Czytaj książkę: «Из крови и плоти. Клеймо и Венец», strona 7
Принцесса осторожно подошла к окну, не близко, так, чтобы ее нельзя было увидеть с улицы, и стала наблюдать. К правителю приблизилось яркое пятно, то был пестрый оранжево-зелёный халат, который Агди небрежно набросил на худые плечи, будто бы покрасоваться обновкой совсем не входило в планы этого облезлого павлина. Видимо, стод говорил о чём-то не имеющем большого значения, Аркарис его совсем не слушал, мягко потрепав гриву коня, он направился к командиру крепостной стражи. Вдруг люди подняли шум, и, как гладь расходится волнами, разошлась толпа, пропуская вперёд нечто огромное и стремительное. Густая черно-бурая шерсть и внушительный размер делали их обладателя похожим на медведя, но низкий полновесный лай развеял первое предположение, пёс уперся лапами о мужские плечи, а влажный розовый язык крупно прошёлся по щеке. Принцесса в изумлении раскрыла рот – он улыбнулся? Тэганар Аркарис, безжалостный и жестокий правитель Севера, не ухмыльнулся, не оскалился, не скривил рот в усмешке, а как-то просто и даже по-детски невинно улыбнулся подбежавшей собаке?
– Войдите, – растерянным голосом разрешила Рин, прежде подпрыгнув от неожиданности, когда в дверь вдруг постучали.
– Чудесный вечер, вы так не считаете, госпожа? – без искренности произнёс Агди, когда дверь раскрыла одна из слуг, что сопровождала его и перед Аркарисом. Риннахад быстро оглянулась на площадь, ей показалась, что краем глаза она ещё видела оранжево-зелёный халат стода, находящийся в пределах двора, – Наш правитель вернулся с очередной победой, – принцесса ничего не ответила, с первого взгляда было ясно, что она не разделяла всеобщей радости от прибытия Зверя, Агди это заметил, хмыкнув, он все же продолжил, – И, несмотря на долгий путь, я уверен, Его Высочество пожелает провести ночь в объятиях прелестной девы… Выбор, конечно, остаётся за правителем, но я, как стод этой крепости, должен проследить, чтобы каждая из наложниц встретила господина в подобающем виде, – тяжело вздохнув, Агди прикрыл глаза и покачал головой в ответ на жесткий протест, отразившийся на лице принцессы, – Я очень не советую сопротивляться.
Опытные слуги закончили меньше, чем за полчаса, и тут же оставили Риннахад одну. Зачёсанные в тугую прическу волосы болели и сверкали, переливаясь вплетенными украшениями, с одинаковой силой.
Рин обняла плечи руками, нет, на самом деле в крепости было тепло, и она не стремилась себя согреть, лишь спрятать. Ведь тонкая ткань того, что она с трудом могла назвать платьем, совершенно не подходила для этой задачи. Прозрачное, как дыхание, превратившееся на холоде в облачко пара, сквозь него было видно даже как кожа откликнулась на трепет и смутный страх, охватившие девушку. Рин не знала, чего именно боялась, но мысль, что сейчас, в эту минуту откроется дверь и… Дальнейшее развитие событий оставалось ей неизвестным, она примерно представляла, что происходит между мужчиной и женщиной, но никогда ещё не воплощала эти представления в реальность. Рин даже никогда не целовалась по-настоящему, единственный случай, когда она была близка и это могло случиться, ее бесцеремонно прервал истукан Иноратема – капитан Димериан. И Иноратем это совсем другое дело, перед ним Рин позволяла себя разные невинные шалости, временами становясь слишком соблазнительной и откровенной, но перед ним – честным и заботливым братом, это давалось легко и непринужденно, теперь же Риннахад сковал лёд. Именно из-за него ей стало трудно дышать, и она вовсе замерла, когда в просторном коридоре раздались шаги. У принцессы не было никаких сомнений в том, кому принадлежал этот четкий и уверенный шаг, и она осталась неподвижной до тех пор, пока он не затих в дальней части крепости.
***
Когда Тэганар проходил мимо одной из нескольких совершенно одинаковых дверей, что-то в его груди проснулось, закручиваясь змеиными кольцами от нетерпеливого желания слиться с тем, кто находился в покоях. Аркарису почти ничего не стоило удержать себя самого и чувства, разлившиеся внутри возбуждением и плотоядным голодом. Он слишком сильно сжал медное кольцо двери, что всегда поддавалось без усилий.
– Почему я не видел тебя во время ужина? – строгий и низкий голос правителя мог бы напугать любого, но Фоллум с улыбкой наблюдала за приближающимся господином, без сожаления скинувшим на пол дорогую накидку, отделанную мехом с ярким рубином на серебряном креплении, – Вино слаще, если налито твоей рукой, – мужские руки сжали Фоллум в объятьях, пока их хозяин горячим шёпотом опалил висок и светлые завитки волос.
– Мне показалось, что Ваше Высочество нашли мне замену, – с притворной обидой пожаловалась фаворитка, перемещая руки с груди на широкие плечи, она с тихим стоном откинула голову, позволяя покрывать свою шею частыми поцелуями.
Аркарис был ревнив и до ужаса жаден, мужчина крепче прижимал к себе хрупкое тело, будто боясь, что Фоллум может исчезнуть. Приподняв фаворитку за бёдра, ему не пришлось ждать, пока ноги обовьют его, не разрывая поцелуй, Тэганар гладил и ласкал грудь, бока, спину, попутно избавляясь от полупрозрачной и теперь совсем ненужной ткани. Вдруг Фоллум неосознанно вскрикнула, оказавшись вжатой в постель.
– Ты знаешь, что я не хочу, чтобы ты так ко мне обращалась, – хрипло проговорил Аркарис. Полностью избавив девушку от одежды, он навис сверху и провёл большим пальцем по приоткрытым губам, их податливая мягкость не позволила удержаться, накрыв их своими, Тэганар тут же отстранился. Ухмыляясь румянцу и туманной пелене на глазах, он тихо приказал, – Назови меня правильно.
Фоллум отвернулась, нахмурив брови, когда правитель мягко прикусил кожу на шее, а после не смогла сдержать стон, потому что Аркарис спустился ниже и обхватил губами затвердевший сосок. Мужчина с ухмылкой на лице упивался открывшимся видом: Фоллум заламывала брови и кусала губы, и, вздрагивая всем телом, крепче держала его руку, пока пальцы второй умело ласкали влажное лоно. Тэганар терзал возлюбленную удовольствием, попеременно замедляя и ускоряя движения, меняя их амплитуду и направление, а после резко остановился, когда Фолл почти достигла пика. В фаворитке имелось упрямства не меньше, чем в ее господине, но сбитое дыхание и близкое тепло чужого тела, невысказанная мольба на продолжение в ледяной голубизне глаз – все это приближало конец терпению Тэганара, ведь то, что было до – приятные, но всего лишь игры. Пристроившись, Аркарис одним плавным толчком заполнил Фоллум собой.
Четкость зрения размыли выступившие слёзы блаженства, оно переполняло Фоллум, и, кажется, она сама не знала, чего теперь желает, но знала, чего желал тот, кто подарил ей эти чувства. Бледные руки невесомо проскользнули по сильным плечам и шее, притянув голову мужчины ближе к себе, она прошептала одно лишь имя, – Тэганар, – и не имея ни шанса выбраться из цепких ревнивых объятий, она осталась в них до рассвета.
***
Риннахад впервые встала так поздно, сегодняшнюю ночь она почти не спала. Демонстративно отказавшись от помощи слуг, что не соизволили ее даже разбудить, принцесса самостоятельно привела себя в надлежащий вид и поспешила выйти в общий зал – быть сейчас одной невыносимо. Но оказавшись в помещении, Рин засомневалась в том, что здесь ей станет лучше: наложницы, разбившиеся на маленькие стайки тут и там, оживленно беседовали, создавая неразборчивый и раздражающий гул, Рин сразу направилась к центру зала, где, свернувшись колечком на горе подушек, дремала фаворитка правителя.
– Знаешь, я уже успела привыкнуть, что утром ты приходишь в мои покои, – Риннахад опустилась рядом, она старалась говорить весёлым тоном, чтобы скрыть усталость в голосе.
– Извини, – прикрыв лицо рукой, зевнула блондинка и попыталась потянуться, но движение резко осеклось из-за ноющей боли мышц, – Сегодня я не смогла встать рано.
Краем глаз и лишь на долю секунды Рин увидела несколько кровоподтёков, выглянувших из-под высокого ворота платья, принцесса мгновенно догадалась о причине их появления – алые по краям и темные в сердцевине, как тлеющие костры, которые разожгла чья-то страсть. И Риннахад прекрасно знала чья, но что-то внутри неё противилось этой истине.
В полдень солнце вышло из-за облаков, ленивыми лучами согревая отвыкшую от тепла землю, Фоллум заметила странное состояние Рин и приказала слугам накрыть стол в небольшом саду, расположенном между крепостью и стеной. Принцесса чувствовала себя неуютно, ей хотелось верить, что чувства, тяготившие ее, рождены под впечатлением от мрачных кустарников, ветви которых вместо спелых плодов были усыпаны шипами.
– Сколько времени прошло? Немало, верно? Нет, ничего удивительного в том, что ты тоскуешь, – фаворитка придвинула все ещё нетронутое блюдо ближе к Риннахад и продолжила, – Ты же рассказывала, как любила проводить время в своём саду на Лонаде, что ж, пожалуй было глупо надеяться, что это жалкое место тебе тоже понравится, – Фоллум внимательно смотрела на Рин, которая, кажется, ничего не услышала, по напряженному лицу принцессы она что-то поняла, – Его нет в замке, он уехал ещё на рассвете, – серьезно сказала фаворитка, а после добавила уже веселее, – Знаешь, я ведь хотела все здесь засадить цветами, но… Здешнее солнце слишком жестоко, оно почти не греет, южные цветы не смогли выдержать его равнодушия и погибли, – синие глаза обратились на Фоллум, только тогда, когда она положила руку на девичье плечо, – Ринни, я понимаю тебя, вдали от дома и родных очень тяжело, поэтому чтобы выжить, прекрасным цветам нужно стать камнем…
Риннахад неосознанно вскрикнула, когда что-то или точнее кто-то коснулся ее ног. Лохматая морда поднялась выше, обнюхивая руки, сложенные на коленях, пёс лизнул пальцы, и даже позволил себя погладить.
– Странно, обычно он признавал только правителя, – отвлеклась Фоллум, скептически выгнув бровь, когда под нехитрой лаской пёс замахал хвостом.
И будто желая подтвердить свои слова, она протянула руку, но зверь сразу пресек эту попытку, с глухим урчанием оскалив зубы, фаворитка хмыкнула:
– Должно быть, животным не нужно уметь читать руны, ты и Его Высочество когда-то были едины, поэтому пёс видит хозяина и в тебе тоже.
– Как его имя? – проводя рукой по густой шерсти, спросила Рин, Фоллум пожала плечами.
– Сомневаюсь, что оно у него есть, он не домашний, как только правитель покидает крепость, то пёс тут же сбегает в лес, но он был очень крупным щенком и чрезмерно ласковым, чего сейчас о нем, к сожалению, не скажешь, и потому господин называл его Бычок.
Рин вдруг рассмеялась, услышать нечто подобное было неожиданностью, словно поддерживая ее весёлость, Бычок прикусил зубами ленту, подвязывающую рукав, и потянул на себя. Принцесса побежала за псом, играясь и смеясь, будто недавние тревоги растаяли под теплом появившейся улыбки. Фаворитке даже не пришла мысль ее остановить, она лишь смотрела за тем, как легко овладела принцессой беззаботность, и как весело ей было играть со зверем шелковой лентой. Фоллум поняла, насколько был бесполезен ее совет, Риннахад никогда не сможет стать камнем.
– Сразу видно, что она не человек, – за спиной фаворитки раздался негромкий мужской голос, – Даже дочери самого знатного рода было бы жаль такое чудное платье, а она… – с недовольством качая головой, Агди оттолкнулся от стены у которой стоял, и подошел к накрытому столу.
– Она и есть дочь самого знатного рода, – поправила Фоллум.
– Действительно, неужели нашему господину наскучило подбирать дворняжек? Ты, я, даже Бычок – все мы обязаны привычке Его Высочества окружать себя отребьем.
– Подойди, – спокойным голосом приказала Фолл, повинуясь, Агди сделал шаг навстречу, – Ближе, – скорчив недовольную гримасу, мужчина сделал ещё шаг, оказываясь прямо перед сидящей фавориткой, которая быстро взяла кубок с вином и плеснула на искусно расшитый жилет, – Не ставь меня в один ряд с собой и собакой.
Агди со всех сил сдерживал ругательства, пыхтя над пятнами.
– А то что? Попросишь у господина мою голову?
– Нет, не голову, а твои тряпки, – Фоллум тоже не сдержала смех, увидев, как изменилось лицо Агди после угрозы, – Всё-таки они тебе дороже жизни.
– Все мужчины любят женщин, я не исключение, просто я считаю, что лучшее в женщине это наряд, разве может быть что-то лучше красивой одежды? Искусство шитья – вот истинный дар Богини, тебе следует уделить больше внимания своему облачению, такое простое платье не достойно возлюбленной правителя. Вот, если бы ты хоть раз ко мне прислушалась, то твой обновлённый образ пробудил бы в Его Высочестве спящие по ныне чувства.
– Да, что ты можешь знать о чувствах? – усмехнулась фаворитка.
– Побольше тебя, да, я люблю не людей, а вещи, но я хотя бы могу любить, а холодному, бесчувственному камню это не по силам, – теперь усмехнулся Агди, когда, блеснувшие льдом, голубые глаза подтвердили правдивость его слов.
До сада донесся металлический скрежет цепи, поднимающей решетку главных ворот, а после многочисленный цокот копыт и голоса. Замерев на секунду, в следующую пёс умчался на площадь двора, оставив и Риннахад, и их игру. Принцесса неосознанно обернулась к Фоллум, не скрывая мимолетную растерянность, появившуюся на лице. Фаворитка сделала вид, что не заметила этого, и в полном молчании осталась на своём месте.
– Госпожа, ваш наряд нещадно испорчен, – Агди поднял с земли шелковую ленту, брошенную псом, – Но к счастью, с утренним обозом пришли новые платья, сшитые королевскими портными для возлюбленных Его Высочества, так что нам не составит труда привести вас в порядок, – принцесса перевела враждебный взгляд с ленты на Агди, – Ну же, не упрямьтесь, наш правитель этого не оценит, – Риннахад показалось, что он издевался, – Я все же стод, моя прямая обязанность – следить за тем, чтобы крепость как и прежде оставалась тихой гаванью для правителя, местом, где все готово ему служить, и делать это в лучшем виде.
– Я не принадлежу ни этому месту, ни его хозяину, не смей мне указывать, – сказала Рин строго, она догадывалась, что Аркарис войдёт в крепость через главные двери, и потому скорым шагом направилась к одному из неприметных ходов, находящихся со стороны сада.
Рин стремилась в покои, как лисица стремиться в свою нору, нагоняемая охотничьими псами, и только оказавшись в мнимой безопасности принцесса осознала, как заперла себя в ловушке. Ей было страшно. Крепость – владения зверя, Агди верно сказал, здесь все готово ему служить, одного приказа будет достаточно, чтобы стены покоев раздавили ее парализованное страхом тело, исполняя волю правителя.
– Проклятье, – сдавленно прошипела принцесса, уперев голову в дверь, когда руки, схватившие кольцо, бессильно обмякли. Мысли обволакивало нечто, ставшее уже знакомым, это был страх, как сладкий сон, которому так легко сдаться, и почти невозможно противостоять, ведь борьба требовала нечеловеческих усилий, и слава Богине, у Рин они имелись. Принцесса коснулась шеи, где не осталось и следа от маленькой ранки, и вслух рассмеялась проявленной трусости. Тэганар не убьёт ее, а вечно прятаться и так было подобно пытке.
– Госпожа, – опустив голову, тихо прошептала служанка, которую принцесса поймала, спустившись на первый этаж.
– Где сейчас правитель? – Риннахад пришлось держать девушку за локоть, чтобы получить ответ, но вместо него прозвучали лишь невнятные, спешные оправдания, ссылаясь на загруженность работой, служанка убежала прочь.
– Тебе не стоит искать с ним встречи, – Рин повернулась на мелодичный голос и увидела одну из наложниц, которая отстала от остальных, исчезнувших за поворотом, – Когда ты будешь нужна Его Величеству, он сам тебя призовёт, – девушка располагающее улыбалась, перебирая в руках длинные темные пряди, – И, если честно, за навязчивость правитель может наказать, самовольство ему не по душе…
– Меня интересует лишь разговор, – серьезно ответила принцесса, и опустила быстрый взгляд на запястье, в чёрных рунах метки она, будто бы попыталась найти подтверждение и уверенность.
– Когда стало известно, что в крепость прибыла «разделённая» Его Высочества, мы даже испугались, наша жизнь, должно быть, измениться, – проследив за взглядом Риннахад, наложница задумчиво разглядывала древние знаки, ярко выделяющиеся на коже, Рин прикрыла их рукой, незнакомка вздохнула, продолжив, – Но все осталось по-прежнему и такая вольность, как разговор с господином – привилегия доступная исключительно его фаворитке… – наложница вдруг посмотрела Рин за спину, и, тут же замолчав, попыталась уйти.
– Стой! – принцесса вновь схватила чужой локоть, развернув длинноволосую красавицу к себе лицом, – Что случилось?
– Разве ты не знаешь? Его Высочество ревностно следит, чтобы о его любимице не распускали слухи, – быстро прошептала наложница, – Меня могут наказать, если кто-то услышит, – она приложила палец к губам, подав Рин условный знак молчания, и вопросительно кивнула.
– Кастра! – из-за угла выглянули несколько девичьих лиц, – Идём же, мы уже должны быть в своих покоях.
– Сейчас, – она положила тёплую ладонь на руку Риннахад, все ещё удерживающую ее за локоть, – Пойдём с нами?
Когда они вошли в большую комнату, где расположились сразу несколько возлюбленных правителя, Риннахад почувствовала себя обманутой. Фоллум говорила, что все наложницы представляли для неё опасность, новая знакомая – Кастра, наоборот. Рин очень хотелось бы поверить им, но сомнения имелись в обеих.
– Наверное, мы должны были быть благодарны судьбе за то, что родились в знатных семьях Таргуриса, но… Мы родились женщинами, а это означало возможность оказаться в гареме правителя. Это великая честь, хотя я не солгу, если признаюсь – сначала было очень, – Кастра задумалась, подбирая нужное слово, – волнительно?
– Согласна, я даже не смогла уснуть в ночь перед шестнадцатилетием.
– И я, – согласились сразу несколько голосов.
– Все же наши страхи оказались напрасны, пусть теперь наш мир невелик, но внутри него мы живем в роскоши и достатке, за нами ухаживают несколько десятков слуг, ведь мы «возлюбленные» правителя, но на самом деле правитель возлюбил лишь свою фаворитку, – Кастра пожала плечами, проводя гребнем по длине волос, и вдруг запела, остановившись столь же внезапно, как и начала, но песню подхватили другие девушки, и, будто желая скрыть в общем пении свои следующие слова, продолжила шёпотом, – Когда я оказалась здесь, Фоллум уже была фавориткой, никто из нас ничего о ней не знает, ведь она всегда держит с нами дистанцию, но у неё самые большие покои, она может в любое время подниматься на этаж Его Высочества, и ей никогда не надевали ошейник, – лицо Риннахад темнело с каждым услышанным словом, – Я заметила, что ты сблизилась с ней… – наложница коснулась плеча принцессы, обеспокоенно заглядывая в глаза, Рин кивнула, – Будь осторожна, все, кем заинтересовывалась Фоллум, вскоре исчезали.
Глава 5.
Цветы, утраты и долг
Свет молочно-белого неба беспрепятственно проникал в помещение через огромные окна. Достаточно узкие, если принимать во внимание размер всего замка, и частые они были похожи на следы когтей дракона, повсеместно украшающего старые карты Дэхулосса. Да, должно быть так и было, когда-то несколько сотен лет назад Фаго сражались с водяным зверем, и, конечно же, одержали победу, потому их род все ещё не угас, а поверженный дракон больше не смел показываться на суше… Авем шумно вздохнула, засмотревшись в окно, она придалась фантазиям, всё-таки записи многих поколений зодчих, что не просто приложили руку, положили жизнь на возведение центра Фасхагата, оказались не столь увлекательными, как можно было подумать.
– Раньше тебе были интересны только сказания о подвигах и песни, восхваляющие героев, – госпожа Мурса оставила работу над гобеленом, с теплотой во взгляде обернувшись на Авем, – Каких трудов нам стоило усадить тебя за занятия? – она вздохнула, позволив волне приятных воспоминаний нахлынуть вновь, последние несколько дней госпожа практически в них жила, ее сознание придумало прекрасный сон, а вышивание гобелена успешно убаюкивало память, где зияла незаживающая пропасть ужасной боли.
Радостно прошелестели страницы, очарованные тем немногим вниманием, доставшимся за долгие годы их вековечной, как дворец, но лишенной его величия и признания, жизни. Авем равнодушно проследила за этим умирающим танцем, и огромная увесистая книга с грохотом закрылась, не подарив деве Фаго и трети истории, что хранила в себе.
– Послушай, а ты не знаешь… – Авем не смогла закончить фразу, «… а ты не знаешь, что Эклесия хранил в подвале башни?» – глупый вопрос, и глупо было задавать его, княжна прикусила губу, она сразу сообразила, что Мурсе было известно еще меньше. И только совершенный глупец догадался бы спрашивать вдову о темных секретах мужа, Эклесия хранил тайну не просто так, он точно делал это во благо, возможно, хотел защитить, так как после увиденного Авем была уверена – тайна башни скрывала нечто неясное и пугающее.
– Ты стала уже такой взрослой, – с сожалением выдохнула госпожа Мурса, не расслышав вопроса, и вернулась к вышиванию.
– Совершенно верное замечание, – Мурса ловко управлялась с иглой, но при внезапном вмешательстве господина Одаро, она уколола палец.
– Для нас неожиданность видеть вас здесь, господин Лакксур, – Мурса говорила чистую правду, ни отец, ни сын семьи Одаро не появлялись в этой части дворца сотни лет, да и не должны были появиться, однако, окруженные личной свитой, они оба стояли перед ней, – Что вас привело?
– Как точно вы подметили, госпожа, дева Фаго – уже не ребёнок, – улыбка на лице Лакксура, какую он старательно из себя выдавливал, выглядела противоестественно, и вызывала самые неприятные ассоциации, Авем это выражение показалось похожим на сдерживаемый приступ тошноты, но то была радость, – Вы, конечно, меня поддержите, брак когда-то сделал вас счастливой, теперь пришло время для вашей названной сестры, что, несомненно, вам дорога, и счастью которой вы должны поспособствовать.
– Господин Лакксур, я не понимаю о чем вы… – со смятением на лице сказала Мурса, и для неё это была, наверное, первая в жизни ложь, ведь она все поняла, но взгляд все равно старательно пытался найти доказательство ошибочности первых суждений: рабы, стоящие за спиной хозяина, держали в руках драгоценные ларцы, вышитые золотом и жемчугом ткани, и прочие дары, но более всего развеивал сомнения Вильд Одаро, а если точнее, то его полные беспомощной отрешенности глаза, что виновато смотрели на Мурсу.
– Вы не только явились без приглашения, но ещё и подслушали чужой разговор… – в конце Авем непременно сказала бы кем в итоге всего вышесказанного является господин Одаро, но тот успел уберечь ее от необдуманных слов, перебивая.
– Что же тут может быть непонятного, госпожа? После шестнадцати лет девушка заплетает себе косу, и как только волосы достигают пояса, дева становится готовой к браку – это старая традиция, вы не можете о ней не знать, – старший Одаро бросил на Авем оценивающий взгляд, и проигнорировал презрение, полученное в ответ, точно также, как и ее обращение, – Девчонка уже распушила хвост, замужество пойдёт ей только на пользу, к тому же совет ещё не пришёл к единогласному решению, более половины не видят в Бенепативе будущего императора, и из Вуфаруда до сих пор не пришёл ответ, должно быть, господину Раццу милее бегать по пыльным степям, подобно дикой собаке, чем озаботиться делами государства, – Лакксур гадко усмехнулся, получив незамедлительную реакцию Авем.
– Да как ты смеешь так говорить о своём принце?! Убирайтесь, иначе, клянусь именем Фаго, ты пожалеешь о своих словах, – Лакксур смотрел на искаженное гневом лицо с нескрываемым чувством превосходства, издеваясь.
– Господин Лакксур, я думаю, мы подошли к черте, которую не стоит переходить, разойдёмся сейчас, с миром, – Мурса чувствовала нарастающее напряжение, она инстинктивно взяла Авем за руку, когда выступила вперёд.
– Госпожа, прошу простить, но теперь я не понимаю, о чем вы. К тому же я ещё не представил маленькой княжне, – когда это невинное прозвище произнёс Одаро, оно будто стало осквернённым, – ее будущего супруга, – он указал рукой на статного мужчину, в приятных чертах лица и вьющейся шевелюре которого совсем не угадывалось семейное сходство, – и, – старик промедлил пару мгновений, указывая на значимость своих последующих слов, – будущего претендента на престол Фасхагата.
– Господин Лакксур, ваши суждения вызывают беспокойство, неужели такой достопочтенный и умный человек, прекрасно знающий законы страны, которой служил всю жизнь, – Мурса ни на секунду не отвела взгляд от насмешливых глаз старика, встав между ним и Авем, – Неужели такой человек может забыть, что претендент на престол должен быть причастен к семье Фаго, – женщина выгнула бровь, когда со стороны собеседника не последовало никакой реакции, – и что свободные люди имеют право сами выбирать свою судьбу?
– А кого можно назвать свободным? Даже Богиня несвободна, она уже почти как тысячу лет обременена ничтожным потомством, – Лакксур покачал головой, сложив руки на груди, – Когда жизнь вручает нам в руки бич власти, вместе с ним она надевает на них кандалы ответственности, нельзя полагать, что другие будут избегать ее, потому что вы сами предпочитаете бегство. Пусть недолго, но вы были императрицей, вы должны были обеспечить стране будущее, подарить престолу Фасхагата наследника, – старик говорил холодно и беспристрастно, такими же были и его глаза, Мурса, кажется, окаменела под их взглядом.
– Отец… – сдержанно произнёс Вильд, но между строк отчётливо сквозила мольба.
Авем видела единственного сына Одаро только издалека, о нем у неё сложилось намного более положительное мнение, чем о Лакксуре, по крайней мере оно вообще было положительным. Вильд появился на свет в одну осень с госпожой Мурсой, их обучением и преподаванием наук занимались одни и те же люди, будущая леди Фаго прекрасно помнила Вильда ребёнком – тонкий и гибкий как ивовый прутик, он часто поддерживал ее в играх. Честного и добродушного мальчика она полюбила как брата, и, даже когда он вырос в статного господина, не смогла увидеть в нем кого-то другого.
– Ваша безответственность позволила смуте зреть в стенах нашего общего дома, но, к счастью, это в прошлом, – старший Одаро бросил на сына быстрый взгляд, который тут же был понят, – Судьба долго не позволяла нашей семье занять престол, но она не просто так хранила нас подле все эти годы, час, когда Фасхагат нуждается в Одаро больше всего – настал. Дева Фаго, вам выпала честь стать связующим звеном между истинным императором и короной, – Вильд встал перед Авем, держа в руках серебряный ларец, тяжёлая крышка открылась, и девушку на миг ослепило сияние многочисленных самоцветов, – Прими же этот свадебный подарок, – со злой улыбкой проговорил Лакксур.
– Сначала, – Авем наконец отвела глаза от диадемы, она находилась будто в оцепенении, ее голос звучал низко, – Сначала вы должны принять мой дар.
Господин Лакксур пожал плечами и кивнул, Авем вернулась к столу за которым читала книгу, и, резко выдвинув ящик, достала маленький, тонкий нож, каким вскрывались запечатанные письма. Никто из присутствующих не успел отреагировать, как все уже случилось – не раздумывая ни секунды, девушка уверенным движением твёрдой руки обрезала волосы. Тугая коса блеснула золотом, когда Авем без сожалений бросила ее в тлеющий камин, где тут же все заволокло чёрным дымом.
– Ваши манеры, а, если точнее, их отсутствие, нисколько не удивляют, но… – поджатые губы старика с трудом пропускали звук, – это поправимо, став частью семьи Одаро, вы научитесь себя вести, я лично мог бы проконтролировать обучение.
– Если вы так грезите свадьбой и традициями, то вам нужна коса, идите, – Авем молчала до тех пор, пока пламя в очаге не разгорелось, и теперь указывала на него рукой, – Идите, ведь для вас это единственная возможность встретить достойную смерть и передать тело огню, примите же мой щедрый дар, – никто: ни Мурса, не издавшая ни звука после упоминания не рождённого наследника, ни Вильд, обеспокоенный больше состоянием Мурсы, нежели разыгравшейся сценой, ни господин Одаро, мрачно молчавший в ожидания продолжения, никто из них не сказал ни слова, – Идите! – яростно прокричала княжна, встряхнув непривычно короткими волосами, – Изменник! Это твой последний шанс, иначе тебя ждёт смерть висельника на городской площади, чтобы все, все видели, кто возжелал трон Фаго!
– Сразу после трагической смерти господина Эклесии, дева Авем лишилась рассудка, господин Раццу отвернулся от родины и поныне остаётся безмолвным в столь трудное для неё время, а господин Бенепатив… – Лакксур принял задумчивый вид, подбирая нужные слова, – Он никогда не подавал особых надежд, так что не Одаро возжелали трон, это трон отчаянно нуждается в Одаро, – заключил он с ядовитой ухмылкой, стараясь задеть за живое.
– Мерзавец, – прошипела девушка, отчаянно сжимая рукоять ножа.
– Вам следует вдумчивее подбирать слова, если желаете обратиться к члену императорской семьи, – Лакксур специально провоцировал, наблюдая, как тяжело Авем удавалось удерживать свой гнев, – Маленькой княжне нужно уже принять, что брата, за чьей спиной ей было так удобно прятаться, больше нет… – услышав последние слова, Авем метнулась вперёд, но как бы не было велико желание вспороть глотку старика Одаро, оно осталось несбыточным, ее руки осторожно, но крепко держал Вильд, мгновенно возникнувший между ней и целью.
– Какой отвратительный поступок, – качая головой, причитал Лакксур, – Чтобы ваши извинения были приняты, вам придётся встать на колени, – старик улыбался сладости победы, но внезапно выражение лица сменилось на оцепенение, и даже не от грохота, с каким распахнулись двери, а от того, что на расстоянии не больше пшеничного зернышка от его глаз промелькнула серая сталь. Всего лишь миг, но он успел почувствовать ее леденящую близость, Одаро громко сглотнул слюну, желая смочить сухое горло, и повернулся к человеку у входа, он хотел что-то сказать, но ничего не вышло. Огромная фигура гостя сдвинулась с места, и крупными шагами направилась вперёд, одним своим приближением выдавливая из груди старика глухой протяжный звук.
– Хм, я уверен, что слышал шипение ползущего гада, неужели слух начинает подводить меня? – прибывший мужчина выгнул бровь, одаряя Лакксура красноречивым взглядом, пока его рука без усилия выдернула из стены загнанный по рукоять нож, – Но время любит играть нечестно, и уши не самое страшное, что оно может забрать, не так ли господин Лакксур?
