Czytaj książkę: «Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 3», strona 10
– Возможно и то, и другое! У нас людей, много граней, о которых мы не подозреваем. Что наверх выскочит, как во вращающемся барабане, то и развлекается… Воспринимается остальными. Потом другое…
– Опять ты чего-то мутное собираешь, чудной ты какой-то! То один, то другой, как актер на сцене… Кто ты вообще? Вроде наш, а приглядишься, так что-то в тебе такое есть, аккурат из темной глубины… Прямо не по себе становится!
– Тот, кто тебе нужен… – произносит Сариков, резко поворачиваясь, – Тебе повезло, что ты меня встретил, я поведу тебя дальше! Все будет как и должно…
Да ты не пугайся, все отлично! Тебя ждет много чего неожиданного!
– Я вижу… Да и не страшно мне вовсе. Просто понять хочу, что происходит!
– Говоришь, я какой-то не такой? Странный, что-то не то несу? Ахинею всякую? Это значит все уже Началось… А ты думаешь ты это ты? – смеется Сариков, – Уже давно нет. Все брат, изменилось… Уж поверь. Ты еще себя не видел, какой ты в Черном Зеркале этих катакомб… Совершенно неузнаваемое произведение. Мы уже другие. Мы стремительно несемся сквозь галереи Тьмы, и нас уже ничто не остановит! Мы больше не в своем мире… Мы попали в иное измерение жизни и теперь нужно дойти до конца!
– Ты сумасшедший! Тьма проникает в тебя. И мутит рассудок. Искажает все естественные вещи. Нам всем нужен Свет, хоть чуть-чуть… А то так, все мы помешаемся!
– Любое отклонение от нормы можно считать безумием? Тогда не будет никакого развития и прогресса и мы всегда будем топтаться на месте…
– А как иначе? Если потворствовать всяком бреду, мы просто распадемся!
– Природа гораздо шире наших представлений! И катакомбы эти – лишь намек на это… Чтобы выйти за свои любимые и дорогие границы! И пойти дальше за горизонт…
– Спасибо! Я хочу только домой и никуда больше… Мне этих недель хватило, чтоб впитать в себя мрак и холод этого подземелья и еще газовой отравы на всю оставшуюся жизнь! Я теперь любую темную яму буду обходить стороной и в подвал наверно не залезу… После всех наших перипетий смертельных!
– Ничего привыкнешь. Поначалу все брыкаются, как необузданные скакуны, а потом успокаиваются и начинают понимать всю Гармонию тьмы! Кто сюда однажды спустился, обратного хода нет! Так-то, Коля…
– Черта с два! Я здесь не останусь! Никогда… И ни за что! Пусть хоть весь мир рухнет… Я вернусь туда, где должен быть! И никто и ничто мне не преграда!
Ты снова свои темные проповеди начинаешь? Еще и комиссар…
– Ты уверен, что я – это тот, о ком ты думаешь? Как обманчиво может быть человеческое зрение. А если я не политрук? – усмехается Сариков, – А только взял облик твоего товарища по оружию на время, чтобы лучше вас всех узнать? И я – просто тень из Глубины? А? Чего ты так съежился? Я тебя вытащил оттуда, где любой человек бы погиб… Как ты еще жив? Почем так произошло… Не наводит не на какие мысли?
Да расслабься ты уже… Все нормально. У меня чувство юмора стало здесь скверное… Свой, я свой, шучу…
Глава 16
Политрук Исаков открывает глаза… В сознание врывается склизлая серая муть. Он лежит на грубом топчане, чувствуя идущий снизу каменный холод. Голова гудит как затянувшийся бесконечный надсадны зуммер. Тело ноет. Внутри колышется тряпье измученных чувств… Вокруг – рваными глыбам застывшая темнота. Где-то как стая притаившихся хищников, завывают сквозняки. И будто потерявшиеся привидения, повсюду качаются смутные тени и образы от какого-то еще теплющегося блеклого источника света…
Откуда-то из глубин, сначала глухо неразборчиво, потом яснее, доносятся дребезжащие голоса. Политрук, напрягаясь, вслушивается. Голоса словно прорезываются сквозь камень, летят отовсюду, как стая ошалевших птиц. Они как словно нечеловеческие, с надтреснутым режущим обертоном, в них есть что-то чужое и незнакомое. Исаков пытается уловить и понять чего они хотят.
– Смерти оказывается нет. Я видел… Что-то перепутанное, громадное, как дом, который распускается цветком, без границ. Все не так, как здесь у нас… Ничего похожего. Все странно причудливое, нелепое какое-то. Как калейдоскоп или живой конструктор, который движется… Необъятное, глубокое с меняющимися образами и красками. Как безграничный великан или море предметов и явлений, расцветающее как бутон… Поразительное зрелище!
– А ты думаешь, Жизнь есть? Наивный мальчишка. Есть только голодная Пустота… Алчная Пропасть, куда все падают и не возвращаются! Все вокруг – лишь яркая Иллюзия, Мираж, приманка, блесна, как на рыбалке… Нас просто жрут, те, кого мы никогда не видели, и не имеем о них ни малейшего представления. Но я «их» сейчас почти вижу и чувствую…
– Я думал, я один… а меня оказалось так много, что аж голова кругом пошла, дыхание перехватило! И все такие забавные, смешные, интересные. Один привлекательней другого! И это все Я… Я хожу здесь по каменоломне, встречаю их, себя! Мы веселимся… здорово так! Почему раньше этого не было?
– А я окаменел. Я стал Скалой… Не могу сдвинуться! Но столько Силы стало – неимоверно… Кажется, все могу сокрушить, а шага сделать не в состоянии… Внутри растет что-то как неописуемый ураган. Приближается!
– А я горю… Маленькой свечкой сверкаю, зову кого-то теплым огоньком, и стекаю мягким воском на этот могильный холодный камень! Немного осталось пылать. Скоро потухну!
– О чем вы все? Нас больше нет. А может и не было никогда… Все- только ослепляющий безграничный туман. И мы теряемся в нем.
Дикий хохот срывается откуда-то сверху…
– Вы не представляете, какие вы все уроды! Убогая форма жизни… Переползающие уродливые создания. Зачем вы здесь? Смердите своим ужасным нелепым видом. Какие вы мерзкие! Хуже червей… Один я прекрасен и совершенен! Я сияю как звезда не небосклоне. Вы даже не может это увидеть! Все мое величие и могущество. Все потрясающее великолепие… Грязные навозные жуки! Копошащиеся в разлагающемся трупе реальности! Как вы отвратительны…
– А меня рвет изнутри, что-то огромное, неразличимое, как бешеный огонь, как застывшая медленно взрывающаяся граната, как неведомый зверь, разрывает оболочку кожи и ткань мозга… Не знаю, откуда это взялось!
– Лучше быть Ветром! И порхать везде… Я уже такой! Ничего не чувствую, кроме свободы полета. Так легко и приятно. Словно светишься изнутри. Как будто попал на волны Обетования и блаженно спишь наяву! Очень хорошо….
– А я будто морской исполин, выброшенный на берег, под палящее солнце боли! Как сказочный левиафан, умирающий, тяжко разлагаюсь, обваливаюсь целыми кусками гниющей плоти. Все рушится, словно огромное здание. Все что было мной – все чувства, переживания, события, все обваливается в черную бездну и стонет, полыхает от боли! Что это? Кем я теперь буду? Ведь от меня ничего не остается….
– Кто здесь? – резко выкрикивает комиссар, силясь подняться.
Странные голоса внезапно стихают, как разбежавшиеся тени от яркого света.
– Что здесь происходит? Где я?
Каменная тишина словно клубится, ревностно пряча что-то в себя… Неясные звуки проникают кружась хороводом. Угадывается чье-то движение.
– Эй, кто там?
Все вновь затихает мертвящим штилем камня…
– Я один здесь, что ли? Кто есть?
Мимолетные тени пугливой стайкой проносятся вдоль изломов нависших стен…
– Да не один ты! – вдруг громыхает грубый голос, откуда-то сбоку, – Нас еще много! Все мы – Одно… Непонятно что, правда! Но тем не менее, колышемся, смотрим, ощущаем. И рядом мы, дорогой друг!
– Да кто вы? – прочти на срыве кричит комиссар, – У нас таких нет… Откуда взялись?
– Что не так, Сергей? – раздается еще один голос, уже мягче, – Чего шумишь, все свои…
– Кто свои? Это свои? Да я вообще не представляю кто это… Я еще раньше навидался здесь всякого. Так что ко всему готов! Покажись, кто или что ты есть?
– Да я это… Чего разбушевался так?
Из темноты проступает закопченное лицо капитана Левицкого.
– Ты в порядке?
– Нормально. Только ты как здесь? – приподнимается на локте комиссар, – Здесь же эти были… Не то тени, не то призраки какие-то, их лишь слышно было, и не видно. И много их!
– Да кто эти? – улыбается Левицкий, – Что стряслось? Объясни уже…
– Да ладно, не важно, опять чертовщина всякая слышится и мерещится! Эти катакомбы просто не отпускают… Вцепляются когтями в сам мозг! И потом начинается карусель безумия. Тьфу, чтоб тебя…
– Не волнуйся! Никаких привидений нет. Это больные рядом, за стенкой разговаривают… Дверей в наших медицинских палатах нет. Все слышно. А они просто делятся пережитым за день.
– Разговаривают?! Я знаю, как наши раненые беседуют. Или болячки обсуждают, или дом вспоминают, или анекдоты похабные травят… А те вообще какой-то бред опасный несут! Аж мурашки по коже… Даже пьяные на такое не способны! Какая-то причудливая белиберда, но с железной логикой помешанного сознания. Что-то совсем не наше…
– Так и есть, они не в себе! – звучит мягкий женский голос и из густого смоляного мрака проступает изящная фигура Веры Иевлевой, – К нам принадлежат частично. А сами бродят в черной пропасти. Это палата сумасшедших! У нас же полноценный госпиталь! Лечим все… И инфекционные заболевания, и переломы, и раны любой сложности и тяжести, и душевные расстройства… В общем и хирургия у нас, и психотерапия! Все пришлось осваивать.
– Сумасшедших? Чего? Откуда они у нас? Первый раз слышу… Это что розыгрыш?
– Да уж, какие шутки, Сергей Михайлович! – вздыхает Иевлева, – тут не до смеха! Печально это все… Может даже хуже чем смерть. Человек теряет себя, чужим становится. И живет…
– А чего раньше молчали?
– А зачем афишировать, народ зря баламутить? – поясняет Левицкий, – Их не так много, тех кто умом тронулся, но есть, к сожалению… И они изолированы от остальных. Чтоб никого не смущать! Тебя рядом определили, место удобное, спокойное. Никаких криков боли и сцен страдания. Считай, специальная палата!
– Ага с безумцами рядом! Вот спасибо. А если они учудят чего? Да даже покусают, как собаки бешеные… Они же поехавшие, что угодно могут сделать. Вы об этом не думали?
– Кусать нечем, у нас у всех зубы или выпали, или шатаются… Да и нападать они ни на кого не будут! – поясняет Иевлева, – Они все тихие, не буйные, безобидные как дети. Просто лопочут о своем… И все! Так что не беспокойся, товарищ комиссар! Никто тебя здесь не тронет… Тьма их сознание пожирает как голодный зверь, как болотная трясина засасывает. Мы пытаемся делать что можем, но пока все безнадежно. Уходят они во тьму, от нас, очень далеко…
– У нас народ вроде не из слабых, – замечает политрук, – чтоб умом двигаться! Что за хрень творится вообще?
– Так вот катакомба на нас влияет! – горько восклицает Левицкий, – На каждого по-своему… Ищет ключи страха и слабости к нашей воли и разуму! Вот и подбирает, случается…
– Дело не в слабости, – замечает Иевлева, – здесь другое происходит. Наш мозг привык к определенной ясной картинке, на которую он всегда опирается… в процессе опыта жизни. А здесь внезапно это все выключается! И сплошная чернота вокруг! Даже себя не видишь, сутками. Точки опоры нет… Начинается внутренняя паника, поиски чего-нибудь, любого, за что ухватиться. Вот наш разум, как осьминог, и начинает тянуть щупальца куда угодно, и вести себя не так как раньше, и хоть как-то приспосабливаться к новым непонятным условиям. И внешне мы видим это поведение, как проявление клинического сумасшествия. А человек просто заблудился в Черном Лабиринте, как и все мы… И куда он идет, неизвестно, покрыто тьмой непроницаемой, но идет! Мозг как радиопередатчик, переключается на другую волну восприятия ну и вся привычная схема осознания реальности рушится, начинает функционировать в другом режиме, со всеми вытекающими последствиями. И от этого никто не застрахован – будь ты хоть тысячу раз волевой богатырь! Внутри щелкнет тумблер – и все… Полетела душа, не в рай конечно, но куда-то в незнакомые нам сферы. Так что, как-то так, товарищ комиссар!
– Вера права, – добавляет Левицкий, – тут как рулетка… На кого, как говорится, перст Судьбы укажет, тому и песни несуразные распевать! Я ведь видел кто там лежит, бравые ребята! Из моего батальона есть… Не один бой, плечом к плечу! А теперь неведомой темной силой скосило! Страшно все это, если вдуматься. Может и мы такие же станем, через недельку —другую! Кто знает…
– Благодарю сердечно, обрадовали! Умеете вы настроение поднять, товарищи дорогие! Не хватало еще умом тронуться и до конца жизни идиотом быть… Уж лучше пуля немецкая! Я такого исхода для себя не хочу! Все что угодно, но как говориться в ясном уме и трезвой памяти. И остаться самим собой!
– Никто не знает, что его ждет, – размышляет Левицкий, поглядывая по сторонам, – кто из нас здесь сейчас находящихся, мог предположить что в этих брошенных штольнях окажется? Будущее для нас такой же непроницаемый занавес, как наша тьма подземная вокруг! Нужно быть ко всему готовым, и к безумию тоже…
– Да ну тебя, скажешь тоже… Я в «Желтом доме» дни коротать не желаю! Чур меня… А ты чего, такой веселый, Витя? Прямо сияешь весь, как воскресный самовар? Что за праздник случился в нашем мраке египетском? Или самогонно вне плана, жахнул?
– Нет, я пью редко, ты же знаешь… А радуюсь, потому что повод есть! Ногу тебе принес!
– Спасибо, вы тоже уже с ума сошли? Я один теперь нормальный здесь остался? Ногу мою отрезанную? Не смешно…
– Да Вы не обижайтесь, Сергей Михайлович! – улыбается Иевлева, – Товарищ капитан говорит совершенно серьезно. Теперь у Вас будет новая нога…
– Так у вас что здесь? Точно филиал психиатрической клиники, или со мной что-то не так?
– Ты чего разошелся, Серега? Я тебя просто не узнаю! Ты чего такой кислый? Где твой боевой комиссарский дух? Или безумцы наши на тебя так подействовали? Вот гляди, подарок тебе принес… От души, от сердца!
– Что это? – всматривается в темноту Исаков.
– Протез! Какая замечательная работа, – восхищается Левицкий, – блестит как галантерейная витрина! Оденешь, будешь бегать как арабский скакун! Держи!
– Вы где его взяли? – смущается политрук, – Подойдет? Ну вы даете!
– Мы размеры сняли, когда Вы спали, – улыбается Иевлева, – все прикидывали, как Вас к полноценной жизни вернуть, вот и решились. Задумались, как дать Вам самое необходимое. И нашли выход…
– Наши умельцы из 3-роты соорудили, у нас, как оказалось, каких талантов только нет… Просто подземная галерея искусств!
– Садитесь, сейчас примерим, вот так осторожно… – хлопочет Иевлева, – Здесь скобы, тут ремни, аккуратно. Не затягивайте сильно! Я сейчас подсвечу…
– Ну все, Серега! Теперь ты у нас еще и танцевать будешь… И за фрицем с наганом побегаешь. Все на местах! Все можно исправить…
– Ну вы… черти окаянные! Как умудрились то? Я же думал, что уже никогда не пойду! Буду на одной ноге с костылями скакать, как не пойми что… А тут вон какое счастье!
– Давай, вставай, пробуй! Возьми трость… Во, пошел! Ну просто джентельмен! Лондон плачет…
– Ага, тоже…. Нашел туманный Альбион! Не комиссар теперь а пират! Еще секиру и треуголку! Борода скоро опять отрастет. И свистать всех наверх… На вылазку!
– Ну вот и ожил, да засветился прежним красным огненным светом наш славный комиссар! – смеется Левицкий, – А то захандрил совсем… Как не родной!
– А я и не умирал, и не собирался! Эти камни переживу! Всему назло… Чтобы ни было! Ну-ка, давай пройдемся по этой больнице. Заодно к вашим сумасшедшим заглянем. Очень уж любопытно, кого я мог слышать!
– Вы уверены, что хотите на них посмотреть? – беспокоится Иевлева, – Вообще они мирные, но эта особая картина страдания! Мы и так тут хлебнули лишка… А они несчастны вдвойне. И они живут уже по другим законам.
– Все в порядке! Я хочу увидеть воочию, что может сделать с человеком этот мрак… Мы на войн! И должны быть готовы ко всему. И к самому неожиданному в первую очередь…
– Зрелище действительно не из приятных, поберег бы нервы, послушай доктора, товарищ политрук!
– Лучше бы в «Санаторий» сходили, к выходам, воздухом свежим подышали! – советует Иевлева, -И то полезней… А помешавшиеся наши, зачем они Вам?
– Везде сходим, – деловито озирается Исаков, – у нас жизнь длинная, всюду успеем. А я хочу на искалеченных разумом посмотреть. Может для меня это зеркалом будет… Как, где и почему. Насколько я к этому приблизился… Хочу понять, что здесь творится!
Втроем, они осторожно проходят за поворот и оказываются у отсека, перегороженного досками… Иевлева открывает «дверь» и внимательно осмотревшись, аккуратно вступает внутрь.
– Ну, что миленькие мои, как вы здесь? Скоро ужин будет…
Пламя факела выхватывает из тьмы взлохмаченные облики, словно застигнутые врасплох и удивительно для катакомб темно-бледные лица, словно с одной, застывшей маской…. В отблесках пламени глаза горят как пронзающие взоры волчьей стаи, на мгновение оцепеневшей и готовой сорваться в любой момент.
– Зачем они здесь? – летит первый голос, по интонации уже знакомый Исакову, – Они не понимают… Как одна встреча меняет все!
– Ты другая… Из той, что была… ты вышла, а та прежняя где-то ходит! И тебя больше не найдет. Смотри не заблудись в себе, красавица!
– Кого ты привела? Что это за экземпляры? Где ты их нашла? Они не из нашего людского племени… Странные какие-то!
– Они из снов… Только чьих? Непонятно. Сколько здесь всего! Смутного и невероятного. И эти тоже…
– Их еще нет! Это будущее… Они придут, потом. Но будет уже поздно. Все изменится. Там где нет Времени, все по-другому! Нет оков, нет обязанностей… Все свободно, ты словно паришь! И есть только Ты… И твои бескрайние чувства.
– Они считают себя живыми… Глупцы! Они не знают Главного… И верят в чужие фантазии. Только здесь и обнажается Правда! И она весьма необычна.
– Все мы в каменном яйце находимся. Из которого должно родиться что-то небывалое. Если….
Залихвастский лютый хохот сотрясает темноту и низкое помещение, отражаясь от стен и неистовствуя, как охмелевший шут.
– Все должны идти дальше вглубь, тогда все получится… На так сказали. Это должно быть исполнено!
– Это верно. Долго мы к этому шли. Все зависит от нас. Мы не отступим! Как говорит наш комиссар – коммунисты вперед!
– А куда еще тут топать? Больше и некуда, только вперед и вниз, во мрак! Как только мы спустились сюда… Обратной дороги никому уже нет. Нас уже ждут…
– Он? Кто нас нашел… и Звал? Всегда в темных тоннелях… Показываясь в разных формах! Он могуч и велик…
– Он! Кто же еще? Он древнее всего известного живущего… Он всегда был во всех нас, и теперь пробудился… И мы уже идем к нему! Осталось немного…
– Эта карусель боев скоро кончится, и мы вернемся домой… Мы долго мучились и скитались. Теперь все завершится… Мы вдохнем ветер Родины!
Я видел того, кто здесь живет… Он грозен и прекрасен. Он никого не оставит из всех страждущих, обездоленных и окровавленных! Он нас всех заберет…. Мы плывем к новой пристани!
– Ну что? – спрашивает Левицкий, изучающе глядя на комиссара, – Узнал, что хотел? Этого достаточно? Или еще послушаешь философически безумные беседы? Они тут много чего говорят… Заслушаешься! Только смысла никакого. Как дети, неуемные в своих фантазиях… Вот что может случиться с вполне нормальным здравым человеком, и не просто человеком, а бойцом Красной Армии!
– Примерно. Понял. Враг не только снаружи, он и внутри подкрадывается… Как хорошо обученный и замаскированный диверсант. И он гораздо опаснее противника внешнего. Мы сами себя уничтожим, если поддадимся слабости. Нужно беседовать с людьми, проводить собрания, объяснять ситуацию, и не допускать больше такого… Это хуже немецкой бомбы!
– Боюсь, что словом и внушением здесь не поможешь! – качает головой Иевлева, – Тут другие механизмы работают… Нами до конца не изученные! И пока не совсем постижимые. Они рядом с нами, стоят за спиной… Их дыхание вполне ощутимо. И взгляд их во тьме мы все явно чувствуем, огненный, прожигающий… Чего они от нас хотят?
– Ерунда! Мистика это все поповская! – морщится комиссар Исаков, – Воля человека – это основа всего! Она победит все – Камень, Огонь, Голод, Мрак, Холод и фашистское зверье… Она горы сдвинет и преобразит весь мир! Помните «Данко» Горького? Если надо, мы все сердца вырвем и поведем людей к Свету! Я благодарен этому Подземелью… Только здесь я почувствовал такую силу неимоверную в себе, какую раньше и представить не мог! Вот в это я верю! В мощь человека, которая раскрылась под давлением невзгод и вырвалась как сокрушительный ураган! Нельзя поддаваться мраку – никакому! Ни наверху, ни тем более, тому, что как яд змеиный сочится изнутри. Мы должны, обязаны Победить – все это, что вокруг нас и в нас! Это Испытание. На прочность, на совесть, на любовь… И мы его пройдем! Чего бы это нам не стоило. Победа будем за нами! Только так…
– Что мы победим, никто не сомневается, – задумчиво произносит Левицкий, – только сколько еще крови пролить придется! И представить страшно… Кто гибнет, у кого судьбы ломаются… Кто близких потерял, что и похуже собственной смерти будет. Война – ужасная вещь! Может, когда-нибудь этого больше не станет.
– Как тайфун черный несется горе… Все выжигает до основания! – вздыхает Вера, – Села опустели, город вон весь сгорел. Везде огонь с кровью смешанный пляшет. И кажется, конца и края, этой дикой вакханалии нет…
– Что с ними будет? – неожиданно спрашивает Исаков, кивая на больных, – Их можно вылечить?
– Единичные случаи, а в целом, я думаю, нет, – печально опускает глаза Иевлева, – тут специализированная терапия нужна. И время, и терпение… А у нас что? Даже для операций нет самого необходимого… Какая уж тут серьезная психиатрия может быть? Тут тяжелых бы с ранениями выходить. Потом уже все остальное.
– А если, после нашей обороны в клинику отправить? – спрашивает Левицкий, – Там глядишь и мэтры медицины и вернут их к нормальной жизни? Шанс есть? Различные военные синдромы вылечивают же… Контузии там и прочее!
– С контузией гораздо проще, она даже с латыни как «ушиб» переводится, со всем вытекающим смыслом. Холод на голову, чего у нас здесь в избытке, полный покой, и организм восстанавливается, есть, конечно, сложные расстройства психики, но редко. В основном частичные потери памяти. Мы же имеем абсолютно другой случай. Психиатрия это совершенно иная область. Тут подход более деликатный нужен и препараты и методики соответствующие! – грустно поясняет Иевлева, – А у нас только самогон – единственное средство от всех напастей и болезней. Таблеток никаких не осталось! Вот и попробуй, вылечи! Народная медицина, пропади оно все пропадом! Как больно бывает, что не можешь нормальной помощи оказать. Печально это все. Обречены они здесь… Они почему-то долго не живут, хотя физическое состояние позволяет! Тихо и быстро умирают… Уходят едва слышным вздохом в нашу бескрайнюю подземную тьму! Глубоко и далеко. Незаметно гаснут, как свечи от случайного порыва ночного ветра… Как жизнь бывает хрупка! Все рано или поздно исчезает… Почему так?
– Всему свое время, Вера! Разберемся со всеми явлениями и все расставим как надо, – твердо чеканит Исаков, – нам новую эру коммунизма строить, без всяких пороков и шлаков старого мира. Наш путь только вперед и вверх!
– Что ж, тогда пошли, – улыбается Левицкий, – не будем смущать людей, у которых и так рассудок помутился. Лишний раз будоражить их специфический мир, чтоб хуже не стало… Да и тебе еще привыкнуть надо к новой ноге… Комиссар-флибустьер!
– Знать бы, что им в действительности надо, – оглядывает палату сумасшедших Иевлева, – покой или наоборот активность. Мы стараемся дать тепло и участие, предельную заботу, как и всем остальным. Также беседуем с ними, хотя со стороны эти диалоги кажутся еще большим безумием. Но это важно… Успокаиваем их, стараемся поднять настроение. Они как дети малые бывают! Наивные и милые. Но сколько не говори с ними, а они увы, уже где-то не здесь, очень далеко от нас. Доносятся только общие черты, как послание в радиоэфире. Сколько же у человека может быть граней…
Исаков, поддерживаемый Левицким, выходит из палаты и Вера закрывает отсек….
– Путь у нас трудный, извилистый предстоит, точно как эти катакомбы затаившиеся, – с грозной искоркой в глазах произносит комиссар, – но за любым, самым непроглядным каменным мраком всегда поднимается великолепный Рассвет… По-другому и быть не может!
– Да, в любом лабиринте есть и вход и выход, иначе его бы не было, – отзывается Левицкий, – так что рано или поздно мы обязательно покинем эти стены… и вернемся домой!
– Только не все… – грустно вздыхает Иевлева, – Многие уже навсегда остались в этом подземелье! И сколько еще станет этой тьмой и этой тьмой и этими камнями?
