Czytaj książkę: «Секунду назад»

Czcionka:

ISBN 978-5-0059-0949-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Секунду назад

Я закрыл глаза секунду назад,
Мне было тогда восемь лет или девять,
Каждый третий играл на гитаре,
В каждой квартире жил поэт.

1. Мост

Наша первая встреча случилась в конце сентября прошлого года при весьма бесшабашных обстоятельствах на арке Хорошёвского моста. Знаете мост, который соединяет район Хорошёво-Мнёвники города Москвы с островом, называемым Серебряным Бором? Если нет, откройте интерактивную карту и прогуляйтесь по нему, чтобы было понятно, что к чему. А я начну по порядку.

Серебряный Бор был моим самым любимым местом на планете Земля. В первую очередь потому, что там были вековые сосны. Среди этих сосен я любил гулять пешком и на лыжах, бегом и на велосипеде, с мамой, в компании и один. Соснам было все равно, какое сейчас время года, десятилетие или век. Одни эпохи сменялись другими, под соснами велась охота в царской России, строились дачи советских академиков, хоромы бомонда, замки новых русских, дворцы олигархов. Было неизменно одно – сосны величественно смотрели на мирскую суету и спокойно продолжали расти. Мне нравилась именно эта стабильность.

Второе, за что я любил Серебряный Бор, так это за то, что какое бы ни было время суток или сезон, сколько народу бы ни приходило, на острове всегда можно было найти место, где никого не было. Любую проблему можно было решить, уединившись на острове, побыв с самим собой наедине и как следует над ней поразмыслив.

Мысль забраться на верх Хорошёвского моста посещала меня много раз. Лет в шестнадцать нам с приятелями почти удалось это сделать. Поднявшись даже на треть, мы получили небывалый заряд адреналина, небывалое ощущение, когда перед тобой простирается весь город, подмигивая своими огнями, а ветер пытается тебя сдуть в сторону реки или в сторону дороги. И есть только один путь доказать, что ты сильнее обстоятельств, – перейти через арку. Но тогда вой сирены патрульной машины не дал нам завершить начатое, а то, может быть, и не было бы этой истории.

В тот вечер я шел пешком в Серебряный Бор на свое излюбленное место, чтобы посидеть в тишине и посмотреть на воду, спокойное течение которой должно было упорядочить мысли в моей голове. И вот при самом входе на мост меня сбил подросток на самокате, возникший как чёртик из табакерки. Я, конечно, был в своих мыслях, но не настолько, чтобы не заметить самокатчика. А вот он ехал, уставившись в смартфон, и прямо передо мной вильнул, задев меня. Задел по касательной, но этого хватило, чтобы я полетел и сел на зад у перил моста. Подросток подскочил и помчался дальше, не сказав ни слова извинения, а я остался сидеть на асфальте. Взгляд мой упал на арку моста, и как-то сразу все в голове сложилось. Теперь я твердо решил подняться на самый верх. Нужно было что-то доказать себе, прочистить мозг от мыслей, выветрить все из головы, с чем я уже не мог справиться сам даже на острове.

Подъем давался очень непросто. Гораздо тяжелее, чем в шестнадцать лет. Может быть, сказался возраст, может быть, ботинки на тонкой скользкой подошве, которые не предназначались для восхождения по крашеным опорам моста и норовили то и дело скользить вниз, а может быть, годами накопленная осторожность. Это вот раньше если все идут прыгать с крыши, то ты за ними побежишь за компанию, а сейчас не то что на крышу или на мост, на лавочку у дома-то всех не соберешь, у кого жена, у кого дети, у кого работа… Впрочем, я отвлекся. Несколько раз я сильно поскальзывался, пару раз чуть не сорвался. После первой трети моста арка становилась более пологой, и забираться на нее стало легче. И вот наконец не то чтобы из последних сил, но уставший и переполненный адреналином, я был на вершине арки, на самой вершине мира, не дававшей мне с детства покоя.

На самом верху на краю арки сидела Она и смотрела на воду. Такая то ли девочка, то ли девушка без возраста. Ей вполне могло быть и восемнадцать лет, и двадцать пять, и тридцать. Безразмерная куртка со спрятанными в рукава руками и волосы, развевающиеся по ветру, скрывали ее возраст. Еще на ней были шорты ниже колен и кеды, кажется, на босу ногу. Она просто сидела, надувала жвачку и болтала ногами.

Я наконец решился выпрямиться и осмотреться по сторонам. Вообще, я хотел раскинуть руки в стороны и пролететь вдоль реки навстречу вечернему городу, но самый центр арки был уже занят, поэтому я решил для начала просто повернуться в сторону реки. Но даже повернуться в сторону реки мне не удалось, голова мгновенно закружилась, и пришлось буквально вцепиться взглядом в девушку, чтобы как-то стабилизировать свой вестибулярный аппарат. О том, чтобы присесть, теперь не могло быть и речи.

Легкий порыв ветра подул в мою сторону, и я уловил легкий запах вишни, исходящий от девушки, это немного меня расслабило. Я втянул ноздрями воздух и спросил:

– «Хубба-бубба»?

Она все-таки повернулась в мою сторону. Ее глаза блестели от слез. Она вынула руку из рукава куртки, вытерла слезы тыльной стороной ладони, посмотрела на меня и ответила:

– Шуба-дуба!

Мне кажется, в этот самый момент я влюбился. Ничто не сближает меня с людьми так, как дурацкие шутки, которые человек может шутить в самом отчаянном состоянии.

– Никогда не видел тебя здесь раньше, – сказал я.

– Я тебя тоже, – ответила она, – ты за мной пришел?

– А что, если и за тобой? – с вызовом спросил я.

– Ну тогда давай за мной, – сказала она, резко поднялась, отряхнулась и крепко взяла меня за руку, – только быстрее, а то я плавать не умею. На счет раз, два, три…

И она шагнула в сторону реки, увлекая меня за собой.

Не знаю, может, я и собирался сделать то же самое, но сначала я хотел посидеть, поразмыслить о смысле жизни, посмотреть на огоньки домов. С детства это было мое любимое занятие – смотреть в окна и угадывать, какая там идет за окнами жизнь, сперва просто посматривая, а потом повнимательнее, через офицерский бинокль. Ночью огоньки домов напоминали мне елочную гирлянду. Впрочем, я опять отвлекся.

Собственно, это все, о чем я успел подумать, перед тем как мы ударились о поверхность воды. Жизнь меня к таким прыжкам не готовила, но я все же успел скрестить ноги, чтобы уйти в воду солдатиком. От удара об воду с меня почти сорвало куртку, к счастью, она была не застегнута. Я вынырнул на поверхность, оставшись в рубашке, брюках и ботинках. Девушка качалась рядом на воде.

На берегу у острова появились зеваки. Какая-то женщина истерично кричала:

– Разбились!

– Скорую! – вторил ей мужчина.

Нас снесло течением за мост и прибило к противоположному от людей берегу.

Я аккуратно подхватил девушку снизу, чтобы вынести ее на берег. Она хоть и была хрупкая на вид, но вода, наполнявшая ее куртку, сделала ее тяжелее, как мне казалось, раза в два.

Она открыла глаза, которые ярко светились в свете уличного фонаря, и тихо сказала:

– Здорово, повторим?

Я все-таки вынес ее на берег и поставил на ноги. Мы начали отряхиваться и пытаться отжать одежду на себе. Несмотря на бабье лето и довольно теплую для сентября погоду, после купания было неимоверно холодно. Я стал лихорадочно соображать, где можно быстрее посушить одежду, и вспомнил, что совсем рядом живет одна очень хорошая знакомая. Свое появление мы как-нибудь обоснуем, здоровье в первую очередь, зуб на зуб уже не попадал.

– Я бы предложил свою куртку, – галантно произнес я, куртку я все же выловил из реки, – но боюсь, что она не согреет. Поэтому у меня есть идея, где согреться. Пойдем, тут рядом.

– Да я тут тоже рядом, – сказала девушка.

– Но тогда тебе придется объяснять, почему ты мокрая.

– Придется, пойдем с тобой.

***

Хорошую знакомую звали Наташа, и жила она с бабушкой. Наташа была не из тех Наташ, которых зовут «Натаха», которая слона на скаку остановит и хобот ему оторвет, а из тех Наташ, которых зовут «Наталья Николаевна» и сразу представляется девятнадцатый век, званый бал и молодой повеса Александр Сергеевич в роли мужа. Только мужа у Наташи еще не было, поэтому ее бабушка всегда была рада незваным гостям, всех зазывала на чай и кормила пирожками. Молодые люди на пирожки приходили с удовольствием, но звать замуж Наташу не спешили.

Мы дошли до дома, поднялись на третий этаж, и я позвонил в звонок. Очень кружилась голова, и меня бил озноб. Минута, через которую открылась дверь, показалась чуть ли не вечностью.

– Добрый вечер, – сказал я бабушке, открывшей дверь.

Больше я ничего не успел сказать, потому что аккуратно сполз по стенке и отключился.

2. Пирожки

В себя я пришел уже в квартире на кресле, очнувшись от резкого запаха нашатыря. Вокруг суетились Наташа и бабушка.

– Очнулся, слава богу, – сказала бабушка.

Наташа протирала мой лоб уксусным раствором и приговаривала:

– Ты весь горишь. Ты нас напугал. Мы думали, ты напился. Запаха алкоголя нет. Весь мокрый. Что случилось?

– Где она? – только и смог сказать я.

– Кто она? – спросила Наташа.

– Девушка, с которой я пришел.

Наташа вопросительно посмотрела на бабушку.

– Да он один пришел, – ответила бабушка, – жар, наверное.

– Марш в горячий душ, – распорядилась Наташа, – потом все расскажешь. И не смей дверь закрывать, а то еще там в обморок упадешь, как тебя доставать.

Я встал с кресла и поплелся в душ. Бабушка молодец, обратил я внимание, на кресло клеенку постелила, чтоб не промокло, хозяйственная.

Кружилась голова. В ванной комнате я включил душ и все равно сел на дно ванной, мало ли что. Похоже, что у меня небольшое сотрясение. Куда делась моя новая знакомая, непонятно, может, убежала, когда увидела, что я падаю. Я был не в том состоянии, чтобы развивать эту мысль.

Кое-как я согрелся под горячей струей воды, надел махровый халат, развесил одежду на батарее и вышел к дамам. Дамы сидели на кухне. На столе дымился заварочный чайник. По чашкам был разлит чай. Во главе стола стояла тарелка с пирожками и розетка с вареньем.

Я отхлебнул чай, в чае была разведена лошадиная доза жаропонижающего и натертого имбиря. Речи о том, чтобы отказаться от предложенного напитка, не было, это я понял по взгляду бабушки. Пришлось сразу заесть чай пирожком.

– Рассказывай, – с нетерпением сказала Наташа.

Я отхлебнул еще раз, на этот раз заев противный вкус вареньем из китайки.

– Да нечего особенно рассказывать, – сказал я, – я увидел, как девушка в воду упала, и бросился спасать.

Чисто технически все так оно и было. О деталях я умолчал.

– Ой, как романтично! – сказала Наташа. – Тоже, что ли, пойти нечаянно упасть, может, меня кто-то и спасет.

– А если нет? – спросила бабушка.

– Кто не рискует, того не вылавливают! – парировала Наташа, а мне сказала: – Ты когда в следующий раз у речки пойдешь?

На самом деле Наташа просто беззлобно глумилась над бабушкой. Никаких видов на меня не имела, как и я на нее. Хотя кто его там знает, чего у баб на уме.

Разговор мне не нравился, я сделал еще несколько больших глотков из чашки и вопросительно посмотрел на пироги.

– Ешь-ешь пирожки, – сказала бабушка, – все равно мы их больше не будем!

Вот это поворот, подумал я и застыл с надкушенным пирожком.

– Что, не нравятся? – спросила бабушка.

– Нравятся-нравятся, – поспешно ответил я, – да вот, пытаюсь разобрать, что за начинка в пирожках, очень сладкая, яблочное повидло?

– Это карамелизованный лук, – ответила бабушка.

И пирожки из меня попросились назад. Пришлось сделать еще два больших глотка и незаметно спрятать остаток пирожка в рукав халата.

– Спасибо, – сказала я, – очень вкусно, но мне пора.

Я встал и собрался выйти из-за стола, но в этот момент голова у меня закружилась, и я рухнул обратно.

– Нет-нет, – запротестовала бабушка, – куда на ночь глядя? Мы тебе постелили уже, и одежда у тебя мокрая. Переночуешь, а завтра пойдешь. К тому же выходной! А я завтра творожку свежего куплю, сметанки, сырников сделаем.

Сопротивляться у меня не было сил, к тому же начало клонить в сон. Я аккуратно по стеночке дошел до кровати, лег и отключился.

Ночь у меня прошла в тревожных снах, как это бывает во время болезни. Мне все время казалось, что ко мне на край кровати садится моя новая знакомая и мы с ней о чем-то разговариваем. Как только я пытался приподняться и прикоснуться к ней рукой, она исчезала. Не берусь утверждать, но, возможно, мне снились сны и более пикантного характера, потому что проснулся я не только в весьма улучшенном состоянии, но и преисполненный силы молодецкой во всех частях тела.

А проснулся я оттого, что кто-то трогал мой лоб.

– Ага, – сказала Наташа, – выздоравливает, значит.

И щелкнула пальцами по одеялу, которое топорщилось у меня чуть ниже живота.

– Вставай, сырники проспишь, – сказала она и вышла из комнаты.

Я сел на кровати. Рядом на стуле лежала высушенная и выглаженная одежда. Из кухни раздавался аромат сырников.

После умывания я пришел к завтраку.

– Как ты? – спросила бабушка.

– Уже лучше, – сказал я, – спасибо большое. Сейчас домой пойду.

– Да куда ты пойдешь? – запричитала бабушка. – Отлежись денек.

– Скажите, – вкрадчиво поинтересовался я, – я же вчера не один приходил, со мной девушка была. Где она?

– Вот заладил, девушка-девушка, – сказала бабушка. – Один ты был. Сам не свой, привиделось, может, чего.

С одной стороны, не верить бабушке не было никакого резона. С другой стороны, грех упускать такого завидного жениха, как я, чего бы и не скрыть часть правды. В общем, я ей не поверил. Как-то я больше доверяю своим ощущениям и мировосприятию.

После завтрака я поблагодарил дам и выдвинулся домой, чувствовал я себя не очень. Но я четко понимал, что если я злоупотреблю гостеприимством и отлежусь денек, то, возможно, я останусь на куда дольше. А это в мои планы не входило.

Я шел и думал: что человеку для счастья нужно? Казалось бы, остановись, не беги. Останься в том доме, где тебя рады видеть. И у тебя будут вкусные сырники, постиранное и выглаженное белье, люди, которые хорошо относятся к тебе и к которым хорошо относишься ты, а там, как говорится, стерпится – слюбится. Но нет. Нужно все время гнаться за какой-то недостижимой мечтой. За каким-то призрачным счастьем, которое от тебя все время ускользает. Хотя, может быть, мечта и должна быть недостижимой. Иначе зачем это все. И сердцу не прикажешь. А Наташа с мировой бабушкой – это просто проходные персонажи, давшие кров путнику, чтобы он набрался сил и смог двигаться дальше к своей мечте.

Забегая вперед, скажу, что встреча с мечтой отложилась на год.

Дома я достал блокнот и вписал туда воспоминания о прошедшей встрече в виде таких аллюзий:

Ты помнишь день, когда Земля остановилась,
Иссохло море, трещиной покрылось
Дно?
И ты сошла, превозмогая боль и сырость,
И отдалась на божью милость,
Свой пряча лик?
Я – да.
Я пиво пил в библиотеке,
Прокручивая разные камбэки,
Витая там, где римляне и греки
Историей своей срослись навеки,
И размышляя, как могли ацтеки
Отдать сраженье века
За материк.

За полночь,
Меч сдавая
И уходя,
При лунном свете,
Где всегда играют дети,
Узрел тебя.
В накидке полиуретана,
В руке с дорожным чемоданом,
Под сердцем колотая рана,
И льется маленьким фонтаном
В песок душа.
Сперва горячий кофе и конфеты,
Душ, полотенце, свежие котлеты
И ровный сон.
С тобою рядом, под чутким взглядом,
Всю ночь кошмары отбивая,
По каплям душу собирая и охраняя
Твой каждый стон.
Наутро теплые одежды,
В карманы веры, и надежды,
И чуть любви,
И в дальний путь, со мной прощаясь,
И вроде даже обещая
Прислать привет из почты рая,
Да, бог храни.
Ушла, накинув плащ-палатку,
Неслышно, медленно, украдкой.
И унесла
Покой и сон мой простодушно,
Все, что осталось, – на подушке:
Твой волос черный непослушный
И два пера.
С тех пор покоя нет при солнце
И при луне,
И оставаться здесь непросто,
Где все вокруг, и даже звезды —
Все о тебе.
Я загадал с тобою встречу
Хотя б на день,
Хотя б на вечер,
Хотя б во сне…