Czytaj książkę: «Лихо»

Czcionka:

Дизайн обложки Татьяны Перминовой

* * *

Лихо

О, мой кот
нас обоих поймали
в полиэтиленовый мешок.
Егор Летов

Они явились днем, перед обедом. Выдрин заливал кипятком лапшу в контейнере, когда в дверь позвонили. Сначала длинно, затем несколько раз коротко, резко. И сразу начали стучать. Выдрин замер с чайником в руке посреди кухни. Он подумал о пожаре. Хотя дымом не пахло. Потом он подумал о лопнувшей трубе и мокрых соседях, живущих этажом ниже. Мелькнула даже безумная мысль о бывшей жене. Может, вспомнила спустя два года о затерянных под кроватью трусах и прибежала возвращать? Закрыв контейнер крышкой, он поставил чайник и вышел в прихожую.

– Открывайте немедленно! – крикнули из-за двери.

Выдрин посмотрел в глазок. На площадке стояли трое.

– Мы знаем, что вы дома, – сказал тот, который стоял ближе других. – Мы слышим музыку.

Из колонки играл Franz Ferdinand. Выдрин машинально сунул руку в карман штанов, нащупал смартфон и убавил громкость.

– Если вы не откроете, вынесем дверь. Не создавайте себе лишних проблем.

Выдрин несколько раз повернул колесико замка. Дверь тут же грубо распахнулась. Они вошли, оттеснив его вглубь прихожей. Впереди оказался невысокий, жирный мужик, с одной сплошной черной бровью. Она напоминала дохлую сколопендру, прилепленную к узкому лбу.

– Капитан Черненко, управление «Ч», – сказал он и показал удостоверение.

Двое других тоже достали удостоверения.

– Старший лейтенант Шмурнов, – представился рыжеватый крепыш.

– Младший лейтенант Синявский, – добавил третий, молодой и худощавый, похожий на стажера.

Немного судорожно Выдрин попытался заглянуть во все удостоверения, но не успел толком прочитать ни одно. Мелькнули печати, фотографии в мундирах, размашистые подписи. Потом удостоверения были убраны.

– Выдрин Александр Иванович? – спросил Черненко.

Сколопендра шевельнулась. Будто ожила.

– Да, – выдохнул Выдрин. – А что случилось?

– Не делайте, пожалуйста, резких движений, держите руки на виду, – сказал Шмурнов.

– Я не делаю, держу. А в чем дело?

– Где он? – спросил Черненко, глядя исподлобья.

– Кто?

Выдрин подумал о своем дошираке.

– Не надо прикидываться дураком, – добавил Шмурнов. – Ведь все равно никуда не денется. А вас привлечем за укрывательство.

– Да о ком речь-то? Объясните мне.

Он вспомнил своего спившегося друга Диму. Тот лежал в дурдоме. Потом вспомнил бывшего тестя, страдающего недержанием кишечных газов. Страдающего ли? Тот жил в области. О ком еще может идти речь? Отец умер. Брат эмигрировал. Жена ушла. Директор на прошлой неделе назвал его кретином. Ну и жизнь.

– Проверить помещения, – скомандовал Черненко. – А вы стойте на месте, Выдрин.

В квартире было две комнаты. В одну зашел Шмурнов. В другую Синявский. Черненко продолжал не мигая глядеть из-под брови. Выдрину было смешно и страшно.

– Извините, – пробормотал он. – Но я и правда не понимаю, что происходит. Вы не могли бы объяснить?

– Чуть позже вам все объяснят, – сказал Черненко.

– Здесь! – раздался из спальни юношеский голос Синявского. – Он тут, тут!

– Идемте.

Из гостиной вышел Шмурнов, почесывая нос дулом пистолета.

– Убери, – сказал Черненко.

Они зашли в спальню. Синявский показывал пальцем на кровать.

– Вот он, голубчик, дрыхнет. А я говорил, они днем дрыхнут, а ночью бесятся.

– Фу, какой мерзкий, – скривился Шмурнов.

Выдрину стало обидно. «Козел», – подумал он.

Посреди кровати, свернувшись калачиком, спал выдринский кот Диего породы донской сфинкс, похожий одновременно на рептилию и старичка.

– Игорь, понятых! – скомандовал Черненко.

Радостно засопев, Синявский вышел. Шмурнов наклонился к коту и громко сказал:

– Встать!

Диего приоткрыл недовольные зеленые глаза.

– Управление «Ч», – продолжал Шмурнов. – Вы задержаны!

Выдрин захохотал. Черненко повернулся к нему и спросил сквозь зубы:

– Что смешного, Выдрин?

– Ну, это… Это шутка? Розыгрыш?

– Обхохочешься скоро, – ответил Шмурнов, выпрямляясь.

– Кем вы приходитесь задержанному? – осведомился Черненко.

– Он мой кот, – ответил растерянно Выдрин.

– Кем ему приходитесь вы? То, что он кот, мы видим.

– Так это… Он тут у меня живет… Я его хозяин вроде как…

– Нет такого юридического статуса «хозяин», только при рабовладельческом строе, – сказал Черненко.

– И в БДСМ, – добавил Шмурнов. – Он не хочет вставать, Леша. Вязать?

Выдрин охнул.

– Погоди, – сказал Черненко. – Он вам не родственник, правильно?

– Ну я же человек все-таки.

– Значит, он ваш сожитель?

– Не знаю, наверно.

– Так и запишем в протокол.

Вернулся Синявский в компании двух юношей.

– Где его вещи? – спросил Черненко.

Диего тем временем встал, выгнул спину и потянулся. Потом позевал и снова лег.

– Ну, у него нет вещей. Игрушки только.

– Где они?

– Ну, я не знаю. Он их куда-то загнал, под кроватью, может.

– Игорь! – рявкнул Черненко.

Синявский встал на четвереньки и, светя фонариком смартфона, заглянул под кровать.

– Тут мячик, лягушка какая-то, дохлая мышь, а, нет, игрушечная… А еще кучка говна.

– Вы что, не убираете за сожителем? – спросил Черненко.

– Ну, не успел. Вообще он к лотку приучен.

– А что вы нукаете все время?

– Ну…

– Хватит! Игорь, доставай все. Понятые, внимание!

– Говно тоже доставать?

– На экспертизу.

Синявский натянул голубые латексные перчатки и полез под кровать. Выдрин растерянно смотрел на его откляченный тощий зад. Потом, чувствуя себя участником шизофренического представления, спросил:

– А в чем его обвиняют?

– Узнаете, когда вас вызовут, – сказал Черненко.

Синявский раскладывал в пакеты подкроватное содержимое. Шмурнов внимательно смотрел на кота.

– Где его документы?

– Да у него и не было никаких документов, – пожал плечами Выдрин.

– Совсем никаких?

– Ну… Извините. Есть ветеринарный паспорт.

– Сюда давайте.

Выдрин выдвинул ящик стола, порылся и достал синий буклетик. Шмурнов выхватил.

– Ишь ты! Диего, значит? В честь Марадоны, что ли?

– Нет-нет. В честь художника.

– Кастрирован? Ага, вижу. Прививки тоже…

Он убрал паспорт во внутренний карман.

– А, – сказал Выдрин. – А.

– Что вы акаете?

– А это точно не ошибка?

– Никакой ошибки.

– Но он же ни в чем не виноват.

– Следствие разберется.

– Следствие?

– А дальше – суд. Все, забираем.

– Постойте, – сказал Выдрин. – А…

– Переноску, блядь, в машине оставил, – перебил Шмурнов.

– Игорь!

Синявский выпрямился.

– Соловьев, сгоняй.

Один из юношей шустро выскочил из комнаты.

– Вы его правда, что ли, забираете? – спросил Выдрин.

Он глядел по очереди на всех – Диего, Шмурнова, Синявского, Черненко, оставшегося понятого. Тот зевал, раздув ноздри.

– Никаких шуток. Дело очень серьезное. Вам, Александр Иванович, советую не чинить препятствий. Иначе мы применим спецсредства. Это первое. Второе – уголовное дело за оказание… Как там, Вить?

– Ай, – отмахнулся Шмурнов. – Бла-бла-бла. Есть хочу. Обедать пора.

– Верно! Сейчас сдадим клиента и похаваем.

– Я в это просто не верю, – сказал Выдрин.

Никто не ответил. Вернулся понятой с сумкой-переноской. Шмурнов протянул к Диего руки.

– Стойте, пожалуйста! – закричал Выдрин. – Ну пожалуйста! Ну послушайте же… Это же что-то… Да это же… Да такого не может быть же…

– Же-же-же, блядь, – процедил Черненко. – Вы филолог, что ли? Лингвист?

– Нет. Все. Я не дам вам…

– Игорь!

Синявский подскочил, неловко, но болезненно выкрутил руку и прижал Выдрина головой к полу. Дышать стало тяжело. Налитыми кровью глазами Выдрин смотрел снизу, как Шмурнов схватил Диего за шкирку и засунул в сумку-переноску. Кот заорал и оскалил клыки.

– Перестаньте, – простонал Выдрин. – Он же боится…

– Это хорошо, – ответил откуда-то сбоку Черненко. – Но неправильно. Закон надо уважать, а не бояться.

Выдрин в последний момент сдержался и не назвал их козлами. Синявский отпустил руку. Она, потеряв чувствительность, болталась как плеть.

– Будем считать, что это недоразумение, – сказал Черненко. – Мы ведь тоже умеем быть гуманистами, Александр Иванович.

Потом они ушли.

Выдрин сидел на полу, баюкая руку и глядя в угол комнаты. Там стоял пустой кошачий лоток.

«А нагадил под кровать, подлец», – промелькнула мысль.

От этой мысли стало больно. Будто проглотил кусок стекла и тот медленно опустился в желудок, обдирая горло и пищевод. Выдрин перевел взгляд на окно. Подоконник был пуст. Диего любил сидеть там вечерами, когда солнце шло к закату и освещало комнату. Грелся. А еще на этом подоконнике Выдрин как-то раз занимался сексом с женой. И она чуть не выдавила спиной стекло. Оно треснуло. Пришлось вставлять новое. Это делал пожилой тощий дядька, от которого воняло уксусом. Или кошачьей мочой.

Из прострации Выдрина вывел звонок смартфона.

– Александр Иванович! Климов повесился! – раздался юношеский голос.

– Какой Климов? Кто это говорит?

– Миша Капустин, ваш ученик. Вы что, не узнали?

– А Климов – кто?

– Так это же тоже ваш ученик! Юра Климов! Мы вместе учимся у вас! Вы забыли?

Выдрин вспомнил. Действительно, оба – его ученики. И что делать?

– Так, – сказал он. – И что делать?

– Кому? – спросил Миша Капустин.

– Мне.

– Не знаю. Я просто позвонил сообщить…

– Спасибо, – сказал Выдрин.

– Пожалуйста.

Некоторое время они молчали.

– До свидания, – произнес наконец Миша. – До понедельника.

– До свидания, – ответил Выдрин. – До понедельника.

Когда боль в руке утихла, он встал и вышел на кухню. Лапша распухла, размякла и выглядела так, будто ее уже переварили. Из колонки пел Дэвид Боуи. Выдрин вывалил лапшу в унитаз, а контейнер выбросил в мусорное ведро. Потом достал смартфон и позвонил Лене, своей любовнице.

– Саша, – сказала она. – Что-то случилось? Мы же завтра встречаемся.

– А сегодня можем? – спросил Выдрин.

– Нет, сегодня я с детьми. А завтра их муж заберет на три дня. И я буду свободна. Ты забыл?

Выдрина всегда раздражало, что она называет бывшего мужа просто «муж», не добавляя «бывший». Он постоянно делал замечания. Но сейчас не придал этому значения.

– Я помню, – сказал Выдрин. – Просто подумал… Кое-что случилось.

– Серьезное?

– Странное. Я не знаю, что делать.

– Не трогай! – сказала Лена. – Извини, я не тебе. Глеб мою косметичку утащить хочет. Так что ты говорил?

– Ты можешь приехать? – спросил Выдрин.

– Саш, говорю же, я с детьми.

– А можно я приеду?

– Ну Сашенька, мама вот-вот придет. Не надо, чтобы она тебя видела. Ты же знаешь.

– А она может с детьми остаться?

– Нет. То есть может. Но она спросит, куда я поехала на ночь глядя. Саш, ты чего? Все забыл?

– Помню. Ладно.

– Скажи, что случилось?

– Не знаю, как сказать. В общем, тут сейчас пришли люди из полиции и арестовали Диего, моего кота. Ты его знаешь.

Лена молчала. На заднем плане слышался детский смех. И Выдрин, как всегда, чуть-чуть заревновал.

– Вот, – вздохнул он. – Такие дела. Сунули его в переноску и унесли. И я не знаю, что теперь делать.

Лена продолжала молчать.

– Я растерялся, честно говоря. Они ворвались. Я думал, за мной. Хотя я-то ни в чем не виноват. Но мало ли. А забрали кота. Мне чуть руку не сломали. Может, адвокату позвонить? У тебя есть знакомый адвокат?

– Саш, – сказала Лена. – Ты покурил что-то? Или понюхал?

– Ну приехали! Лен, ты что! Когда я… Ты хоть раз видела?

– Тебе Дима что-то дал?

– При чем тут Дима? Кота забрали! Сунули в сумку и унесли. Какое-то управление «Ч». Я ни разу не слышал о таком.

Выдрин смутился и замолчал.

– Сашенька, ты можешь вызвать кого-нибудь? Врача? Или твоей маме позвонить? Я бы приехала, правда. Но не могу детей оставить. Завтра обязательно приеду. Сейчас тебе нельзя быть одному.

– Да господи ты боже мой! – закричал Выдрин. – Да что же это такое! Почему ты меня не слушаешь? Почему ты мне не веришь?

– Сашенька, успокойся! Я слушаю! И верю!

– Ага, конечно! Я заметил!

Они замолчали. И только дышали друга на друга в телефоны. Он враждебно и обиженно. Она испуганно.

– Ладно, – сказал Выдрин. – Завтра приедешь, сама увидишь. Если приедешь, конечно.

И отключился, не дав ей ответить. Немного подождал. Из колонки пел Моррисси. А Лена не перезвонила.

Выдрину слегка поплохело. Он чуть сам не перезвонил ей. Даже собрался первым делом соврать, что случайно нажал ухом отбой. Но сдержался. Позвонить маме? Он позвонил маме.

– Мама, – сказал Выдрин. – Это я.

– Шурочка, как ты вовремя. В начале ноября мы с Владимиром Романовичем летим на две недели в Грецию. Ты сможешь приходить к нам и поливать его диффенбахию?

– Но это же еще не скоро, – сказал Выдрин.

– Хотелось бы знать заранее.

– Да, смогу.

– Спасибо, мой хороший! Владимир Романович шлет тебе привет.

– Молча?

– Что – молча?

– Я не слышал сейчас, чтобы он мне привет передавал.

– Ах ты такой шутник!

– Да, я такой. И у меня кота арестовали.

– О-хо-хо! А-ха-ха-ха! У-у-ху-ху-ху! Хе-хе-хе! Хихи! Санечка, приходи на той неделе ужинать к нам. Владимир Романович приготовит голубцы в конвертиках.

– Не знаю, смогу ли. Много работы. Надо готовиться к районной выставке. Да, а еще мой ученик повесился. В общем, забот хватит.

– Береги себя, Санечка. Созвонимся.

– Да, мама. Целую тебя.

До того как отключиться, он успел услышать:

– Вовик, тебе от Санечки привет.

– Какое счастье, – ответил Вовик.

Из колонки запела Лана Дель Рей.

– Ланочка, – пробормотал Выдрин и улыбнулся.

Он сходил в «Магнит», купил бутылку «Талки» и быстро напился. Стал бродить по квартире, задевая стены и бормоча ругательства. Потом немного поплакал. Но слез почему-то не было. Лишь глаза слегка зачесались. Умыв лицо, Выдрин лег на кровать, поставил рядом ноутбук и включил концерт The Cure. Музыка не утешала. Он осоловело смотрел на покрытое макияжем одутловатое лицо Роберта Смита, исполнявшего песню «One hundred years».

– Да уж, – пробормотал Выдрин.

И уснул.

Его скинули с кровати грубые мужичьи руки, больно вцепившиеся в волосы и ворот рубашки. Человек с одной сплошной бровью навис над ним и заорал:

– Не шевелиться, падаль!

Выдрин попытался ответить, что не шевелится, но рот будто глиной забили.

– Кот дал показания! – продолжал человек. – Умный оказался. Но мы все равно его повесим. И тебя повесим.

– За что? – с трудом выговорил Выдрин.

Было ощущение, что он пытается говорить под водой. Человек наклонился. У него было лицо сожителя матери, Владимира Романовича.

– За ноги, – сказал он жарким шепотом.

Бровь возбужденно задрожала.

– Голова твоя нальется кровью и лопнет.

– Помогите, – пробормотал Выдрин.

И проснулся.

Кто-то длинно звонил в дверь. За окном светило солнце. Хотя засыпал он в потемках. Ноутбук почему-то показывал порнографию: белый лысый мужик и толстая негритянка сплелись в позе 69. Выдрин слез с кровати и, опираясь о стену, доковылял в прихожую. Смотреть в глазок было страшно. Но он себя пересилил. И тут же открыл дверь. Вбежала Лена, размахивая смартфоном.

– Ты чего трубку не берешь? – закричала она. – Я чуть не чокнулась.

Выдрин попытался обнять ее. Лена отстранилась.

– Я не слышал. Рано уснул. И проспал все на свете.

– Фу, – сказала она. – Иди хоть умойся. И зубы почисти. Перегаром за километр несет.

– Только не уходи, – попросил Выдрин. Убежал в ванную и еще раз крикнул оттуда: – Не уходи, я быстро!

– Да не ухожу я никуда, – отозвалась Лена.

Он тщательно умыл набрякшее лицо. Два раза почистил зубы и язык. И оба раза чуть не сблевал.

Лена ждала на кухне. На конфорке грелась турка с кофе.

– Саш, а ты чего вдруг нажрался? – спросила Лена, когда он вышел.

– Мне было плохо. Кота забрали. Ты не едешь. Маме позвонил, она вообще ничего не слышит.

Выдрин обреченно махнул рукой.

– Ты знаешь, почему я не приехала, – сказала Лена. – Я не могла. А если бы даже смогла. Чего мне ехать? На тебя пьяного смотреть?

– Но я трезвый был! Это я потом уже с горя не рассчитал.

– Ну с какого еще горя? Я приехала. И кот найдется.

– Да как он найдется, когда его арестовали?!

– Саш, перестань чушь молоть!

– Это не чушь. Не веришь, сходи и сама посмотри. Его нет! Арестован!

Лена прикрыла глаза ладонью.

– А еще ученик мой повесился вчера.

– Господи! Ужас какой! Почему?!

– Не знаю. В понедельник выясню.

– У тебя могут быть проблемы из-за этого?

– Понятия не имею. Не должно быть. Честно говоря, когда позвонили, я даже не сразу понял, о ком речь.

Лена налила две чашки кофе.

– Останешься? – спросил Выдрин.

– Ну если не выгонишь, останусь.

– Мне сейчас очень плохо.

– Не переживай, все наладится. Я рядом.

– Спасибо, любимая.

Потом они пили кофе. Лена что-то рассказывала про детей, про бывшего мужа, про маму, про свекровь. Выдрин слушал вполуха.

– Пойдем? – спросил он, когда она выговорилась.

– Сначала я в душ.

Выдрин ушел в комнату. Выключил ноутбук, который продолжал все это время показывать порнографию. Потом застелил кровать чистой простыней. Пришла Лена. На ее ключицах лежали капельки воды.

– Милая, – прошептал Выдрин и потянулся к ней.

Его переполняла нежность и похмельная сентиментальность. Но у него ничего не получилось. С ощущением тщетности он целовал и гладил ее тело. Потом Лена сосала и мяла его вялый член. Выдрин смотрел на ее макушку, но испытывал лишь смущение и растерянность. Вскоре ей надоело. Сев по-турецки, Лена большим и указательным пальцем пыталась снять с языка прилипший волос.

– Сиди так, – сказал Выдрин.

– Ой, Саш, не надо, – ответила она.

Но он достал из ящика стола альбом, карандаш и быстро накидал эскиз – голая Лена сидит по-турецки, правда, руки лежат на коленях. Показал ей.

– Симпатично, – сказала она, посмотрев мельком. Пару лет назад это приводило Лену в восторг. С тех пор Выдрин нарисовал десятки ее портретов. А больше удивить было нечем.

– Чем займемся? – спросила она.

– Идей у меня нет, – сказал Выдрин. – Слушай, наверно, нужно искать адвоката. У тебя нет знакомых?

Лена пожала плечами:

– Вроде нет. А зачем тебе адвокат? Это из-за того мальчика, который повесился? Все-таки, думаешь, будут проблемы?

– Да нет же, адвокат нужен коту. Я так понял, его станут судить.

– Ой, ну все! – Лена слезла с кровати. – Надоело этот бред слушать.

И стала, сопя, одеваться.

– Ты куда? – спросил Выдрин.

– Домой. Чего мне тут делать?

– Но почему ты мне не веришь?! Ты ведь сама видишь, его нет.

– Да, да. Он в тюрьме. Его ФСБ арестовала. Я слышала.

– Ну да, – пробормотал Выдрин. – Правда, не уверен на самом деле, что это ФСБ. Какое-то управление «Ч». Могут быть и менты.

Лена вышла из комнаты. Выдрин натянул штаны и выбежал следом.

– Куда ты?

– Саш, мне не по себе. И страшно.

– Бросаешь меня? – закричал Выдрин.

– Нет. Просто ухожу.

– А мне что делать?

– Успокоиться. Собраться с мыслями. Отдохнуть.

– От чего мне отдыхать?

– Тебе виднее. Что тебя беспокоит?

– Кот.

– Открой, пожалуйста, дверь.

– Ладно, – сказал Выдрин, напрягая живот, чтобы не дрогнул голос. – Хорошо.

Он повернул колесико замка. Лена выскользнула на лестничную площадку. На мгновение замедлилась.

– Береги себя.

И побежала вниз по лестнице.

– От чего мне себя беречь? – крикнул вдогонку Выдрин.

Лена, конечно, не ответила. Спустившись на пару этажей, она вызвала лифт. Из-за мусоропровода, шаркая, вышел старик с мусорным ведром. Это был сосед сверху.

– Здравствуйте, Илья Абрамович, – сказал Выдрин немного истерично. – Вы моего кота не видели?

– Кота? – спросил старик удивленно и поднялся на свой этаж.

Оставалось примерно двести грамм «Талки». Но Выдрин переборол желание утопить мозг в дофамине. Ушел в комнату и стал отжиматься. Получилось шесть раз. Потом он шлепнулся грудью и животом об пол и некоторое время лежал, разглядывая пыльный паркет.

«Господи, неужели я никому не нужен?» – подумал он, вытянул шею и посмотрел на потолок.

Послышалось тихое жужжание. Выдрин встал и вытащил из-под подушки смартфон. Номер был скрыт. Но он ответил.

– Александр Иванович, капитан Черненко беспокоит. Виделись вчера.

– Я вас помню, – сказал Выдрин.

И чуть не добавил: «Вы мне даже приснились».

– Завтра часикам к двум подойдите в управление. Есть кое-какие вопросы по вашему сожителю.

– Он не сожитель. Он мой кот.

– Это мы уже обсуждали. Запишите адрес. Пропуск будет у постового на входе.

Черненко продиктовал, и Выдрин торопливо записал в подвернувшийся альбом с рисунками. На животе Лены. Затем заштриховал ей промежность и стиснул карандаш. Но сломать не получилось.

– Скажите, что с ним? Как он себя чувствует? Его кормили?

– Завтра все узнаете.

– А нельзя ли прийти позже? – спохватился Выдрин. – У меня как раз до двух занятия.

– Александр Иванович, постарайтесь не опаздывать, – ответил Черненко.

И отключился.

Ночью Выдрин то и дело подскакивал, хватал смартфон и смотрел время. Казалось, что прошла целая вечность и он упустил нечто важное. Но каждый раз оказывалось, что прошло не больше часа. До утра оставалось еще долго. Сны были короткие, безумные. В одном из них голая Лена лежала на кровати в обнимку с Диего. Кот щурил довольные глаза.

– Что происходит? – спросил Выдрин.

Лена посмотрела на него насмешливо:

– Не будь дураком, Саша. Это всего лишь кот.

В другом сне Выдрин бегал по потолку и никак не мог спуститься. У него кружилась голова. И перехватывало дыхание. Он беспомощно подпрыгивал сверху вниз и тянулся к полу. В комнату вошел лысый человек. Выдрин видел лишь его темя. Побродив из угла в угол, человек остановился и посмотрел вверх. У него было гладкое лицо без бровей и ресниц. Оно напоминало маску. Человек протянул руку. Выдрин закричал и проснулся. Он лежал на краю кровати, свесив голову. Будильник играл песню «Say it» группы Blue October. Утро было солнечным.

На работе Выдрин первым делом зашел к завучу. Это была полная пятидесятилетняя женщина. Звали ее Ирина Михайловна Пряник. Она носила пепельное каре и душилась приторно-сладкими духами, от запаха которых щекотало в носу. Выдрин несколько раз слышал, как ученики называли ее за глаза «сиськастая». Кажется, она об этом знала.

– Мне нужно уйти с двух последних уроков, – сказал Выдрин.

– Саша, – сказала Ирина Михайловна.

– Что?

– Вы же знаете, заменить вас некому. Вы единственный учитель ИЗО.

– Дело срочное. Неотложное.

– Вы женитесь?

– Нет, – ответил Выдрин и с тоской подумал о Лене.

– У вас кто-то умер?

– Никто не умер.

– Тогда, мне кажется, дело не такое уж срочное. Вы же знаете, скоро выставка…

– Меня вызывают в полицию, – сказал Выдрин.

Ирина Михайловна придвинулась вплотную.

– Что вы натворили, Саша? – спросила она шепотом.

– Я ничего не натворил. Это даже не связано с самоубийством Миши Капустина.

– Каким еще самоубийством Капустина? Что вы такое говорите? Я его видела пять минут назад.

– Правда? Господи, ну хоть это оказалось ошибкой. Видимо, меня разыграли.

– Кто разыграл?

– Не знаю. Мне позвонили и сказали, что Миша Капустин повесился.

– А кто звонил?

– Кто-то из учеников. Я даже не сразу узнал его. Не важно. Ирина Михайловна, отпустите меня. Это очень важно.

– А у вас есть повестка?

– Нет.

– Как же так?

– Задержан кое-кто из моих близких. Я должен выяснить, в чем дело. Вчера мне позвонили…

– Опять позвонили?

– Ну да.

– Может, тоже розыгрыш?

– Нет, это не розыгрыш. Его задержали при мне. А потом позвонил следователь и сказал, чтобы я пришел.

– Поклянитесь, что вы ни в чем не замешаны, – сказала Ирина Михайловна.

– Клянусь своим здоровьем.

– Но только принесите из полиции справку, что вы были у них, и какую-нибудь расписку, что вы ничего не совершили.

– Я спрошу, конечно.

– Хорошо. Два последних урока отменим у вас.

– Спасибо, Ирина Михайловна.

Выдрин наклонился поцеловать ей руку. Она засмущалась, дернулась, и он чмокнул ее часы.

– Ступайте, – сказала Ирина Михайловна.

Она заметно покраснела. Выдрин вышел из кабинета. Настроение улучшилось. Он открыл «Телеграм». Сообщений не было. Лена последний раз была онлайн вчера днем. Он заволновался. И снова стало тошно.

Его последний урок был у класса, в котором учился Миша Капустин. Когда прозвенел звонок, а ученики затихли, Выдрин спросил:

– Миша Капустин пришел?

– Я тут.

Встал высокий и худенький печальный мальчик с длинными светлыми волосами.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Выдрин.

– Не очень, если честно.

– Но ты здоров?

– Ну, здоров.

– Прекрасно! А то мне тут позвонили и сказали, что ты повесился. Ужас, правда? Кто бы это мог быть? Не знаешь?

Миша всхлипнул:

– Это я вам звонил, Александр Иванович. Повесился не я, а Юра Климов.

Выдрин слегка привстал и тут же плюхнулся назад на стул.

– Да что ты такое говоришь, Мишенька?

– Это я вам звонил. Повесился не я, а Юра Климов, – послушно повторил Миша.

Класс молчал. Выдрин отчетливо слышал стук своего сердца. И, казалось, все слышат. Он даже приложил руку к груди.

– Александр Иванович, вам плохо? – спросила Ника Некрасова.

– Ты ведь не шутишь? – спросил Выдрин.

Миша качнул головой. Вдруг сморщил лицо и заплакал.

– Сядь. Так что, он умер?

– Еще как, – ответил с задней парты Саша Иванов.

– А почему?

– Почему умер?

– Да нет же! Зачем он это сделал?

– С бабой поругался.

– С какой еще бабой? – спросил Выдрин. – Вы чего? Вам же по четырнадцать лет.

– Мне пятнадцать уже, – сказал Саша.

– Потому что ты – дебил, – ответили ему.

– Слышь, пизда!

– Тихо! – крикнул Выдрин. – Начинаем урок. Так. Значит. На чем мы в прошлый раз остановились? Отличие сюжета от содержания?

– Он два дня висел в гараже, вытянулся как макаронина, – вставил Саша.

Накатила невыносимая тошнота.

«Заткнись», – подумал Выдрин.

И вяло спохватился, не сказал ли это вслух.

– Александр Иванович, давайте объявим минуту молчания, – предложила Ника.

Она сидела за первой партой, прямо перед учительским столом, но голос ее звучал откуда-то издалека.

– Да, правильно. Минута молчания.

Выдрин встал. И дети встали, громко двигая стулья. Потом где-то сзади раздался смешок, послышалась возня.

– Але, пидрила.

– Сам пидрила.

В класс зашла бледная Ирина Михайловна. Кажется, она даже похудела.

– Сейчас позвонили…

– Мы уже знаем, – сказал Выдрин. – Вот, минута молчания.

– Это правильно, – ответила завуч. – Да. Леонид Георгиевич был прекрасным человеком и замечательным директором. Это большая утрата для всех нас.

Кто-то сказал «воу».

Выдрин приоткрыл рот, закрыл, опять приоткрыл и кое-как выдавил:

– А мы по Юре Климову. Это он повесился, а не Миша Капустин.

– Что? – переспросила Ирина Михайловна.

Глаза у нее затуманились. Она покачнулась. Выдрин успел подхватить ее за подмышки. Кофточка на Ирине Михайловне задралась, обнажив похожие на тесто, большие, белые бока. Ноги подкосились. Он сумел усадить ее на стул.

– А директор тоже повесился? – спросил Саша.

– Помолчи, – слабо ответила Ирина Михайловна.

– Давайте в медпункт сходим.

Завуч посмотрела на него глазами испуганного ребенка.

– Давайте, давайте. Ника за старшую. Открывайте учебники, читайте сегодняшнюю тему.

Он помог Ирине Михайловне встать и, придерживая за плечи, вывел из класса. В коридоре ей стало чуть лучше. Она сказала:

– Какой-то ужас. Мне сказали, он вчера пошел в зоопарк и каким-то образом упал к белому медведю. И тот его, конечно, не пощадил.

– Может, тоже розыгрыш? – сказал Выдрин.

– Почему «тоже»? С вашим учеником подтвердилось, как я поняла. Ох, будет нам взъебка!

Выдрин никогда не слышал от нее таких слов и смущенно кашлянул.

В медкабинете было светло, прохладно и пахло чем-то горьким. Медсестра уложила Ирину Михайловну на кушетку и достала аппарат для измерения давления. Выдрин топтался рядом.

– Саша, простите, что пришла к вам. Но вы мужчина. Мне нужна была мужская поддержка.

– Сейчас не разговаривайте, – вмешалась медсестра.

Она застегнула манжет на руке завуча и качала грушу.

– Ничего страшного, Ирина Михайловна. Но только я не единственный же мужчина. Есть еще учитель труда Сергей Павлович…

– Ну какой он мужчина?! Он хам и пьяница.

– Не разговаривайте же, – сказала медсестра. – Теперь заново придется.

Завуч прикрыла рот рукой. Медсестра посмотрела на экранчик аппарата:

– Сто двадцать на семьдесят. А сердце не болит?

– Дайте мне валерьянки или корвалолу. Саша, ступайте в класс. Оставшиеся уроки отменим. Проведем совещание коллектива.

– Хорошо, – сказал Выдрин. – Только вот мне надо уйти, помните?

– Куда?

– Мы утром говорили. О моем деле.

– А, что вас к следователю вызвали? Я совсем забыла.

Выдрин издал невнятный утвердительный звук. Медсестра невозмутимо капала в стакан корвалол. Или валерьянку. Ирина Михайловна тяжело села. Выдрину показалось, она, как может, втягивает живот.

– Безумие! Зачем он поперся в зоопарк? И как он к этому медведю свалился? Мне сказали, то, что осталось, собирали из воды сачком.

– Простите, – перебила медсестра. – А о ком речь?

– Директор погиб, – ответила завуч. – Его медведь задрал.

– Надо же. Прямо как моего тестя. Правда, того не медведь, а кабан. Тесть, главное, не охотник. За грибами пошел. Ужас, что творится!

Медсестра покачала головой и протянула стакан.

Выдрин вернулся в класс. Из-за двери он слышал галдеж, но когда зашел, все замолчали. Он сел.

– Думаю, продолжать урок нет смысла. Все в шоке. Давайте посидим и помолчим.

Некоторое время все просто сидели, а потом стали потихоньку доставать смартфоны. Достал и Выдрин. Лена заходила в «Телеграм» шесть минут назад. Он испытал облегчение. И тут же злость, обиду и ревность. Искушение написать ей что-нибудь он поборол с большим трудом.

Прозвенел звонок, и дети начали торопливо собираться.

– А завтра будет урок? – спросила Ника.

– Ну да, почему нет? – ответил Выдрин. – Жизнь продолжается, несмотря ни на что.

– Не у всех, – обронил Саша, проходя мимо.

«Скотина, – подумал Выдрин. – Но он прав».

Накатила противная слабость. Он вдруг понял, что два дня ничего не ел. Последнюю трапезу прервали сотрудники управления «Ч». Потом была водка. Потом Лена. Аппетита никакого, конечно, не было. И сейчас он не появился. Просто слегка потемнело в глазах, задрожали руки, и на спине выступил липкий пот. Выдрин заглянул в ящик стола, не затерялась ли там конфета или шоколадка. Но нашел лишь порнографический рисунок на листе А4. Его преподнес Саша Иванов на прошлом уроке. Мужчина, лицом похожий на Выдрина, совокуплялся с гигантской женской головой, у которой вместо рта была вагина, а вместо глаз груди с торчащими сосками. Исполнено было недурно, даже талантливо. И все равно Выдрин собирался выбросить рисунок. Но положил в стол, отвлекся и забыл.

Он свернул лист на четыре части, сунул в задний карман и вышел из класса. В коридоре его ждала Ника.

– Ты чего-то хотела? – спросил Выдрин, запирая дверь.

Она чуть пожала плечами:

– Просто хотела сказать, чтобы вы сильно не переживали. А то у вас такое лицо, будто живот прихватило. Все будет хорошо. Сами увидите!

– Ну да, ну да, – пробормотал он.

– Вы очень хороший, Александр Иванович. Не расстраивайтесь, ладно?

Он попробовал улыбнуться, вышло, кажется, так себе.