Смотрю на тебя из темноты. Исповедь самоубийцы

© Корн Наташа, 2022

ISBN 978-5-0056-5173-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОЛОГ

Осталось чувство гадливости.

Если бы просто пустой фантик выдали за конфетку… Если бы в красивую бумажку упаковали кусок дерьма… А тут другое. Никак не могла поверить, но логика сделала своё дело, а упавшая пелена тумана обнажила всё, изменив, перевернув, и такой голос на ушко – йоптыть, Наташа, ну ты и овца. Доверчивая и тупая.

Ну, да, именно доверчивая и тупая. На что это было похоже? На гипноз, наверно. Раньше, бывало, идёшь себе по улице, головой круть-верть, мечтаешь, улыбаешься и тут – бац – ай., красавица, давай погадаю… и понеслась… Нет, не давала и не слушала. И тем больше мне непонятно, какого чёрта развесила уши и позволила так вляпаться в дерьмо. В дерьмо спланированное, да мало того, что спланированное, так ещё и разыграно при зрителях, уютно хрумкающих попкорн за стеклом на диванчике, или нет – в гамаке, потягивающих коктейль, лениво ожидающих финала. Бесцельное такое зрелище. Просто потому, что скучно. А я расстаралась, прям вот наизнанку вывернулась. Заглотила наживку и тянула со всей дури, вытаскивая наружу свои потроха. И не я первая, и не я последняя. Но с таким аппетитом хавала дерьмо только я. Остальные были скромнее.

А с чего началось-то всё? С ерунды… Распался очередной брак. Не то чтобы сам вот взял и распался. Нет. Но в какой-то момент поняла – всё, больше не могу. И вот год, целый год, счастливой жизни прошёл. Заскучала. И возьми, да и позвони однокласснику… Ах, нет, нет… не звонила – написала. Отозвался. Да. Встретились. И нафиг он нужен – не знаю. С виду неказист, но было в нём что-то эдакое, притягивающее. Да и в сексе не силён, а вот… У него имелись два огромных жирных плюса, перекрывающих все недостатки – он великолепно играл на гитаре и пел, а ещё – он бесподобно играл на бильярде. Я могла часами слушать и смотреть. Слушать, как поёт, смотреть – как играет. И большего мне не требовалось… То есть других желаний он во мне не пробуждал. Но ему хотелось. А почему бы и нет? Парень он разведённый, с мамой проживал. Далековато, правда, проживал, километрах в пятидесяти от меня. Но имел старенькую «японку». Так что встречались часто.

* * *

Бильярдные шары, как дрессированные, влетали в лузы. «Красавчег!» – промелькнуло в голове, что вызвало тут же неуправляемый смех, ибо голова «красавчега» от бильярдных шаров отличалась только размером, ну, и содержанием, разумеется. Но как он играл! И пел… Маленький, щупленький, лысый. Огромные глаза, когда-то ярко-синего цвета, загнутые длинные чёрные густые ресницы (тоже когда-то). Нищий, с кучей детей и бывших жён, неуверенный ни в себе, ни в дне завтрашнем, имеющий в арсенале разваливающегося «японца» лохматого года выпуска, смирившийся со всей этой байдой, а потому бездействующий, дрейфующий на льдине полудохлый пингвин. Зачем он нужен? Хм…

В бильярдной мягкий свет, уютные диваны и запах кофе. Очень хочется этого кофе. И курить. И чего-нибудь пожевать. Тихим, мягким голоском,

– Андрюш, кушать хочу. Закажи кофе и бутербродиков.

Андрюша чуть кий не выронил. Засуетился, глазки забегали, в поисках куда бы спрятаться. Странно. С чего бы это?

– Слушай, поехали к тебе. Там и покушаем, а? Закрыто здесь всё. Не продают уже.

Лето. Конец июля. Жара в прошлом. Приятное тепло, листики пыльные, цветы на клумбах, неприлично распустившиеся в своей последней красоте, ленивые голуби и пронырливые воробушки. Улицы огромного города выдохнули, пережив час пик, захлопнули двери за последними спешащими трудоголиками, и с полузакрытыми глазами растянулись, расслабились, вздрагивая иногда от редких одиноких шагов – в моём городе наступала ночь. А у меня в холодильнике шаром покати. Выдыхая дым только что прикуренной сигареты, произношу,

– В магазин заедем. Кое-что купить надо.

Остановились возле супермаркета. Андрюша сидит. По всей видимости, со мной идти не собирается. Пришлось пнуть слегка. Вылез из машины недовольный и смущённый. Странный он какой-то нынче.

В магазине время суток не ощущается. Все окна задраены рекламой и стеллажами. Покупатели снуют, продавцы тележки с товаром таскают туда-сюда. И днём, и ночью все покупают еду.

Пошла вдоль полок, привычно кидая коробочки, баночки, пакетики и прочую ерунду. И вдруг, замечаю, что Андрюши рядом нет. Кручу головой – ищу. А он стоит себе и наблюдает. Притащила к кассе полную тележку, разгружаю на ленту. А Андрюша таращится на меня и что-то мычит. Не пойму никак, чего ему надо. И наконец, понимаю – у Андрюши нет денег. И он пытается мне объяснить, что я много набрала ерунды ненужной. Ах, ты ж чудо в перьях. Это он решил, что за всё ему расплачиваться. Я Андрюшу успокоила, как могла,

– Да кто на тебя рассчитывает? Ты мне в качестве ишачка нужен. М? Понял? Бери сумки и неси в машину.

Дома начала быстро варганить ужин. Андрюша пошёл в спальню. Я уже почти и забыла про него – увлеклась стейком из сёмги, салатиком и прочей приятностью. Оголодала в конец. И тут из спальни появляется он. Смущённый. Глазки в пол. И опять чего-то мычит. Вот же неугомонный. А у меня такой аппетит зверский, и запахи на кухне бесподобные, ну, всё почти готово – и тут – бац. До моих ушей сквозь всю кулинарию, витающую в воздухе, продирается,

– Ты меня извини, но тут такая вот история… мне… меня… в общем, нам надо расстаться…

Вот гад. Не мог подождать, пока я поем. На секунду замираю с салатами в руках, а потом… улыбаюсь,

– Садись за стол, милый. Пока не поем – ни гу-гу чтоб мне. Понял! Аппетит не порти.

Свечи. Белая скатерть. Чёрная посуда. Красное вино в моём бокале. Минералка – в Андрюшином. Он поёт. Я курю. Сытая и довольная кошка. Жмурюсь от удовольствия – было вкусно. «Я сам из тех, кто спрятался за двери…". Красиво гад поёт. И что там про расстаться? Молчит. И я молчу. Жду. А Андрюшка допел. Гитару в чехол и собирается уходить. Во даёт. Расстаться – так расстаться, но причину объясни, будь любезен.

И тут его прорвало! О! Лев! Тигр в прыжке! Как он говорил! У меня глаза под конец его монолога стали такими огромными, что мне показалось, ещё чуть-чуть и выпадут на пол. От этой мысли напал дикий и неуместный смех. Хохотала до слёз, до икоты. Такое слышала первый и, надеюсь, последний раз. Андрюша меня бросал. Да. Бросал, потому что я – сильная. Потому что… да уже и неважно почему…

Уехал. На прощание повесив на крючок времени брошенные на ветер слова: «Если позовёшь, я тут же приеду.» Не позову.

Прокрутилась всю ночь. Что за глупость такая? Не спится, чёрт возьми. Какое-то волнение, в голове слова складывались в ровные столбики с рифмой на конце. Боже ты мой… да это ж опять началось… К утру на столе лежала стопка листков, исписанных мелким, абсолютно неразборчивым почерком – стихи.

Глава 1

Эта дурацкая привычка преследовала меня лет с шести. Да и не привычка. Болезнь, хронический недуг, зависимость, врождённый дефект мозга. Он присутствовал всегда. Жил так спокойно внутри, жрал меня понемногу. Привыкла, особо внимания не обращала. Случались обострения, как у любой болезни. И тогда начинался ад. Строчила в самый неподходящий момент, на чём угодно, не соображая, что делаю, о чём говорю. Вопрос «зачем» так же глуп, как и «почему». Последний раз приступы агрессии случились лет десять назад. Непродолжительный период, месяц-два. Прекратилось всё также резко и неожиданно, как и началось. И вот теперь опять. И толчком послужил совершенно не нужный и неважный мужик. Дурость какая-то. Но объяснять и копаться в причинах мне не давали следствия. Строчила, как заводная.

Давно канул в лету Андрюшка. Темы находились сами собой. Бормотала себе под нос рифмованные столбики при прополке грядок, во время уборки, даже во сне. Вскакивала посреди ночи и писала. Идиотизм. Я это понимала как никто другой. Наверно, похоже на алкоголизм. Алкоголики осознают свою пагубную зависимость, но никогда не сознаются. Разница между ними и мной лишь в том, что я не только осознаю, но и говорю. Но что это меняет…

Листочки копились. Круги под глазами темнели. Глаза блестели. Так бы и закончился очередной приступ, но… Случай! Он всегда приходит вовремя. Или не вовремя. Со мной он сыграл злую шутку.

В то время работала коммивояжёром. Довольно тяжкий труд. Интересно, как нашла эту работу. Читала объявления от нечего делать. И вдруг: «Срочно требуется коммивояжёр». Слово необычное заинтересовало. Позвонила. Ответ прозвучал ещё необычнее. Меня начали отговаривать и прям-таки стращать. Рассказывали ужасы данной профессии. А в конце беседы попросили перезвонить завтра и положили трубку.

Позвонила. Назначили встречу. Пришла раньше на пять минут. Подъехал дядька. Села в машину и… час мне рассказывали, расспрашивали, присматривались. Предложили выйти на работу. Согласилась. Через несколько дней пахала с удовольствием, так как зарплата радовала и грела.

Да. Так вот, шеф каким-то чудом раскопал мои стишки, закинутые на один из сайтов давным-давно. И спросил, почему же теперь не пишу ничего. Ну, а я возьми, да и ляпни, мол, пишу, только на листочках. Тут он давай меня нахваливать, искренне так… По приезде домой, занырнула на злополучный сайт, да и слила все свои новые вирши. Лучше бы я этого не делала…

Попутно изредка читала чужое. Мало что нравилось. А под моими выплесками стали появляться приторные высказывания. Причём, чем дурацкее стишок, тем больше похвалы. Я только диву давалась – и не лень же людям комментировать этакую дрянь.

Лето закончилось. Сентябрь, как ящерка хвост, отбросил лучшую свою половину. А мне написали «автор может писать жёстче» что-то в этом духе и ссылочку пришпандорили. Конечно же, перешла по ней. Оказалась на «Поэмбуке». Моя вторая ошибка.

Глава 2

После сухопарой и глухонемой стихиры поэмбук выглядел, как Лас-Вегас после Москвы семидесятых. Во-первых, интерфейс радовал безгранично. Во-вторых, – дуэли! На них-то я и поскакала. Не думая, кинула стишок, посмотрела-посмотрела, да и забацала рекламу. И на работу уехала.

Выезжали рано, часов в пять, иногда в четыре, иногда и в два ночи. Возвращались не раньше одиннадцати вечера. Уставшие, замотанные, сонные. В то время был у меня простой кнопочный телефон. Без интернета и прочих радостей. Искренне не понимала, зачем нужны какие-либо функции, кроме как позвонить, ну, и смс написать иногда. Поэтому посмотреть, как там моя дуэль, не могла. Да и забыла про неё. Вспомнила почти через сутки. Зашла. А там!

Народ веселился во всю. Сейчас точно не вспомню, но, по-моему, что-то около восьмидесяти комментариев и проголосовавших. Меня нисколько не беспокоило, кто победит, я или мой оппонент. Просто интересно, весело читать дурацкие отзывы под не менее дурацкими столбиками. Не помню, кто там одержал победу, но сложилось такое впечатление, что к концу стрельбища никого данный вопрос уже не интересовал. Народ оживился, радовался движухе, что-то там про стихи представленные писал, в общем, отдыхал от рутины.

В стихах на тот момент, да и на этот тоже, мало чего смыслила. строчила, что на ум придёт, и не задумывалась о таких глупостях, как понравится кому-то или же дрянь несусветная. Серьёзно относится к своему недугу – смерть.

После первой дули последовала вторая, не менее активная. Игра мне нравилась, появился спортивный интерес что ли, не более. Азарт, наверно. Да. Азарт. Кураж. И тут читаю в комментариях кавер на свой «шедевр». Непривычное для меня явление. Кавер такой… Не знаю, как его описать, но выделялся на общем фоне сильно. Ответила на него что-то типа «О! Класс!», хотя было на что и обидеться. Но не мне. Ответили. Зашли на мою страницу.

Я пошерстила кавериста. Стихи удивили. Запомнились. Слегка карябнула обсценная лексика, о чём и написала под одним из стихов. Мне ответили, что без мата тут никак, ну, вот, вообще никак. Попробовала заменить мат и прочесть – точно, никак. И вот тут мне бы уйти восвояси и не читать далее. Но…

Меня словно магнитом тянуло. Читала стих за стихом. Читала молча. Впитывала, как губка. Слова поражали, впечатывались в меня. Ничего подобного ранее не читала. Это была не радужная поэзия, это была ПОЭЗИЯ. Нет, не так. Нихрена я не понимала – поэзия-херезия, нет. Ничего подобного. Всё гораздо проще и сложнее. Я влюбилась. Окончательно и беспробудно втюрилась в эти строки. Опять не так… Не совсем в строки. Как бы это объяснить? Ладно.

Любовь эта бесполая была. Она только-только зарождалась. Семечко в земле набухло, и вот-вот проклюнется росток, пройдёт сквозь тёмную и влажную почву, вынырнет на свет и потянется к солнышку. Простыми словами, колбасило меня по-чёрному. И я не понимала, что происходит со мной. Читала и читала, как заворожённая.

Не только я читала, читали и меня. И читали не молча. Отзывы смешили и удивляли. Приятно, конечно, когда тебя хвалят, но что там было хвалить (?). Начала отвечать на реплики, потом сама прокомментировала несколько текстов. Простыни комментариев под его стихами росли. Мы писали обо всём и ни о чём. Легко, много, часто.

Я не воспринимала его, как конкретного человека. Ну, как физическую величину не воспринимала. Будто с эхом в горах общалась… Ведь общение в интернете ни к чему не обязывает. Можно в любой миг перестать, уйти в сторону, исчезнуть, словно облако, или дождь, или растаять, как снег… Можно… тогда ещё было можно…

Глава 3

Дожди полоскали безликие улицы. Город опустел и осиротел. Ветер. Очень сильный ветер. Иногда казалось, что ещё чуть-чуть и он сорвёт крышу, как панамку с ребёнка, и швырнёт за ненадобностью. С головой моей происходили похожие инсинуации. За пазуху восприятия происходящего щедро и непринуждённо запихивались обречённые на провал мысли, чувства, желания и прочая шелуха. Но я, пусть и слабо, но пыталась бороться. Рассудок мой, до сей поры всегда ясный и прагматичный, то ли ушёл в отпуск, то ли вовсе покинул меня. Внутренние разговоры на тему «очнись, что ты делаешь, это бред» каждый раз жестоко гасились непонятным и пугающим меня чувством. Оно захватывало, росло быстро, не спрашивая моего желания и разрешения. Словно гипноз. Так и жила. Тихо сходила с ума. Строчила столбики, которые под влиянием нового знакомого менялись на глазах и формой, и содержанием, и всем, чем могли только измениться. Количество написанных за сутки абракадабр росло.

Однажды, в очередной простыне каментов, собеседник на мой отзыв «класс!» разразился тирадой: «Я тут из кожи вон лезу, пишу ей, а она – класс! Да люблю я тебя дуру!» Меня словно водой ледяной окатили. Как в песне «моё сердце остановилось и снова пошло…» Я «сбежала». Просто ушла. Ушла на другую страницу. Потом вернулась и ответила: «Так я тебя тоже люблю». На том и закончилась беседа.

Через некоторое время он написал мне в личку. «Здесь тоже можно общаться» – вот такое послание. А я затормозила. Ну, о чём здесь писать? Другое дело под стихами, там можно многое. А здесь? О чём? Ответила какую-то ерунду. Переписка наша, сначала вялая и осторожная, понемногу набирала темп. Собеседник спрашивал. Я отвечала.

Сейчас и не вспомню, о чём мы там болтали. Да обо всём и ни о чём. Удивительно легко. Меня не интересовало кто он, где живёт, чем занимается. Было безразлично сколько ему лет, как он выглядит, что ему нравится. Поражали его стихи. В них столько боли, непонимания, одиночества, и что-то ещё, что никак не могла ухватить. Что-то очень тонкое и ранимое, запрятанное глубоко и прежде всего от самого себя. Чувствовала его не только кожей, но и той субстанцией, что находится под физической оболочкой.

Бывало, один стих прочитывала несколько раз, физически ощущала боль, или радость, или другое, им вдохнутое, им сотворённое. Часто сердце сжималось от смертельной тоски, от холода. Я не обращала внимания на рифмы, размер и прочую галиматью. В его стихах было что-то ранее мне не ведомое, недосягаемое, хрупкое и мощное одновременно. Хотелось прижать к себе и согреть.

Все мы видим этот мир по-разному. В меру своей «испорченности». Зачастую выдаём желаемое за действительное. Рисуем в воображении человечков, домики, города, деревья. Птиц рассаживаем по веткам, тропинки жёлтыми камушками мостим, фильтруем воды рек, наделяем зверей фантасмагорическими качествами. А потом реальность накладывается на вымысел и не совпадает. Получается мазня, диссонанс красок, звуков, смыслов. А хотелось гармонии. Какой он, этот мир, на самом деле? Есть ли он… или всего лишь выдумка, сохранённый в облаке файл.

Мой мир совершенно не похож на тот, который вижу вокруг себя. Нет, природа – деревья, цветы, птички и прочее – всё такое же. Но ярче. А людей нет. Ни одного человека в нём нет. А я… я в том мире не человек. Птица. Разноцветная, с огромными крыльями. Мне часто снится сон, будто лечу над прекрасным миром. Реки, моря, лес, горы… Красоты необычайной. Смотрю на всё это сверху, лечу и смотрю. И больше мне ничего не надо.

Очень хочется, прям вот очень-очень, верить каждому слову, каждому звуку. Наивная дура. Столько раз обжигалась, но всё верю, верю, верю… Так и умру дурой. может быть, это и хорошо. Да какая разница.

Давно, ещё в детстве, поняла, – лучше помалкивать. Потому что никто и никогда не понимал. Да и не поймёт. Надо мной смеялись. Считали «не от мира сего». Ну и что. Конечно, не от сего мира, у меня свой есть. Зачем мне ваш.

Читая его стихи, впервые увидела свой мир, описанный другим человеком. Состояние было такое, будто клад нашла. Нет. Не клад. Остров. Мою Шамбалу. И солнце стало ярче, небо – выше, утро – светлым и радостным, а ночь – доброй и тёплой. Мне было так хорошо, так радостно, хотелось жить, делать глупости, улыбаться. Да. Ну, уж чего-чего, а глупостей наделала ого-го сколько. Иногда кажется, вся моя жизнь – сплошная глупость. А ведь так оно и есть.

Мир за окном жил по плану. Закончился сентябрь. Листьев почти не осталось. Все осыпались. Их сгребли в кучи и сожгли. Мне их жаль. Люблю дым листвы – аромат души осенней. Горький и сладкий одновременно. Запах тоски, грусти по ушедшему навсегда. Они и не горят толком. Тлеют. Тонкой струйкой покидают землю. Лениво. Тягуче. Воздух становится прозрачным и тонким, хрупким. Дымки тянутся вертикально вверх повсюду. Голые ветви. Деревья притихли. Птицы заняты своими делами. Кто-то улетает. Кто-то готовится к зиме. Солнце бледное, беззащитное. И протяжный, вынимающий дух, крик – журавли прощаются. Их ещё не видно – они далеко – а плач их уже тут. Потом появляются еле заметные точки. Стою, запрокинув голову, зажав уши ладонями, плачу. Не знаю отчего. Внутри происходит невероятное – словно чья-то огромная рука одним коротким движением сгребла в кучу всё, что там есть, сдавила со всей дури, да и дёрнула. Я смотрю на журавлей… И думаю: ведь не все долетят, много погибнет, крылья в кровь сотрут… А летят же…

Глава 4

Любовь… О ней говорить сложно. Тема трудная, как написал один очень интересный человек – космическая. Я тоже не решусь рассуждать по данному вопросу. Одно знаю точно – всё начинается с неё.

Любовь дано узнать далеко не всем. Я бы даже сказала – не многим. Именно Любовь, а не её подделки. Это, как гений, дар. Для меня понятие любви намного шире, чем любовь мужчины и женщины. Это действительно космос. А космос в переводе с древнегреческого – Мир, Вселенная, мироустройство. У Платона космос – живой организм, обладающий душой, а человек – часть космоса. Космос противопоставляется хаосу. Говоря, любовь – это космос, подразумевается, что силой любви порождается космос из хаоса. Любовь – это космическая сила, всё одухотворяющая и объединяющая в гармоническое целое.

С появлением виртуальных общений канули безвозвратно письма. Обычные письма. На листочках в клеточку, в линейку, выдранные в спешке из тетрадок, или аккуратно вынутые из оных, когда терпеливо ищешь середину тетрадки, разгибаешь скрепки, и, легонько потянув, извлекаешь белый листочек. кладёшь на стол, разглаживаешь ладонями, берёшь ручку. Пишешь, покусываешь пластмассовый колпачок, перечитываешь, зачёркиваешь, комкаешь несчастный лист и бросаешь в урну. Берёшь новую бумажку, исписываешь её пахучими чернилами, складываешь пополам, подгибаешь края, бережно помещаешь в конверт, а потом проводишь языком по клейкой кромке треугольника, и опять гладишь ладонями… До сих пор помню вкус писем.

А бывает совсем иначе. Хватаешь первую попавшуюся тетрадь и не ищешь середины. Какая там середина? Лист рвёшь резко, безжалостно. Он получается раненным, с надорванным краем, чуть смятым. Пишешь быстро, не думая. Строчки неровные, летящие, непонятные, взбесившиеся. И в конверт засовываешь как попало, И заклеиваешь небрежно, нервно, зло… И адрес подписываешь наотмашь, будто пощёчину… Да.

А как же непередаваемо волнительно, даже трепетно, ждала я писем. Как читала и перечитывала их. Как касалась осторожно, затаив дыхание, дорогих листочков. Или наоборот – с каким отвращением, двумя пальчиками, держала ненавистное письмо. А всё потому, что к нему прикасались руки тех, кого любила или ненавидела.

Сейчас всё намного проще – кнопочки энтер – делит – вот и вся недолга. и кто там – за словами – поди разгляди. «Ты думаешь, вот сидишь тут, строчишь свои стишки, и никто про тебя ничего не знает? Как бы не так! Ты вся тут, как на ладони…», – так он мне писал в личной переписке. На экране монитора. Чёрным по белому. Тыкал кнопочки – буковки складывались в слова, в предложения, в психологические векторы. И не нужно ждать неделями писем. Они приходили точно по адресу в ту же секунду. Неважно, где находились собеседники – в соседних домах, или в разных странах, за тысячи километров. Ну что, удобно…

Когда же он материализовался? Когда принял очертания конкретного человека? Не знаю? Ой ли…

Потихоньку мои скачки козлёнком дурашливым меняли оттенок. «Рассматривал тебя на фото. Где это ты? Где такая красота…?»

А я ждала книгу. Настоящую книгу, подписанную им, отправленную по почте, написанную им – сборник его стихов. «Пиши свой адрес. Вышлю свою книгу. Если тебе, конечно, надо…» Конечно, надо…

Она пришла через месяц. Маленькая бандероль из другой страны, с надписями на иностранном языке, со штампами, марками. Забрала её перед работой. Положила в сумку. Хотела открыть и прочитать дома, одна, в тишине.

Весь день провела в предвкушении «чуда». Уже за полночь удалось остаться наедине. Неспеша, бережно открыла конверт. Сначала, правда, покрутила его, перечитала все надписи, лишь потом надорвала кромку… Извлекать в свой мир сие послание не торопилась. Там, в хрустящем конверте, новый житель моего мира. Какой он? Что принёс с собой?

Ведь книги – не набор бумажек, испещрённых буквами. Они живые. У каждой свой характер, своя аура. Каждая несёт с собой ту или иную жизнь. У меня было много книг, но не все остались со мной навсегда. Читала и отдавала. Оставались те, с которыми расстаться не могла. Самая любимая – «Мастер и Маргарита». Или «Так говорил Заратустра»? Пожалуй, обе. Всего же их набралось чуть больше двух десятков. Может быть потом, в будущем, найду ещё.

А пока передо мной небольшая книжка, минималистическая обложка – чёрный глянец, белые буквы. Название, автор и всё.

На титульном листке, внизу, справа, несколько слов. «Наташе от… Пусть всё будет» и звёздочка сверху. Почерк прямой, неровный. Подпись. Перевернула лист. Стихи. Обрадовалась, что автор обошёлся без глупостей предисловия. Ну, какое предисловие может быть к стихам? Аннотация? Не знаю… Нужна ли она.

На тонких белых листках мелким шрифтом. Стих за стихом. Рана за раной, смех за болью, – мир на ладони. Не стала читать сначала. Открывала наугад, закрывала. Прислушивалась. И вдруг поняла, что читаю вслух. Мне казалось… Да, мне только казалось, что я понимаю его… Что он – настоящий.

Всё это прочла давно на его странице. Но здесь, в книге, они были другими. Ну, как фотокарточка и оригинал. Удивительно, что много сразу прочесть не удавалось. Требовалось время, и силы, и терпение. Положила книгу на стол и смотрела на неё. Черная, глянцевая, с белыми буквами. Неоднозначные чувства она во мне пробуждала. Не знаю, что будет дальше, но на полке с книгами моими ей точно места нет.