Czytaj książkę: «Новак Джокович – герой тенниса и лицо Сербии»
Посвящается моей дочери Тамаре, которой на протяжении целых 15 месяцев ее жизни наверняка казалось, что папой она вынуждена делиться с каким-то сербским спортсменом.
Вступление и благодарности
Вуковар, Сребреница, Мостар, Баня-Лука. В 1990-е годы названия этих югославских городков каждый вечер звучали в выпусках телевизионных новостей. С той же частотой повторялись имена Слободана Милошевича, Франьо Туджмана, Алии Изетбеговича, Радована Караджича, Ратко Младича – главных действующих лиц четырех войн, которые привели к распаду Югославии. Преобразование Европы после Второй мировой войны на основе экономической взаимозависимости входящих в нее государств должно было предотвратить будущие войны в Европе. Но через 46 лет после окончания войны и через 34 года после основания сообщества, которое сейчас именуется Европейским Союзом, соседи ополчились друг против друга в одной из самых ужасающих схваток, которая, по заявлению трибунала ООН, сопровождалась настоящим геноцидом. И все это происходило на европейской земле.
Велик соблазн видеть в войнах некие отрезки времени, которые потом можно вычеркнуть: с 1914 по 1918 г., с 1939 по 1945 г. Но так не бывает. Жизнь не останавливается, несмотря на все ужасы и лишения. Люди учатся выживать, продолжают давать образование детям. Водят их в танцевальные классы, к музыкальным преподавателям, на спортивные занятия точно так же, как делали бы это в мирное время. Тот факт, что из растерзанной Второй мировой войной Югославии вышло несколько одаренных спортсменов, не должен вызывать особого удивления. Но то, что целых шесть теннисистов мирового класса являются выходцами из Сербии, страны с населением всего 7,1 млн человек, площадью 88 тыс. квадратных километров и фактически без традиций этой игры, производит впечатление. Новак Джокович, Ана Иванович, Елена Янкович и Ненад Зимонич за несколько лет вышли на первое место в мировом рейтинге: первые трое – в одиночном разряде, а Зимонич – в парном. Если добавить к ним Янко Типсаревича, который поднялся до восьмого места в рейтинге и продержался два года в первой десятке, и Виктора Троицки, однажды достигшего 12-го места в мире, то перед нами предстанет удивительное поколение, почти не уступающее шведам, которых больше всего-то на миллион-полтора, но которые породили феноменальную плеяду теннисистов, господствовавших в командном теннисе с середины 1970-х до конца 1990-х гг. И завоевавших много громких титулов.
Самый титулованный из шести упомянутых выше сербских теннисистов – несомненно Джокович. Хотя не следует недооценивать и достижения Иванович, выигравшей в 2008 г. открытый чемпионат Франции и добравшейся до вершины мирового рейтинга в одиночном женском разряде. Однако на этой позиции она продержалась всего несколько недель и ни разу даже не приблизилась ко второй победе на турнире Большого шлема. Ана Иванович – обаятельная и на редкость симпатичная посланница своей страны, но, увы, ее результаты все снижаются и снижаются. Янкович – одна из трех теннисисток, которые поднялись на первую строчку рейтинга, не выиграв ни одного турнира Большого шлема в одиночном разряде. Это, конечно, тоже достижение, говорящее о феноменальной спортивной форме Аны в 2008–2009 гг., но дальше она начала отставать от ведущих теннисисток.
Джокович же, напротив, выиграл восемь чемпионских титулов Большого шлема, и теперь ему недостает только выигрыша в Открытом чемпионате Франции, чтобы числиться победителем всех четырех турниров Большого шлема. Мало того, он доказал, что по харизматичности и авторитету он стоит на той же ступеньке, что Роджер Федерер и Рафаэль Надаль, и так же, как и они, способен представлять свой вид спорта и подавать пример доброжелательности и достойного поведения. А это имеет огромное значение для его родины.
Спортивные результаты, которые говорят сами за себя, естественная харизма, которую лишь подчеркивают его шуточные подражания своим товарищам-профессионалам, привычка громко обращаться к тренеру во время матчей, ныне практически исчезнувшая… Ну, и на редкость словоохотливый отец. Всего этого у Джоковича не отнять. Однако никому еще не приходило в голову связать успехи и личность выдающегося спортсмена с тем, что происходило на его родине в кровопролитных 1990-х годах. Эта книга – как раз и есть такая попытка.
Заманчиво, хоть и не совсем верно, было бы сказать, что идея этой книги начала воплощаться в жизнь в сентябре 2010 г.
В то время я впервые побывал в Белграде, освещая в прессе полуфинал Кубка Дэвиса между Сербией и Чешской Республикой. Я прибыл туда в среду вечером, связался с коллегами и узнал, что они договорились перекусить в ресторане «У Новака» – одном из двух белградских ресторанов, принадлежащих Новаку Джоковичу. Подумать: моя первая белградская трапеза состоится в ресторане, хозяин которого прославил Сербию! Вдобавок это всего в квартале от Белградской Арены – крытого стадиона на 17 тыс. мест, центра сербского тенниса.
На следующее утро мне предстояло взять у Джоковича интервью для телевидения, и, пока мы ждали, когда операторы закончат со своими делами, я сообщил собеседнику, что накануне вечером побывал у него в ресторане. Естественно, он поинтересовался, что я думаю об этом заведении. Я замялся, прикидывая, как бы повежливее объяснить, что еда была отличной (это правда), но ждать ее пришлось довольно долго (с тех пор я узнал, что приносить заказы в сербских ресторанах вообще не торопятся, а «У Новака» наше ожидание было не самым долгим). Но я так ничего и не сказал, потому что Джокович перебил меня: «Сам знаю: там было слишком накурено, да?» Пришлось согласиться, и он ответил: «Да, мы стараемся, но такие вещи не сделаешь с кондачка».
Поразительно – эта короткая фраза мгновенно высветила то обстоятельство, что Джоковичу приходится одновременно играть как бы две роли. Он совершенно свободно чувствует себя за пределами Сербии, в западноевропейской и североамериканской культурах, где курение в общественных местах сейчас неприемлемо (и чаще всего запрещено), где во всех хороших ресторанах предлагают блюда, полезные для здоровья, и где патриотизм приветствуется, а национализм, особенно ярко выраженный, вызывает подозрения. Но столь же свободно чувствует он себя и на родине, правда, несколько изменив стиль: здесь он чуть больше походит на ура-патриота, охотно подхватывает сербские песни и даже демонстрирует некоторую склонность к неприкрытому национализму. По крайней мере, так показалось мне. Сам Джокович отрицает это, утверждая, что всегда и везде ведет себя одинаково: «Я всегда стараюсь относиться уважительно и доброжелательно к каждому человеку, из какой бы страны он ни прибыл и где бы я в этот момент ни находился. В том числе и к своим соотечественникам». Возможно, намерения Джоковича и вправду таковы, но меня не покидает ощущение, что на родине он неуловимо меняется.
Этот краткий разговор хоть и не сподвиг меня на замысел книги, но сыграл важную роль, когда в 2012 г. ко мне обратилось издательство John Blake Publishing с предложением написать о Джоковиче. Первым делом я связался с агентом Джоковича, чтобы выяснить, нет ли возможности сделать будущую книгу авторизованной биографией или автобиографией в обработке такого-то журналиста. Мне сообщили, что ответ в том и другом случае отрицательный, так как Джокович собирается сам написать книгу после завершения спортивной карьеры. Оставалось или взяться за авторскую биографию, или не браться за нее вообще. Но поскольку «авторским» способом я уже написал биографию Роджера Федерера и несколько раз вносил в нее поправки, то не горел желанием работать над биографией еще одного теннисиста и сообщил в издательство, что не возьмусь за книгу о Джоковиче.
Сотрудники издательства John Blake Publishing снова обратились ко мне, объяснив, что чрезвычайно заинтересованы в книге о Джоковиче – может быть, я передумаю? Я подумал-подумал и вспомнил только что рассказанную вам историю. А что? Ведь Джокович служит связующим звеном между двумя культурами: сербской и мировой. Кроме того, западный мир так мало понимает жизнь Сербии! И вернулся в издательство с предложением книги, представляющей собой сочетание двух историй – самого Джоковича и его родины. Мое предложение было сразу же принято – так и появилась эта книга.
Для того чтобы такая книга состоялась, автору необходима толика везения, и в двух случаях мне определенно повезло.
Сначала я получил по электронной почте письмо от Криса Бауэрса. Не подумайте, это не клинический случай бесед с самим собой. У меня есть тезка, который работал на «Би-би-си» в то же время, что и я, и он связался со мной, чтобы по прошествии двадцати лет, не выдержав угрызений совести, сообщить, как однажды принял предложение на ужин от одной поклонницы, которая, как выяснилось, слышала по радио мой, а не его голос. Это признание показалось мне трогательным, и, несомненно, немного лестным, но самым важным в нем был адрес моего тезки. Я сообразил, что он работает в британском Министерстве иностранных дел и что через него я смогу восстановить связь с его коллегой и моим давним товарищем, теннисистом Майком Дейвенпортом. А Майк оказался новоиспеченным британским послом в Белграде и позже оказал мне неоценимую помощь в сборе материалов для этой книги. Поэтому признание Криса я воспринял с радостью.
Во второй раз мне повезло, когда удалось взять важнейшее интервью – интервью, которое я к тому же считаю одним из самых удачных за всю мою журналистскую карьеру.
Еще приступая к работе над книгой, я понял, что важнее всего побеседовать с Еленой Генчич – женщиной, которая научила Новака играть в теннис. В марте 2013 г. я неожиданно отправился в Белград – поездка туда была запланирована лишь на следующий месяц, но я хотел убедиться, что интервью, о которых я просил, действительно организованы, потому и решил, что лучше провести разведку заранее. Именно во время этой разведки Генчич не только согласилась встретиться со мной, но и уделила мне два с половиной часа в ее любимом кафе «Озон» в белградском пригороде Дединье. Вопрос о радиопередаче Desert Island Discs возник почти в самом начале, и, когда она упомянула адажиетто Малера, я прервал ее вопросом: «Вы имеете в виду „Адажиетто“ из 5-й симфонии?» У нее загорелись глаза. «А, так вы его знаете», – сказала она, после чего между нами установилось удивительное взаимопонимание. Уходя из кафе, в приливе чувств я даже обнял ее, хотя мы и были знакомы всего два часа.
На следующий день я переваривал услышанное, и передо мной начинала вырисовываться глава этой книги «Ноле и Еца». Все выглядело слишком замечательно, и потому неправдоподобно. Генчич напомнила мне мою бабушку – прекрасную рассказчицу, но отчасти Märchentante – это немецкое слово означает любителя не просто рассказывать истории, но и приукрашивать их. Тогда я спросил приятельницу, которая познакомила меня с Генчич, можно ли верить ее словам. Собеседница была озадачена. Я объяснил, что это слишком похоже на сказку – образованная женщина, представительница старой югославской интеллигенции, выказала полное сходство взглядов с мальчишкой из сравнительно простой семьи и научила его куда большему, чем ударам справа и слева; поэтому мне хочется убедиться, что все это не выдумки, цель которых – произвести впечатление на заграничного журналиста. Моя приятельница, которая была довольно близко знакома с Генчич, заверила меня, что ее подруга не из тех, кто любит что-то приукрашивать, по крайней мере, в серьезных вопросах, и всегда придерживается того, что считает истиной.
Когда через месяц я вернулся в Белград, Елена с сестрой приняли меня в своем доме. Жаль, что я так и не смог по достоинству оценить кофе по-турецки, которым они меня угощали. Если честно, он показался мне вполне омерзительным, но прием был по-настоящему радушным. Я восхищался спортивными трофеями Елены, задавал ей очередные вопросы и уточнял некоторые подробности предыдущего интервью. Когда я уходил, она пообещала в случае необходимости дать любые пояснения, если я свяжусь с ней по электронной почте. Но эта встреча стала для нас последней.
Елена Генчич умерла 1 июня 2013 г. Я понятия не имел, что она уже некоторое время боролась с раком груди – но не он стал причиной ее ухода. Большинство близких знали про ее болезнь и про то, что она ее победила. Но лишь немногим было известно, что она также страдала раком печени – вот он ее и убил. Я видел Елену за пять недель до смерти. Она проводила по 7–10 часов в день на теннисном корте – сама не играла, но давала тренерские указания. Судя по ее виду, она твердо намеревалась отметить будущее девяностолетие, однако ее жизнь оборвалась в возрасте 76 лет.
Я получил сообщение о смерти Елены на мобильный телефон. В тот момент я находился на турнире «Ролан Гаррос», и в сообщении мне было строго запрещено делиться этим известием с кем-нибудь из окружения Джоковича до начала его матча в третьем круге с Григором Димитровым. Совет оказался мудрым: покинув корт и узнав о случившемся, Джокович расплакался и сразу же отменил все встречи с журналистами, настолько он был расстроен. После победы в четвертом круге он без конца говорил о Елене Генчич, и его десятиминутная пресс-конференция на английском была посвящена почти исключительно ей. Этот субботний вечер запомнился мне непривычными эмоциями – я скорбел о человеке, с которым встречался всего два раза и почти не знал его, и вместе с тем мне казалось, что мы были близко знакомы. Кроме того, я последним из журналистов брал у Елены Генчич официальное интервью, поэтому меня охватила неловкость, к которой примешивалась радость оттого, что я успел поговорить с ней, и безмерная печаль оттого, что она умерла, хотя была еще полна жизненной силы.
По этой причине несколько месяцев после ее смерти я гадал, не слишком ли я поддался эмоциям, работая над главой, посвященной ей. И не отвел ли ей в истории Джоковича более важную роль, чем она заслуживает? Думаю, все же нет. Джокович объявил, что свой уимблдонский титул 2014 г. посвящает Генчич, и хотя он, скорее всего, достиг бы вершин успеха в теннисе и без усилий Генчич, я по-прежнему убежден, что без ее влияния он не стал бы личностью, какой является сегодня, и что его путь на эту вершину не был бы столь гладким. Ведь у Джоковича действительно есть проблемы со здоровьем, которые ему пришлось преодолевать методом многочисленных проб и ошибок. Согласился бы он принять холистический подход некоего Игоря Четоевича, если бы не привык с ранних лет к свойственной Генчич широте взглядов? Или развился бы у него тот особый склад личности, который позволил ему существовать в двух мирах – в своей неистово патриотической Сербии и в глобальном сообществе, полюбившем Джоковича, но по-прежнему с недоверием относящемся к стране, откуда он родом? Было бы неправильно преувеличивать роль Генчич в становлении Джоковича как теннисиста, ведь она никогда не сопровождала его в поездках, и сам он, вступив в зрелый возраст, на протяжении четырех лет не поддерживал с ней никакой связи. И тем не менее я убежден, что Елена Генчич заслуживает отдельной главы.
Увидев биографическую книгу, люди обычно спрашивают, «авторизованная» она или нет. Я недолюбливаю термин «авторизованный», так как он подразумевает некую официальность, контроль героя над содержанием биографии. У меня не было ни малейшего желания писать книгу о Новаке Джоковиче под его приглядом – он достаточно умен и, если захочет, может сам написать книгу и изложить в ней все, что пожелает (что он, скорее всего, и сделает рано или поздно). Эта книга будет иметь ценность как рассказ самого Джоковича о своей карьере, как история событий, показанных изнутри, однако трактоваться они будут лишь одной стороной – самим Джоковичем. В своей же книге я стремился представить точки зрения разных людей и заодно показать, какое влияние многие люди оказали и до сих пор оказывают на его жизнь и карьеру.
Следовательно, перед вами независимая биография Джоковича и Сербии. Это мой взгляд на него и на его родину. Читатели вправе не согласиться со сказанным мной, тем более что это скорее частное мнение, нежели объективное исследование. Что касается отношения самого Джоковича, то, поскольку через какое-то время он сам хочет взяться за собственную биографию, он не приветствовал общение своих ближайших родственников со мной, и я с уважением отнесся к его желанию. Члены его команды связаны соглашением о конфиденциальности, однако многие люди, близкие к нему, охотно беседовали со мной, за что я им искренне благодарен. Сам Джокович помог мне, ответив на ряд вопросов о своей роли спортивного и политического деятеля.
Прояснить этот момент важно по той причине, что Джокович – истинная суперзвезда. «Вы понимаете, что жизнь в стране практически останавливается, когда он играет?» – спросил Гай Де Лони, белградский корреспондент «Би-би-си», когда я встретился с ним, чтобы узнать его мнение о некоторых главах, посвященных Сербии. Друг Джоковича Душан Вемич подтверждает: «Когда Новак играет важные матчи турниров Большого шлема, улицы пустеют. Все сидят по домам и болеют за него». То есть Джокович приобрел в Сербии во многом заслуженный статус «мирского святого». Тем не менее по-прежнему важно оценивать его беспристрастно. Вот почему в некоторых местах этой книги я отзываюсь о нем критически, – но не потому, что имею что-то против выдающегося теннисиста, а просто потому, что он человек, существо из плоти и крови, а в наш век звезд и суперзвезд важно уметь видеть, что даже те, перед кем мы готовы падать ниц, сочетают в себе разные качества – как хорошие, так и не очень.
Немного о диакритических знаках. В орфографии стран Центральной и Восточной Европы используется ряд таких знаков, многие из них отражают транслитерирование славянских имен с кириллицы на латиницу. Мне пришлось решать, оставлять эти диакритические знаки или нет, и, если рассуждать реалистично, компромисс в этом вопросе невозможен. Мне, как человеку, выучившему три языка помимо родного, интуиция подсказывала, что диакритические знаки необходимо оставить, но в конце концов я предпочел не делать этого. Главной причиной стало то, что фамилия Джоковича, «Djokovic» – вестернизированная форма записи его фамилии на родине. Латиницей она пишется как «Đoković», а буква j добавляется в тех случаях, когда в шрифте нет «Đ» (точно так же, как в немецком языке добавляется е, когда в шрифте отсутствует умляут, и тогда «Schüttler» превращается в «Schuettler», «Görges» становится «Goerges», и пр.). Поскольку Новак известен во всем англоязычном мире как «Djokovic», было бы явным противоречием на протяжении всей книги называть его «Đoković», а отсюда логически вытекает и отказ от всех прочих диакритических знаков. Прошу прощения у коллег-лингвистов, считающих это решение неверным.
Раз уж мы заговорили об именах, разрешите мне заодно предпринять попытку покончить с наболевшим вопросом: как произносится первая гласная в фамилии «Джокович». Американцы считают, что ее следует произносить как в слове «joke», а остальной мир склоняется к произношению как в слове «jock». Первый вариант возник из убеждения, что лучше всего произносить так, как произносит свою фамилию ее обладатель. Споры продолжались даже во время Открытого чемпионата Австралии 2013 г., когда Джим Курье в интервью на корте после матча задал вопрос с таким расчетом, чтобы услышать от Джоковича точное произношение злополучной гласной.
Сама идея спросить у человека, как он произносит свою фамилию, хороша, но не учитывает элементарный факт: как тот же человек произносит другие слова с той же гласной. Если послушать, как Джокович выговаривает такие слова, как «on» и «over», становится ясно, что свою фамилию он сам (и другие сербы) произносит с той же гласной, как в «on», а не в «over». Значит, произношение как в слове «jock» корректно, и весь англоязычный мир может вздохнуть с облегчением, поскольку правильное произношение – скорее как в слове «or» (Djorkovic), чем в «jock» или в «joke». Если американцы скажут в свое оправдание, что гласная в имени «Новак» звучит почти как в фамилии «Джокович», тогда англоязычному миру следовало бы произносить ее в имени «Новак», как в слове «of», а в фамилии «Джокович» – как в «jock». Но, несомненно, споры будут бушевать на протяжении всей спортивной карьеры Джоковича, а отделы орфоэпии на радио и телевидении – оправдывать свое существование.
И наконец, я не выпустил бы эту книгу без помощи множества людей. Я перечисляю их здесь в алфавитном порядке – с благодарностью большей, чем я могу выразить на бумаге, и с опасениями, что я кого-то забыл: Эдоардо Артальди, Саймон Кэмберс, Игорь Четоевич, Эстель Кудерк, Майкл Дейвенпорт, Гай Де Лони, Елена Генчич, Митци Ингрэм-Эванс, Горан Иванишевич, Ана Иванович, Момир Еловач, Кэти Дженкинс, Джонатан Джобсон, Ладислав Кис, Анжела Лавински, Дэвид Лоу, Иван Любичич, Стефан Лукич, Дженис Маккинли, Неда Милетич, Хэлен Маккарти, Джоанна Мэтер, Питер Майлс, Стюарт Миллер, Зоран Милосавлевич, Ана Митрич, Владимир Новак, Богдан Обрадович, Деян Петрович, Риккардо Пьятти, Ники Пилич, Моника Селеш, Грег Шарко, Чедомир Соскич, Топлица Спасоевич, Воин Величкович, Гэвин Верси, Небойса Вискович и Джонатан Уилсон. Отдельная благодарность Тоби Бакану, моему редактору в издательстве John Blake Publishing, с которым, как мне кажется, у нас получилось очень плодотворное сотрудничество.
Крис Бауэрс, июль 2014 г.
