Czytaj książkę: «На далёких островах»

Czcionka:

© Константин Давлетшин, 2016

© Нина Александровна Незнанова, дизайн обложки, 2016

ISBN 978-5-4483-6043-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Москва-Курилы

1.1 Оттепель

Шло лето 1960 года. Я стоял в подземном вестибюле станции метро Комсомольская-кольцевая и ждал жену. Валя должна вернуться из Монино, с дачи родителей и, как обычно, опаздывала. Она всегда и везде опаздывала, я даже не припомню такого случая, чтобы она пришла вовремя! Ни что на свете не могло заставить её приходить точно в назначенный срок. На замечания она лишь недовольно фыркала и говорила: ничего страшного, подождут! Когда-то давно я относился к её опозданиям снисходительно и даже с пониманием. Потом это стало мне надоедать и даже злить. А теперь я махнул на это рукой – все равно её не переделаешь. Да и сама Валя стала мне совершенно безразличной.

От скуки я рассматривал гигантский подземный дворец – творение Алексея Щусева, автора Мавзолея Ленина и Казанского вокзала в Москве, кстати, самого крупного в Европе. Оформление станции посвящено русской и советской воинской славе. На потолке, на шести огромных мозаичных панно, изображены великие русские полководцы, а ещё на двух – товарищ Сталин со сподвижниками. Эти два панно уже не раз переделывали, убирая то Берию, то Молотова, то Кагановича. Через три года панно переделают полностью, выложив вместо Сталина портрет Ленина.

В то время в стране пышно цвела и благоухала Хрущёвская оттепель. Страна впервые за долгие годы вздохнула полной грудью, расправила плечи, и пустилась во все тяжкие. Мимо меня, веселясь и пританцовывая, проходили разодетые в клетчатые штаны и узкие пиджаки, беззаботные стиляги, с накрученными на голове коками. Думаю, не каждый цирковой клоун рискнёт выйти на арену в таком костюмчике, но эти ребята без комплексов. За ними со смехом пробегали их чувихи, в юбках колокольчиком и чулках со стрелкой. Одержимые художники в перемазанных краской беретах, с горящими глазами и жиденькими бородёнками, тащили на себе огромные мольберты. Молодые поэты что-то бурно обсуждали и декламировали друг другу свои стихи. Кругом кипела и бурлила разноцветная жизнь. Только несколько молодых лейтенантов-лётчиков понуро сидели на одинаковых коричневых фибровых чемоданах, и никуда не торопились. Им уже некуда торопиться. Все их мечты и планы рухнули в одночасье.

У Хрущёва была не только оттепель, космос, целина и кукуруза, у него были ещё два массовых сокращения армии. Молодые лейтенанты целыми выпусками сразу отправлялись в запас, как тогда говорили «в народное хозяйство». Теперь эти молодые, здоровые и образованные парни не знали, что им делать. Возвращаться в родную деревню трактористом? Или слесарить на завод, или шахтёром в забой? Сейчас им нужно начинать жизнь сначала. Все знания и умения, полученные в лётном училище, оказались никому не нужны.

Особенно сильно Хрущёв сократил авиацию. Под лозунгом «зачем нам „еропланы“, у нас же есть ракеты!», по всей стране под нож пошли не отдельные звенья и эскадрильи, а целые авиационные дивизии. А дивизия – это почти сто самолётов и пять тысяч человек личного состава. О семьях военных тогда вообще никто не думал, лишая их единственного источника дохода. Вместе с дивизиями на слом пошли и самолёты. Тут тоже без извращений не обошлось. На Тихоокеанском флоте прыткие командиры, выполняя «высокое задание партии и правительства», чтобы долго не мучиться с разделкой самолётов, просто взяли и подавили танками целый полк новых бомбардировщиков! Потом, преисполненные холопского подобострастия, наперегонки побежали докладывать: «Я – первый, я – первый!». Да… в тех краях дорог никогда не было, а вот дураки водились в изобилии.

Но, все же думаю, что Хрущёв правильно сделал, что сократил армию. Содержать в мирное время под ружьём пять миллионов человек даже могучий Советский Союз не мог. Все деньги и средства шли на армию! А на оставшиеся крохи развивалась и строилась вся остальная страна. Особенно сильное впечатление на Хрущёва произвёл такой факт: не самый большой в стране Черноморский флот за недельные учения спалил в корабельных топках мазута больше, чем вся Украинская ССР за год! А на Украине тогда жило почти тридцать миллионов человек.

Стою, жду, вижу вдалеке, с опозданием на час, показалась моя «королева». Она шла не торопясь, с достоинством, высоко подняв голову и снисходительно окидывая взглядом окружавшую её серую массу. У неё был такой вид, словно она шла не по забитому битком московскому метро, а по красной дорожке в Голливуде! Валя всегда одевалась по последней моде, вернее – она сама была самой последней модой! Броский макияж, алые губы, стрелки на глазах, подведённые брови. Длинное, до щиколоток ярко-оранжевое платье с черными горизонтальными полосками и пышной юбкой. Высокая, очерченная грудь. Перетянутая тонким поясом осиная талия. Красные лаковые туфли-лодочки на каблуке-рюмочке. Аккуратно расчёсанные (волосок к волоску!) волосы, ниспадавшие волнистыми локонами. Маленькая шляпка-мегингитка с вуалью, интригующе надвинутая на глаза. Такую же причёску носила Жаклин Кеннеди – законодательница моды того времени, только шляпка у неё была на макушке. Длинные ажурные перчатки, в руках маленькая кожаная сумочка в тон туфлям. Тонкая нитка жемчуга на длинной шее и огромные из дутого золота серьги.

Валя от природы была очень красива и всегда выглядела потрясающе! А я, в шикарном, по тем временам, чёрном двубортном костюме, смотрелся рядом с ней как дремучая деревенщина в драном ватнике! Мне только соломы в волосах не хватало. Когда она шла, все оборачивались и с восхищением и завистью смотрели на неё. Даже модницы-стиляжницы перестали трещать как сороки на заборе, и стали таращиться на неё во все глаза! Когда-то такое внимание к Вале мне очень нравилось. Когда-то я гордился тем, что могу называть её своей.

– Ну, что стоишь, мы едем? – совершенно без эмоций сказала она.

Как-то странно, а где «привет мой милый», а где дежурный поцелуй в щеку – только окинула меня равнодушным взглядом. Я усмехнулся и молча кивнул, Валька вдруг опомнилась, мило улыбнулась, чмокнула в щеку, торопливо взяла под руку, и мы пошли к поезду.

Она всегда брала меня под руку, но не из-за большой любви. Валя считала, что рядом с ней, такой красивой и стильной женщиной, всегда должен быть настоящий мужчина. А я полностью соответствовал её представлениям о солидном мужчине. Я высокий и широкоплечий, черноволосый и усатый, достаточно умный и в меру наглый. Она меня воспринимала как необходимый аксессуар. Что-то вроде очередной блестяшки в её гардеробе. Правда, я, точно так же думал о ней. Меня совершенно не задевали её выходки, для меня она стала не более чем красивая, говорящая, самоходная кукла.

1.2 Школа

С Валей я знаком ещё со школы, сидели за одной партой. Когда в восьмом классе она впервые пришла в нашу школу, я был на столько сильно сражён её красотой, что сразу влюбился. Как же она была красива! Я таких красивых ещё никогда не видел! Я один оказался такой впечатлительный – все мальчишки были в неё тайно влюблены. Мне пришлось здорово постараться и подраться не раз, чтобы она обратила на меня внимание. Я читал ей стихи, специально научился играть на гитаре, занялся спортом и поступил в аэроклуб. В общем, организовал наступление по всем фронтам. Но Валя держалась независимо, и никак не выделяла меня из толпы поклонников. Ещё у меня были очень сильные конкуренты из старших классов.

Я уже почти отчаялся завоевать её сердце и решил предпринять крайнюю попытку. Хотя это чистый самообман – я уже не раз и не два предпринимал «крайнюю» попытку, но все равно все мои мысли и желания крутились вокруг неё. Две недели, после школы, я как заправский грузчик разгружал вагоны на станции Москва-Курская товарная. Теперь этой станции в районе Заставы Ильича нет, разобрали и застроили домами в начале шестидесятых годов. Меня не хотели брать на работу по малолетству, но я нагло показал паспорт своего старшего брата и меня взяли. На 8 марта я подготовил Вале роскошный подарок: с большим трудом купил огромный букет красных роз и мечту каждой советской женщины – духи «Красная Москва»! Перед торжественным школьным собранием, я при всех подошёл к Вале, встал на одно колено и вручил опешившей от неожиданности красавице подарки! Тут Валино сердце дрогнуло и оттаяло, а я воспрянул духом, и моя любовь разгорелась ещё сильнее.

После этого мы стали сидеть за одной партой. На уроках я рассказывал анекдоты и плёл всякие героические сказки, якобы произошедшие со мной. Валя смеялась и не верила мне. Я не расстраивался и сразу придумывал новую историю. На контрольных я решал сразу по два варианта, сначала Вале, а потом уже себе. Учителя же наоборот, всегда думали, что это она мне помогает, и ставили мне оценку ниже. После школы я всегда провожал Валю до дома. Мы шли, романтично взявшись за руки и болтали, а в другой руке я тащил два портфеля.

Один раз пришлось подраться с её местными поклонниками. Драка не серьёзная – так, бестолковая свалка. Я вырос в рабочем районе, где массовая драка в формате двор на двор или улица на улицу – самое главное и всеми любимое развлечение. Поэтому эти благовоспитанные мамкины сынки из хороших семей, для меня никакой угрозы не представляли. Даже впятером! Они, видимо, тоже так подумали и для страховки вооружились палками и камнями. Но это не помогло, я быстро надавал им по башкам их же палками, а они случайно поставили камнем огромный фингал мне под глазом и сразу разбежались. Сначала Валя подумала, что эта драка организована мной, а когда увидела заплывший глаз, испугалась, прижалась ко мне и нежно поцеловала в щеку! Впервые! Я чуть не взлетел от счастья!

Иногда мы гуляли в парке, я играл на гитаре и пел песни. Правда, играть я ещё кое-как умел, а вот пел плохо. Но Вале моё мычание нравилось, и она просила спеть ещё. Репертуарчик у меня был ещё тот – сплошной блатняк, да и те три аккорда, которые я знал, тоже назывались «блатные». Единственная приличная песня – «Я московский озорной гуляка…», ну это тоже как посмотреть. Я пытался подбирать другие приличные песни, но из этой затеи ничего не вышло, с моими музыкальными познаниями можно играть только блатные песни, которые как не играй – все правильно!

По вечерам мы ходили в кино, и украдкой целовались на задних рядах. Зимой катались на коньках, летом ходили на пляж купаться и кататься на лодке. Это мне особенно нравилось, Валя кататься на коньках умела слабо, а плавать вообще не могла, и я поддерживал её за руку и за талию, и сильно прижимал к себе. Сам я катался на коньках отлично – тогда в Москве заливали каток в каждом дворе и между дворовыми командами устраивались чемпионаты по русскому хоккею с мячом. Тогда про канадский хоккей с шайбой никто и не слышал. Битва шла не на жизнь, а на смерть и если матч заканчивался вничью, то победитель выявлялся путём драки на клюшках! Мы сходились стенка на стенку и колошматили друг друга. Тут главное голову беречь, остальное само заживёт.

Плавал я тоже хорошо – все детство проплавал на плоту по Яузе. На Москве-реке нам запрещали это делать – река-то судоходная, а по мелкой Яузе плавай сколько хочешь. Мой плот назывался «Марат» и считался линкором, у нас экипаж аж шесть человек! Вооружены мы были очень серьёзно: у каждого пацана палка, которую мы назвали абордажной саблей, кусок широкой доски вместо щита, крюк на длинной верёвке, и горка камней в качестве ядер! Целые флотилии таких плотов, под завязку забитые орущими мальчишками, некоторые уже с забинтованными руками и головами, собирались на середине реки и устраивали классическую морскую битву: сначала артобстрел камнями, потом флоты сходились для ближнего боя на саблях, затем самое главное – абордаж с захватом пленных и трофеев! Редко какой плот добирался до «порта приписки» с полным экипажем. Большинство пацанов возвращались на берег вплавь. И что характерно – никто не утонул! Все живы. Пробитые в битвах головы – не в счёт. На хоккее и футболе больше травм получали.

Со временем Валя стала приходить к нам домой, вроде как делать уроки, и засиживалась до вечера. К себе домой она меня почему-то не приглашала. Моя мама кормила нас обедами и ужинами, и зорко следила за целомудренностью наших отношений. Валя ей сразу понравилась, а вот бабушке, единственной в нашей семье – нет. Она даже за глаза называла её малолетней стервой! А мне говорила:

– Держись от неё подальше, внучек. Такие сами всю жизнь мучаются и другим жизнь ломают. Вот закончишь школу и сразу расставайся с ней. Попомни мои слова, Коленька.

Я не знал, как реагировать на бабушкины слова, ведь Валя казалась мне идеальной во всем! Да и маме с папой она понравилась. Старший брат завидовал мне, а младшая сестра стала откровенно ей подражать! Даже обычно немногословный дед, что-то одобрительное бурчал про неё.

Незаметно прошли два года, настало время заканчивать школу и поступать учиться дальше. У меня проблем с дальнейшим выбором не было, я с самого детства любил небо и самолёты. Много раз был с папой и дедом у них на авиазаводе в Филях. Там я сначала восхищённо смотрел, а когда подрос, стал лазить по самолётам. Сидя в кабине я закрывал глаза и представлял себя несущимся на сумасшедшей скорости сквозь облака, строчил из пулемёта по бесчисленным врагам и, конечно же, побеждал! У меня была только одна дорога – в военное училище лётчиков.

1.2.1 Аэроклуб

Моя «дорога небо» началась не очень красиво. В Третий Московский городской аэроклуб пришлось поступать по «подложным документам». Главное условие поступления: чтобы к началу прыжков курсанту исполнилось 16 лет. Прыжки летом, а день рождения у меня осенью. Не совпадает! А поступить-то очень хочется, ну не год же из-за этого пропускать! Я подумал и нашёл не совсем законный выход. При поступлении в аэроклуб нужно предъявить копию свидетельства о рождении, я написал от руки десять копий (тогда других способов сделать копию просто не было) и в одной указал дату рождения на год раньше! Пошёл заверять печатью у секретаря школы. Она просмотрела первые три, это нудное занятие ей быстро надоело, и она не глядя проштамповала все остальные. А мне только это и нужно было! Я убрал лишние копии, а ту, где я на год старше, отдал в аэроклуб.

Хожу на занятия, изучаю теорию, стараюсь научиться правильно укладывать парашют, прыгаю с вышки, хвастаюсь в школе и страшно собой горжусь. Дело уверенно движется к прыжкам. Вдруг руководитель нашей группы говорит, что перед началом прыжков, нужно принести в канцелярию оригинал свидетельства о рождении! Такого удара я не ожидал! Как я это свидетельство принесу? Да у меня же там совсем другой год написан! Иду к руководителю, может ещё как-то получится договориться? Не получилось. Он назвал меня балбесом, дал подзатыльник и отправил учиться в Юношескую планерную школу при Центральном аэроклубе в Тушино. Там я и проучился полтора года. Правда, летали в планерке мало, то дождь, то ветер, снег опять пошёл…, но мне все равно летать больше понравилось, парашютные прыжки я не люблю.

Только на планере можно ощутить настоящий полет. Только ветер и ты. Никакого тарахтения движка и вони выхлопных газов, лишь свист ветра на виражах. Полное ощущение свободного полёта. Чувствуешь себя как вольная птица. Поймаешь восходящий поток, нырнёшь в него, он вознесёт тебя на высоту, и ты из него планируешь вниз. Оглянешься – вся Москва как на ладони, по реке плывут прогулочные пароходики, на другом берегу дымит отцовский завод, вдалеке, в знойном мареве, виднеется Кремль. Вокруг с криками носятся стаи ласточек. Красотища! Ловишь ещё один поток, опять на высоту и снова вниз. Душа разворачивается во всю небесную ширь и хочется петь!

Центральный аэроклуб дал мне очень хорошую характеристику и отправил учиться в Харьковское военное училище лётчиков. Сам я хотел в Тамбовское, дальней авиации, или в Ейск, морской авиации, с моей комплекцией в узкой кабине истребителя очень тесно, да и летать большим экипажем гораздо веселей, чем одному. Ну, раз Родина сказала – Харьков, значит Харьков. Точнее даже не Харьков, а городок Чугуев! По реке плывёт утюг из города Чугуева, ну и пусть себе плывёт…

А вот у Вали определённости не было никакой. Она хотела стать артисткой, но при этом никогда даже в школьных драмкружках не играла, хотя бурную сцену разыграть могла запросто. Но её родители были категорически против сценической карьеры для дочери: «Ноги твоей не будет на этих подмостках!». Они хотели, чтобы Валя стала врачом или учительницей. Чем они думали? Чтобы брезгливая, изнеженная и избалованная Валя ковырялась в человеческих потрохах? Или учила малолетних балбесов уму-разуму?

Когда Валя поняла, что артисткой ей не стать, она решила поступить в МГУ! Ей было все равно на кого учиться, главное, чтобы в университете. Это же так престижно! Родители тоже загорелись этой идеей и определили её на самый простой, по их мнению, факультет – журналистики! Валя обрадовалась, и уже представляла себе, как она рассекает по разным симпозиумам, премьерам, выставкам и показам, и с умным лицом берет интервью у всяких знаменитостей. Как журналы «Огонёк» и «Советский экран» печатают её фото на обложке. А пределом её мечтаний было стать диктором на телевидении!

1.3 Училище

1.3.1 Знакомство с родителями

За три дня до моего отъезда в училище Валя как-то необычно скромно, потупив взгляд, сказала, что со мной хотят познакомиться её родители. Меня это немного удивило, до этого они не проявляли ко мне вообще никакого интереса. И сам я их видел всего-то один раз, и то, издалека. Валю я провожал только до подъезда, и встречал там же, в квартиру ни разу не поднимался. К чему бы это?

Я надел свой лучший костюм (у меня их целых два), хотя я, что в костюме, что без, оставался обычной московской шпаной. Взял у брата модный (стиляжный) шёлковый галстук и отправился на смотрины. Поднялся на этаж, звоню в дверь. Не успел убрать палец с кнопки, как дверь с шумом открылась. На пороге стояла испуганная Валя. Я её такой зашуганной ещё никогда не видел. Обычно она ходит с прямой спиной, грудь вперёд, подбородок высоко поднят, движения плавные, величавые. А сейчас вся какая-то ссутуленная, суетливая. Валя отошла в сторону и жестом пригласила меня войти. Проходя мимо неё, я слегка задержался, ожидая поцелуя, но Валя поднесла пальчик к губам, округлила глаза и замотала головой: «ни-ни!». Хорошенькое начало! Может у них в семье что-то случилось, и я не вовремя? Пока разувался, Валя обошла меня и снова только жестом пригласила пройти дальше. Что с ней случилось? Обычно она тараторит без остановки, хоть уши затыкай, а сейчас, как воды в рот набрала!

Осмотрелся, большущая квартира. Я в такой уже раз бывал, только та была старая коммуналка, и жило в ней семей шесть, а тут они, похоже, одни. Они по ней наверно на великах разъезжают? Тут забудешь, зачем шёл, пока с одного конца на другой доберёшься. Интересно, а сколько их тут живёт? Человек десять, не меньше. Мы всемером в четырёх комнатах отлично живём, а тут не меньше пяти комнат. Валя шла передо мной, плавно покачивая бёдрами, и показывала дорогу, на стенах висели картины маслом в золотых рамах и какие-то военные фотографии.

Заходим в огромный зал, там за гигантским, накрытом белой скатертью столом, сидят крестьянского вида неприметный мужичок с красным лицом и крупная, высокая, колоритная, красивая кубанская казачка, с обвёрнутой вокруг головы чёрной косой. Наверно родители. Я, откровенно говоря, слегка обалдел от такого приёма. Я ожидал чего-нибудь попроще.

Как только мы переступили порог зала, мужичок встал и быстрым, резким шагом подошёл, задрал голову вверх и уставился на меня. Рассматривал с минуту, а потом буквально прокричал:

– Кто такой? Как зовут?

Тут я совсем растерялся и промямлил:

– Коля.

Мужичок сразу рассвирепел:

– Я вижу, что не Маня! Представляйся по форме, как положено!

– Николай Ржевский!

Он слегка хохотнул.

– Откуда взялся?

– Учился с вашей дочерью в одном классе.

Мужичок резко глянул на Валю:

– Что, правда, этот поручик с тобой учился?

Валя испуганно закивала: да-да.

– Это все? А где ещё учился? – продолжал кричать он.

– В Юношеской планерной школе, – про аэроклуб я решил благоразумно промолчать.

– Да? – Удивлённо протянул он, – это уже интересно, а ну-ка садись, расскажешь. – И ткнул мне пальцем на место за столом.

Только мы присели, мужичок кивком головы дал знак жене, и та певуче, с сильным южнорусским акцентом:

– Халю!

В дверях мгновенно появилась вусмерть перепуганная, высокая симпатичная домработница Галя с огромным подносом в руках. Она была одета в простое ситцевое платье, на голове накрахмаленный кокошник, на поясе повязан такой же жёсткий накрахмаленный передник. Как позже выяснилось – Галя не совсем домработница, а дальняя родственница Валиной мамы, которую взяли с хутора «на воспитание».

После того как Галя молниеносно сервировала стол, Валин папа командным голосом:

– Ну, давай, сынок, докладывай, как теперь в Тушино летают. А то мне твои начальники из ДОСААФа все золотые горы обещают.

Я детально рассказал про порядок, организацию и проведение полётов. Папа меня периодически перебивал, и задавал вопросы с подковыркой. Когда я закончил, он смягчился и сказал:

– Добре! Не врут твои начальнички, за это дело не грех и выпить.

Тут же подскочила дрессированная Галя, налила в рюмку водки, подцепила вилкой солёный огурчик, спряталась за его спину и встала в позе правофлангового на параде – грудь колесом, носки на ширину ружейного приклада. Папа выпил, смачно крякнул, Галя тут же подала ему в руку вилку с огурцом. Он с хрустом откусил и продолжил:

– Ну, а дальше какие планы?

– Аэроклуб отправляет меня в Харьковское истребительное.

– Добре, хорошее училище. А я в Серпухове учился, с Валеркой. Знаешь такого?

Я кивнул, хотя не понял про кого он говорит.

– Это хорошо, что ты Чкалова помнишь. – Папа одобрительно похлопал меня по плечу, и повернувшись к жене, – а ты говоришь, они ничего не знают. Смотри, этот вроде головастый попался.

И тут безо всякого перехода:

– Все, свободен!

Валя быстро встала и рукой пригласила меня к выходу. Я был полностью ошарашен таким поворотом, но подойдя к выходной двери, Валя обняла меня, на лице у неё играла счастливая улыбка, поцеловала и тихо прошептала:

– Все прошло замечательно, папа очень тобой доволен. Ты – молодец! Я тебя очень люблю. Вечером жди.

Ещё раз поцеловала и выставила за дверь. Совершенно ничего не понятно! Чем он доволен? И вообще, кто её родители?

Вечером я допросил Валю с «пристрастием». Оказывается, её папа заслуженный лётчик-истребитель, большой авиационный генерал. Дважды Герой Советского Союза, первого героя получил ещё в Испании, второго за Оборону Москвы. Папа запретил ей про себя рассказывать, поэтому она молчала и домой к себе никого не водила. Кругом одни тайны.

Ograniczenie wiekowe:
18+
Data wydania na Litres:
16 stycznia 2017
Objętość:
340 str. 1 ilustracja
ISBN:
9785448360435
Format pobierania:
Tekst, format audio dostępny
Średnia ocena 4,9 na podstawie 25 ocen
Tekst
Średnia ocena 3,9 na podstawie 10 ocen
Tekst, format audio dostępny
Średnia ocena 4,8 na podstawie 13 ocen
Tekst
Średnia ocena 5 na podstawie 3 ocen
Tekst
Średnia ocena 5 na podstawie 6 ocen
Audio
Średnia ocena 5 na podstawie 2 ocen
Tekst
Średnia ocena 3,8 na podstawie 4 ocen
Tekst, format audio dostępny
Średnia ocena 4,9 na podstawie 48 ocen
Tekst
Średnia ocena 5 na podstawie 7 ocen
Tekst
Średnia ocena 4,9 na podstawie 10 ocen