Czytaj książkę: «Тайная академия слуг», strona 6

Когда было уже за полночь, раздался звонок – но не от двери, не от вернувшегося отца, а телефонный звонок. Звонили из полиции. Отец погиб. Его старенькая машина, принадлежавшая птицефабрике, лоб в лоб столкнулась с грузовиком. Машину от удара отбросило. Отец умер, когда его везли в больницу.

Я не плакала. Жизнь наносила мне удары один за другим – наверное, я просто закалилась и очерствела. В мире отчаяния разрушаются эмоции. Душа, раненная отчаянием и обидой, не умеет плакать. Но у меня перехватило дыхание, я могла делать лишь резкие и быстрые вдохи и выдохи. От нехватки кислорода мое лицо покраснело, а все органы будто разрывало.

Сотрудник страховой компании сообщил мне, что смерть отца была не несчастным случаем, а самоубийством. И он объяснил, почему это выглядит именно как самоубийство и ничто другое, – на то несколько причин. Во-первых, несколько месяцев назад отец оформил страхование жизни, и получателем выплаты была записана я; во-вторых, место, где произошла авария, было хорошо известно отцу – он ездил по этой дороге каждый день. В-третьих, по словам водителя грузовика, отец петлял по дороге, словно пьяный. И, наконец, не было следов торможения – он не пытался остановить машину. Поэтому, заключил агент, страховка выплачиваться не будет.

Честно говоря, я все знала. За несколько минут до аварии отец послал мне сообщение о том, что мне не нужно будет выплачивать его долг, а скоро у меня появятся деньги – 150 миллионов вон. «Прости меня. Люблю тебя, дочка», – это были последние слова сообщения.

Это из-за меня он умер.

Из-за меня он выбрал смерть.

Когда Пак Чонвон заявился на похороны, все читалось на его лице. Недееспособность, переход долга, смерть и отказ от наследства. Эти слова сжали мое сердце ледяной хваткой. Отец решил сам расправиться с грузом своей жизни, не втягивая в это меня, – и собственноручно оборвал ее.

Плакал ли он в тот момент, садясь за руль с тяжелой от алкоголя головой, включил ли музыку в машине, чтобы дорога к смерти не была такой грустной и одинокой? Открыв окно и в последний раз дыша воздухом, отец ехал навстречу концу. Увидев грузовик на противоположной стороне, он понял, что тот приближается, словно портал в ад. Выключив фары, до упора выжал педаль газа. Выверяя каждое свое движение, он, должно быть, вспомнил и меня. Грузовик приближался… глухой удар – и всё.

От грохота столкновения вся округа, погруженная в темноту, пробудилась. Залаяли собаки, а люди, протирая со сна глаза, выбежали из домов. С холма скатывалась искореженная машина, а в ней – мужчина с непростой судьбой… Так они стали свидетелями смерти отца – и закричали в ужасе.

Я отчетливо представляла себе эту картину. Я видела все это так живо… Одиночество, страх, но в то же время желание счастья для дочери остались впаяны в это неподвижное тело, вдавленное в сиденье машины. План оставить дочери хоть что-то – благодаря своей смерти – зрел в нем давно.

Возможно, моя жизнь изменилась бы в лучшую сторону, не разгляди страховой агент в смерти отца самоубийство и получи я страховые выплаты. Я бы, как и мои сверстники, старательно училась, сдала бы экзамены, поступила бы в университет, нашла бы работу… Разве не ради этого мой отец пошел на такое? Но судьба словно продолжала насмехаться над ним, и даже его смерть не изменила ситуацию так, как он задумывал.

К счастью, машина отца столкнулась не с «Феррари» и не с «Порше», а с обыкновенным грузовиком, перевозившим трех свиней. И мне оставалось только, разобравшись с похоронами, выплатить компенсацию за это.

Не прошло и недели с похорон, как ко мне начали заявляться коллекторы – в этот раз настоящие головорезы.

– Эгей, привет, дочурка! – Они без стука врывались в мою комнату и, глядя на меня сверху вниз, только посмеивались, пока я сверлила их взглядом. – Двести пятнадцать дней до экзаменов? Ты, может, еще и в университет собралась? Твой отец, даже умерев, перед тобой си-и-ильно виноват!

Я не отвечала на их издевательства. Один из громил потрепал меня по щеке, но я ударила его по руке кулаком.

– Ого, какие мы свирепые!.. Ну, от этого ты только милее. Давай, до совершеннолетия береги свое тело и следи за внешним видом. Если мы приплетем тебя несовершеннолетнюю, хлопот с этим потом… А если доживешь до совершеннолетия, долг только увеличится. Тебе эту сумму не выплатить, так что не брыкайся.

Я отказалась от вступления в наследство, но, видимо, для бандитов это ничего не значило. Выходит, даже жертва отца не смогла остановить разрушение моей жизни…

Они навещали меня по очереди каждую неделю. Сторожили у дома, у школы, у круглосуточного магазина, где я работала. Я пыталась придумать какой-то выход, но его просто не было. Мир оказался жесток. Прошло совсем немного с того момента, как я лишилась отца, – и тут снова…

А затем произошло это.

Я только закончила подработку и, как обычно заглянув в магазин лотерейных билетов, шла домой. Остановившись, проверила выигрышные номера.

В этот раз все было по-другому. Я не могла поверить своим глазам. Я и правда выиграла в лотерею. Не главный приз, но довольно большую сумму – около 20 миллионов вон.

Я ликовала про себя – казалось, стоит издать хоть один звук вслух, как кто-то узнает о моей удаче. Давно я уже не чувствовала себя счастливой и забыла, как нужно себя вести и как выражать свою радость.

Тут-то я и вспомнила о Джинуке, который по-прежнему каждую неделю присылал мне лотерейные номера. Надо его, наверное, в честь такой радости чем-то угостить. Надеюсь, он не станет просить десять процентов от суммы выигрыша или чего-то в этом роде? Что тогда делать? Я совсем замечталась и не заметила, как двое громил вышли на меня из-за угла – поджидали.

– Привет, дочурка!

Черт! Я попятилась назад. Они наступали.

– Куда это ты? Мы же только встретились…

Они схватили меня за рукав. Лотерейный билет выпал из моей руки на землю. Двадцать миллионов были растоптаны их ногами. Я с горящими от ярости глазами свирепо посмотрела на них и закричала – нет, зарычала:

– Отпустите!

– Ну нет. Мы правда собирались дождаться твоего совершеннолетия, но босс сказал привести тебя прямо сейчас. Мол, будешь на год старше – уже упадешь в цене… Видишь ли, некоторые господа предпочитают несовершеннолетних. Нам тебя жаль, конечно, но что мы можем сделать – нам сказали, мы исполняем…

В этот раз они явно не собирались оставить меня в покое.

Как внутри меня оказалась такая сила, сама не знаю. Я изловчилась и пнула между ног бугая, который держал меня. От неожиданности он охнул и осел на землю; я же, воспользовавшись их замешательством, понеслась со всех ног. Не оглядываясь, выбежала из переулка. Пробегая между ряда лавок в низких одноэтажных зданиях, столкнулась кем-то и отлетела назад.

Это был Ли Джинук. Мы столкнулись как раз перед магазином лотерейных билетов. Он удивленно посмотрел сначала на меня, а потом глянул мне за спину. И увидел гнавшихся за мной бандитов.

– Быстрее!..

Джинук схватил меня за руку и побежал. Мимо лотерейного магазина, мимо мини-маркета, мимо китайского ресторана. А громилы – за нами.

– О, это ж Ли Джинук! Твоя девушка? – окликнул его мужчина в желтой жилетке, развозивший заказы. Он только забрал заказ, и его заведенный скутер глухо гудел.

– Прости-прости! – С этими словами Джинук, оттолкнув доставщика, сам забрался на скутер и посадил меня назад. Только мы отъехали, как, обернувшись, я увидела, что громилы схватили бедного доставщика за грудки.

Мы выехали за пределы знакомого района.

– Куда направимся? – спросил Джинук. Его голос доносился до меня слабо, заглушаемый воем ветра.

– Далеко.

Вот и всё. Домой возвращаться нельзя. Джинук лишь крепче сжал руль скутера. Мы уже ехали по незнакомой местности. Никто из нас не знал, куда приведет дорога. Джинук вел скутер, не задавая никаких вопросов. Ветер уносил слезы, текущие из глаз.

Следующее, что я отчетливо увидела, собравшись с мыслями, был пятизвездочный отель. С Джинуком мы расстались. Он не хотел оставлять меня, боясь, что я снова попаду в лапы бандитам, но что было делать! Не мог же он сбежать из дома со мной за компанию. У него все было хорошо, и не стоило ему ставить свою жизнь на кон ради… ради чего? В конце концов мне удалось заставить его вернуться парой довольно жестких слов и недвусмысленных жестов. Ради этого мне пришлось аж три раза пообещать, что я обязательно буду отвечать на его звонки.

Расставшись с ним, я просто побрела куда глаза глядят, и вот передо мной возник отель. Завороженная, я увидела за стеклянными дверями холл – роскошный, манящий, теплый. От него исходил свет, ярче которого я будто не видывала.

Навернулись слезы, и я вспомнила вдруг эпизод из детства. Как я украшала елку, стоящую в высоком холле, с потолка которого свисали переливающиеся огнями хрустальные люстры. На ее верхушке красовалась звезда, а гирлянда светила огоньками. Я обернулась на родителей и счастливо засмеялась. Тогда я была богатой…

«Богатая». Я произнесла это слово про себя, пробуя его на вкус. И от этого мое сердце сдавила железная проволока. Когда я была богатой, для меня это слово было все равно что легкая домашняя одежда, удобно обволакивающая все тело. Но теперь оно причиняло мне боль, служило доказательством того, что моя жизнь провалилась и что я неудачница.

Я села на лавочку напротив отеля. Мне снова было некуда идти. В кармане у меня было несколько купюр – деньги, которые оставил мне Джинук, – и немножко на счету – то, что я заработала. Вот и все имущество.

Холодный ночной ветер задувал со всех сторон и хлестал мое лицо песчинками, которые он поднял с земли и закружил в воздухе. Холодно! Я сжалась в комочек и прилегла на скамейку.

На рассвете проснулась от холода и больше не смогла заснуть. Я даже не знала, сколько примерно прошло времени. Поежившись, посмотрела на солнце, уже выглянувшее из-за линии горизонта. Оно ярко и радостно освещало своими лучами весь мир, но мое будущее казалось темным – идти мне по-прежнему некуда. На жесткой скамейке было холодно и неуютно. Я снова взглянула на здание отеля напротив – в лучах солнца оно выглядело еще более шикарным и роскошным. Мою лавку и отель разделяло не более ста метров, но какая же пропасть была между ними!

Чем больше я погружалась в свои мысли, тем больше мне начинало казаться, что весь этот мир – фальшивка. Так какой смысл мне вести себя искренне, если мир фальшив? Может, если и я стану такой же, у меня все получится… Всё вокруг фальшь, так что уже нет разницы, где правда, а где ложь. Я опустила голову и пнула фальшивую землю фальшивого мира.

И тогда заметила небольшой прямоугольный предмет на земле – какую-то карточку. Подняв ее с земли, я чуть не вскрикнула от удивления. Это было удостоверение личности студентки престижного университета. Я уставилась на карточку и осознала, что она и станет моим пропуском в фальшивый мир.

Студенты престижного университета ничем не отличались от обычных людей. Они смеялись и болтали, сбившись в кучки, сновали взад и вперед по кампусу. Я пыталась вести себя как можно более естественно. Выхватив в толпе глазами одного из студентов, последовала за ними в лекционный зал. Как можно более незаметно села за один из последних рядов. Развернув пустую тетрадь, переписала в нее тему сегодняшней лекции с доски: «Понять общество будущего».

Профессор совсем не напоминал образ университетского профессора, сложившийся в моей голове, – он был моложе и выглядел элегантнее, чем я представляла. В его волосах проступало совсем немного седины. Он мельком взглянул на меня, зашедшую в аудиторию уже после начала лекции, и продолжил свой монолог:

– Исходя из выступлений всемирно известных футурологов и содержания докладов о будущем, подготовленных Всемирным экономическим форумом, ЮНЕСКО, Организацией экономического сотрудничества и развития и другими организациями, изменения в грядущем обществе будут связаны с экосистемой трудовых ресурсов, деурбанизацией и децентрализацией, а также кризисом, связанным с девальвацией гуманистических ценностей… Кто может сказать мне, какие еще кризисы могут ждать нас в будущем?

Студенты сразу пригнули головы и сделали вид, будто что-то усердно записывают сказанное.

– Что думает по этому поводу опоздавшая? – Профессор протянул руку и указал на меня.

– Я? – переспросила с удивлением я, невольно ткнув себе пальцем в грудь.

– Да-да, вы. Изложите-ка нам свои мысли.

– О, ну… Ну, если мы про кризис, то, думаю, это будет кризис капитализма, кульминацией которого станет масштабная социальная поляризация, потому что норма прибыли выше, чем темпы экономического роста, и неравенство между слоями населения будет все больше расти, так что для новых поколений решающим фактором станет то, в какой семье они родились, а значит, и насколько престижное образование получат. Что в итоге станет угрозой для экономики свободного рынка.

– О! О! О! – раздались несколько преувеличенные возгласы одобрения.

Перед тем как войти в лекционный зал, я заглянула в книжный магазин, чтобы хоть немного походить на студентку университета, и выхватила первую попавшуюся книгу с мудреным названием – «Алгоритм благосостояния».

Фух… Я облегченно выдохнула и опустила голову, чтобы больше не привлекать внимания.

В тетрадь я записала все, услышанное на лекции. Кризисы в новостях, в интернете – кто только не говорит, что мы в опасности! И профессор, разглагольствующий о вызовах и опасностях будущего, и внимательно слушающие его студенты – да знают ли они, что такое настоящая опасность?

Я обвела слово «опасность» в кружок, рядом написала: «нужно избежать!», а между ними – «как?». Между тем лекция закончилась.

Студенты сложили учебники, собрали сумки и вышли из аудитории. Я тоже поспешно взяла свои вещи, собираясь выйти из зала, как вдруг кто-то обратился ко мне:

– Привет!

– О… П-привет! – От неожиданности я запнулась.

Обратившаяся ко мне студентка широко улыбалась.

– А у тебя язык хорошо подвешен… Да расслабься. Я – Ким Дами, первый курс факультета английской литературы.

Я почувствовала, как ее взгляд скользнул по моей одежде. Я купила ее на деньги, которые мне оставил Джинук. В ответ я тоже оглядела ее с ног до головы – по ней было видно, что она из обеспеченной семьи. Я была права – если хорошо одеваться, то ко мне будут притягиваться нормальные ребята.

– Ты с юрфака? – спросила она, взглянув на «Введение в гражданское право» у меня в руках. Эту книгу я купила, заглянув в «Алгоритм благосостояния» и поняв, что такое мне не одолеть.

– А? Ну да, – тихонько ответила я.

– Что ж, приятно познакомиться!

Я слегка пожала ее руку.

– Ты уже вступила в какой-нибудь клуб по интересам?

– Неа.

– Тогда вступай в наш! Клуб фильмов на английском. У нас еще остались места – многие первокурсники считают, что это все равно что занятия по английскому, и не хотят вступать.

– И чем вы занимаетесь в вашем клубе?

– Ну как чем… Смотрим фильмы в оригинале без субтитров – так и учим английский. Ты как будто первый раз о таком слышишь! – В ее голосе звучала беззлобная усмешка.

В клубе, куда я пришла вслед за Дами, было не очень интересно. Мы смотрели фильм, где постоянно появлялись или старики, или дети. Было непонятно, в какой момент надо смеяться или плакать. Ради пресловутого «изучения языка» некоторые сцены мы пересматривали по нескольку раз – я чуть не заснула со скуки.

– Ну и как фильм? – спросила Дами, когда мы вышли из клубной комнаты. Она предложила мне вместе поужинать.

– Даже не знаю, что и сказать… Но, увидев, как старик превращается в ребенка, я почувствовала, что жизнь и правда ужасна.

– Да ты сама как старуха! – рассмеялась Дами.

Кампус был прекрасен в лучах заходящего солнца, и все студенты казались мне ослепительными созданиями. Зазвонил мобильный телефон Дами.

– Да, папа.

– Твоя мама сейчас в больнице, ухаживает за бабушкой, поэтому, кроме тебя, некому. Съезди домой и привези мне оттуда несколько пар носков и нижнего белья.

Мне, шедшей рядом, были хорошо слышны все реплики с той стороны линии.

– Но у нас есть же уборщица – попроси ее… Я с подругой иду ужинать.

– Слушай, это же все-таки деликатный вопрос – нижнее белье и носки. Приходи с подругой. Я куплю вам чего-нибудь вкусненького.

– Пойдешь со мной? – Дами вопросительно посмотрела на меня. Я, выдержав паузу, словно размышляла над ее предложением, кивнула.

– А карманных денег дашь? – закапризничала в трубку Дами.

– Карманные деньги и столик в ресторане с омарами. О’кей?

– Класс!

Отцом Ким Дами был не кто иной, как Ким Хёнсу, владелец компании, производящей суда, летающие над водой. Мужчина лет пятидесяти, произведший на меня довольно хорошее первое впечатление. Даже после того, как все сотрудники расходились по домам, он оставался в офисе и продолжал работать.

Офис был простым и функциональным, с минимальным количеством мебели. А главное – у бизнеса было будущее. Наверное, нетрудно догадаться, как я в итоге начала там работать. Я сблизилась с Ким Дами, иногда видела ее отца, а когда из компании уволилась сотрудница и был нужен кто-то на ее место, я, рассказав слезную историю о том, как мне приходится самой зарабатывать на учебу, устроилась туда.

Я жила обычной жизнью. Каждый день усердно работала, как и все, получая хоть и небольшую, но достаточную зарплату. Остальные сотрудники были благожелательны ко мне, начавшей работать в таком юном возрасте.

Иногда в день зарплаты я, как бы награждая себя, покупала курицу или говядину. Даже открыла небольшой сберегательный вклад – и переехала из общежития в маленькую съемную комнату на чердаке. Я потихоньку обустраивалась: накупила подержанной мебели и техники и поставила маленький горшок с эдельвейсом у изголовья кровати, где много света. Эдельвейс символизирует терпение и мужество. Весной крошечные белые цветы наполняли мою комнату ароматом.

Так прошло несколько лет – буднично, без всяких происшествий. Иногда я в одиночестве выпивала соджу, плача и вспоминая об отце. Но в меру – ничто не могло нарушить мой рабочий цикл.

Я поддерживала связь с Джинуком через сообщения. Как и ожидалось, он поступил на мехмат Сеульского университета. В честь этого в маленьком городе, где мы жили, даже повесили большой плакат.

Иногда он звонил, но я не брала трубку. Тогда приходили сообщения подобного содержания: «Эй, ты обещала отвечать на звонки. Возьми трубку!» Я не отвечала и на них – и тогда он начинал бомбардировать меня текстами, но вскоре сдавался и замолкал.

Я просто не хотела, чтобы в моей жизни было что-то – или кто-то – из прошлого. Судя по сообщениям Джинука, после моего побега бандиты несколько раз врывалась в дом, переворачивали там всё вверх дном, и даже ему досталось от них. Мне было его жаль, но что я могла поделать… Последний раз он выходил на связь, когда собрался на Филиппины. Вроде в путешествие. Точно не помню.

Дами уехала учиться в США, закончив третий курс. Это была обычная практика для детей из обеспеченных семей. Она старалась особо не хвастаться мне своей жизнью там – ибо наверняка думала, что мне пришлось уйти из вуза, потому что не было денег на оплату обучения.

Я считала, что и дальше буду так жить – тихо и без происшествий. Но все пошло не по плану, когда я увидела кровь Ким Хёнсу на побережье острова Коджедо…

Глава 2
Выпускница

Завтрак всегда подавался ровно в семь утра. Чон Гымхи ставила будильник на полшестого, но просыпалась еще до его звонка. Заводила она его на всякий случай, потому что привыкла быть в жизни готовой ко всему. Мало ли проспит – тогда и готовка завтрака затормозится…

Выйдя из спальни, она окинула взглядом гостиную и кухню, освещенную лучами только-только взошедшего солнца. Открыв окно, услышала щебет птиц. Нет, не щебет – тревожный плач; по крайней мере, так показалось Гымхи – ей было неизвестно, какой смысл видели в нем сами птицы. Может, то, что нам кажется свободой – пара крыльев и возможность свободно парить над землей, – для самой птицы есть жестокая ловушка, и она жалобно кричит, ища спасения… Ночь отступала, и воздух становился прозрачен, как стекло.

– Доброе утро! – поздоровались с ней две горничные, когда Гымхи зашла на кухню, пройдя сквозь длинный коридор. Если она встала в полшестого, то они, должно быть, встали в пять. Горничные уже раздвинули тяжелые шторы и теперь готовили завтрак.

– И вам доброго утра, – улыбнулась им Гымхи. Ее голос звучал преувеличенно звонко, словно она пыталась прогнать последние остатки сна. – Скажите, все готово? – Она всегда обращалась к работникам на «вы», как и все в этой семье.

– Да.

Завязав фартук, Гымхи встала перед разделочным столом. Горничная поднесла ей большую миску с вьюнами – рыбами, похожими чем-то на угрей.

– Если позволите, мы сами… – Смутившись, горничная не закончила фразу.

– Да я бы с удовольствием, но что поделать – больно уж любит глава семьи мою стряпню…

Гымхи сыпанула в миску горсть соли. Вьюны зашевелились. Хороши – жирные и длинные… При попытке схватить их за хвост они со страшной силой выворачиваются и ускользают из рук. Но под воздействием соли с них сходит слизь. Гымхи вытерла ее с рыб тыквенным листом. Молодая горничная, наблюдавшая эту сцену, не выдержала и отвернулась. Гымхи рассмеялась.

– Что, неприятно это видеть? Как они, живые существа, корчатся от боли? Небось думаете про себя: «Как вообще это можно есть?» А сами-то не едите из них суп чуотан?

– Есть-то ем, но там они в перетертом виде… – возразила горничная.

– Да, в последнее время все так и едят… Но в перетертом виде весь вкус теряется. Если есть целиком, пережевывая куски, очень вкусно!

Горничная кивнула – впрочем, это было не согласие со словами Гымхи, а скорее формальная вежливость в адрес хозяйки.

– Скажу по секрету, я тоже не люблю чуотан, – сказала Гымхи полушепотом. – Но что делать, наш глава семьи так его любит!

Она взглядом указала на большую кастрюлю, стоявшую на плите, и горничная, уловившая этот взгляд, открыла крышку – под ней уже бурлил бульон с разными приправами и соевой пастой. Туда они засыпали еще живых вьюнов и кусок тофу.

Гымхи ждала, когда суп снова закипит. Наконец на поверхности кастрюли образовалась пена. Вьюны, яростно извиваясь, заползали на плавающий на поверхности тофу как на последний оплот, где они могли спастись от кипятка, не быть сваренными заживо. Они слились с тофу в одну массу, словно в симбиозе.

Гымхи вдруг почувствовала, что сопереживает этим существам, так отчаянно борющимся за свою жизнь; да и сама она не такая же ли? Уже прошло три года с тех пор, как она появилась в этом доме, но все еще не могла избавиться от чувства, что осталась тут чужой. На словах-то да, теперь она хозяйка дома, но пришла сюда на все готовое, так что в общем-то является чужеродным объектом.

Даже после того, как Гымхи стала хозяйкой, многое осталось без изменений. Она не стала менять заведенные прежней хозяйкой распорядки и обустроенный ею интерьер – просто приспособилась ко всему этому. Старалась всем видом показать, что наследует установленную систему, отдавая дань уважения. Она хорошо знала, что высокомерие, с которым избавляются от всех устоев и вещей, напоминающих о прежних хозяевах, – это удел тех, кому нечего терять.

Нет, Гымхи избрала другой путь – завладевала домом тихо и осторожно, как туман, который мягко и незаметно окутывает тело; и вот в какой-то момент мы с удивлением замечаем, что насквозь вымокли в его влаге. Поэтому иногда ей казалось, что она как эти вьюны. Эти вызывающие отвращение, скользкие, извивающиеся вьюны, пытающиеся забраться на тофу и слиться с ним в одно. Она тоже забралась в этот дом и слилась с ним, чтобы выжить.

Гымхи бросила в кипящий суп листья капусты, черешки таро¹⁵ и вешенки – и снова довела его до кипения. Достав тофу, нашпигованный вьюнами, аккуратно разрезала его на небольшие кусочки и переложила в чугунный горшочек, налив сверху бульон и добавив мелко порубленные перец, чеснок и имбирь. Вместе с горшочком с супом подготовила закуски – кимчхи, маринованные огурцы и маринованную зелень в соусе из соевых бобов.

– М-м, какой запах!

На часах было ровно семь. Глава семьи Пэк Сончхоль и его дети – дочь Пэк Дохи и сын Пэк Дохён – вошли в столовую.

– Прошу к столу.

Горничные и Гымхи расставляли завтрак, и скоро большой круглый стол оказался заполнен яствами.

Именно Пэк Сончхоль настоял на том, чтобы стол был круглой формы, – ему казалось, что, сидя во главе прямоугольного стола, он будто смотрит на членов своей семьи свысока. И правда, круглый стол будто создавал атмосферу равноправия и гармонии.

Но только не для Гымхи и двух отпрысков Сончхоля – уж они-то знали, что здесь, за этим столом, разворачивается схватка не на жизнь, а на смерть. Компания, основанная Пэком, которая должна была управляться всей семьей, входила в топ-50 крупнейших корпораций. И они знали: чтобы чего-то добиться в этой компании, быть дочерью, сыном или женой недостаточно – нужно приносить бизнесу пользу, доказывая этим свою ценность.

Основной деятельностью компании была закупка сырья и переработка его в различные виды сталелитейной продукции – горячекатаный и толстолистовой прокат, катанку¹⁶, холоднокатаную сталь, электрооцинкованную, электротехническую, нержавеющую, а также титан – с последующим экспортом. За последние несколько лет компания добилась значительного роста на рынке стали для автомобилей. В этом году планировалось реализовать около 6 миллионов тонн автомобильной стали, а в течение пяти лет увеличить объем продаж до 30 миллионов тонн. Это позволило бы компании стать поистине глобальным игроком в своей отрасли.

– Благодарю вас, – сказал Пэк Сончхоль горничной, наливавшей ему в стакан воду, – он тоже никогда не позволял себе обращение на «ты» к прислуге. Ему было около пятидесяти с небольшим, и его голос звучал спокойно, а манеры отличались уравновешенностью. Это была не показная строгость или напускная серьезность, а скорее уверенность человека, многое испытавшего на своем веку.

– Ну, давайте есть… – И он первым зачерпнул ложкой горячий бульон. – Да, именно этот вкус! Вот из-за этого вкуса мне без тебя никак. Кто еще, кроме тебя, сможет приготовить такое?

И сегодня Пэк Сончхоль похвалил Гымхи.

– Сегодня первый день запуска нового проекта, так что нужно вас поддержать, – с улыбкой сказала она.

Пэк Сончхоль кивнул.

Пэк Дохи перемешивала суп ложкой. Вид вьюнов в тофу был отвратителен. Пэк Сончхоль бросил на нее предупреждающий немой взгляд. Ничего не поделать – и девочка поднесла ложку ко рту.

– Угх, это невозможно есть! – воскликнула она, со стуком кинув ложку на стол. – Дайте мне что-то другое. – Нахмурилась и кивнула горничной.

Гымхи встала и поставила перед ней тарелку с заранее приготовленным запасным вариантом – свежий салат с внушительным количеством икры, яйцо всмятку и блины с кленовым сиропом.

Это были любимые блюда Дохи. В такие моменты Чон Гымхи невольно вспоминала свое детство, когда у нее не было даже мыслей о таких блюдах, и время, проведенное в Академии слуг, где ей приходилось голодать. А Дохи… Она родилась с серебряной ложкой во рту и могла позволить себе запросто потратить десятки тысяч в день на прием пищи. Чон Гымхи знала, что Дохи предпочтет супу с вьюнами что-то более подходящее. Строго говоря, теперь она была ее матерью и должна была хорошо понимать вкусы и предпочтения дочери.

– Да, вот оно! Ну можно же было с самого начала дать что-то нормальное! – сказала Дохи, бросив мимолетный взгляд на Гымхи. Это был взгляд, наполненный досадой, – она хотела к чему-то прицепиться, но было не к чему.

– Если ты не чувствовала металлический запах крови в носу, тебе точно не понять всю прелесть этого вкуса, – сказал Пэк Сончхоль, держа горшочек с чуотаном и продолжая есть.

Дохи, закатив глаза, подумала: «Опять утренний монолог».

– Когда вы, дети, были еще малышами, я поехал в командировку в ЮАР. Это было время, когда дела в компании шли плохо. Для многих ЮАР и по сей день – просто страна где-то в Африке с серьезной расовой дискриминацией, но для нас она важна тем, что богата полезными ископаемыми. Я должен был посетить семь городов за пять дней, это был сумасшедший график. Если б мы не заключили контракт, компания обанкротилась бы и все сотрудники остались без работы, а я оказался бы в тюрьме. Я работал семьдесят часов без сна. Жара была ужасной! Днем температура достигала сорока градусов. Во рту появлялся привкус пота, зубы шатались, болели, хотелось все их просто повырывать к чертям. Для компании это был переломный момент – в случае успеха у нас появилась бы прочная база, а в случае неудачи – хоть в петлю лезь от отчаяния. Я поставил на кон все, отправившись туда… – Дохи ковыряла вилкой свой салат, думая, что лучше было не выеживаться и есть этот треклятый чуотан. – Наконец, когда я все-таки подписал контракт и вышел из комнаты, я сразу упал. Тогда внезапно налетел страшный шквал. Это был сильный ветер из Южного океана, и он был настолько мощным, что выдул все загрязнения и дым из атмосферы Кейптауна. Местные зовут этот ветер Кейп Доктор¹⁷ – он выметает всю грязь и очищает город, – продолжал Пэк Сончхоль, погруженный в раздумья. – И меня он захватил – что-то горячее поднималось изнутри, закололо в области солнечного сплетения. «Дуй, дуй! Уноси с собой все мои беды и страдания. Отныне – только вперед с попутным ветром!» Так я думал, и вдруг из носа как потечет кровь, и в голове как зазвенит – и тогда я упал и потерял сознание. Но прежде меня молнией пронзила мысль: «Я выиграл, это успех!» Никому не понять то, что я испытал в тот момент. Это чувство успеха после невыносимых страданий – оно отпечаталось в каждой клеточке моего тела.

«Что это вообще имеет общего с мерзким чуотаном?» – хотела спросить Дохи, но молчала – за нее говорило ее выражение лица.

– Когда я пришел в себя, только тогда понял, что ужасно голоден. Целый день ничего не ел. Когда я осознал это, меня охватил такой голод, что живот будто прилип к спине. Я понял, что должен что-то съесть, и пошел искать ресторан. Кто бы мог подумать, что там, в сердце ЮАР и за тысячи километров от дома, мне доведется попробовать чуотан? Передо мной показалась вывеска – «Сеул Гарден». Я тут же забежал внутрь и заказал суп. Не могу передать, что я почувствовал. Если б мне пришлось выбрать одно блюдо на всю жизнь, это был бы он.

Пэк Сончхоль посмотрел на Чон Гымхи и улыбнулся.

– Этот чуотан, что стоит передо мной, имеет тот самый вкус, который я испытал тогда. Вкус успеха! – сказал Пэк Сончхоль.

Гымхи знала это.

– Еда – это не просто топливо, проходящее через кишечник, использующееся на наши ежедневные нужды, а затем выходящее из нас в виде отходов, – нет, это что-то большее, это акт, который одновременно включает в себя временное и пространственное измерение, это процесс, который отражает историю человека. Есть, спать и испражняться – всё это естественные процессы, но только прием пищи лучше всего отражает статус человека. Накопленный опыт и текущее положение человека определяют то, что он будет есть сегодня. А то, станет ли прием пищи просто трапезой или же останется в памяти до самой смерти, зависит от того, что человек испытывал на тот момент, какие думы думал и что переживал. И для меня чуотан – больше, чем просто суп; для меня это воспоминания о том дне и о том месте…