Czytaj książkę: «Площадь атаки»

Вам, разоблачители, тем, кто прислушивается к голосу совести и говорит правду. Дэниел Элсберг, Томас Дрейк, Челси Мэннинг, Билл Бинни, Эдвард Сноуден, Александр Никитин, аноним из «Панамского архива», многие другие – общество в неоплатном долгу перед вами. Вы рисковали свободой, судьбой, даже самой жизнью, чтобы донести до нас истину.

А также репортерам, которые помогали им раскрыть правду, особенно Дафне Каруане Галиции, убитой за то, что она выполняла свою работу. Светлая память.

Может быть, ваш пример вдохновит нас, и мы наберемся смелости разоблачать коррупцию везде, где увидим ее.

Моя единственная цель – рассказать людям о том, что делается от их имени, и о том, что делается против них.

Эдвард Сноуден

Text copyright © Cory Doctorow, 2020

Cover design copyright © Richard Wilkinson, 2025

© Елена Токарева, перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025. Popcorn Books®

Глава 1

Вот за что я люблю технологии – если использовать их правильно, они дают вам силу и преподносят как на ладони все чужие тайны. Я уже шестнадцатый час подряд сидела в телекоммуникационном дата-центре в Блтце, столице Словстакии. Разумеется, оба названия вымышлены. В отличие от многих моих знакомых, я умею хранить тайны.

Шестнадцать часов, затраченных на работу, которую, по заверениям моей начальницы нашему клиенту – словстакийскому министерству внутренних дел, – можно проделать часа за три. Она прекрасно умеет вести себя как сволочь там, где этого требует ситуация, иначе не поднялась бы на такую высоту в системе штази.

Однако было бы неплохо, если бы перед отправкой на задание она дала бы мне провести разведку в дата-центре. Беда в том, что вся телекоммуникационная инфраструк- тура Словстакии была выстроена задолго до падения Берлинской стены и состояла в основном из медных проводов, обернутых в газету и обмакнутых в гуттаперчу. После падения стены все системы связи были переданы в любящие руки Антона Ткачи, который когда-то возглавлял контрразведку Советской Словстакии. На протяжении многих десятилетий все понимали, что нельзя отдавать телекоммуникации во власть некомпетентного, жадного клептократа, но 1990-е годы были не самым подходящим временем для проведения нормальной модернизации систем связи. Потому что интернет. ¹²

После устранения Ткачи – в 2005 году он был брошен за решетку, в 2006-м госпитализирован с «душевным расстройством», а в 2007-м погиб – словстакийское министерство связи сменило одного за другим сразу нескольких мобильных операторов: «Свисском», «Т-Моб», «Водафон», «Оранж» (помоги бог им всем), каждый из которых за немаленькие деньги поставил в страну свое самое раздолбанное оборудование, что-то вроде трижды заваренных чайных пакетиков, железки, побывавшие даже в зоне военных действий, и оставил свои системы плохо налаженными, слабо защищенными и почти не документированными.

Интернет в Словстакии работал через пень-колоду.

Короче говоря, моя начальница Ильза, Волчица СС, пообещала министру внутренних дел, что я управлюсь с работой за три часа, и министр внутренних дел позвонил министру связи и отдал приказ быть любезными с «американской леди», которая придет к ним с совершенно секретным заданием, и предоставить ей все необходимое. Могу сказать, что они восприняли поручение серьезнейшим образом: когда я пришла в главный дата-центр этой страны – огромное сооружение в бруталистском стиле, которое я не смогла не сфотографировать для своей коллекции «советских бруталистских зданий, за фотосъемку вас могут пристрелить» (хештег специально для лузеров, они добровольно подписываются на длиннющие заголовки), – охранник за стойкой сразу же направил меня к директору по защите систем связи.

Его звали Литвинчук, и нервы у него были натянуты до предела. Почему я так решила? Да потому что он окружил себя собственным отрядом телекоммуникационной полиции, одетой как робокопы. Они стояли на карауле возле его двери, держа наготове ружья аж длиннее ног, и невыносимо воняли чесночной колбасой и потом, скопившимся под тысячью слоев кевлара. Литвинчук радушно встретил меня, произнес длиннющую речугу о том, как он рад видеть (опять) в своем дата-центре новых заграничных консультантов, особенно из такой дорогущей компании, как «КЗОФ Интеллидженс».³

– Нет, слово неправильное, – произнес он с густым акцентом в стиле Якова Смирнова (вообще-то господин директор получил степень магистра в Лондонской школе экономики; однажды я видела его выступление на конференции TEDx – он говорил как диктор Всемирной службы Би-Би-Си). – Эксклюзивной? Прославленной? – Он не сводил глаз с меня, а в особенности с моей груди, куда обычно адресовали свои слова все встреченные мной чиновники Словстакии. Я не стала скрещивать руки на груди.

– Бесславной, – подсказала я.

Он ухмыльнулся.

– Не сомневаюсь. Мисс Максимовв, – он произнес окончание моей фамилии очень твердо, как делали все к востоку от Франции, – нам всем очень радостно видеть вас в наших пенатах. Однако, я уверен, вы понимаете, что мы должны тщательно регистрировать информацию о контрагентах, выполняющих работы на наших засекреченных системах. – Он придвинул ко мне бланк на нескольких страницах, соединенных скрепкой. Я досчитала до семи – это гораздо сподручнее, чем считать до десяти, и не менее эффективно – и взяла бумаги. Девять страниц, неаккуратно отксеренных, с вопросами типа «Список неправительственных и благотворительных организаций, куда вы делали взносы, прямо или косвенно».

– Нет, – ответила я.

Он продемонстрировал мне свою лучшую козью морду, которая наверняка сильно впечатляла крестьянских ребят, косплеящих судью Дредда в коридоре. Но я привыкла выдерживать взгляды Ильзы, Волчицы и т. д. и т. п., поэтому давно перестала реагировать на самые грозные движения глазных яблок.

– Вынужден настаивать, – сказал он.

– Я не заполняю анкеты такого рода, – заявила я. – Политика компании. «КЗОФ» получил от министерства внутренних дел всеобъемлющее разрешение на допуск в ваши служебные помещения для всех сотрудников. – Так оно и было. Я терпеть не могу всякие бумаги, а особенно вот такие – с вопросами, на которые ты не можешь полностью или честно ответить, так что если ты вдруг перейдешь дорогу кому не надо, то у них будет готовый повод обвинить тебя в должностном преступлении. К счастью для меня, политика «КЗОФ» безо всяких исключений запрещала техникам заполнять любые официальные документы, предложенные клиентами. Да, я буду делать заметки о своей собственной работе, но они попадут прямиком к моей начальнице – Ильзе, Волчице и т. д., – а та очистит их от всего лишнего и передаст обратно в министерство внутренних дел, опустив ключевые детали, так что в будущем мы спокойно сможем выставить им счет за дальнейшее техническое обслуживание.

Я напустила на себя самый скучающий вид – это было нетрудно, мне и так было скучно до головной боли – и уставилась на этого постсоветского телефонного комиссара.

– Я заполню анкету за вас, – сказал он.

Я пожала плечами.

Работал он быстро, ручка так и плясала по бумаге. Ему это явно было не впервой. Он передал мне анкету.

– Подпишите. – И улыбнулся. Совсем не по-доброму.

Я опустила глаза. Весь текст был на кириллице.

– Не буду, – ответила я.

Его улыбка погасла.

– Мадам. – Прозвучало это скорее как «дамочка». Мне стало ясно, что мы вряд ли поладим. – Вы не войдете в мой дата-центр, пока мы не получим основную информацию. Таков наш протокол.

Он глядел на меня, скорчив козью морду еще страшнее, и откровенно ждал, что я потеряю терпение. Но я научилась справляться с подобными ситуациями задолго до того, как Ильза начала усиленно тренировать мой стоицизм. Вы не сильно продвинетесь в ДВБ, если не знаете, как обращаться с бюрократами. Я подпустила в свой взгляд еще немного скуки. Постаралась создать впечатление, что у меня гораздо больше свободного времени, чем у него, и я охотно потрачу его впустую.

Он протянул руку. Я думала, она будет вульгарная, короткопалая, но у него оказались пальцы как у пианиста и элегантнейший маникюр, такой, что мне невольно стало стыдно за свою вопиющую неженственность.

– Ваше удостоверение.

Для походов на клиентские территории «КЗОФ» выдает нам навороченные карточки с радиометками, голограммами, сапфировым покрытием на смарт-чипах – яркие игрушки, чтобы поразить простолюдинов. Такую я могу сварганить за полдня. Я отстегнула свою от ремешка и протянула ему.

Ручка заплясала снова в самом низу бланка, и через минуту он повернул бумагу ко мне. На строчке для подписи он добавил: «Подписано от имени Маши Максимоу». Молодец, борис. Хорошая шутка. Ну и мерзавец.

– Мы закончили?

Он тщательно отксерил бланки на настольном принтере-сканере-копире – таком, к которому я знала пять разных эксплойтов и при желании могла бы через него завладеть всей их сетью, – и протянул мне:

– Для вашей отчетности.

Я свернула листки вчетверо и сунула в задний карман.

– Куда идти?

Он сказал что-то по-русски, и один из штурмовиков, изнемогавший под тяжестью доспехов, повел меня в дата-центр. Я окинула взглядом бесконечные стеллажи с оборудованием, застегнула флиску, поежившись под ледяным ветром из кондиционеров, и принялась за работу. Три часа обещали быть долгими.

* * *

Покончив наконец с работой, я продрогла до костей и ругалась на чем свет стоит. Моя худи совершенно не подходила для такого климата, и я подозревала, что мой хамоватый друг с длинными пальцами нарочно приказал одному из своих бронированных борисов выставить термостат на субарктический уровень.

Но дело было сделано, тестовые сценарии проведены, и я встала со складного кресла, которое неизменно таскала с собой по коридорам дата-центра, перемещаясь от стеллажа к стеллажу, отслеживая провода, распутывая клубки и косяки, оставшиеся после криворуких подрядчиков.

Окинув взглядом свою работу, я испытала глубокое чувство… Честно говоря, глубокое чувство бессмысленности. Я ковырялась шестнадцать часов – ну, пятнадцать, если вычесть перерывы на еду и туалет, – для установки секретной сетевой аппаратуры «КЗОФ», и единственным видимым результатом моих трудов была непримечательная черная серверная коробочка высотой в один блок, установленная на нижнюю полку самого дальнего стеллажа. Такова была политика «КЗОФ» – ставить наше оборудование в самых неприметных местах, на случай если орды варваров свергнут нашего клиента-диктатора и возьмут штурмом дворец, ища телегеничные доказательства сотрудничества с коварными агентами вражеской разведки (то есть со мной).

Но сейчас надо отпраздновать. Я бросила взгляд через плечо. Робокопы взяли манеру стоять у меня за спиной, любуясь на задницу, пока я таскалась с креслом туда-сюда. Убедившись, что никого нет, наклонилась к мыскам, подметая пол волосами и с наслаждением чувствуя, как разминаются затекшие связки, как оживают плечи и шея. Встала, хрустнула пальцами, присоединила ноутбук к телефону и отыскала в сети роутер, который оставила утром в номере отеля, предварительно зарядив и успешно подключившись к гостиничному вайфаю, который (смотри выше) никуда не годился. Запустила на ноутбуке виртуальную машину, выбрала полностью заштопанную версию последней бесплатной «винды» и из ее браузера вышла в фейсбук⁴.

Словстакийские повстанцы еще не поняли одну простую вещь: во время революции единственная реальная польза от фейсбука – служить площадкой, на которой людям объясняют, как пользоваться другими ресурсами, более защищенными, чем фейсбук. Все их общение происходило в паре групп, куда они попадали через скрытый сервис фейсбука в Тор – старый добрый https://facebookcorewwwi.onion, что было сравнительно неплохой оперативной маскировкой (только, чур, я вам этого не говорила).

Но главная беда в том, что противник был намного, очень намного сильнее их. В данный момент ребятам приходилось бороться против лучших решений, какие мог предложить «КЗОФ» (по крайней мере, в ценовом сегменте немного выше среднего). И для отважных демонстрантов из Словстакии дела складывались хуже некуда.

Виртуальная «винда» на моей виртуальной машине вышла через гостиничную сеть в Тор – луковый роутер, систему, которая беспрерывно перескакивает с одного сетевого соединения на другое по всему миру, шифруя каждый прыжок отдельно, поэтому пакеты, передаваемые пользователями, очень трудно отследить, перехватить или изменить. Оттуда я перешла в скрытую службу фейсбука, даркнетовский сайт, базирующийся в хорошем – куда лучше этого – дата-центре, расположенном где-то в далеком уголке Орегона, где круглый год держится замечательно низкая температура (при проектировании здания, где будет работать множество перегретых компьютеров, естественное охлаждение помогает сэкономить немалые деньги).

Коснувшись альт-таба, я переключилась на свой монитор и через нетуннелированный интерфейс на телефоне, соединенном с местной сетью, вызвала ту самую непримечательную коробочку. Этот сервер мог одновременно обрабатывать десять миллионов соединений, прочесывая все их потоковые пакеты с помощью машинно-обучаемых моделей, первоначально разработанных для распознавания раковых клеток на микрофотографиях (забавный факт). Разумеется, блок зарегистрировал существование ноутбука на стоковой «винде», стоящего в «Софитель Блтц» и работающего через Тор. Он составил профиль машины по отпечаткам ее пакетов, провел быстрый поиск по клиентским базам программных интерфейсов «КЗОФ», нашел подходящий эксплойт для этой конфигурации и установил переадресацию на виртуальную машину моего ноута. Я закрепила окно монитора в верхней части десктопа и снова переключилась на виртуальную машину, глядя, как в поисковой строке браузера мигает безобидное на вид сообщение об ошибке. Перейдя в диагностический вид виртуальной машины, стала наблюдать, как внедренный пакет принимается за работу.

В нем использовалась уязвимость нулевого дня для Тор-браузера – всегда основанного на чуть-чуть устаревшей версии «Файерфокса» и потому беззащитного против вчерашних эксплойтов. Через эту прореху мой пакет вырвался из песочницы браузера на просторы операционной системы. Там он выпустил эксплойт более высокого уровня, тот атаковал «винду» и внедрил весьма устойчивый код, который мог обходить загрузочную проверку целостности, цепляясь к модулю, который загружается позже. Не прошло и пяти секунд, как дело было сделано: виртуальная машина полностью скомпрометирована и уже пытается вцепиться в мою веб-камеру и микрофон, прочесывает жесткий диск в поисках интересных файлов, выуживает из браузера сохраненные пароли и загружает свой клавиатурный перехватчик. Но поскольку это происходило на виртуальной машине – не на настоящем «железе», а всего лишь в программе, притворяющейся компьютером, – то, к счастью, всего этого на самом деле не случилось.

Теперь пришло время настоящей проверки. У секретного блока был режим, позволяющий просеивать весь исходящий и входящий сетевой трафик, выискивая заданные электронные адреса и имена пользователей, чтобы обнаружить требуемых людей. Я задала ему электронный адрес Литвинчука и стала ждать, пока его компьютер проявит себя. Это заняло меньше минуты – его комп обращался к министерскому почтовому серверу каждые шестьдесят секунд. Через две минуты я уже взяла под управление его компьютер, изучала его порнографические пристрастия и скачивала историю поиска. Для этого у меня был полезный скрипт – он обнаруживал в целевом компьютере все, что упоминало меня, потому что я любопытная стерва, а они пусть держат ушки на макушке.

Литвинчук, что предсказуемо, увлекался всякими гадостями – ну почему им всем нравится, когда на них писают? – и очень много гуглил про меня. А еще он подослал тайного агента обыскать мою комнату; а еще они пытались отслеживать местонахождение моего телефона, установив какую-то дурацкую сетевую приспособу, которую я уже обнаружила в ходе своей эпической отладочной сессии в дата-центре. Я могла бы скормить этой приспособе ложные данные, но предпочла просто выключить ее, ибо пошли они к черту. Скачала полгигабайта видео Литвинчука с ног до головы в плотном латексе, блестящем от мочи, потом встала, опять потянулась и захлопнула крышку.

* * *

Мои приключения начались накануне в четыре часа вечера. Сейчас было восемь утра, а значит, число демонстрантов на главной площади сократилось до минимума. Все самое интересное происходило по ночам, когда под покровом темноты строились баррикады и поднимало голову вселенское зло. В те же часы на улицах появлялись провокаторы и неофашисты – часто в одном лице, – и самым настойчивым манифестантам приходилось работать с удвоенной силой.

На обратном пути я позвонила в «Софитель» и заказала еду в номер. У них были только завтраки, а я хотела поужинать, поэтому заказала тройную порцию и долго объясняла, почему мне нужен только один комплект столовых приборов.

Я прибыла к дверям номера одновременно с растерянным посыльным. Помахала ему, отперла дверь карточкой, вошла вслед за ним и его тележкой. Он был типичным мальчиком на побегушках, каких полным-полно в любом отеле. Раньше, видимо, работал в грубой силе советских времен – тяжелой промышленности, но, когда все производства переехали в Китай, скатился до перевозчика тележек с едой. Такие типы обычно не говорят по-английски, в отличие от своих сыновей, прекрасно освоивших международный геймерский язык, язык летсплеев и имиджбордов.

– Добре, – сказала я. – Паджалста. – Взяла у него счет и добавила десять евро чаевых. В «Софителе» все цены были указаны в евро – с тех пор, как рухнула местная валюта. В этой командировке я даже не заморачивалась с обменом наличных, однако приобрела банкноту в 10 000 000 000 динаров у шустрого уличного торговца, специализировавшегося на туристах. Мне понравилась изображение оперного театра на обороте, однако на передней стороне красовался стереотипный борис со сросшимися бровями и толстыми пальцами. Все время забывала поискать его в интернете, однако не сомневалась, что его превозносят за какие-нибудь ужасные деяния, например истребление армян или сотрудничество со Сталиным.

Четыре часа спустя зазвонил будильник. Я отыскала купальник, водостойкий МР3-плеер и гостиничный халат, убедилась, что все мои гаджеты выключены и их USB‐разъемы закрыты заглушками, и направилась в бассейн.

Плавание, даже под громкую музыку, всегда взбаламучивает мне подсознание, и от скуки оно начинает заглядывать в давно заброшенные уголки. Так что примерно на пятидесятом круге (бассейн был маленький) я вспомнила о событии, которое должно было происходить как раз сегодня. Мысленно подсчитала разницу во времени и поняла, что еще успею что-нибудь предпринять. Черт бы их всех побрал. Я вылезла из воды и побрела к полотенцу.

Оставляя мокрые следы, я вернулась в номер, уселась за стол и включила телефон, чтобы взглянуть на фотографии шурупных головок ноута. Я покрыла все шурупы глиттерным лаком для ногтей и сфотографировала каждый крупным планом, снабдив небольшими ярлычками, так что теперь я могла легко проверить, не развинчивал ли кто-нибудь мой ноутбук, чтобы поставить внутрь что-нибудь ненужное, например клавиатурный перехватчик или кусок пластиковой взрывчатки с пакетиком гвоздей. Для верификации двух шурупов из семи я использовала общедоступную астрономическую программу, предназначенную для сравнения снимков с картой звездного неба. Глиттерные узоры уже давно накрепко врезались мне в память, потому что я проверяла их каждый раз, когда хоть ненадолго оставляла компьютер вне поля зрения.

Я включила комп, намотала полотенце на голову (чтобы обмануть скрытые камеры) и ввела пароль, негромко мыча про себя, чтобы никто не смог разгадать пароль по звуку пальцев на клавишах. Для самых чувствительных вещей в «КЗОФ» была специальная комната с воздушным зазором, экранированная решеткой Фарадея. Там стояли компьютеры, купленные законспирированными техниками компании по особой методике: они заходили в первый попавшийся магазин бытовой электроники, покупали компьютеры из наличного запаса и больше ни на миг не выпускали их из вида. Потом в «КЗОФ» машину прошивали собственной версией Tails на основе дистрибутива «параноид-линукс», клещами вырывали вайфай-карту и блютус-передатчик, затыкали USB‐порты отпечатанными на 3D‐принтере пломбами, которые невозможно вытащить, не сломав. Ты приносишь свои зашифрованные данные на флешке, арендуешь машину, взламываешь пломбу, вставляешь свою флешку и считываешь данные, потом передаешь машину техникам, они ее заново прошивают и запечатывают. По сравнению с этой процедурой я совсем даже не параноик.

Литвинчук времени даром не терял: мой компьютер загрузил и рассортировал его собственные перехваченные приказы, отданные, когда он решил обкатать новое оборудование. Я вчиталась в список – тьфу ты! Многие имена были мне знакомы. Это те самые люди, с кем мне предстоит встретиться через несколько часов. Я быстренько пробежалась по своим слайдам по криптографии.

Приближалось время то ли для позднего ланча, то ли для раннего обеда – не знаю, как лучше назвать перекус в три часа пополудни. Только собралась позвонить и заказать еду, как вдруг телефон зажужжал. Это случалось нечасто, потому что я отключила все уведомления.

Этот трезвон меня дико перепугал.

«Свадьба Маркуса Яллоу и Энджи Карвелли» – высветилось на экране. И короткий URL. Потому что потоковое вещание. Потому что Маркус. Потому что выпендрежник на грани эксгибиционизма. Потому что болван.

Черт, он меня с ума сводил. Я включила потоковое видео. Они велели всем своим близким прилететь на свадьбу в Бостон, потому что у девчонки в магистратуре строгое расписание, и наводнили свадебный зал роботами, позаимствованными в медиалаборатории Массачусетского технологического института. Невеста, разумеется, оделась не в белое. Ее платье было увито электролюминесцентной проволокой, которая мерцала в такт музыке. Костюм Маркуса, черный, как у битлов, с узким галстуком и брюками-дудочками, в которых его ноги казались еще худее, тоже был украшен ЭЛ‐проволокой, но она мерцала, только когда они соприкасались, разгоняя световые полосы от точки контакта по всей поверхности.

Да, это было круто.

Вместо священника их сочетала браком знаменитая кембриджская хакерша, одна из тех, кого они нашли во времена охоты на Челси Мэннинг. Тогда она была еще подростком, но сейчас стала выглядеть старше, ##### ####– ## ## #### # ####### ## ####### ## #####. Голову она увенчала дуршлагом, потому что относила себя к церкви летающего макаронного монстра, – на мой взгляд, это уж чересчур.

Маркус и его девчонка обменялись клятвами. Маркус пообещал варить ей кофе, массировать ноги (фи), проверять ее программы и всегда просить прощения только искренне. Она пообещала отступать, когда неправа, прощать, когда он извиняется, и любить его, «пока не слетит с катушек» (дважды фи). Они поцеловались и получили заслуженные аплодисменты. Я выждала три минуты, убедилась, что церемония окончательно завершилась и вот-вот начнется прием. Я же не зверь.

У Кембриджа есть своя фишка: там распространена доставка дронами. За дополнительную плату можно задать время доставки с точностью до минуты. Я сверилась с часами в уголке экрана. За спиной у регистраторши виднелось большое окно, из которого открывался вид на реку Чарльз и белый снег со следами студенческих ботинок. Я снова поглядела на часы.

Дрон подлетел прямо к окну и вежливо постучался. У него были четыре больших пропеллера и сенсорный блок, который передавал мне подробную телеметрию обо всех устройствах в зале, от логинов в блютусе до высвеченных лазерным локатором силуэтов каждого из присутствующих. Свадебное видео показывало стучащийся дрон с точки зрения жениха и невесты (в зале было установлено штук десять камер, и трансляция переключалась с одной на другую в зависимости от того, где было интереснее). Потоковое видео с дрона демонстрировало противоположную точку зрения: Маркус, его невеста и все их яйцеголовые друзья и родственники, разинув рты, дружно глазели в широкоугольный объектив.

Немую сцену прервал Маркус. Дрон изящно впорхнул в зал и опустил свою ношу в руки жениху. Тот вскрыл пластиковую упаковку и обнаружил шкатулку в подарочной бумаге. Невеста достала из конверта открытку и прочитала. Признаюсь, я вздрогнула, услышав свое имя из ее уст.

Когда Маркус тоже услышал, на его лице мелькнуло какое-то странное выражение. От этого я опять вздрогнула, но уже по другой причине. История наших отношений была непростой. Я потерла пальцы – те самые, которые он сломал, когда мне было всего шестнадцать. Он сделал это, чтобы выкрасть мой телефон, потому что в нем было видео, способное отвести от него обвинение в терроризме. Сложно все это. До сих пор, как подумаю о нем, пальцы болят.

Он поглядел на сенсорный экран дрона:

– Спасибо, Маша. Где бы ты ни была.

Обычное предназначение этого экрана – записывать видео, которое можно посмотреть позже, но если вы маньяк- преследователь (кх-гм), то можете видеть все в реальном времени. Я отправила дрону эмодзи, он вежливо поклонился и дал мне пять секунд на размышление: если я заплачу еще пятьдесят долларов, он задержится здесь еще на пять минут, а если нет – полетит дальше, у него еще много заказов на сегодня. Я отпустила дрон, и его трансляция оборвалась.

В потоковой трансляции я смотрела, как они распаковывают мой подарок. Я хотела было послать им мешок копи-лювака, сорта кофе, зерна которого сначала скармливают циветтам, потом извлекают из их помета и обжаривают, но вовремя прочитала статью зоозащитников о жестоком обращении с циветтами. Так что подарила им Raspi Altair 8080, «персональный компьютер» 1974 года, который управлялся тумблерами на передней панели и выдавал информацию миганием крохотных лампочек. Этот древний агрегат прошел кропотливую модернизацию: внутрь был установлен общедоступный процессор Raspberry Pi, увеличивший его вычислительную мощность примерно в восемь базиллионов раз. В результате внутри осталось много свободного места, и мастерица, продавшая мне этот аппарат, заполнила пространство резными деревянными рычагами и шестеренками, которые со скрипом крутились, когда компьютер действовал. Чтобы увидеть работу механизма, надо было заменить стандартный корпус на прилагаемый прозрачный.

Маркус прекрасно знал, что это за штука (я нашла ее описание в его твиттере) и сколько она стоит (он жаловался, что никогда, даже через миллион лет, не сможет ее себе позволить). Так что сейчас у него на лице было написано глубочайшее потрясение. Он стал рассказывать о ней своей девчонке, брызжа слюной в своей гиперактивной манере, в которую соскальзывал, когда был очень, очень взволнован. Еще больше меня порадовало выражение ее лица – ревность пополам с признательностью. Глядя на нее, я упивалась счастьем.

Я чувствовала себя злой и гадкой феей, которая наложила проклятие на Спящую красавицу за то, что ее не пригласили на крестины. Только это были не крестины, а свадьба. И конечно, меня пригласили.

Но у меня была срочная работа. И я послала им тщательно продуманный подарок, который затмил всю их дурацкую шикарную заумную церемонию. Если не хотите, чтобы вас затмевали, придумайте церемонию еще заумнее.

Съев всю принесенную еду, я так и не насытилась. Пришло время выходить на площадь. Кормежка в «Софителе» никуда не годится. Куплю себе донер-кебаб. Нет, куплю целую сумку кебабов и возьму с собой.

* * *

Веганское кафе, где собирались мои ручные революционеры, называлось «Дунайский бар-ресто», и накануне ночных событий их всегда можно было найти там, ибо кому она нужна, эта оперативная маскировка, почему бы не облегчить жизнь тайной полиции, пусть повяжут вас всех где-нибудь в укромном уголке. Ну что с ними делать?

Кристина была уже на месте, пережевывала какую-то еду, которая никогда не дышала, не жила, не бегала и не прыгала. Я приоткрыла верхний край пакета с кебабами и дала ей понюхать мясной аромат:

– Оставь немножко места.

Она рассмеялась, закашлявшись, и с набитым ртом показала мне большой палец. Я села рядом с ней. В маленькой ячейке Кристины было восемь человек – пара графических дизайнеров, два веб-разработчика, поэт (серьезно!), а остальные даже не пытались делать вид, будто у них есть работа. В Словстакии мало у кого моложе тридцати она была.

– Хочешь пить? – Оксана, как всегда, не жалела денег. Сначала я приняла ее за осведомительницу, но потом выяснилось, что просто она неплохо зарабатывает в юридической фирме, которая ведет дела с западными партнерами # ## ##### ###### ###### ######### в должности ассистентки. Убедившись, что она не упоминается ни в одном из списков агентуры Литвинчука, я стала относиться к ней гораздо лучше. Оксана напоминала мне женщин, с которыми я познакомилась на Ближнем Востоке, отважных амазонок с бесстрашным сердцем, бьющимся под хиджабом; они умудрялись выглядеть на миллион баксов, даже когда у них на глазах враг ровнял с землей их родные города, и блистать красотой сквозь грязь и кровь.

– Еще как. – Скорее всего это будет апельсиновый сок с мякотью манго, но туда наверняка подмешают ростки пшеницы, живых микробов и какие-нибудь прутики. Владелец этого заведения обожал поговорить о том, как хлорофилл «насыщает кислородом» вашу кровь, совершенно упуская из виду, что хлорофилл производит кислород только под действием солнечного света, а если вам в кишечник проникает солнышко, значит, ваши дела плохи. И если даже с помощью травы вам удастся наполнить прямую кишку кислородом, все равно ваш задний проход не сможет его абсорбировать. Лично я предпочитаю получать кислород старым добрым способом – дышать.

– Сегодня вечером… – начала Кристина.

– Батарейки или чехлы, – перебила я. Ребята смущенно переглянулись. Те, у кого в телефонах были съемные аккумуляторы, извлекли их. Остальные упаковали гаджеты в чехлы Фарадея, которые я раздала этим дилетантам сразу же, когда только начала встречаться с ними.

– Прежде чем обсуждать сегодняшний вечер, хочу познакомить вас с новыми методами предосторожности. – Они застонали. Ну и зануда же я. – Во-первых, пользоваться «параноид-андроидом» теперь опасно. Вы должны каждый вечер загружать новейшую сборку и проверять сигнатуры. Каждый раз! – Стоны стали громче. – Ребята, я серьезно. Министерство внутренних дел поставило сетевое устройство, которое трижды в сутки получает свежую порцию эксплойтов. Если не будете обновляться, вам крышка. Во-вторых, следите за актуальностью своих средств борьбы с IMSI‐перехватчиками. Наши противники только что приобрели пакет обновлений для своих ложных вышек сотовой связи и будут получать уникальные идентификаторы всех телефонов, которые откликнутся на их сигнал. Если приложение, которым вы отличаете ложные вышки от настоящих, стоит у вас больше недели, оно бесполезно. Обновляться и обновляться. И проверять сигнатуры. В‐третьих, следите за вашими умными датчиками. Убедитесь, что они не передают информацию о вас. После Минска министерство внутренних дел ищет удобного случая еще раз провернуть подобный трюк: в середине февраля выключить отопление у тех, кого подозревают в протестных действиях. И наконец, всем без исключения носить зеркальный грим.