Czytaj książkę: «Лисы не строят нор»

Czcionka:

Серия «Записки российских блогеров»

Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации:

Yana Lyso, Karim Osama, Arthur Balitskii, amakara, KiraDesign, frozenbunn, ElenaZakhart, cgterminal, Alexander_P, Morphart Creation, Istry Istry, Polina Tomtosova, Sketch Master, Tartila, Elegant Solution / Shutterstock / FOTODOM

Используется по лицензии от Shutterstock / FOTODOM

Глава 1
Отдельные сцены из жизни лис обыкновенных

Иногда спрашиваю себя: «Алиса, что же стало последней каплей?»

Звучит как поисковый запрос. Кстати, интересно, что думает на этот счет моя искусственно-интеллектуальная тезка?

– Скажи-ка, Алиса…

Ну-у, начала опять бубнить что-то про «пределы терпения». Да что ты знаешь о терпении, бесчувственная ты дубина?

А если «последняя капля» выглядит как пронизывающий ливень с градом размером в сливу и ветром, сбивающим с ног?

В понедельник меня уволили с работы. Так легко и буднично. Директор музея, где я почти десять лет батрачила хранителем, просто вызвал меня и сказал:

– Алиса, вы же понимаете, какие сейчас времена…

– Понимаю, – кивнула я.

Черт меня дери, я такая понятливая.

– Культура сейчас никому не нужна… Культура сейчас в афедроне, – со знанием дела добавил директор, побрякивая по столу брелком сигнализации от новенькой иномарки.

В переводе на простой язык это значило, что я сейчас никому не нужна и могу спокойно отправляться в то место, куда директор поместил культуру.

– А как же моя коллекция? – беспомощно проблеяла я.

– Да не переживайте вы, кому она нужна? – засмеялся директор. Это прозвучало как приговор.

Я с горечью вспомнила, как годами описывала экспонаты, атрибутировала неизвестные работы, как в бездне музейных хранилищ опознала самого Марка Антокольского, великого скульптора, который…

Тьфу, пропасть, как скучно и глупо звучит теперь.

Вечером же понедельника после утери работы я отправилась в школу, где учится мой двенадцатилетний сын Сережа. Серенький.

Директриса вдруг изъявила желание пообщаться. Думала, попаду на очередной родительский мозговой штурм, как с помощью поборов на шторы и окна водрузить славное знамя нашей школы на небывалую доселе высоту, однако же…

– Алиса Викторовна, так дальше жить нельзя, – внезапно строго заговорила со мной директриса. Я опешила от такой подачи. Прежде наши отношения плавали в фарватере благожелательного равнодушия.

Из-за спины директрисы робко выглядывали классная руководительница и несколько папаш и мамаш одноклассников Серенького. Выражения их лиц словно сбежали с полотен Брейгеля. Мелочность и озлобленность, помноженные на глупость и страх.

Более других на этом фоне выделялся родитель Михайлов. Он навис надо мной, как кран над недостроенным зданием, и завел свой визгливый монолог, отделяя абзацы залпами слюны в атмосферу.

Из этих криков благородного отца семейства я узнала, что мой маленький сынок чуть ли не Аль Капоне местного разлива: держит в страхе всю школу, избивает и мучает одноклассников.

Святая корова, а на первый взгляд и не скажешь!

– На физкультуре Сергей пнул мяч и угодил прямо в грудь Ниночке, – вдохновленная визгом Михайлова, в дискуссию ворвалась классная руководительница и зачем-то в качестве доказательства показала на объемнейшую грудь Ниночкиной мамы.

– Стало быть, не угодил ей… – попробовала отшутиться я, но тут же осеклась под разрастающимся шепотом: «Посмотрите-ка на нее, оправдывает сынка, смешно ей, мать, называется».

– Моего сына Кирилла он чуть не задушил на перемене, – влез еще один рассерженный родитель Антон Сивков – мелкая шишка в департаменте образования.

«Взять бы да запретить все эти перемены. Не надо нам никаких перемен», – подумала я, но вслух не сказала.

Атмосфера накалялась. Меня же охватило чувство тоски. Я представила, как мой тишайший ребенок душит своего приятеля Кирилла, произнося при этом что-нибудь эпическое: «Молился ли ты на ночь, сын Антона…». Бред какой-то. Они же всегда были закадычными друзьями.

– Если ты не хочешь решать вопрос, я сам его решу… По-мужски. И с тобой тоже, – махая кулаками, духарился родитель Михайлов, чувствуя поддержку товарища Сивкова. Директриса и другие родители явно поощряли такую форму общения. Я смотрела на них с плохо скрываемым презрением.

– Марина Осиповна, у нас документы готовы на отчисление? – спросила директриса у классной руководительницы. Та подобострастно закивала.

«Что за бред? Отчисление? Реально? В мае?», – крутилось у меня в мозгу. От ощущения безнадеги я опустила голову и принялась растирать виски. Надо мной стоял адский гул, из которого я иногда выхватывала только отдельные реплики: «на музыке он не поет, только рот открывает», «на уроках физики ерзает», «разбил колбу», «назвал педагога матерным словом», «устроил травлю»…

«Так, стоп. Травля? Это я знаю. Это я переживала. Да вот, собственно, здесь сейчас, в этом кабинете, с этими милыми людьми», – думала я.

Увидев, что психологическая атака имеет успех, и я практически сломалась, директриса вдруг перешла на лукавый сочувствующий тон.

– Поймите, Алиса, вашему Сергею просто не хватает культуры общения, культуры воспитания…

– Культура в афедроне! – словно очнувшись от оцепенения, сорвалась я. Затем резко встала и под обалдевшие взгляды родителей вышла вон из кабинета.

Казалось бы, существует ли худшее завершение этого понедельника?

Существует. Поздним вечером ко мне вернулся муж. Точнее сказать, его вернули. Моя бывшая подруга Танечка привела его за руку, словно потерявшегося ребенка.

– Слушай, Алиска, ну это же совсем никуда не годится. Он же ничего не может, – высказала она претензию, словно накануне взяла у меня напрокат сломанный перфоратор.

Мишаня (мой полумуж, полупапа для Серенького) смотрел на меня в этот момент взглядом голодной игуаны, которая, укусив, участливо заглядывает в глаза в томительном ожидании, когда ты уже наконец сдохнешь от яда.

Последние годы я в шутку звала его налоговиком, потому что, как он считает, ему все должны – родители, знакомые, работодатели, государство. Но по призванию он мебельщик. И очень хороший. Не может оторваться от своих изделий. В частности, от одного конкретного – дивана.

Эх, Мишаня-Мишаня, что же стало с тобой – некогда неплохим, нескучным и неглупым парнем? Как за тринадцать лет жизни со мной ты растерял все частицы «не» в этих эпитетах?

Его уход к Таньке-вертихвостке стал для меня легким шоком. Возвращение же – катастрофой.

Тогда я думала: «Ого! Оказывается, он еще способен на гормональные пляски». От естественной обиды отошла за неделю и уже на вторую желала ему всяческих благ на новом месте. Поскольку наши отношения так и не были зарегистрированы, я восприняла этот уход просто как передачу эстафетной палочки.

Однако же эта палочка бумерангом вернулась назад.

Выслушав все претензии по эксплуатации этого неисправного «чайника», я захлопнула дверь за Танькой и молча указала Мишане на кухонный диван.

Серенький даже не вышел из комнаты.

Все. Хватит. На фиг мне такие понедельники. Еще одного я точно не выдержу. Нужно кардинально менять жизнь. Кар-ди-наль-но! То есть полностью. На фиг музей, на фиг школу, на фиг Мишаню, на фиг Таньку, на фиг вообще весь этот замороженный город!

Я ворвалась в комнату к сыну, крутанула стоящий на его рабочем столе старый глобус и, закрыв глаза, ткнула пальцем в первую попавшуюся точку. Присмотревшись, я испытала внутреннее смятение: «Спасибо, что не в Африку!».

Жестом я попросила сына снять наушники и торжественно произнесла:

– Мы переезжаем в Калининград!

Серенький спокойно посмотрел на меня и меланхолично ответил:

– Одеваться?

Зачем я сейчас рассказываю эти факты моей биографии? Возможно, они помогут вам лучше понять, почему спустя год я стала частью жестокой игры, игры в кальмара, игры на выбывание, где, чтобы достичь победы, нужно столкнуть себя с крыши родного дома. Вот почему сейчас я нахожусь здесь, перед древним замком, с мечом в руках, а рыцарь моего сердца удаляется от меня. И, кажется, навсегда.

Кровь капает с моего клинка. Но только не слезы из глаз.

Глава 2
Основы ориентирования на картах местности

– Алиса, как захватить город?

Моя подруга Ирусик уверяет, что путь к сердцу мегаполиса лежит через крепкое мужское плечо. Честно говоря, с трудом представляю, что это за часть тела. Прежде не сталкивалась. Не та ли это часть, через которую меня раньше «кидали»?

Однако, если Ирусик говорит, стоит прислушаться. В конце концов, моя жизнь сейчас – коллекция полных одиночества и уныния вечеров. Фиг с ним, если одним экспонатом здесь станет меньше. Решено: иду на свидание с Вадимом. Он, конечно, не Аполлон Бельведерский… Скорее даже Вакх Рубенса. Но да и я не Венера Урбинская.

Мы познакомились на калининградских экскурсиях. Я начала работать гидом, а он… странным местным, который уже в третий или четвертый раз пришел в мою группу изучать древности своего региона. Солидный, уверенный в себе мужчина, явно с достатком. В моем вкусе? Пожалуй, что нет…

Впрочем, если вспомнить полумужа Мишаню, возникает вопрос: у меня вообще есть вкус?

Первая наша беседа была на высоте. Примерно пятьдесят метров. Стоя на смотровой площадке правдинской колокольни, я размашисто описывала туристам диспозицию войск Леонтия Беннигсена времен Фридландского сражения. Тут-то Вадим и пошел в атаку.

– А я помню эту битву! В кино смотрел. «Гардемарины», кажется. Там еще этот Алешка Корсак на коне скакал… Эх, украли тогда победу у наших ребят. А всему виной что? Измена! Верно я говорю? – последние слова явно обращались лично ко мне. Я на секунду растерялась. Измена всему виной? Что он имеет в виду? Он что-то знает про меня, про мою жизнь? Про Танюху и Мишаню? Глупости, просто обычная реплика желающего привлечь к себе внимание туриста.

– До Фридландской битвы Корсак не доскакал бы даже на коне, – не поддаваясь на провокацию, спокойно ответила я. – Она произошла на полвека позже событий, показанных в советском фильме.

Вадим ничуть не сконфузился. Напротив, «подмигнул» мне улыбкой, словно специально ляпнул эти слова, чтобы меня проверить.

И, похоже, я прошла проверку.

Вечером с незнакомого номера пришло сообщение: «Спасибо за экскурсии. Хочу вернуть долг. Обед или ужин? Вадим».

Полдник, екаламана! Я опешила от такой бескомпромиссности. Кажется, он даже не допускал мысли, что я могу отказаться. Впрочем, веяло чем-то теплым от этой, без сомнения, беспардонной мысли. Ужин. Теплый ужин. Вкусный ужин с человеком. Последние месяцы мои трапезы проходили по банальному сценарию. Я накладывала еду Серенькому, который две минуты ковырялся вилкой в тарелке и уходил в гаджеты. А я оставалась одна.

Вся кутерьма с переездом, обустройством и новой (во всех смыслах) работой выбивала из колеи. Сил жить свою новую жизнь явно не хватало. Может, дело было не в городе?

Одна радость – школьная подруга Ирусик, которая по счастливому совпадению лет тринадцать назад обосновалась в Калининграде.

– Переезжай не раздумывая! – кричала она мне в трубку, когда впервые за эти годы я набралась смелости позвонить ей. – Что тебя держит в вашей черной дыре? Большая и Малая Медведицы? А здесь море, климат, зеленая трава и совсем другие счастливые созвездия.

С Ирусиком мы учились на истфаке и были довольно дружны. Но после универа связь как-то внезапно прервалась. Подруга быстро вышла замуж за какого-то афериста и переехала в Калининград. Их брак был недолгим, зато ярким. Как и все у Ирусика. Мужа вскоре смыло волной новых махинаций, а моя амига обосновалась здесь. Город ее принял.

Именно она помогла найти работу в экскурсионном агентстве, отрекомендовав меня с лучшей стороны своим бесконечным местным знакомым.

Так, некогда старший научный сотрудник крупного регионального музея превратился в экскурсовода.

Правильно говорили древние – друзья познаются в вине. Или что-то вроде того. А с такой подругой, решила я, можно и в омут с головой, не то что в Калининград с его прудами, каштанами и влажным уютом.

Все бытовые сложности – жилье, школа для Серенького, работа, – что представлялись непреодолимыми джунглями, Ирусик с легкостью изрубила в труху тесаком своей неиссякаемой энергии.

Один из ее бойфрендов (по виду педагог – мастер деления и вычитания) без проблем устроил в школу сына, другой (вылитый риелтор – мастер сложения и умножения) нашел нам квартиру: недорогую двушку в старой панельке, зато рядом с Нижним озером – древнейшим рукотворным объектом города.

Помню, как впервые вышла к этому водоему. Ко мне подплыла лебедушка – белая грациозная красавица, раздвигающая озерную гладь своей изогнутой грудкой.

«Одинокая, как и я. Видимо, тоже бросила своего охламона где-то в Тунисе и отправилась искать счастье», – думала я, разглядывая птицу на почтенном расстоянии.

Калининград мне понравился. Такой контрастный, непохожий на другие российские города. Здесь мало широких проспектов и много укромных улочек с брусчаткой. Здесь готические кирхи соседствуют с куполами православных соборов, а иногда золотые маковки венчают бывшие католические звонницы. Здесь я впервые увидела каштаны и вязы, цветение магнолий и рододендронов…

Еще одно сообщение от Вадима: «Завтрак?»

Ишь какой настойчивый… В недоумении я скопировала сообщение и отправила Ирусику. Пусть советует. Она лучше разбирается в местной фауне.

– Одно дело – водить экскурсии по храмам и кирхам, и совсем другое – реально стать монашкой… – из телефонной трубки раздался озорной голос Ирусика. – Оно, конечно, странно, когда в первом же сообщении приглашают сразу на завтрак…

– Во втором, – педантично уточнила я.

– Во втором? Так это же совсем другое дело… – обрадовалась подруга. – Соглашайся! Пожрешь хоть нормально… Эх, помнишь, в студенческие времена ходили к физикам в общагу… Так там из еды были только… – Она едва не задохнулась от смеха.

Ее веселый настрой взбодрил и несколько успокоил меня, добавил уверенности. Я ответила на сообщение с элементом кокетства: «Не уверена, что мне подойдет местная кухня».

«Уверен. Подойдет», – написал он. Ответ снова резанул своей категоричностью. Впрочем, может, в этом есть своя прелесть? Прежде я не имела дел с такими заточенными на результат мужчинами.

У нас завязался диалог. Так, ни о чем. Пустая болтовня об экскурсиях, городе. Вадим искренне интересовался моей жизнью. Но о себе говорил редко. Как я поняла, он работает «важным человеком» – не то чиновником, не то бизнесменом. А впрочем, есть ли разница?

Я вспомнила первую нашу встречу с Ирусиком в Калининграде несколько месяцев назад.

– Чтобы город тебя принял, его, как в Средние века, нужно осадить. Еще эффективнее – устроить подкоп, даже несколько. А лучшие копатели – мужики, как ни крути, – делилась опытом подруга. – Но для четкой работы нужна система и стержень. У тебя как со стержнем? Есть за что зацепиться? Увлекаешься астрологией? Религией? Есть прямая связь с космосом через матку, чакру, мантру, внутреннюю ось, высокоранговый портал?

– Да не особо, – смутилась я.

– Плохо дело, – расстроилась Ирусик. – Ну ничего, есть у меня одна секретная метода специально для тебя. Моя бабушка-цыганка научила. Она всю молодость по городам и весям шаталась. И везде ее принимали как родную, потому что она чувствовала людей и знала, к кому на какой хромой козе подкатить. Короче, представь, что у тебя в руке семь карт. У каждой своя фигура. И запомни простой стишок:

– Счастье торговца – в цене.
Рыцаря сила – в войне.
Лекарь, сановник, судья,
Юрод, предатель и я.

Скептицизм прогулялся по моему лицу, но из уважения к подруге спрятался где-то в бровях. Чисто механически я повторила четверостишие.

– В общем, работает так, – увлеченно объясняла Ирусик. – Каждый раз, когда встаешь перед сложным, как тебе кажется, выбором, ты мысленно тянешь одну карту из колоды и… разрешаешь себе любой поступок. Даже самый необычный, дикий, который сроду бы не совершила. Например, добивается твоего внимания прекрасный рыцарь… В прошлой жизни ты бы прошла мимо и не задумалась – у тебя все-таки сын, муж, музей, положение в обществе… А теперь ты достаешь из воображаемого расклада карту «Рыцарь» и сбрасываешь.

– И все? – воодушевленно воскликнула я.

– Да. И идешь навстречу судьбе. И чем больше карт откроешь, тем ближе к цели.

Мой скепсис по носу спустился с бровей и начал дергать уголки губ вверх.

– Зря смеешься! – делано надулась Ирусик. – Вот ты спрашиваешь меня, как я в этом городе обустроилась. А вот именно так.

– Это что-то вроде Таро?

– Нет. Проще и сложнее одновременно. Но есть и что-то общее, уходящее в глубины нашего подсознания. Ты же знаешь, что даже Юнг воспринимал карты Таро как путь к бессознательному.

Я пожала плечами.

– И сколько карт тебе понадобилось? – стараясь скрыть иронию, спросила я.

– А вот этого я тебе сказать не смогу. У каждого свой расклад, – таинственно ответила тогда подруга и покровительственно приобняла меня. – Ты, главное, стишок запомни. Там есть продолжение…

– Ой, – запротестовала я, – дай хотя бы с этим разобраться.

Пожалуй, Ирусик права. Надо расслабиться и дать жизни возможность наполнить меня новыми событиями, эмоциями и людьми.

Если бы она так же легко – словно взмахом волшебной палочки – могла решить все остальные мои проблемы. Как же тяжело в мои годы круто менять жизнь, город, окружение, да еще и с ребенком в раннем пубертате. Все родные остались там – в далекой «дыре». Временами становилось так одиноко, что я думала вернуться обратно, расписаться в своем бессилии что-то изменить и продолжить старую понятную беспросветную жизнь.

Может, пойти на бачату или аргентинское танго? Как же весело эти танцоры изгаляются на Зеленоградском променаде.

Впрочем, хватит танцев с бубнами. Я мысленно представляю себе колоду, вытягиваю карту «Рыцарь» и пишу Вадиму: «Ужин».

Следующий день в ожидании свидания прошел в суете экскурсионной работы.

– Как вам сыр? – Моя группа участвовала в дегустации в Шаакен Дорфе.

– Хороший, – бодро отрапортовал мужчина с натруженными рабочими руками и лицом счастливого ребенка. – Но вот крабы у нас на Востоке все же вкуснее!

Обожаю наблюдать за туристами с Дальнего Востока. Приводишь их на дюны – впечатляющие песчаные громадины, а они, мол, да, красиво, а у нас на Востоке сопки… Показываешь бушующее Балтийское море, а они – у нас Тихий океан из окна видно… И потом еще рассказов на полчаса о прелестях их края. Такое ощущение, будто эти ребята путешествуют по стране, только чтобы донести до всех, как же классно у них на родине. Открытые, искренние люди.

Остаток рабочего дня был наполнен пруссами и тевтонами, историями о рыцарях и первых переселенцах. Я рисовала образы гроссмейстеров и комтуров с их войском, их уставшие обветренные лица… Говорила, по сути, о таких же людях, как и я, только пришедших сюда семь сотен лет назад, чтобы построить новую жизнь.

– Алло, Ирусик, привет. Одолжи на вечер свое синее платье.

– Та-а-а-ак, – заговорчески прозвучало в трубке. – Проголодалась, значит? Так обед или ужин?

– Завтрак, – попыталась отшутиться я. Мне было неловко.

Теплый июльский ветер разглаживает складки на синем платье. Чувствую себя не в своей тарелке. Последний раз была на свидании лет …дцать назад с Мишаней. Как вообще это делается? Кто-то явно уже написал методичку, типа, «Восстановление навыков хождения по свиданиям». Хотя кто сейчас пишет методички? Только такие музейные хламовники, как я. Сейчас в моде курсы, челленджи, интенсивы. «Пробуди в себе храпящую после развода львицу за пять дней». Будь у меня чуть меньше совести и больше цинизма, сама бы запустила такой курс.

Черная представительская машина остановилась на мощеной площади у еще не разрушенного Дома Советов. Вадим вышел и открыл мне дверь. На сиденье лежал букет из белых роз и таких же белых и нежных веточек маттиолы.

– Это букет. Тебе, – сказал он.

Хм, с корабля и сразу на «ты». Какой все-таки решительный… Или, точнее, беспардонный? Пусть пока побудет решительным… В конце концов, когда последний раз мужчина дарил мне цветы?

– Чайка у озера, – сказал он и въедливо посмотрел на меня.

– Это вы обо мне? – растерялась я. Вообще-то за эти месяцы я привыкла ассоциировать себя с лебедем.

– Ресторан так называется, – хмыкнул он.

Мы двинулись по Пролетарской вдоль озера, пересекли Черняховского, затем парк «Юность». Вадима я не раз видела на экскурсиях, но смотрела на него как на туриста (а туристы для меня на одно лицо). Теперь же захотелось взглянуть на него как на мужчину. Эх, до чего ж неловко пялиться на человека в машине, сидя на переднем сиденье. Поэтому я отвернулась к окну, обозревая прекрасную набережную, детей, играющих на площадках, неторопливых прохожих. Вадим поддерживал огонек беседы вопросами об экскурсиях, туристах и их впечатлениях. Мы свернули на Верхнеозерную, где старые и новые виллы смешались в одну дружную линейку. Дорога вильнула, и мы пронеслись под ветвями чудесной плакучей ивы, шатром раскинувшейся над тротуаром.

Зал ресторана был небольшой и уютный. Окна выходили на озеро. Все столики у окон были заняты. Мы прошли в глубь зала и разместились под огромной картиной с цветастой капустой – смесь Пикассо с калининградским рынком.

Этим самым Вадим, видимо, хотел продемонстрировать, что «капусты» у него много. Ах, этот милый символизм.

Я наконец смогла рассмотреть своего ухажера. Мужчина, одной ногой подошедший к пятидесяти, рост примерно метр восемьдесят – восемьдесят два, широкие крепкие плечи и в то же время и ощутимое брюшко, вздыбленное под предательским парусом рубашки. Аккуратно уложенные, но уже познавшие дефицит волосы. Кожа нежная, лоснящаяся, ровные крепкие зубы, добавляющие его красивой улыбке ауру хищника. Кольца на пальце я не обнаружила, но сомневаюсь, что у мужчины в таком возрасте не имеется за плечами никакого социального «багажа».

– Расскажи о себе. – Я решила взять инициативу в свои руки и тоже наконец перейти на «ты». Он поднял брови от удивления, впрочем, выдержав паузу, все-таки начал рассказ.

Я узнала, что Вадим, если так можно выразиться, «потомственный калининградец». Его дед участвовал в штурме Кёнигсберга и затем служил в местной комендатуре. А после войны осел на гражданской должности, познакомился с девушкой и пустил здесь корни.

– Я одна из веточек от этих корней, – улыбнулся Вадим.

– Милая история, – задумчиво произнесла я.

– О-о-о, – протянул Вадим, – здесь, в Калининграде, очень много интересных и даже таинственных историй… Впрочем, кому я об этом рассказываю… Из нас двоих все-таки ты экскурсовод. Наверное, часами сидишь в библиотеках, листаешь страницы старых книг… Так, стоп! Предлагаю тост. За новую страницу в твоей жизни.

Мы выпили вина. Потом еще. Алкоголь устремился по моему телу, сшибая на своем пути все плотины и баррикады, возведенные психикой за последнее десятилетие. Впервые за долгое время я почувствовала себя нужной.

– Я живу в довоенном особняке в районе Кутузова. Теперь моя очередь проводить экскурсии. – Фраза Вадима не предполагала моего активного согласия, поэтому я просто опустила взгляд в знак покорности. Пожалуй, я уже поняла, чем может закончиться для меня эта «экскурсия».

Он притянул меня к себе уверенным движением. Его губы оказались совсем рядом. Я чувствовала их влажное дыхание.

«Карта брошена…», – промелькнуло в моей голове. Закрыв глаза, как школьница, я отдалась потоку этой горячей и, как мне тогда еще казалось, светлой энергии.