Czytaj książkę: «Искупление злодейки 2»

Пролог

Трущобы окутывал предвечерний сумрак. В воздухе витала смесь запахов тины, нечистот и подгоревшей еды. Узкие улочки петляли между покосившихся лачуг, чьи крыши давно сгнили, обнажив рёбра стропил. Где-то вдали за объедки дрались собаки, их хриплый лай сливался с руганью пьяного башмачника.

У края городской реки, чьи воды отливали маслянистой плёнкой, сидели две девочки – совсем ещё крошки. Таким не положено гулять одним, но всё же за ними никто не присматривал.

Темноволосая девочка швыряла плоские камушки в воду, целясь в торчащую ветку. Каждый бросок оставлял на поверхности круги, быстро поглощаемые течением. Платье девочки давно потеряло цвет и форму, стало серо-бурого оттенка. Щёки были испачканы угольком, бирюзовые глаза горели азартом.

Шлёп!

Снова камешек влетел в воду.

Рядом, поджав худые ноги в стоптанных башмаках, сидела вторая девочка – противоположность первой. Её золотистые пряди казались неуместно чистыми в этом царстве грязи, а нежное личико с голубыми глазами напоминало диковинный цветок, случайно выросший на свалке. Худенькие пальцы сжимали сморщенное яблоко – подарок старого лодочника, который пожалел «ангелочка». А голубые глаза, большие и прозрачные, будто озёрный лёд, были обращены к подруге.

– Вики, хочешь? – спросила она, протягивая плод.

– Лучше сама съешь! – фыркнула та, но в бирюзовых глазах мелькнул голодный блеск.

– Я… я не хочу. У меня болит живот, – солгала светловолосая девочка, чувствуя, как шевелятся за спиной тени.

– Ну хорошо, Эли. Если просишь… – и подружка взяла яблоко. Укусила. Замурлыкала от удовольствия, а Эли улыбнулась. Живот сводило спазмами, но радость подруги была слаще любого пирога. Ведь никого ближе Виктории у неё не было.

– А можешь… спеть ещё? – вдруг попросила подруга.

И Эли кивнула. Посмотрела на текучую реку. И её нежный, тихий голос, похожий на звон колокольчиков, поплыл над водой.

Мамочка меня любила,

Кровью с молоком поила,

Мамочка меня ждала,

С криком боли родила…

Мама имя мне дала:

“Плод из гнева и греха”.

Мама так меня любила,

Что любовью прокляла…

Эли чувствовала, как тень за её спиной обрела форму, как подошла ближе. Усевшись рядом, заглянула в лицо девочки пустыми чёрными глазницами. Но она продолжила петь, будто ничего не происходило.

Мама, как мне жить теперь

Без тепла и без людей.

Мама, в темноте так пусто

Забери меня скорей.

Мамочка, на что ты злишься,

Почему ты плачешь, мам?

Выпей крови как водицы.

Мама, всё тебе отдам…

Эли замолчала.

– А дальше знаешь? – спросила Виктория. Её глаза блестели в полумраке.

– Знаю… – кивнула она.

– Спой. Мне нравится, как ты поёшь.

Девочка помолчала, наблюдая, как последний камень, брошенный Викторией, исчезает в воде. Её голос дрогнул, но она продолжила:

Умерла душа родная,

Схоронили под землёй,

Мама бледно улыбалась

Над мёртвым проклятым дитём

Я теперь лежу во мраке

Неподвижна, холодна

Мама, если в этом счастье

…ты меня зачем ждала?

Тишина после песни была густой как смола. Даже собаки замолчали. Только вода продолжала журчать в русле реки. В животе у Элизы предательски засосало от голода, но она старалась не обращать внимания.

– А откуда ты знаешь эту песню? – полюбопытствовала Виктория.

Тень, которую видела только Эли, наклонилась к ней ближе. Шепнула, обдав холодом шею: “Я много песен знаю. И все они про тебя”.

– Это песни про меня, – вслух сказала она.

Виктория фыркнула:

– Неправда! – она сжала ладонь белокурой подруги.

– Но…

– Ну ведь это ерунда. Когда тебя найдёт мама – она точно окажется самой доброй. А если нет… то я тебя защищу. Не позволю ничему плохому случиться.

"…позволит", – послышался шёпот тени прямо в ухо Эли.

– Я тебя никогда не оставлю.

"…оставит," – ледяное дыхание тронуло светлые волосы.

– И не предам.

"…предаст," – уверенно произнесла тень.

Но Элиза знала – хоть тень часто права, сейчас она ошибается. Эти яркие глаза, эти тёплые пальцы, сжимающие её ладонь – всё говорило об обратном.

– Хочешь, на мизинце поклянусь! – Виктория торжественно протянула мизинец. Это было самое сильное детское обещание. И светловолосая девочка осторожно сомкнула вокруг него свой палец.

Тень неприятно захихикала, а потом протянула чёрные холодные руки к Эли, обняла её. И вслух сказала её губами:

– А чем клянёшься?

– Чем угодно! Только у меня ничего нет…

– Душа есть. Любовь.

– Тогда клянусь тогда душой и любовью.

– И мамой?

– …и мамой, – неуверенно добавила Виктория, но потом улыбнулась шире. – Мы всегда будем друзьями, Эли.

Белокурая девочка чувствовала, как тепло этой клятвы растекается по её телу, заглушая холодный смех тени. Где-то вдалеке раздался особенно истошный собачий вой, а следом – женский крик. Виктория вскочила и протянула руку подруге:

– Пойдём! Моя мама сегодня делает блинчики. И тебя угостит.

– Правда? – Эли широко счастливо улыбнулась. Она очень хотела блинчиков.

– Конечно! – Виктория потянула её за собой.

***

Полгода спустя Эли сидела на том же месте у реки, сжимая в руках яблоко – единственную еду за последние два дня.

Её голубые глаза были опухшими от слёз.

…они приехали за Викторией на роскошной карете, которую тащили два белоснежных коня. Элиза плакала и цеплялась за подругу, но взрослые были непреклонны.

"Ты моя дочь. И больше не должна общаться с этими… созданиями из трущоб," – высокомерно заявил отец Виктории, который оказался из аристократов.

Сначала Вики украдкой выбегала к месту их встреч – в переулок за воротами её шикарного нового дома. Приносила еду и рассказывала о новой жизни, даже дарила книжки и показывала, как читать буквы. Она обещала, что уговорит отца, и Элизу обязательно возьмут в дом – да хоть бы и служанкой!

Но вот… Вики начала приходить всё реже. И однажды… вовсе не пришла.

Потом не пришла снова. И снова. И снова… А потом на месте встречи появился светловолосый мальчик с жёстким взглядом.

«Хватит здесь шнырять! Моя сестра не желает общаться с грязной безродной девкой, – сказал он. – Ещё раз покажешь нос, и тебя погонят плетьми!»

На следующий день, когда Эли вновь пришла, он исполнил угрозу.

А Виктория так никогда и не появилась.

«Не смогла…» – подумала девочка, сидя у реки.

«Не хотела, – исправила её тень. – Возможность всегда можно сыскать. Ты бы на её месте обязательно нашла способ. Разве не так?».

Тень была права.

Девочка свесила голову на грудь.

А потом крепче стиснула яблоко, впиваясь ногтями в кожицу. И вдруг швырнула его в воду. Зло стёрла слёзы.

Клятвы. Обещания! Они ничего не стоят! Все предатели! Все!

Обида душила. Рвала на части.

Тень обняла малышку за плечи.

«Верь только мне, Элиза. Только я не предам. Только я всегда буду рядом… Я позабочусь о тебе. О нас. Всё изменю. Заставлю их пожалеть… Ты получишь всё, чего достойна… Просто прими меня в своё сердце», – нашёптывала она, приживаясь ледяной щекой к плечу Эли.

Слова ядом проникали в кровь маленькой девочки…

Ей было так больно от предательства подруги, что она ничему не сопротивлялась. И сама не заметила, как холод тени полностью переместился внутрь её тела. Окутал разум плотной дымкой обиды и гнева. Вонзился в сердце ледяным осколком. Заговорил её ртом.

– Я достойна… – сказали губы маленькой девочки.

И растянулись в улыбке-оскале.

В речной воде мелькнуло отражение…

То было светлое лицо белокурой девочки, которая билась о водную гладь. Билось и кричало.

***

Дорогие читатели!

Этот пролог – кусочек из той жизни, где Элиза стала той самой злодейкой. Прочитать об этом можно в книге «Я стала злодейкой любовного романа», где Элиза – второстепенный персонаж.

Ваша Кира Иствуд

Глава 1.1

Дейвар

Волки притащили меня в свою темницу. Защёлкнули кандалы, прибили ладони к стене. И оставили одного.

Так прошёл день… два… три… год. Вечность. Я потерял счёт.

Тьма сжимала виски.

Холод проникал в кости.

Мышцы ныли так, словно в них впивались тысячи игл.

Пронзённые ладони онемели до бесчувствия.

Казалось, если согну конечности, раздастся хруст крови, заледеневшей в жилах. И крошево разойдётся по сосудам, порвёт вены, в клочья растерзает сердце.

Тяжело было даже поднять голову. Каждое движение отзывалось тупой болью.

Боль-боль-боль…

Но я не бежал от неё. А принимал как друга. Держал её за протянутую руку, балансируя на краю тьмы. Желал наполниться болью до краёв, чтобы кроме неё ничего не осталось. Ведь она перегнивает в ненависть, а та кристаллизуется до ледяной беспощадной решимости… вырезать всех в этой ведьминой дыре. Остановить каждое сердце. Оборвать каждую жизнь. А потом сжечь это место дотла. Так стоило поступить с самого начала.

Я предвидел, что случится, когда вступал в переговоры с бездновыми волками. Но, как велит кодекс бури, дал им выбор. И волки выбрали смерть.

Угол моего рта дёрнулся, приподнялся. Я оскалился в сумраке камеры. Зверь внутри раздражённо ударил хвостом, зарычал. Цепи хищно лязгнули в глухом безмолвии темницы.

Да. Волки облегчили мне задачу. Так даже лучше. Семя зла сгинет вместе с глупцами, что его пригрели! У ведьмы не будет шанса сбежать… Возможно, она ещё не вошла в полную силу, но скверна, с которой я когда-то смешал свою кровь, горела, подсказывая – плод той женщины близко.

Совсем рядом…

Совсем…

Мысль ускользнула.

Тьма обступила.

Череп словно превратился в ледяную глыбу, которую кто-то медленно сжимал в тисках. Зверь внутри зарычал. И начал биться в клетке из человеческой плоти и костей, требуя свободы. Но тело не слушалось. Отказывалось оборачиваться.

Никаких когтей, никакой шерсти – только человеческая кожа, липкая от пота и крови. Стальные кандалы. Тёмная камера.

Сколько я здесь? Я не мог понять.

Воспалённый разум плыл.

И вместе с ним размывались сырые стены темницы.

Узкое окно под потолком внезапно озарилось бледным светом. Снежинки, кружась, падали, таяли на камнях, и в этом мимолётном сиянии явилось видение прошлого…

…узкие улочки вдоль низких каменных домов, диск жёлтого солнца… и моя старшая сестра Каиса, которая растила нас с братом после смерти родителей. Её коса, похожая на чёрную реку, струилась между лопаток.

Сестра была высокой, гордой, красивой, переполненной искрящейся жизнью. Я смотрел на неё снизу вверх, словно вновь был ребёнком восьми лет.

С другой стороны вприпрыжку шёл Айсвар, которому было и того меньше, он едва доставал мне до плеча. Румяное лицо брата покрывали пятнышки, как у барса, за его спиной качался такой же пятнистый хвост, потому что Айсвар ещё плохо управлял оборотом в зверя.

Каиса вечно по-доброму над ним потешалась.

Она вообще часто смеялась с тех пор, как мы год назад перебрались в это селение. Тут было куда спокойнее, чем у границ.

– Айсвар, будешь? – Каиса протянула ему белую ягоду.

– Нет, – по-детски звонко отказался брат, махнув хвостом. – Я хищник и ем только мясо. Ягоды для кроликов.

Каиса прыснула. Её смех зазвенел, как весенний ручей.

– А ты, Дейв? – смеясь, она протянула ягоду уже мне. Только почему-то она увиделась мне красной, как капля крови…

– Не хочу.

– Не упрямься. Просто прими её, она тебе поможет. И ты тоже не дашь ей пропасть… Пожалуйста, Дейв.

Я вздохнул. Ну раз сестре это важно…

Потянулся, но тут воспоминание обернулось кошмаром. Перед глазами заплясали вспышки образов: пламя, пляшущее на площади, крики, запах дыма и гнили. Ведьма. Столб, к которому её привязали. Паника…

И тут сестра внезапно оскалилась, её глаза вспыхнули алым, и она начала обращаться в барса. Только шерсть у её зверя почему-то была чёрная, словно слипшаяся от грязи.

Обезумевшая Каиса бросилась на Айсвара… но я успел раньше. Прикрыл его. И зубы сестры впились в моё плечо – хруст, визг, боль…

Я дёрнулся – уже в реальности – звякнули цепи, боль хлестнула по нервам, вырвав сознание из жуткого видения. Я втянул стылый воздух… И вновь провалился в воспоминание.

На этот раз я оказался в снегах Северных Хребтов.

Здесь я старше. Мне пятнадцать. И последние пять лет состоят из бесконечных битв.

Осквернённые. Так назвали тех, кто подхватил проклятие ведьмы. Чёрные, словно обугленные, звери с горящими алым глазами.

И та грязевая лавина, что катилась по снежному склону… была стаей таких зверей. В тёмной мути мерцали красные точки глаз, оскаленные пасти с чёрными глотками. Сотни, тысячи заражённых – барсы, волки, медведи. Волна пришла с запада, где она уже смела несколько поселений куда крупнее нашего…

Возможно, среди этих осквернённых моя сестра… Или она давно мертва. Или, может, я убью её сегодня, защищаясь? Её и десяток других оборотней, которые потеряли всё человеческое из-за проклятия ведьмы.

Руки мои крепки. Душа закована в лёд. Меч заточен.

Выбора нет. Я должен защитить тех, кто жив.

Волна была всё ближе.

И вот, не чувствуя ничего, я опустил лезвие на первого же зверя. Второго откинул магией. Третьего пронзил ледяным шипом…

Кошмар длился и длился… осквернённым не было конца.

И вдруг меня дёрнуло в реальность. Видение распалось на лоскуты. И я вновь обнаружил себя в каменном мешке темницы.

Обострённый слух различил шаги…

Сначала – эхо где-то в коридорах.

Потом ближе.

Лёгкие, почти неслышные. Не солдат. Не тюремщик. Не оборотень… потому что оборотни движутся куда тише. Это человек. Судя по тому, как ступает – девушка… или даже девочка. И она всё ближе.

***

***

Дорогие читатели,

не пугайтесь, я не буду всё рассказывать заново от Дейвара. Только покажу первую встречу, и сразу перепрыгнем на момент "сейчас".

Мур.

Ваша Кира Иствуд!