Жизнь

день за днем один сплошной дурдом.

Да и вообще, если не делать смелых ходов, будешь вечно сидеть в жопе. Твой долг – раздвигать границы.

с таким чувством, с такой настойчивостью, и в глазах у нее появились едва заметные слезки – в общем, что-то меня задело. Мы все делаем дело, и я почувствовал, что не надо от нее отмахиваться. Крисси по пустякам отвлекать не будет. Со мной были Тео и Алекс, и их верный способ – “Папа, папа, ну можно мы тебе его покажем?” – растопил сердце даже такого бывалого пса, как я. Я чуял западню, но никаких средств против нее у меня не было. “Ну ладно, ведите, поглядим”. И через секунду Крисси возвращается с чернющим терьером, самым запаршивевшим псом из всех, каких я видел. Блохи просто висели над ним облаком. Он сел передо мной и уставился прямо в глаза. Я тоже смотрел не мигая. Он не шелохнулся. Я сказал: “Оставьте парня со мной. Посмотрим, что с ним делать”. Через несколько минут в “Лагерь Экс-рэй”1 (мою комнату) прибыла делегация от рабочих сцены: крупные такие ребята, все в бородах и наколках, и все благодарят меня, аж слезы утирают. “Псина обалденная, Кит”. – “Спасибо, мужик, он нас всех обаял”. Я и понятия не имел,

слышалось эхо роллинговского идеализма (пусть тогда и мальчишеского). Черт, я скучаю по сукину сыну! Последний раз видел его за кулисами

и кто бы теперь им мог что-нибудь запретить? Вся эта девчоночья масса сочилась вожделением, правда, что с ним делать, они не понимали. И ты неожиданно оказываешься для них громоотводом. Чистое исступление. Их тормоза уже отпущены, и на тебя прет стихия невъебенной мощности. Шансов остаться живым не больше, чем в речке с пираньями. А они дорывались до чего-то, о чем буквально не мечтали, и переставали понимать, что дальше делать. К концу концерта они выходили, похожие черт знает на что: откуда-то капает кровь, одежда в клочья, описанные трусики, – и это воспринималось как должное. Это и был “концерт”. Честно говоря, на моем месте среди них мог оказаться кто угодно. Им было абсолютно плевать на мои блюзменские амбиции.