл ноутбук, ухватился обеими руками за голову и откинулся на спинку кресла. Екатерина Семёновна тихо вышла из кабинета. Михаил Борисович осмотрелся, будто пытался кого-то найти. Потом вскочил, утёр со лба испарину и закрыл балконную дверь. На столе отыскал пульт, включил кондиционер. Вновь открыл ноутбук и ещё раз перечитал написанное. Потом прочитал ещё раз, и ещё.

– Всё-таки я гениальный писатель, – он самодовольно ухмыльнулся, открыл электронную почту, прикрепил готовый файл и нажал «отправить». – Через четыре часа мне нужно быть в «Абрикосе», значит выехать нужно уже через три часа, – решил он и стал неспешно собираться на деловую встречу с редактором.

Михаил Борисович расстегнул верхнюю пуговицу на белоснежном поло, нанёс дорогой парфюм, окинул взглядом дом, перед выходом потеребил Каштанку за уши, взял связку ключей, как вдруг зазвонил домофон с поста охраны.

– Михаил Борисович, вас хотят видеть и настойчиво просят пропустить.

– Настойчиво они просят, – недовольно ответил Михаил Борисович. – Но я не хочу никого видеть, и вообще мне некогда.

– Михаил Борисович, мне кажется, я не смогу ему отказать.

– С чего это? Что там за персона, которой нельзя отказать?

– Полиция. Он хочет задать вам вопросы, – чуть снизив тон, пробормотал в трубку домофона охранник.

– Ну, пусть постоит ещё, подождет. Я как раз сейчас выезжаю, – сказал он и повесил трубку домофона.

– Полиция… Какого чёрта?..

Он закрыл входную дверь, нажал на брелок, и гаражные ворота стали медленно подниматься. Михаил Борисович ещё раз дернул входную дверь, убедился, что та заперта и направился к машине.

Настроил радио на любимую волну и, постукивая ритмично по рулю, направился к шлагбауму под трек Патрисии Каас.

– Мадемуазель шант лё блюз, – подпевал он кумиру.

У шлагбаума, возле охранной будки, он увидел коротко стриженного ушастого мужчину невысокого роста в серых брюках и светлой футболке. Он разговаривал по телефону, активно размахивая руками. Заметив Михаила Борисовича, он отключил телефон и направился к машине. Михаил Борисович кивнул охраннику, и шлагбаум поднялся. Михаил Борисович подъехал к незнакомцу и остановился напротив него.

– Здравствуйте. Вурсало Михаил Борисович? – Неожиданно начал незнакомец, наклонившись к открытому окну автомобиля.