Czytaj książkę: «Нацпроект. Современный производственный роман с прологом и эпилогом»

Czcionka:

Дизайнер обложки Святослав Плющ

Корректор Анастасия Казакова

ISBN 978-5-4498-8491-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Всё описанное в этой повести является абсолютным вымыслом автора. Все совпадения с реальными людьми и событиями случайны. Автор убедительно просит читателей не искать никаких параллелей с реальной жизнью.

Прямая речь и размышления персонажей повести иногда содержат ненормативную лексику. Если уважаемому читателю это непереносимо, уважаемый читатель может книгу отложить и не читать. По-другому автор не мог. Как писал Булат Окуджава,

каждый пишет, как он слышит,
каждый слышит, как он дышит,
как он дышит, так и пишет,
не стараясь угодить…
Так природа захотела,
почему – не наше дело,
для чего – не нам судить.

Посвящается светлой памяти моего покойного отца Николая Владимировича Карманова, который всегда был и остаётся для меня недостижимым образцом человеческой порядочности и трудолюбия.

Сначала шумиха, потом неразбериха, потом поиски виновных, затем наказание невиновных и, наконец, награждение непричастных.
Научный фольклор
(приписывается академику В. М. Глушкову)

Пролог

Весна 2007 года не была ни ранней, ни поздней. Всё происходило ровно в положенные календарные сроки.

На душе было славно и спокойно. Вчера Костя договорился с хозяином компании о своём уходе на приемлемых для себя условиях. Разговор с Хорьковым прошёл неожиданно легко. Возникло ощущение, что хозяин, которого за глаза все, естественно, называли Хорьком, испытал некоторое облегчение и тихую радость, когда услышал, что Костя хочет уйти. Единственное, что немного портило картину, это нежелание хитрого Хорька отпустить Костю совсем и сразу. Наговорив айсберги лживых слов, хозяин добился согласия не выпускать информацию о Костином уходе в окружающее пространство, освободил его практически ото всех обязанностей, в том числе и от обязательного ежедневного присутствия в офисе, и оставил только осуществление внешних связей, которых в силу абсолютной закрытости компании было чертовски мало. Платить за эту имитацию деятельности он предложил три тысячи долларов в месяц и оставил в Костином пользовании недорогой, но вполне приличный корпоративный седан бизнес-класса. За это в глазах бизнес- и пиар-сообществ Костя должен был закрывать в компании позицию директора по корпоративным связям.

Попридуриваться у Хорька ещё какое-то время было вполне допустимо, поскольку никаких идей или предложений другой работы всё равно не было, уходил в никуда. Можно было спокойно, не торопясь привести мысли в порядок и решить, чем дальше заниматься или уже ничем не заниматься и устроить себе ранний выход на пенсию. Однако и засиживаться у Хорькова больше чем два—три месяца было нельзя, можно было докатиться до унизительного положения приживалки.

Думать о ранней пенсии не хотелось. Всего сорок пять лет, ещё молодой, здоровый и активный во всех отношениях мужик. Хотя возможность не работать при некоторой минимизации своих потребностей и введении ограничений в семейном бюджете уже была. Нора на старость лет в виде хорошего дома на берегу водохранилища в ста семидесяти километрах от столицы была построена, да и кормушка из сети маленьких магазинчиков в районе той самой норы и небольшого рекламного агентства не пустовала.

С рекламы когда-то всё и начиналось, хотя, если быть точным, всё начиналось с частного авторемонта. Когда Костина жена Светка родила двойняшек, авторемонт пришлось бросить и по вечерам заниматься частным извозом, чтобы добыть денег на еду, витамины и массажисток, необходимых семье. В рекламный бизнес Костю затянуло в непонятном девяностом.

По образованию инженер-механик, перспектив в профессии он не видел никаких. Против возврата в частный авторемонт категорически возражала жена, да Костя и сам понимал, что постоянно общаясь со слесарями, сварщиками, кузовщиками, малярами и прочими нужными людьми, включая клиентов, которые были чем богаче, тем бескультурнее, он скоро полюбит русский шансон и для связки слов станет, сам не замечая этого, постоянно употреблять известные русские артикли «бля» и «нах». Поэтому когда старые Светкины приятели по студенческим гулянкам, выпускники столичного архитектурного института, люди в равной степени креативные и сумасшедшие, предложили Косте место водителя в недавно созданной при одной молодой бизнес-структуре рекламной службе, он не думая согласился.

Водителем Костя проработал месяца два, а потом начальник рекламной службы предложил ему сразу возглавить отдел по связям с телевидением и радио. Было страшно браться за совершенно незнакомое дело, но Костя благодаря моральной поддержке жены решился, и как-то оно всё получилось.

Это были забавные времена, когда никто толком не понимал, что происходит и как надо работать в новых экономических условиях. Профессионалов не было нигде и ни в чём. Те, кто добивался успеха, добивались его исключительно за счёт своей энергии и сообразительности, активно набивая шишки и по ходу дела обучаясь азам профессии за счёт своих клиентов. Вот и Костя прошёл курс молодого бойца за счёт той бизнес-структуры, резвился на их деньги и кое-чему научился.

Теперь этой бизнес-структуры уже нет. Хозяин её, бывший олигарх, осуждён на длительный срок заключения, и вряд ли его скоро выпустят, активы отобраны и переданы в государственную корпорацию, а начальник рекламной службы теперь большой человек в команде президента, отвечает за внутреннюю политику. Что ж – молодец, хорошо учился, пока тратил заработанные зеком-олигархом денежки.

Начальником отдела по связям с телевидением и радио Костя проработал около полугода, чему-то научился, оброс кое-какими связями и решился создать с теми самыми креативно-сумасшедшими дизайнерами-архитекторами своё частное рекламное агентство, которое быстро стало одним из первых на рынке и по номеру, и по мастерству. Кроме того, за командой тянулся шлейф – «те самые ребята, которые сделали ту самую первую масштабную рекламную кампанию в этой стране», так что от клиентов отбоя не было. Сейчас, после семнадцати лет в рекламном и пиар-деле, Костя с тёплой улыбкой вспоминал, что они тогда вытворяли, как они резвились за счёт ничего не понимающего отечественного клиента. Это был настоящий пир духа. Щенячий визг и брызги шампанского.

Агентство активно развивалось вместе с общим развитием рынка, работать было интересно, доходы позволяли быть гордым. Костя даже отказался от многочисленных предложений по перепродаже эфирного времени на телевидении и рекламных площадей в печатных средствах массовой информации. Это казалось тупым торгашеством. Ничего интересного: оптом купил – в розницу распродал, с телевизионными и газетно-журнальными функционерами поделился. Интересен был креатив, интересно было управление массовым сознанием, когда после их рекламных кампаний народ выстраивался в огромные очереди за какими-нибудь акциями или бросался открывать счета в новых коммерческих банках.

Профессиональная усталость пришла через семь лет, стало вдруг скучно. Чем профессиональнее становились сам Костя и его бойцы, тем меньше творчества оставалось в работе, оставалось одно ремесло. Спасательный круг в виде старого университетского товарища, который пришёл и попросил сделать ему выборы, Господь послал в девяносто седьмом. Костя подумал и решил, что если рассматривать акт голосования как акт покупки светлого будущего, как избиратель его себе представляет, то выборная кампания ничем не отличается от рекламной, и согласился. Так начался новый этап жизни под названием «выборные технологии», или, как метко сказал кто-то из коллег, «политический маркетинг».

Выборы приятеля, несмотря на его низкие стартовые позиции, Костино агентство выиграло оглушительно, и пошло-поехало на следующие девять лет. Жизнь текла сытно, интересно и динамично. В отличие от рекламы, избирательные кампании давали больше морального, да и материального удовлетворения потому, что имели чёткие временные рамки и ясный результат, не подлежащий расширенным толкованиям. У заказчиков, как правило, не было возможности обесценить Костину профессиональную победу, как это часто бывало в рекламном бизнесе, когда при подведении итогов проведенных кампаний начинали звучать самодовольные заявления, что полученный результат это не заслуга рекламщиков, а это потому, что наш банк, наш товар или наша услуга самые лучшие.

Однако рано или поздно всё заканчивается, закончились и выборные баталии, и отнюдь не по Костиному желанию. Новый президент и его команда, выстраивая в стране вертикаль власти как они её понимали, тихо удавили институт выборов до приплинтусного состояния назначения на выборные должности своих людей, лично им преданных и начисто лишённых собственного мнения. Участвовать дальше в этом псевдополитическом балагане было неинтересно; денег политтехнологам, от которых по большому счёту перестало что-либо зависеть, стали платить гораздо меньше. Возвращаться к обрыдлому рекламному ремеслу не хотелось, но и на пенсию было идти рановато.

Первое, что Костя сделал, считая себя толковым менеджером, это распустил среди знакомых более-менее крупных предпринимателей информацию о том, что он свободен и ищет себе применение в каком-нибудь масштабном, достойном себя проекте. Все без исключения знакомые бизнесмены непрерывно ныли по поводу удушающего кадрового голода: кругом, мол, одни дураки и воры, совершенно не на кого опереться. Это вселяло надежду, что Костю станут рвать на части, а он будет гордо выбирать самое лучшее, интересное и выгодное предложение.

Однако почему-то так не случилось. Не получив за полгода ни одного предложения, он с тоской осознал, что он со всеми своими способностями и энергией никому не нужен. Почему не нужен – он не понимал. Складывающаяся картина сильно не соответствовала нытью про кадровый голод, банальной логике и здравому смыслу. Начала подкрадываться депрессия, Косте стало казаться, что, видимо, есть в нем некая, незаметная ему самому ущербность, эдакая дефективность, которую окружающие прекрасно видят, а сам он не осознаёт. Других объяснений своей невостребованности в голову не приходило, и началась депрессивная интеллигентская рефлексия четвёртой степени.

Выдернул Костю из этого полуобморочного состояния тот самый Хорёк, от которого теперь Костя уходил. Позвонил на мобильный, пригласил поужинать в модный итальянский ресторан и предложил место директора по корпоративным связям в своей компании. Еда была дерьмо, а вот предложение – вполне приличное. Хорьков вдохновенно рассказал, что собирается акционироваться, выводить акции на биржу и ему позарез надо сделать компанию по западному типу: прозрачной, публичной и очень лояльной к окружающей среде. Задача была интересной, условия – достойными, и Костя, потянув для приличия недельку, согласился.

Что касается условий, Хорёк выполнил свои обещания полностью, а что касается задачи – обманул. Вместо открытости и лояльности потребовалась самая тупая и чёрная пиар-работа – сбор негатива на основных конкурентов, подготовка сделанных на грани клеветы порочащих материалов и размещение их в средствах массовой информации, за наличные, разумеется. В профессиональном плане это было скучное продолжение весёлых девяностых, приличные люди давно уже без крайней нужды такими вещами не занимались.

Хорьков Костиными руками выплёскивал в информационное пространство ушаты помоев, а конкуренты дружно отвечали заказными уголовными делами и обращениями в разновсяческие комиссии по корпоративной этике. Поскольку больше ничего делать Косте не разрешалось, решение уходить быстро стало твёрдым и окончательным. Никаких идей о том, чем заниматься дальше, не было. Возвращаться в своё съёжившееся, но продолжающее приносить довольно стабильный доход рекламное агентство не хотелось, там вполне успешно справлялась жена Светка, подхватившая дело после Костиного ухода к Хорьку.

Для начала надо было себя чем-нибудь побаловать. Отлежавшись несколько дней на любимой даче, нагулявшись и отоспавшись, Костя, усадив жену в корпоративное авто, поехал по автосалонам покупать себе новую машину. Процесс выбора, покупки, дооборудования и постановки на учёт силами проходимца, рекомендованного автосалоном, занял ровно неделю. Никаких здравых мыслей за это время в голову не пришло.

Загрузив в свой новенький кроссовер жену, собак и кошек, которых было по две, Костя не торопясь, стараясь не насиловать новую машину, ехал на дачу. Шла вторая неделя марта, яркое солнышко приятно грело салон, вытапливало грязные ручейки из-под сугробов на обочинах. Внутри царила тёплая, спокойная пустота.

Мобильный зазвонил, когда от столицы отъехали километров на сто. Давно знакомая девочка из приёмной Папарота голосом, которым обычно сообщают о выигрыше большого приза, сообщила, что Андрей Шулимович приглашает встретиться и побеседовать. Задав вопрос о предмете встречи и не получив вразумительного ответа, Костя уточнил дату, время и согласился. Отключившись, закурил, мысли побежали в разные стороны. Интересно, что будет предлагать. Ясно, что предлагать что-то будет, а вот что? Работу в государственной корпорации, которую он возглавляет, или что-нибудь в своих личных бизнес-проектах.

Андрея Шулимовича Папарота Костя знал давно. Знакомство их состоялось при довольно забавных обстоятельствах, которые, впрочем, тогда, в начале девяностых, забавными не казались. Костино рекламное агентство вело полное рекламное и пиар-обслуживание молодой, но очень динамично развивающейся группы предприятий, объединённых в некий консорциум, главным акционером которого и, естественно, его главой был Михаил Фрид – молодой, талантливый и активный бизнесмен. В те времена Костя общался с ним часто и на ты. Теперь, когда Фрид стал великим «олигархом», входящим в пятёрку самых богатых людей страны, связь, естественно, прервалась.

Во время одной из таких регулярных встреч Михаил вдруг поставил Косте неординарную задачу – консорциум решил создать свой частный банк, срочно нужен был толковый человек на должность председателя правления. Требовалось разместить в центральных газетах объявление о вакансии председателя правления банка. Костя сильно удивился: ему в те времена и в голову не могло прийти, что на такую ответственную должность можно брать незнакомого, непроверенного человека с улицы по объявлению. В ответ на высказанные Фриду сомнения услышал:

– Ты ни хрена не понимаешь. Делай, что я говорю. Только объявление составьте так, чтобы всякие придурки не лезли, а толковые заинтересовались.

По одному из тех объявлений в столицу и приехал молодой Андрюша Папарот, показался Фриду лучше других и возглавил недавно созданный «Бетта-банк», получив печать, завёрнутую в бумажку, и ключи от арендованного помещения бывшей почты с провалившимися полами и крысами. Костя же со своим агентством получил задачу срочно сформировать новому банку имидж надёжного, солидного, богатого и уважаемого.

С Андрюшей они тогда практически подружились. Не имея в столице ни родных, ни знакомых, Андрей тянулся к людям, которые казались ему интересными. В Костиных же глазах Папарот выгодно отличался от прочих людей бизнеса своей человечностью. Не раз, бывало, за рюмкой водки он говорил Косте:

– Ты не думай, я не такой, как Фрид.

Потом было три года ударного труда. Банк постепенно стал одним из крупнейших и известнейших в стране. Находясь на самом гребне волны, Андрей вдруг рассорился с Фридом и ушёл. Ушёл в никуда, за это Костя зауважал его ещё больше. Вот ведь мужик! Не поступился своим человеческим достоинством ради денег и положения.

Выплыл Папарот через некоторое время в команде Рыжего Приватизатора и долгих десять лет соучаствовал с ним в реструктуризации государственной энергетической системы. Задача была нелёгкая, но они с ней справились. Монополию раздробили, растащив при этом всё что смогли, сделались все лично очень богатыми людьми, а Андрюша ещё и остался руководить Государственной сетевой компанией, в которую выделили все транспортные энергосети по всей стране. Сделался руководителем огромной корпорации – жутко важным и вечно занятым чиновником. Отношения с Костей остались на уровне «один раз в год встретиться в каком-нибудь ресторане, выпить водки и поболтать за жизнь».

От разных общих знакомых и от самого Папарота Костя не раз слышал, что Андрей активно ищет перспективные направления, куда можно было бы выгодно вложить свои деньги и сделать хороший бизнес. Работа на государство была не вечна, сильно зависела от политической конъюнктуры и благорасположения кланов, находящихся на вершине власти. Всем было очевидно, что рано или поздно Андрюшу оттуда попрут, он и сам это понимал и мечтал к этому времени стать хозяином некоторого количества стабильных и прибыльных предприятий, дабы на старости лет не спеша объезжать свои владения, проводить совещания и корректировать работу управляющих топ-менеджеров.

Три дня до назначенной встречи пролетели незаметно. Дача, солнышко, весна, разнообразные догадки и предположения. Папарот принял Костю в своём кабинете, в офисе Государственной сетевой компании. После обычной вводной части – как семья, как дети, как дела – перешёл к сути вопроса:

– Мне тут губернатор Соколовской области два года назад подарил конезавод. Оформили за копейки, через банкротство. Разгром там был жуткий, всё развалено, лошади отощавшие. Нанял я туда управляющего, начал порядок наводить – лошадок кормить, конюшни чинить, а перспективы финансовой от лошадок не видно. Рысаки сейчас не в моде, бега и ипподромы в загоне. Получается, содержание конезавода мне обходится где-то тысяч в четыреста долларов в год. Деньги не очень большие, да мне и не жалко, чтобы лошадки кушали, но поскольку там при конезаводе ещё пять тысяч гектаров отличного чернозёма, возникла идея сделать там сельхозпредприятие. Такое, понимаешь, образцовое кулацкое хозяйство, чтобы зарабатывало достаточно для прокормления конезавода, ну и чтоб прибыль оставалась.

Костя внутренне напрягся. Не таков был соколовский губернатор, чтобы дарить или дёшево отдавать хорошие вещи. Егор Сергеевич был известной сволочью ещё старой коммунистической школы, для него обмануть такого нувориша, как Папарот, было делом чести, доблести и геройства. Недаром народ дал ему ёмкую кличку Удав – за жадность, корыстолюбие и холодное безразличие к жертвам.

Андрюша тем временем продолжал:

– Вот губернатор мне и предложил построить новый современный молочный комплекс. Утверждает, что дело верное и прибыльное, тем более – государство затеяло нацпроект, субсидирует процентную ставку по кредиту на строительство и ввод в эксплуатацию таких объектов, а ГосАгроБанку выделили кучу денег на финансирование таких проектов.

Костино напряжение нарастало. Чтобы унять эмоции, он не торопясь закурил, откинулся на спинку кресла, напустил на себя равнодушный вид и спокойно сказал:

– Погоди, Андрей, вообще-то в бизнесе бытует общее мнение, что сельское хозяйство – это глухая жопа.

– Ерунда! Я абсолютно уверен, что в долгосрочной перспективе дело прибыльное. Производство молока в постсоветское время упало в разы, а народ его пьёт и будет пить. Транспортировка цельного молока на дальние расстояния невозможна. Но главное, конечно, – дармовые и долгие кредитные деньги. Я вкладываю своих тридцать процентов, а семьдесят мне даёт государство через ГосАгроБанк, и за эти семьдесят с учётом субсидирования процентной ставки я плачу всего полтора процента годовых, а инфляция всяко восемь—десять.

Костя глубоко затянулся вкусным дымком швейцарской сигаретки и подумал: «Интересно, ты сам-то веришь в то, что мне говоришь, или врёшь, как комиссар перед атакой? Неужели губернатор тебе так мозги засрал, что очевидного не замечаешь? Народ по бедности и серости жрёт порошковые молочные продукты и всем доволен, а что касается помощи от государства, то тут внимательно посмотреть надо, где тебя обмануть пытаются и как обобрать».

Тем временем Андрюша продолжал:

– Одним словом, начали мы год назад строить такой комплекс, но произошла кадровая ошибка. Ребята, которых я взял на этот проект, не справились. Главное, не смогли в нужном объёме получить кредитные деньги в ГосАгроБанке. Когда я стал разбираться, в чём проблема, руководитель проекта просто взял и сбежал, всё бросив. В общем, нужно срочно подхватывать это дело, восстанавливать управляемость, наводить порядок.

– Андрюша, ты же знаешь: я ментально – частный предприниматель, мне за зарплату скучно, мне интерес нужен. А здесь, в сельхозтеме, у меня большие сомнения в нормальной доходности.

– Да, это, конечно, не быстрое дело, да и очень много здесь не заработаешь, но я уверен: миллионов сто точно заработать можно. А насчёт твоего интереса давай так: ты сначала вникни в дело, разберись, а потом поговорим, обсудим систему мотивации.

– Ладно, я посмотрю. Мне нужно пару недель, все бизнес-планы, которые старая команда рисовала для тебя и для банка, и крайне желательно человечка, который был в процессе с самого начала. Он бы сопроводил меня на место и ответил бы на мои вопросы, желательно честно. Есть у тебя такой?

– Конечно, Коля Зуделкин. Хороший парень.

– А что же ты его на это дело не поставишь?

– Да он не потянет. Тут менеджер нужен, а он просто хороший парень. Тут нужен мужик с хозяйским взглядом.

– Ладно; думаю, две недели мне хватит. Через две недели я у тебя. Обсудим условия и всё порешаем.

От Папарота Костя вышел в приподнятом настроении. Конечно, сельхозбизнес оптимизма не внушал, говнецом попахивало от сельхозбизнеса, но было интересно. Ничем подобным раньше заниматься не доводилось, не считая копания картошки у бабушки в подмосковной деревне и вкалывания по выходным до хруста в суставах у родителей на их шестисоточной дачке.

Первым делом надо было срочно найти себе на это дело толкового напарника. Все старые кадры из рекламных и пиар-цехов не годились. Нужен был цепкий парень с менеджерскими способностями, обязательно соображающий в экономике и финансах.

Среди людей, с которыми Косте было бы не противно иметь дело, единственным относительно свободным человеком, обладающим этими качествами, был Игорь Бузин – огромный, шкафообразный детина, до сих пор играющий в волейбол за команду ветеранов столичного института международных отношений, экономический факультет которого он когда-то окончил. Костя называл его маленьким братом.

У Игоря был весьма приличный опыт реального бизнеса, была когда-то своя довольно крупная оптовая компания и богатый опыт кредитования в разных банках. К сожалению, его бизнес сгубили его собственные честность и порядочность. После известного дефолта конца девяностых он уже не поднялся, поскольку вместо того чтобы как все кинуть своих западных поставщиков, неся огромные убытки, несколько лет гасил им долги. Наивный Игорь думал, что западники оценят его порядочность, а западники, как только Игорь рассчитался полностью, выкатили ему такие условия, что его уже полудохлая на тот момент компания издохла окончательно. С тех пор Бузин мыкался наёмным директором. Отношения с хозяевами у него не складывались, видимо слишком он привык к самостоятельности. Кроме того, он категорически не мог воровать и поэтому везде требовал себе достойной официальной зарплаты. Хозяева этого понимать не хотели или не могли.

На Костино предложение посмотреть хозяйство и оценить ситуацию маленький брат согласился сразу. Следующие три дня прошли в бурных обсуждениях и сборе информации, потом решили выдвигаться на место. Поехали на Костином кроссовере, Коля Зуделкин – хороший парень – ждал их на своём джипе на первой после столичной кольцевой дороги автозаправке. От столицы до места было триста семьдесят километров. Дорога была дрянная, ехали четыре с половиной часа.

Первым впечатлением от хозяйства были грязь, унылость и страх встречающих людей. Директор оказался щупленьким вёртким мужичишкой по фамилии Шманьков. Папарот почему-то за глаза окрестил его комсомольцем, хотя ничего комсомольского в его мимически активной обезьяньей мордашке не было. Костя беседовал с ним долго. Выяснилось, что директор раньше был начальником районной машинно-тракторной станции. Потом, когда от этой конторы остались только полуразвалившиеся ангары, он перепрыгнул в чиновники районной администрации, где быстро дослужился до зама главы района. Когда кресло главы района освободилось, Шманьков нацелил в него свою задницу, но случилось страшное: губернатор-Удав решил его судьбу иначе. В результате хитрой операции главой района стал некий Данилкин, а Шманьков оказался на улице. Карьера рухнула, знакомые перестали здороваться, строительство нового дома остановилось – воровать стало негде.

Убедившись, что Шманьков полностью осознал свою ничтожность, губернатор смилостивился и настоятельно порекомендовал его Папароту, руководить подаренным хозяйством. Андрей, понимая, что на губернаторского ставленника всерьёз рассчитывать не приходится, формально сделал его генеральным директором, но при этом прислал из столицы команду ребятишек для реального управления проектом. Ребятишки через год, по непонятным пока причинам, разбежались, а Шманьков остался руководить.

Поскольку хороший парень Коля Зуделкин, поставленный Папаротом на этот проект смотрящим, предпочитал проводить время в столице с молодой женой и маленьким сынишкой и в хозяйстве появлялся не чаще одного раза в две недели, да и то часа на два—три, Шманьков воцарился, обставился своими людьми и сделался абсолютно счастлив. Единственным, что отравляло его счастливую жизнь, была тягостная, патологическая, иррациональная ненависть к действующему главе района.

Костин приезд, естественно, вызвал у него сильное беспокойство и страх: заканчивалось благостное время бесконтрольности. Главные специалисты хозяйства, явно подобранные по принципу личной преданности, на контакт шли неохотно, сопели, таращили глаза и судорожно пытались угадать правильные ответы. Самым печальным оказалось полное отсутствие у них каких бы то ни было представлений об экономической эффективности хозяйствования. Услышав слова «себестоимость произведенной продукции», команда впадала в ступор, явно не понимая, о чём речь. Понимали они только «вал» и «план», а то, что произведённая продукция по себестоимости оказывалась в полтора раза дороже своей рыночной стоимости, никого не волновало.

В их размягчённых мозгах намертво сидело, что Папарот, которого они уважительно называли инвестором, должен давать им денег на покупку техники, на запчасти, на семена, на удобрения, на солярку, на зарплату, на налоги и, конечно, на строительство нового животноводческого комплекса. Он же для того и есть, инвестор, чтобы давать. А они: агрономы, инженеры, зоотехники и директор – будут красть всё что только смогут и слать инвестору героические отчёты о тысячах гектаров обработанной земли, тысячах тонн собранного зерна, сахарной свёклы и о том, что денег, вырученных от продаж всей этой продукции, хватит им на зарплату аж месяцев на пять. А потом инвестор опять должен им давать.

Но зато когда инвестор захочет посетить свои угодья маркиза Карабаса, он обалдеет от красоты возделанных полей, его упоят водкой, обкормят ягнятиной-поросятиной, спляшут ему камаринского и барыню, искупают в пруду и всю задницу ему расцелуют в кровь. Главное, чтоб давал не переставая. Костя с ужасом понял, что эти люди навсегда остались в развитом социализме. Только теперь вместо государства, которое давало, был инвестор.

На строительстве комплекса дела обстояли не лучше. Был произведен строймонтаж приблизительно половины объектов, внесённых в проект, но оказалось, что в проект внесена только половина объектов, необходимых для функционирования комплекса. Ошибкой это быть не могло. Правда выяснилась, когда Игорь притащил бизнес-план, обнаруженный им где-то в бухгалтерии хозяйства. Пяти минут хватило, чтобы понять, что орлы, которые его рисовали, сознательно скрыли две трети инвестиционных затрат, добиваясь рекордных сроков окупаемости. По их писулькам получалось, что проект полностью окупится через три года после начала инвестирования. Выходило, что Папарота просто обманули, развели как мальчишку. Это было странно: Андрюша вроде давно не мальчик в бизнесе, как же он мог позволить себя так примитивно надуть?

Дальше пошло ещё веселее. Выяснилось, что проектировщик, заказчик-застройщик и генеральный подрядчик – это всё одно и то же лицо, имеющее три фирмы с соответствующими лицензиями. То есть он сам проектировал, сам составлял сметы, сам проверял, сам строил и сам себя контролировал по цене, качеству и соответствию проекту. Естественно, при таком раскладе цена строительства оказалась завышенной как минимум в два раза. На момент Костиного приезда строители старательно изображали обиженных, бубнили, что денег им не дают, авансы кончились и строить не на что. На стройплощадке в режиме сонных мух ковырялась бригада армян-гастарбайтеров, человек десять—двенадцать.

Более всего странным Косте показалось, что стройка шла уже почти год, а государственная экспертиза проекта до сих пор не была пройдена и не было получено разрешение на строительство. Именно этот факт с удовольствием использовали работники соколовского ГосАгроБанка, чтобы не давать хозяйству кредитных денег. В итоге в проекте было нарушено главное. Соотношение денег инвестора и долгосрочно-дармовых кредитных было не тридцать на семьдесят, как предусматривал нацпроект, а ровно наоборот – семьдесят на тридцать.

Этот перекос, делающий проект абсолютно экономически бессмысленным, и послужил причиной скандала между Папаротом и руководителем предыдущей управляющей команды, неизвестным Косте человеком с забавной фамилией Спесивый. Андрюша вызвал Спесивого к себе и в жёсткой форме наехал на него по поводу происходящей «фигни». Результат беседы оказался неожиданным даже для многоопытного Папарота: Спесивый просто сбежал. Бросил дело, сменил съёмную квартиру и номер мобильного телефона и растворился яко дым.

Доверенное лицо смотрящий Коля на Костины вопросы отвечал толково, было видно, что парень весьма неглуп и наблюдателен. Однако когда разговор неизбежно выходил на вопрос «А ты, смотрящий, куда смотрел?», Коля только дружелюбно улыбался и молча разводил руками.

Общая ситуация получалась очень грустная. Практически полный развал. Проект нужно было начинать с чистого листа, но чистого листа уже не было. Ситуация была отягощена большим количеством уже потерянных денег и изрядным числом заинтересованных в расхищении лиц, втянувшихся в этот проект. С каждым из этих лиц теперь предстояло разбираться новой команде.