Czytaj książkę: «Он зло»

Глава 1
Настасья

Темно-бардовые шторы, прятали комнату от света. Ни один солнечный луч не мог пробиться сквозь барьер плотной велюровой ткани. Время в темноте останавливалось. День или ночь – это неважно, когда обитаешь во мраке. Настасья прищурила один глаз, пыталась рассмотреть циферблат настенных часов. Ей не спалось. Еще час и прозвенит будильник. Утренний кофе не спасет от мешков под глазами. Громко вздохнув, Настасья встала с кровати, не было смысла лежать и слушать тиканье часов. Включила свет, взглянула еще раз на часы – пять утра. Тишина, даже из открытого окна не доносилось ни звука. Паша ушел три года назад, но его вещи еще висели в некогда общем шкафу. Как она ненавидела его, этот шкаф. Поэтому, чтобы реже раскрывать его дверцы, Настасья часто развешивала свои вещи на спинки стульев. Накинув халат, Настасья пошаркала по коридору в сторону кухни. Громкий звук из спальни сына. Настасья застыла.

– Миша? – прошептала она, ругая себя за то, что осмелилась произнести имя.

Нет, конечно, это не мог быть Миша, он умер четыре года назад. Муся, одноглазая кошка, которую Настасья нашла умирающей на дороге, шкрябала дверь с внутренней стороны.

– Муся, дурацкая ты кошка… – бубнила Настасья, открывая дверь в спальню сына, выпуская животное из комнаты. «Не смотри, тебе это не надо», – уговаривала себя мысленно женщина, опустив в пол глаза, стараясь не вдыхать запах резинового мяча, лавандового мешочка над кроватью. Этот день начинался еще хуже чем обычно, как же хотелось быстрее сбежать из этой квартиры на работу. Настасья больше не могла находиться в ней, но продать было еще страшнее. Страшнее от того, что сотрутся все самые сокровенные воспоминания, счастливые моменты ее жизни. Выбор, она ведь сама выбрала так жить… жить. Психотерапевт не мог иначе. Поступи она так, как много раз хотелось, смотря на узлы веревки, все труды ее работы с клиентами были бы напрасны. Чем бы тогда она отличалась от них? Заставив себя принять душ, накраситься и спрятать в тугой пучок черные как смоль волосы, Настасья вышла в новый день. Сегодня был записан пациент на первичный сеанс, и ей натерпелось погрузиться в проблему чужой психики, оставив позади свою собственную.

Сегодня повезло в одном: автобус, который часто уезжал с остановки, стоило Настасье ускорить шаг на бег, дождался ее. Дергая шифоновую блузку, прилипающую к влажному телу, она оплатила проезд и стала оглядываться в поиске свободных мест. Есть плюс, и в ее бессоннице, редко найдутся те, кто так рано отправляются на работу. У окна сидел старичок и читал газету, громко вздыхая и бубня что-то себе под нос. В самом конце, еле вмещаясь на одно пассажирское сидение, расположилась женщина. Ее лицо было вздутым и покрасневшим от жары, ярко розовые губы и голубые тени поплыли от стекающего пота со лба до самого подбородка. Да, душно было невыносимо. Настасью часто подруги ругали за излишнюю худобу, да и самой ей не нравилась ее нынешняя фигура: одни острые углы, никакой женственности. Зато жару переносить ей легче, чем дамам с округлостями. От этих рассуждений Настасья улыбнулась и села у отрытого окна, чтобы шлейф свежего воздуха касался ее лица.

– Доброе утро. – с широкой улыбкой произнес высокий мужчина, усаживаясь рядом с Настасьей.

– Доброе… – смущенно произнесла она, вглядываясь в лицо, пытаясь понять, где видела его.

– Неужели не узнали меня, Настасья Викторовна! – воскликнул он, голубые глаза блестели радостью.

– Прости, не могу вспомнить.

– Шесть лет назад в вашем кабинете на улице Содружества вы сотворили чудо! Я тогда потерял жену и дочь в аварии… Вы так помогли мне.

– Ох, помню, помню… Глухов Антон Степанович, верно? Как же приятно видеть вас здоровым и улыбающимся. Никогда не встречала вас в нашем районе. – Настасья помнила Антона совершенно другим человеком. Впервые, когда он пришел на сеанс, она увидела мужчину сгорбленного, мрачнее тучи, а сейчас это был совершенно другой человек. Как он справился? Неужели она и правда смогла помочь ему пережить горе… А сейчас сидит перед ним, похожая на иссушенный фрукт с потухшими глазами и болью в груди. Ровно через год после окончания терапии Настасья сама оказалась в трауре.

– Я недавно продал квартиру, она слишком давила на меня. Понимаете, там будто жили призраки… Вот и купил тут, недалеко от завода подшипников. Удобно, десять минут и на работе.

– Да, район у нас хороший. Все есть. А с квартирой правильно, жизнь иногда требует сильных изменений, и старый багаж из боли стоит оставить позади.

– Правы! Как всегда! – Громко вскрикнул Антон Степанович, эмоционально хлопнув ладонью по переднему сидению. Старик с газетой недовольно обернулся, фыркнул и продолжил читать новости.

– Рада была видеть вас, но моя остановка следующая. До свидания, Антон Степанович.

– До свидания. –  хрупкую ладошку Настасьи обхватила потная мужская рука, со всей силой протрясла и отпустила. «Чудной какой, а казался таким безэмоциональным на сеансах. Счастье видеть его таким, хороший мужчина», подумала про себя она и вышла из автобуса не оглядываясь.

Кабинет Настасьи находился на третьем этаже офисного здания под названием «Луч». После практики в государственной психиатрической лечебнице, где она трудилась более четырех лет, Настасья строго решила начать частную деятельность. Так и произошло, познакомившись с Пашей, она ушла из учреждения и сняла небольшой кабинет, где принимала клиентов. Объявления в газете об услугах психотерапевта дало прекрасные результаты. Люди пошли, а потом сарафанное радио сработало лучше всякой рекламы, и сейчас Настасья не нуждалась в продвижении своих услуг. Тем, кому она нужна, сами находят ее. В прошлом году она сделала свежий ремонт и купила дорогую кушетку для своих пациентов. Настасья была уверенна, чем комфортнее человеку, тем быстрее он доверится и начнет раскрывать свои секреты. Секретарями Настасья брала студенток из университета, каждый год девушки менялись, но Марина задержалась. Уже три года девушка успевает совмещать работу с учебой и прекрасно выполняет свои обязанности. Вот и сегодня, Марина сидела у кабинета, в небольшом холле и громко шуршала бумагами.

– Доброе утро, Мариночка. – приветствовала секретаря Настасья. – Как ты успеваешь всегда быть первой?

– Ой, здравствуйте, Настасья Викторовна, – поправила съехавшие на кончик носа очки Марина, – А я сегодня раньше, хотела до обеда разобраться с бухгалтерией, нужно в налоговую успеть, вот и встала ни свет ни заря.

– Что бы я без тебя делала. – улыбнулась Настасья, копошась в сумочке в поисках влажных салфеток. – Как же жарко в этом году… просто невозможно.

– Настасья Викторовна, я хотела еще кое-что сообщить вам, точнее, вручить. – Марина скромно протянула розовый конверт и смущенно опустила глаза. Это было странно, Настасья еще ни разу не видела, как Марина краснеет. Неужели решила уволиться, а ведь она успела привязаться к студентке-секретарю. «Предложу зарплату выше, тогда может решит остаться…». Настасья раскрыла конверт. На бумаге цвета слоновой кости, аккуратным каллиграфическим подчерком красовалось приглашение на свадьбу на имя Настасьи Викторовны. Женщина искренни улыбнулась. С непривычки, скулы немного свело, неужели она так редко улыбалась.

– Мариночка, дорогая моя, конечно, я буду. Спасибо за приглашение, оно великолепно.

Глаза Марины засияли счастьем. Девушка не ожидала от холодной и серьезной начальницы таких теплых слов. Впервые, она задумалась, что Настасья Викторовна не такая уж и черствая женщина, что может быть она просто несчастна.

– Я очень рада, мы с Алешей будем счастливы вас видеть.

– Завтра зайди ко мне в кабинет, хочу поздравить тебя с таким важным событием. – «Все-таки увеличу зарплату», решила про себя Настасья. И направилась в свой кабинет. День не так уж и плох, решила она. Прошел час, прежде чем в дубовую дверь неуверенно постучали.

– Войдите.

– Доброе утро, Настасья Викторовна. Мы были записаны на сегодня. – нервно произнесла вошедшая женщина. Ее маленькие глазки озирались по сторонам. Она обернулась и потянула за руку мужчину. Опустив голову, он медленно проследовал за женщиной в кабинет. Поправив накрахмаленное голубое платье, женщина плюхнулась на кушетку.

– Кто из вас пациент? – доброжелательно улыбаясь, поинтересовалась Настасья.

– Это мой сын. Юрочка, не стой в углу, садись! – с нежностью в голосе произнесла женщина с кушетки. Юрочка не ответил.

– Как я могу к вам обращаться?

– Вероника Васильевна, а это мой сын Юрий Анатольевич.

– Хорошо, ваш сын давно уже совершеннолетний, как я вижу, и моя помощь, как я понимаю, нужна именно ему?

– Да да! Юрочка потерялся в жизни, совсем отбился от рук… понимаете, он закрывается в своей комнате и не хочет оттуда выходить. – голос матери был тревожным, почти слезно она рассказывала, как плохо ее сыну, пока Юра с улыбкой рассматривал паркет в кабинете.

– Уважаемая Вероника Васильевна, я вижу ваши материнские переживания, мне понятны они, но я хочу попросить вас оставить нас на едине. Мне бы очень хотелось услышать самого Юрия.

– Нет, он ведь совсем не разговорчивый! Я все сама вам расскажу. – продолжила мать.

– Я справлюсь. – мягко произнесла Настасья и встала из-за стола. В кабинете послышались легкие шаги, Настасья открыла массивную дверь.

– Мариночка, дорогая, приготовьте кофе или чай Веронике Васильевне. На ее усмотрение. – продолжая придерживать дверь, Настасья ждала пока женщина, недовольно вздыхая выйдет из кабинета. – Через час ваш сын выйдет к вам в целости и невредимости.

Наконец, Настасья осталась на едине с пациентом, который все это время молча наблюдал за противостоянием женщин. Юрий сел запрокинув ногу на ногу и, не сводя пристального взгляда с Настасьи, сказал:

– Моя мать слишком тревожна. Вам так не кажется?

– Возможно, вы живете вместе?

– Да. Мы проживаем втроем. Квартира небольшая, но всем места хватает. Отец был бы против, узнав, что мы тут. – Речь Юрия была четкой, оформленной.

– Что же так встревожило вашу мать, что вы в тайне от отца оказались в моем кабинете? – доброжелательно поинтересовалась Настасья. Перед ней был явно не глупый человек, он оценивал все: движения, обстановку, ее саму.

– Я ушел с работы и посвятил свое время любимому делу. Понимаете, есть люди, которые не готовы выходить за рамки обыденности, все непонятное и нелогичное пугает их. А то, чего люди бояться, привычнее называть ненормальным.

– Кем вы работали, Юрий?

– Я шесть лет посвятил себя лингвистике. Был профессором в местном университете. Не то чтобы я не любил свою работу, но я ее перерос. Мне нужно двигаться дальше. Было бы замечательно, если бы вы сказали матери, что смена деятельности не грозит психическому здоровью. – Юрий впервые улыбнулся. Его синие глаза настораживали Настасью, было в них что-то необычное, непривычное… что-то напоминающее пелену или туман.

– Куда же вы решили пойти, что за новый путь?

– Я изучаю легенды. Думаю, этого достаточно, для человека науки, вы ведь скептик, полагаю я. – Поддавшись вперед, произнес Юрий. В его глазах играло любопытство. Возможно, он ожидал, что такой ответ обидит Настасью, а может он как паук вил свои сети, для своей грандиозной игры.

– Скептик, слово громкое. Могли бы вы объяснить, в чем именно вам кажется я скептик? В вашем желании изучать легенды, как лингвиста, я не вижу ничего скептического. Я бы даже сказала это логично.

– Вы приятный человек, Настасья Викторовна. Знаете, я сомневался, даже отказывался к вам идти. Но, вы меня не разочаровали. Умная, интересная женщина. Скажите, вы ведь знаете латынь? Все, кто окончил медицинский, знают латынь.

– Спасибо за приятную оценку, Юрий Анатольевич. Да, но думаю мои познания латинского языка, не так высоки, как ваши.

– Интересно, не правда ли, что врачи изучают язык мертвых? Вы не задумывались, что это не только потому, что большинство названий человеческого тела, органов, мышц происходит от этого древнего языка. Представите, на минуту, что это дает вам больше возможностей… Quando omni flunkus moritati. Не так ли? – «Когда ничто другое не помогает, притворись мертвым», Настасья прекрасно понимала латынь, это был ее любимый язык после русского. Но зачем он ей это сказал? Неужели даже пациенты видели ее насквозь, видели, что жизнь для нее печальный эшафот к долгожданному освобождению. Нет, она не должна ему показать, что он тронул ее душу своими словами. Но руки предательски дернулись и ручка, которой Настасья делала пометки в блокноте выпала, прокатившись по столу, с грохотом упала на пол. Стук в дверь.

– Настасья Викторовна, время окончено. Вас ждет следующий пациент. – Произнесла Мариночка, вошедшая в кабинет, на ее лице было удивление от растерянного вида Настасьи.

– Да, да. Простите, – наклонившись и подняв ручку, тараторила Настасья. Юрий Анатольевич встал с кушетки и вплотную подошел к женщине.

– До встречи, Настасья Викторовна. Вы замечательный специалист, в пятницу ждите меня в это же время.

– До свидания… – прошептала Настасья после того, как дверь захлопнулась и она осталась в кабинете в полном одиночестве. Впервые за свою практику она ощущала себя потерянной, не владеющей ситуацией. Мать Юрия так и не вошла после сеанса. Зато Елена Константиновна, истеричная, эмоциональная, подвержена паническим атакам без стука залетела в кабинет, громко и быстро рассказывая, что произошло с ней на прошлой неделе.

Вечером на небе собрались тучи. Когда Настасья вышла с работы, небо нависало над городом в молчаливой угрозе. Люди спешно покидали свои рабочие места, на улице было оживленно. Смешавшись с потоком толпы, Настасья двинулась в сторону автобусной остановки. Места под навесом не осталось, и она скромно встала неподалеку, ожидая сто четвёртого автобуса. Последние пять лет она не спешила возвращаться в квартиру, от этого часто пропускала автобус, набитый людьми. Комфорт и спокойствие стали важным элементом ее жизни. Внимание Настасьи привлекла молодая женщина, она нежно поглаживала мальчика лет шести по голове, пока тот без умолку рассказывал матери о том, как они в садике лепили из пластилина Чебурашек. Неужели и ее Миша мог бы рассказывать о таких пустяках, стоять рядом, держать за руку. Какой бы она была ему матерью? Четыре года мучений и боли, вот что успел узнать ее сын о жизни.

Автобус подъехал скрепя тормозами, люди ринулись в сторону дверей, пихаясь, не пропуская друг друга. Гром в небе и яркая вспышка над зданиями. Дождь крупными каплями сорвался вниз. Люди, словно от огня еще агрессивнее стали пихать друг друга, их возмущенные голоса срывались на крик. Мужчина в черном строгом костюме подтолкнул Настасью в спину:

– Вы вообще собираетесь ехать? – прорычал он над ухом.

– Успокойтесь, все поместимся. – Ответила Настасья.

– Мама! Мамочка… – где-то за толпой пронесся тревожный детский голос. Настасья оглянулась, но ребенка видно не было. – Мама, я тебя не вижу! – вновь услышала она. Толпа несла ее к дверям, все ближе, отдаляя от источника звука.

– Вы слышите? Там ребенок! – Вытирая холодные капли, стекающие на глаза, Настасья пыталась разглядеть потерявшегося мальчика. Мальчика? Ведь голос до боли знаком Настасье.

– Пропустите, разойдитесь! – распихивая локтями людей, Настасья бежала в противоположную сторону от автобуса.

– Сумасшедшая. – выкрикнул кто-то из толпы. Но Настасье было все равно, что о ней подумают другие. Перед ней, спиной стоял мальчик, волосы русые, в точь как у Миши. «Это он…», пронеслось в голове Настасье. Она схватила мальчика за плечо и силой развернула к себе.

– Что вы творите! – заорала мать мальчика, прижимая его к себе. Малыш испуганно смотрел на Настасью.

– Прости, пожалуйста, простите… – мать брезгливо фыркнула в ее сторону и взяв ребенка за руку, поспешила к автобусу. Двери захлопнулись, и сто четвертый тронулся, громко тарахтя по пути. Что нашло на нее? Она ведь знала, прекрасно понимала, что Миша не мог тут быть, не мог звать ее. Это все общение с Юрием Анатольевичем и его латынь, уверяла себя Настасья. Каким-то странным образом он повлиял на ее психику, пробудив старые воспоминания и надежду. Надежду на что, задумалась Настасья. Но ответа внутри себя она так и не нашла. Решила, что нужно зайти в аптеку у дома, купить успокоительное.

На улице гремела гроза. Женщина стояла на автобусной остановке, мокрая насквозь. Она с печалью смотрела вдаль, в ожидании следующего автобуса.

 Глава 2

Юрий

Еще в детстве Вероника Васильевна заметила, что ее сын отличается от сверстников. Она была уверена, по-другому и быть не могло. Союз двух ученых радио физиков не мог создать обычного, ничем не отличающегося от других ребенка. Пока другие матери залюбливали своих сыновей, отдавали их в спортивные секции, Вероника Васильевна вкладывала в Юру крупицы разума и интеллекта. В два года ее Юрочка уже читал, в три стал изучать физику и химию, конечно, не по собственной воле, но мать знала – ее труды не напрасны. Гений, он должен был изменить мир, дать нашей стране выйти на первое место, получить всемирные награды и тогда, возможно, материнское сердце было бы спокойно. Но нет, Юра выбрал другой путь. Из всех наук его интересовали языки, древние, забытые, никому не нужные. Когда после окончания школы Юра поступил в Москву на факультет филологии, мечты Вероники Васильевны рухнули. Во всем виноват отец Юры, он всегда поощрял его любовь к языкам, покупал не ту литературу. Со временем мать смирилась и даже стала гордиться Юрой, когда тот вернулся в родной город и стал профессором в Нижегородском лингвистическом университете. Его уважали соседи, на работе Вероники Васильевны часто говорили, что она воспитала достойного сына, это успокаивало мать. Но недавно, Юра решил уйти от преподавательской деятельности, увлекся какими-то древними текстами и решил путешествовать по России в поисках странных и никому не нужных легенд. Нет, этого она не могла позволить. Вот так, бросить все, пустить на самотек карьеру, ради чего?

– Я надеюсь, Настасья Викторовна вразумит тебя. Посмотри, в кого ты превращаешься, щетина не красит мужчин. – бубнила Вероника Васильевна сыну по дороге домой. – И вообще, ты о нас с отцом думаешь? Мы не молодеем, знаешь ли… А ты вон что удумал, мало того, бросишь стариков, еще и сам без денег останешься! Если на пенсию мою рассчитываешь, нет уж! Ты вообще слушаешь меня? – Юра слушал, но не внимательно. Ему не нужно было слышать, чтобы знать мысли матери на его новую деятельность.

– Я буду преподавать. Возьму учеников на дом. Без денег не останемся. – холодно ответил он.

– Юрочка, я хочу, чтобы ты ошибок не наделал, забочусь о тебе! А ты все деньги да деньги. Подожди, не спеши, обдумай все еще разок.

Юрий взглянул на мать сверху вниз. Ее маленькие ножки еле поспевали за ним, один шаг Юрия стоил ей трех. Тридцать восемь лет он провел с ней и отцом под одной крышей, но никто так и не узнал его истинную суть. Юра любил родителей, с благодарностью и уважением относился к их непростым характерам. Но сейчас он ощущал себя на границе новых открытий, скачка, который должен изменить его жизнь. Одиночество, вот что он чувствовал в последнее время все сильнее. Быть непохожим на других, его устраивало, даже льстило, но сейчас, он устал, его жизнь должна измениться, заиграть новыми красками.

– Смотри какие тучи, нужно успеть домой, пока не начался ливень! – Встревожилась Вероника Васильевна.

– Ты иди, я за хлебом и вернусь, думаю, усею до грозы.

Юрий был рад, что мать согласилась. В его планы входило заглянуть еще в одно место и только потом вернуться домой. По дороге в почтовое отделение Юра думал о Настасье Викторовне, о печали в ее карих глазах. Таких глаз он еще не видел, что за секрет скрывает эта женщина, интерес нарушал его спокойное существование. Раскат грома, небо вот-вот разразится небесными слезами, – Юрий прибавил шаг.

В душном помещении почты сидели двое женщин операторов, очереди не было.

– Добрый день. – очаровательно улыбнулась одна из работниц. Юрий прекрасно знал Светлану, они учились в одной школе, в параллельных классах. Женщина пятый год находилась в разводе, детей не было, и каждый раз при встрече она проявляла не дюжий интерес к Юрию. Вообще, женским вниманием Юра обделен не был, статусная работа, интеллигентная семья, правильные черты лица и голубые глаза делали его привлекательным для представительниц прекрасного пола.

– Здравствуйте, Светлана, есть ли письмо на мое имя? – поинтересовался Юрий, пока Светлана, улыбаясь, вбивала его имя и фамилию в стареньком компьютере.

– Нет, к сожалению, ничего. – печально произнесла женщина.

– Спасибо, завтра вновь зайду к вам. – холодно ответил Юрий и вышел из отделения почты. Разочарование и досада испортили настроение окончательно, мрачнее, чем тучи на небе Юра зашел в продуктовый магазин и направился домой.

Ветер разыгрался не на шутку, листва на деревьях трепетала. Кирпичный пятиэтажный дом, словно старый великан, уснувший десятки лет назад, утопал в листве. Сколько воспоминаний хранилось в старых квартирах этого дома, печальных и счастливых моментов. Юра вдохнул тухлый запах, исходящий из подвалов, и поднялся по лестничной площадке на третий этаж.

– Юрочка, ты? – голос матери доносился из кухни. Запах котлет наполнял квартиру. Она всегда готовила к приходу отца, ведь Анатолий любил только свежую пищу.

– Кушать будешь или папу дождешься?

– Я подожду.  – ответил Юра, разулся, прошел коридор, устеленный красным советским ковром, въевшиеся пятна жира и грязи прилипали к носкам. Не желая лишний раз разговаривать с матерью, Юрий закрылся в своей комнате, которую называл «убежищем» и сел за письменный стол. Все его мысли унеслись в воспоминания о Нагорном кладбище у села Вязовка. Совсем недавно он изучал надгробия и историю захоронений, бродил среди могил и наблюдал за родственниками усопших. Пять месяцев Юра втайне от родителей и коллег с работы посвятил любимому делу. Только погружаясь в мир мертвых, он ощущал себя истинно живым. Столько историй, захороненных под холодными плитами, судеб, погребенных в вечность, только он мог стать проводником. Юра писал и писал, пока его не отвлек голос матери.

– Юра, иди-ка сюда! – даже с закрытой дверью, он слышал нервоз и недовольство в голосе матери. Прислушался, отец тоже был дома, он узнал это по громкому топоту, только под его ногами старый паркет скрипел, словно вот-вот рассыпится в прах. Юра вышел из спальни и вошел в кухню. Анатолий Семенович сидел за столом в белой алкоголичке и шортах, мать, скрестив руки на груди, недовольно сверлила сына взглядом.

– Что это? Может объяснишь родителям? – взмахнула она в сторону белого конверта, лежащего на обеденном столе. – Когда это ты нам рассказать собирался?

Юра сразу понял, это то письмо, которое он ждал три месяца, за которым каждый день заходил в почтовое отделение.

– Сынок, если бы я утром не встретил почтальона в подъезде, не перехватил письмо, то как бы мы с мамой узнали о твоих планах? – возмутился отец, но жесткости в голосе не было, как и недовольства.

– Я взрослый человек, могу принимать сам решения. – спокойно ответил Юра, взял конверт и прочел содержимое. Отказ. Конечно, он не ожидал другого ответа, но причина указана смешная: малый доход. Юра, сам не ожидал, что отказ причинит такую боль. Молча, он развернулся и ушел в «убежище».

Оставшись наедине с собой и своей досадой, он разорвал белую бумагу в клочья. Юра злился, ведь он заслужил быть отцом, пусть и не родным, но хорошим, любящим и заботливым. Разве имели они право отказывать ему, он посвятил часть своей жизни воспитанию нового поколения, сколько студентов восторгались им и благодарили каждый день! Юра хотел дочь, маленькую девочку, разве это так плохо?

– А я рада, что они отказали. – услышал Юра за спиной. Это Вероника Васильевна, вошедшая без стука, решила подбодрить сына. – Зачем тебе чужой ребенок? Может теперь о семье задумаешься.

– Выйди. – резко ответил Юра. Мать спорить не стала, молча закрыла дверь.

За окном громыхало, яркая вспышка в вечернем сумраке мигала как маяк. Юра чувствовал, что скоро его жизнь изменится, заиграет новыми красками, и все горе, которое он испытал от письма канет в Лету. Порою ему казалось, что он сам является Хароном, перевозя души по реке Стикс. Только в обратном направлении, чтобы живые помнили, знали… Уханье совы прервало его размышление.

– Зачем ты пришла? – произнес шепотом Юра.

Уханье повторилось.

– Разве тебе мало невинных душ? Все летаешь в ночи, собираешь сыновей Адамовых. Но я не от его крови, нет. Ты знаешь. – взмах крыльев, сова улетела. Юра знал, чья посланница эта хищная птица, за кем охотится она в ночи. Знал, что первая женщина собирает детей, ведь своих породить она не может. На улице громыхнуло с новой силой, свет в квартире погас, дождь крупными каплями стучал по окну, будто старый приятель, кидающий камушки и зовущий на прогулку. Юра встал из-за стола, накинул рубашку поверх футболки, обулся и вышел на улицу. Мать с отцом не стали его останавливать, тихо проводя взглядом под светом свечи. Время пришло, Юра знал, что делать. По знакомым тропинкам, через пару кварталов было единственное трепетное его сердцу место. Ровно в шесть вечера ворота кладбища закрывались на большой металлический замок. Это не было преградой для Юры, он знал потаенный лаз, прямо под забором бродячие собаки давно вырыли себе проход. Сырая земля превратилась в кашу под ногами, вымазавшись в грязи с ног до головы, Юра попал в обитель мертвых. Несмотря на погоду, ночную черноту, ему стало хорошо, так хорошо, как бывало только тут.