Czytaj książkę: «Любовь короля. Том 1»

Czcionka:

The King in Love

Kim Yi Ryoung

왕은 사랑한다 1 The King is in Love Vol 1

Originally published by Paranmedia

Иллюстрация на переплете Naoki dead (Серикова Алеся)

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

«Что есть любовь, а что – дружба? Юным героям романа предстоит разобраться в этих непростых вопросах и понять, готовы ли они потерять друг друга, если выбор невозможен».
Анна, the_adventures_of_Anna

1
Друзья

Кэгён¹, сердце государства Корё. В этот город ведут все дороги, сюда везут все товары, сюда стекаются люди. Несмотря на вражеские набеги и попытки перенести столицу, Кэгён не одну сотню лет остается главным городом государства, потому что здесь родился будущий основатель Корё – ван² Тхэджо, из-за чего Кэгён считается священной родиной королевской династии.

Гора-хозяин Сонаксан, питаясь энергией горы-предка Пэктусан, ограждает Кэгён с севера, точно гигантская ширма. Высокая вершина Огонсан на западе и низкая Тогамбон на востоке, то есть белый тигр и синий дракон, защищают королевский город справа и слева. Северо-западная возвышенность сменяется юго-восточной равниной – идеальное место выхода на поверхность земной энергии. Королевский дворец строился в строгой гармонии с природным ландшафтом, чтобы в полной мере впитать драгоценную живительную силу³.

Во дворце живут самые высокородные люди государства: ван и его семья. Казалось бы, государевы подданные должны любить и почитать королевскую семью – потомков первого правителя Корё, в котором текла кровь Горного и Морского богов, однако такие чувства испытывают не все.

Прошло более десяти лет с тех пор, как страна покорилась монголам после череды разорительных нашествий. Королевский двор и влиятельные кланы бежали на остров Канхвадо, а простые люди, на чьи плечи легли тяготы сопротивления завоевателям, в конце концов были так истощены, что втайне приветствовали окончательное поражение. Во многом это произошло потому, что даже во время войн людям приходилось платить высокие налоги. Когда наконец пришел мир, рухнул военный режим, для которого ван был всего лишь марионеткой, и правитель вернулся в Кэгён, люди надеялись, что все изменится к лучшему. Но надежды так и остались надеждами: и до монгольских нашествий, и во время вторжений, и после заключения мира простым корёсцам жилось одинаково плохо.

Корё превратилось в вассала монгольской империи Юань, и новым бременем для населения стала выплата дани и принудительная отправка корёских девиц в жены монголам. Сказались на простых людях и последствия двух неудачных попыток монголов завоевать Японию. Как будто мало захватчиков, местная знать тиранила и притесняла народ. Однако ван словно не видел этого и не пытался облегчить страдания низших слоев населения, а лишь поощрял сановников. Конечно, простые люди теряли любовь и почтение к королевской семье.

Ван во всем слушался жену, монгольскую принцессу⁴, и в Корё это считали унизительным. Простолюдины между собой часто поливали грязью монарха и его супругу. Вот такая польза была от непопулярного вана: злословя о монархе, люди хотя бы отчасти избавлялись от накопившихся недовольства и гнева.

В такой обстановке и началась эта история.

Если идти вниз по течению ручья Энгечхон, берущего начало за крепостной стеной на вершине Огонсан и пересекающего Кэгён с запада на восток, рядом с мостом Сурюккё можно увидеть большую конную ярмарку, где превосходные скакуны ожидают новых хозяев. Обычно ярмарку посещали самые богатые и знатные люди Кэгёна, но сегодня здесь было непривычно тихо. В ожидании покупателей торговцы, собираясь по двое, по трое, негромко переговаривались о наболевшем.

– Слышал, зять генерала Чана забрал у тебя двух лошадей; ты серебро-то за них получил? – спросил торговца Ёма один из его приятелей.

– Если бы. Был не сам зять, а его слуга. Сказал, что лошади нужны генералу для поездки в Юань и чтобы за платой я пришел к ним в дом. Я-то сходил, только там мне сказали, что отряд уже отбыл, и велели явиться позже.

– Вот это да. Похоже, не заплатят, – вступил в разговор третий.

– Может, генерал и не думал уезжать.

– И ведь не одну лошадь взяли, а две. Тебя не побили, и то хорошо.

– Как думаешь покрыть убытки?

– Придется в следующий раз завышать цену. Не повезет моему следующему покупателю. А виноваты Чаны и их жадные родственники.

– В этот раз двух лошадей увели, а в следующий раз и трех могут. Не лучше ли подкараулить того слугу и отвести к стражникам, чтобы разобрались?

– Да ты подумай, что со мной тогда будет! Еще самого упекут в темницу, кто тогда мою семью будет кормить? Это же Чаны. Генералу благоволят и ван, и его супруга. От меня и места мокрого не останется. Перед такими, как они, нам только до земли кланяться да падать ниц.

Главой семьи Чан, о котором злоязычничали торговцы, был генерал Чан Суллён. Этнический уйгур, он прибыл в Корё в свите монгольской принцессы как ее доверенное лицо. Его настоящим именем было Самга. В Корё он получил звание генерала и, обладая немалой властью, не брезговал любыми способами обогащения, чем вызывал негодование простого народа. Не только члены его семьи, но даже и его слуги частенько нарушали закон, оставаясь безнаказанными, так как были защищены неприкосновенностью генерала. Тот, кто осмеливался жаловаться, сам подвергался наказанию. Именно поэтому торговцы были настроены так враждебно.

Двое юношей, которые прислушивались к разговору торговцев, рассеянно разглядывая ряды лошадей, покинули ярмарку и пересекли мост. Оба были свежи и хороши собой, хотя их облики разительно отличались. У одного были глаза феникса – небольшие, удлиненной формы, с чуть приподнятыми внешними уголками, правильный высокий нос и полные красные губы, такие чарующие и манящие, что позавидовали бы многие красавицы. Легкая улыбка была слишком искушенной для его возраста и больше подошла бы взрослому мужчине. Черты его спутника были проще, но выразительнее. Прямые брови и нос, спокойный взгляд черных глаз, отражающий ясный ум, плотно сомкнутые узкие губы, говорящие о волевом характере. Если первый походил на великолепного павлина, то второй – на благородного белого журавля. Казалось, оба юноши из знатных семей, однако одеты они были очень просто.

– Евнух⁵ Чхве Сеён присвоил чужого раба⁶, родственник генерала Чан Суллёна присвоил чужих лошадей… Но никто на них не жалуется, и виновных не наказывают, я правильно понимаю? – спросил похожий на белого журавля.

Его прекрасный спутник покусал нижнюю губу и ответил:

– Все, что мы сегодня услышали, очень печально. Любимчики вана крадут чужие земли, чужих рабов и чужое имущество, будто воры. Люди только об этом и говорят.

– Будда сравнивал человека с мотыльком, летящим на огонь. Похоже, некоторых привлекает адское пламя, ваше высочество.

– Запиши все, что мы сегодня услышали, Лин. Я позабочусь, чтобы они угодили прямиком в это адское пламя.

Улыбка исчезла с губ, брови нахмурились, пленительное лицо стало суровым. Юноша, похожий на павлина, смотрел прямо перед собой, его еще по-детски круглый подбородок напрягся. Это был не кто иной, как наследный принц Ван Вон. Его благородного спутника звали Ван Лин, он был третьим сыном Ван Ёна, высокопоставленного сановника из королевского рода, и лучшим другом наследного принца.

Эти двое, переодевшись, появились на улицах Кэгёна, потому что наследный принц захотел послушать, о чем говорят жители столицы. Сегодня друзья узнали, что самые приближенные к вану сановники открыто и бесстыдно обманывают народ. Довелось им услышать и сплетни о самом ване, который ничего знать не хочет, кроме охоты, а также о его жене, юаньской принцессе, которая играет с монархом, как кошка с мышкой. Чем больше проклятий в адрес родителей достигали ушей наследного принца, тем сильнее мрачнело его прекрасное лицо и тем реже на чувственных губах играла улыбка.

Внезапно Вон остановился и посмотрел на спутника. Слабая улыбка опять тронула губы, но брови остались нахмуренными.

Со странным блеском в глазах Вон так близко наклонился к Лину, что чуть было не уткнулся носом ему в лицо.

– Мы договорились, что ты не станешь называть меня «высочеством» во время прогулки, забыл?

– Простите, ваше высочество.

– Опять!

– Извини. Я буду осторожнее, – смущенно выдавил Лин.

Его неловкость развеселила наследного принца.

Лин собрался идти дальше, но Вон схватил его за рукав.

– И называй меня по имени.

– Я не могу.

– Неужели не знаешь, как меня зовут?

– Ваше высочество… – очень тихо, но твердо возразил Лин.

Когда Вон услышал отказ, его и без того узкие глаза превратились в две щелки.

– Я здесь не для того, чтобы весь Кэгён узнал, кто я такой. Мы друзья и должны называть друг друга по имени.

– Даже если это приказ…

– Нет, не приказ. Я не могу приказывать другу. Ты вообще меня слушаешь?

Наследный принц упрямо поджал красные губы. Пусть он и сказал, что это не приказ, было понятно, что лучше бы согласиться, если не хочешь несколько дней выслушивать упреки. Лин, прекрасно знавший характер принца, смиренно улыбнулся и уступил. Время от времени Лину становилось неловко за ребячество Вона, но еще чаще он поражался великодушию наследного принца, который действительно относился к нему как к другу, невзирая на свое высокое положение.

Почти сразу за мостом широкая улица, протянувшаяся от западных ворот Соныймун до восточных ворот Сунинмун, пересекалась с самой большой улицей города Намдэга, которая начиналась от главных ворот Кванхвамун и вела на юг. Участок от ворот Кванхвамун до перекрестка был торговым, деловым и культурным центром Корё.

На перекрестке юноши свернули на улицу Намдэга, по обеим сторонам которой теснились торговые лавки. В отличие от конной ярмарки здесь было не протолкнуться. Судя по всему, большинство пришло за бесплатной рисовой кашей. Ее получали в большом шатре, где стояли огромные глиняные горшки онги. Все сами накладывали или скорее наливали кашу – ее традиционно готовили жидковатой – для этого рядом лежали чаши и черпак. Кашу мог есть любой, независимо от социального статуса, и, конечно, это был самый желанный подарок для бедноты. Обычай существовал издавна: время от времени милосердие проявляли королевский двор и богатые буддийские монастыри. Однако сегодня благодетелем был лично Ван Вон. Наследный принц и его друг с удовольствием наблюдали, как люди идут и идут к шатру за бесплатной едой.

– Ваше высочество, разве мы не возвращаемся во дворец? – спросил Лин, когда его спутник неожиданно повернул на юг к мосту Нактхагё.

– Лин, ты опять забыл, – упрекнул его Вон, вместо того чтобы ответить.

Наследный принц юркнул в переулок, где теснились домики с соломенными крышами, и Лин, которому по-прежнему с трудом давалось обращение на «ты» и без титула, последовал за ним. Через какое-то время они дошли до большого красивого дома с черепичной крышей. Еще дальше прятались, словно крабы в песке, совсем бедные хижины. В Кэгёне можно было увидеть любое жилье, какое только умели строить в Корё; богатые дома и лачуги часто располагались совсем близко друг к другу.

Место, в котором оказались юноши, даже по меркам Кэгёна было слишком неприглядным и жалким. В основном тут жили одинокие старики и дети-сироты, потерявшие близких во время монгольских нашествий. Впервые друзья забрели сюда несколько месяцев назад. Наследный принц, которого до глубины души потрясло увиденное – особенно бледные и худые, точно скелеты, дети, – дал себе слово как можно чаще устраивать на рынке раздачу бесплатной рисовой каши. Сейчас он вернулся сюда, чтобы убедиться, что детям достается хоть немного еды.

Мимо юношей пробежала стайка детей. Их щеки раскраснелись, точно цветущие розы. На губах принца заиграла улыбка.

Лин, наблюдавший за ребятишками, но не выпускавший из виду и своего спутника, тихо сказал:

– Эти дети не голодны, но они поели не на рынке.

Наследный принц недоверчиво приподнял бровь, но Лин оказался прав: с той стороны, откуда прибежали дети, донесся запах еды. Похоже, что-то происходило в глубине переулка. Друзья быстро пошли вперед и вскоре увидели шатер, откуда выходили местные бедняки, державшие в руках миски с дымящейся едой. Вон раздвинул полы шатра и вошел внутрь, Лин не отставал от него ни на шаг.

Внутри шатер почти не отличался от тех, что устанавливали на улице Намдэга. Большой котел с кашей, груда деревянных мисок. Разница заключалась в том, что рис накладывала толстая приземистая женщина лет сорока, тогда как на рынке люди брали еду сами. Рядом с женщиной трудилась помощница, которой на вид было чуть за двадцать, – она следила за тем, чтобы каша немного остыла, и только потом вручала тарелки. Внутри шатра аппетитный запах еды мешался с кислым запахом, исходившим от тряпья бедняков. Толстая женщина сразу заметила необычных гостей, и ее маленькие глазки-фасолины уставились на вошедших. Взгляд был недобрым и подозрительным: женщина явно не верила, что юноши пришли за едой. Ее помощница, напротив, без колебаний вручила миски с рисовой кашей красивым юным незнакомцам.

Увидев, как Вон, не моргнув глазом, взял миску, толстуха проворчала, помахивая черпаком:

– На рынке не могли поесть? Зачем сюда приходить?

– Госпожа велела кормить всех, – ответила помощница, легонько толкнув женщину локтем.

Вон прихлебнул кашу и широко улыбнулся, девушка тоже расплылась в улыбке. Она не могла отвести от него глаз.

Вон добродушно спросил:

– Госпожа? Разве кашу раздают не благодаря наследному принцу?

– Его кашу раздают на рынке, а это пожертвование единственной дочери Ёнъин-бэка⁷ из королевского рода. Когда старики и дети, живущие здесь, приходят на рынок, к ним не очень-то хорошо относятся: жалуются на запах, подозревают в воровстве. Так что получить там еду здешним жителям очень непросто. Поэтому госпожа отправила нас сюда. Мы приходим раз в три дня.

– А почему просто не оставить черпак и миски, чтобы каждый сам брал еду?

– Госпожа говорит, что старики и дети здесь такие голодные, что набросятся на горячее и сделают себе еще хуже. Она велела студить кашу и только потом раздавать. К тому же дети могут не справиться, еще обожгутся о горячий котел.

Губы Вона округлились от удивления.

Помолчав, он сказал:

– Ваша хозяйка поистине добра. Значит, дочь Ёнъин-бэка?

– Именно так. Госпожа устраивает раздачу пищи здесь, потому что люди не могут получить бесплатную еду, которую раздают по приказу наследного принца. Она поступает так всякий раз, когда на рынке кормят народ.

– Наша госпожа не хвастает добрыми делами, поэтому все и думают, что эта каша тоже от наследного принца. Если доели, идите отсюда, не мешайте кормить детей, – грубо встряла в разговор толстуха.

Однако Вон лишь отступил от стола, давая проход детям, тянувшимся за мисками с кашей, и спросил недружелюбную женщину:

– Означают ли ваши слова, что благодетельствует госпожа, а пожинает лавры наследный принц?

– Наша госпожа говорит, что следует благородному примеру наследника, – опережая толстуху, быстро ответила молодая помощница.

Женщина, по-видимому, решила больше не обращать внимания на незваных гостей и принялась орудовать черпаком.

Вону понравились слова девушки, и он со значением взглянул на Лина:

– Как хорошо сказано! Госпожа не только добра, но еще и умеет красиво говорить. Интересно, как она выглядит, да, Лин?

Лин молча кивнул. Чтобы в ответ не называть принца по имени, он решил просто не говорить ни слова. Разгадав его уловку, Вон хмыкнул и слегка сморщил нос. Отвернувшись от безмолвного спутника, он вновь взглянул на девушку, которая не сводила с него сияющих глаз и была готова ответить на любые вопросы.

– Осмелюсь предположить, что ваша госпожа столь же красива, сколь и добра.

– Ох, она была настоящей красавицей…

– Была? То есть сейчас она изменилась?

– Теперь у нее на лице большой шрам. Ей приходится носить шелковую повязку, чтобы его скрывать.

– Не может быть! Что же случилось?

– Несколько лет назад, когда она путешествовала вместе с матушкой, на них напали разбойники. Они жестоко расправились с матушкой, а молодая госпожа чудом осталась жива.

– Какое несчастье!

– И не говорите. Бедная наша госпожа! Она теперь не выходит из дома и прячет лицо под повязкой. Одна радость – из-за этого шрама ее не отправят в Юань вместе с другими девушками.

– Разве ее могут отправить к монголам, если она единственная дочь вельможи из королевского рода?

– Неужели вы ничего не знаете? Господин Ёнъин-бэк очень богат, и ни для кого не секрет, что королева положила глаз на его богатство. После смерти господина имущество достанется его единственной дочери, вот он и боится, что жадная королева велит ей ехать в Юань.

– Чхэбон, несносная девчонка! Сколько раз велела тебе не трепать языком! Не ровен час, нам обеим не сносить головы! – прикрикнула толстуха, грохнув черпаком по котлу, и полоснула острым взглядом по Вону, который горько молчал, услышав сплетню о матери. – Хватит выспрашивать и идите уже отсюда. Вы, похоже, ребята из благородных семей, но все равно не ровня нашей госпоже.

Вон проигнорировал женщину с маленькими глазками и опять обратился к Чхэбон:

– А кто именно говорит, что королева завидует богатству Ёнъин-бэка? Да еще так сильно, что готова отослать его дочь в Юань?

Девушка лишь пожала плечами, но все же ответила, когда Вон подарил ей улыбку:

– Да все говорят. О жадности королевы знает в Кэгёне каждый. Разве вы не слышали, что по ее приказу угнали триста рабов из поместья Кванпхён-гона?⁸ А еще она возжелала золотую пагоду из монастыря Хынванса. Если уж ей что-то приглянулось, готовься распрощаться с имуществом. На рынке много таких историй рассказывают. Хвалят ее только за рождение достойного наследника.

– Ну что мне с ней делать! Того и жди накликает беду!

– Достойного наследника? – Вон опять не обратил внимания на окрик толстухи, а уголок его рта пополз вверх.

В его темных глазах разгорался гневный огонь, но в то же время принц не мог побороть любопытство. Очень уж интересно было услышать, что о тебе скажет тот, кто не знает, с кем разговаривает.

– Сама я его не встречала, но люди говорят, что он прекрасен, как белый пион. У женщин, прислуживающих во дворце, дыхание перехватывает, когда они его видят.

Вон не сдержался и прыснул. А он-то думал, что речь пойдет о его уме или добром нраве!

Видя, что девушка и не думает останавливаться, толстуха замахнулась черпаком и ринулась в атаку. Каша из черпака разлеталась во все стороны.

– Ты замолчишь или нет, негодница?!

– Ох, вы же всех кашей забрызгали!

Чхэбон ловко уворачивалась от свирепо размахивавшей черпаком женщины, а старики и дети, посмеиваясь над ними, утирали лица и отряхивали одежду.

Друзьям удалось выбраться из переполненного шатра и даже не запачкаться кашей. Лин, который в шатре не сказал ни слова, хмурил брови, однако Вон, судя по всему, был в хорошем настроении.

Наследный принц весело зашептал на ухо товарищу:

– Только подумай: пион! Это не тот цветок, с которым сравнивают кого угодно! Я имею в виду: «Любуются друг другом дева и пион…» Будь я женщиной, в Корё могло бы случиться свое восстание Ань Лушаня⁹. Как думаешь, Лин?

Стихотворение, процитированное Воном, написал китайский поэт Ли Бо для императора династии Тан Сюань-цзуна, оно воспевало красоту его возлюбленной Ян-гуйфэй, которую Ли Бо сравнивал с пионом. Лин неодобрительно покосился на принца: ему не нравилось, что Вон легкомысленно приравнял себя к императорской наложнице.

– Только у Ли Бо пион не белый, а розовый; как думаешь, это считается? – продолжал Вон, его глаза улыбались.

– Ваше высочество не женщина, так что не считается.

– С тобой и не посмеешься, – добродушно заметил наследный принц на сухой ответ Лина.

Его спутник поторопился сменить тему:

– За Ёнъин-бэком тянется дурная слава – говорят, что он обогащается любыми способами. Не ожидал встретить в таком месте женщину, которая ему сочувствует.

Вон кивнул в знак согласия:

– Я тоже. Он получил свой титул, когда смог угодить хану, и тот даже одарил его императорским вином. Ёнъин-бэк обдирает всех, лишь бы делать богатые подношения монголам.

– Ходили слухи, что нападение на жену Ёнъин-бэка подстроил кто-то из пострадавших от его жадности.

– Выходит, дети не всегда похожи на родителей, раз его дочь тайно помогает бедным. Пусть ее добрые дела и не искупают проступков отца, но они достойны похвалы.

Юноши уже вышли из переулка и направились в сторону рынка, когда их разговор прервал чей-то резкий голос, лязгнувший точно молот в кузнице. Казалось, голос принадлежит разгневанному мужчине, который находится где-то совсем близко. Следом послышался детский плач, и Вон с Лином остановились, прислушиваясь. Теперь опять вскрикнул мужчина, и друзья, не сговариваясь, быстро зашагали туда, откуда доносились голоса. Из боковой улочки вдруг вылетел, точно мячик, мальчик лет десяти. Его глаза покраснели, он прижимал к груди двух кроликов. Ребенок мчался с такой скоростью, что врезался бы в наследного принца, не увернись тот в последнюю секунду. Проводив взглядом пролетевшего, как стрела, мальчишку, друзья озадаченно повернулись к улочке, откуда он появился. В узком проходе у земляной стены они увидели трех человек: юношу примерно их возраста и двух взрослых бородатых мужчин. Один из бородачей, схватившись за живот, сидел на земле и стонал, раздувая огромные ноздри. Судя по виду юноши, который смотрел на страдальца, уперев руку в бок, это он ударил мужчину.

Второй бородач, поддерживавший первого, заикаясь, проговорил:

– Т-ты… это… усы еще не отрастил, а п-поднимаешь руку на с-старшего?.. Да т-ты знаешь, кто мы т-такие?..

– Как же не знать! Презренные воры, напавшие на ребенка, – ответил юноша чистым и звучным голосом.

Похоже, он остановил воров, которые чуть не отобрали кроликов у мальчика.

Увидев, как упавший на землю мужчина неловко поднимается, Лин зашептал Вону:

– Они вдвоем сейчас на него набросятся. Ему нужна наша помощь.

– Думаю, нам стоит немного подождать, Лин, – с легкой улыбкой ответил наследный принц. – Он как будто совсем не боится этих здоровяков. Давай посмотрим, что будет дальше. Вмешаемся при необходимости.

Вероятно, из-за того, что уже получил в живот, Большие Ноздри не полез в драку, а заорал:

– Воры, говоришь?! Ах ты, паршивец! Да мы из Соколиной службы! Для королевских охотничьих соколов пропитание ищем! А тебя посадят за то, что помешал делу государственной важности!

– А не потому ли слюни у тебя текли, что сам хотел полакомиться крольчатиной? Воровство называешь делом государственной важности?

– Т-так мы бы п-пожарили и с-съели, а остатки-то с-соколам! Н-ничего-то т-ты не знаешь! – встрял Заика.

– Говоришь, кормите соколов объедками и костями? Ты их с дворовыми псами не перепутал? – насмешливо спросил юноша.

Большие Ноздри с досадой хлопнул Заику по спине. Тот отступил, а Большие Ноздри, напротив, шагнул к юноше.

– Я с тобой спорить не собираюсь, – заявил он. – Из-за тебя мы потеряли кроликов, так что придется тебе заплатить. К тому же ты помешал дворцовым служащим. С тебя два ляна¹⁰ серебра.

– Платить бессовестным ворам? Ну уж нет. Идемте-ка лучше к стражникам. Расскажу им, как вы грабите население, прикрываясь Соколиной службой, где о вас даже не слышали.

Любой другой на его месте перепугался бы, как только бородачи упомянули Соколиную службу, однако юноша и глазом не моргнул. Он был прав: Большие Ноздри и Заика были всего лишь ворами, которые вымогали живность и серебро, называясь дворцовыми служащими. Они отнюдь не горели желанием оказаться перед стражниками, но и уступать зеленому юнцу было им не с руки. Тем более что юнец посмел ударить старшего.

Большие Ноздри предпринял новую попытку, грозно крикнув:

– Думаешь, не пойдем? Еще как пойдем, если не заплатишь по-хорошему!

– На словах ты на все готов, только не вижу, чтобы ты сдвинулся с места.

– Да просто жаль тебя, глупого щенка. Последний раз говорю: плати за кроликов!

– П-последний раз!

– Да нет у меня серебра, а если бы и было, не заплатил бы. Идем к стражникам!

– Вот же паршивец! Еще раз попадешься мне на глаза, руки-ноги переломаю!

– Можешь попробовать прямо сейчас, если такой смелый.

– Ах ты, щенок!

Мужчины бросились на юношу. Их дерзкий соперник ловко увернулся, оказавшись между бандитами. В узкой улочке он двигался легко и проворно, словно угорь, и при любой возможности наносил удары – судя по всему, юноша знал кое-что о боевых искусствах. Но и его соперники были не так просты, улица научила их жестоким сражениям. Особенно разъярился Большие Ноздри, видимо, не простивший обидчику удара в живот. Чем дольше продолжалась схватка, тем неизбежнее становилась победа бородачей.

Через несколько мгновений Заика, оказавшийся за спиной юноши, который отражал удары второго бандита, уже готов был схватить соперника, но вдруг оба бородача почти одновременно схватились за шеи. Их колени подогнулись, и оба грузно шлепнулись на землю. Все произошло так быстро, что ни Заика, ни Большие Ноздри не поняли, что случилось, и лишь недоуменно пялились на появившегося из ниоткуда Лина. Юноша тоже удивленно посмотрел на нежданного спасителя.

– Это еще кто? – с трудом поворачивая онемевшую шею, хмуро спросил Большие Ноздри.

Боевой стиль их нового соперника слишком отличался от уличных драк, к каким привыкли напарники, его безупречная боевая стойка выдавала прошедшего обучение воина. Появление Лина застало их врасплох.

– Так ты потому дерзил, что у тебя есть помощник?

– У т-тебя есть п-помощник!

– Притворялся, что один, чтобы усыпить нашу бдительность и нанести удар в спину? Ах вы, трусливые щенки!

– Удар в с-спину! Т-трусливые щенки!

Большие Ноздри возмущался так, словно Лин испортил честную схватку, и Заика ему вторил.

Вслед за ними и юноша взглянул на Лина неодобрительно:

– Ты кто такой, чтобы вмешиваться в чужие дела? Иди куда шел!

– Двое напали на одного, требовалось восстановить равновесие, – подходя ближе, ответил Вон, опередив Лина.

Оглянувшись и увидев его, Большие Ноздри оскалился:

– Так вас трое! Трое щенков! Ничего, мы вас всех уделаем.

– О нет, я всего лишь зритель. Продолжайте по-честному, двое на двое.

Встретив насмешливый взгляд Вона, Большие Ноздри презрительно фыркнул. Однако на душе у него стало неспокойно: первый появившийся юнец казался непростым соперником, а второй был так уверен в победе, что даже не собирался драться вместе с остальными. Но не мог же Большие Ноздри уступить щенкам, которые были как минимум вдвое младше его. Решив, что надо надавить посильнее, он ткнул Заику в бок, подавая знак.

– Зритель, как же!

– К-как же…

– Да ты просто хочешь спрятаться за спинами этих двоих, трусливый крысеныш! Недаром выглядишь, как девчонка!

– Хватит уже! Я их не знаю, – вдруг вспылил юноша и попытался оттолкнуть Лина.

Воспользовавшись тем, что Лин на мгновение отвлекся, Большие Ноздри молниеносно выхватил нож.

– Берегись! – крикнул Лин.

Одной рукой он схватил юношу за плечо и толкнул назад, а другой перехватил кисть нападавшего и резко вывернул ему руку. В следующую секунду, оттолкнувшись от бородача, Лин взмыл в воздух и ногой выбил нож из руки Заики. Два ножа почти одновременно упали на землю. Бандиты в растерянности попятились, потирая ушибленные места.

Были юнцы одной бандой или нет, но каждое нападение на них оборачивалось унизительным поражением. Напарники накопили большой опыт уличных драк и умели правильно оценивать противника. Двух попыток хватило, чтобы Большие Ноздри решил, что пора отступать. Толкнув Заику, он направился к главной дороге.

Когда они поравнялись с Воном, тот спросил:

– Что, уже закончили?

Задетый насмешливым тоном, Большие Ноздри ощетинился и шумно выдохнул воздух, однако не остановился.

– Я, Кэвон Огненный Кулак из Чхольдона, щенков не трогаю, – бросил он на ходу. – Надо бы, конечно, привлечь вас за то, что помешали дворцовым служащим, но, так и быть, отпущу вас сегодня. Считай, что вам повезло, красавчик. Оставляю вас ублажать друг друга.

С последними словами они исчезли.

Наследный принц рассмеялся, жестом остановив Лина, который хотел преследовать наглецов.

– Не бери в голову, это просто жалкие мошенники. Какое, однако, нелепое прозвище. Как думаешь, он его назвал, чтобы его было легче найти?

– Из-за таких, как они, народ и озлоблен на королевскую семью. Люди думают, что Соколиная служба отбирает у них последнее.

Лин замолчал, чтобы неосторожным словом не выдать тайну своего спутника. Он взглянул на юношу, который сидел на земле, так и не поднявшись после того как Лин толкнул его, спасая от ножа.

– Ты в порядке? – спросил Лин, протягивая руку.

Юноша холодно ее оттолкнул:

– Не трогай меня.

Он поднялся сам и хмуро уставился на Лина и подошедшего к ним Вона:

– Кто вы такие и почему лезете в чужие дела?

– Это все, что ты можешь сказать тем, кто тебе помог? Если бы мой друг не вмешался, твое лицо сейчас украшал бы шрам…

Вон вдруг замер, даже не закрыв рот. Пораженный, он всматривался в лицо юноши. Его можно было понять. Кожа юноши была белее снега, будто ее никогда не касались солнечные лучи, нос – идеально ровным, а влажные губы – такими притягательными, что хотелось коснуться их рукой. Большие черные глаза, обрамленные длинными ресницами, сияли, словно обсидиан. Красота наследного принца не уступала женской, но этот юноша затмил бы даже известных красавиц.

Не замечая обращенного на него восхищенного взгляда, юноша смущенно посмотрел на Лина, видимо, признав справедливость замечания.

– Мне жаль, что я доставил столько хлопот. Спасибо за помощь.

Лин внезапно почувствовал, как потеплело в груди – прекрасные глаза незнакомца нарушили его вечное спокойствие. В отличие от Вона Лин не придавал большого значения внешности, но прямой взгляд похожих на обсидиан глаз затронул тайные струны его души. Так истинная красота находит отклик даже в тех, кто не привык ценить прекрасное.

1.Кэгён – современный город Кэсон на территории КНДР. – Здесь и далее прим. пер.

2.Ван – титул корейских монархов. Строго говоря, ваны не являлись королями в привычном нам смысле слова, однако по сложившимся историографической и литературной традициям эти титулы в книге будут использоваться как сино- нимы.

3.«Гора-хозяин», «гора-предок», «белый тигр справа», «синий дракон слева», «место выхода на поверхность земной энергии», «живительная сила» – терминология учения пхунсу (корейской формы фэн-шуй), в соответствии с принципами которого выбирались места для основания городов, строительства зданий и проч.

4.Речь идет о двадцать пятом правителе Корё Чхуннёль-ване (годы правления: 1274–1308) и королеве Вонсон, дочери хана Хубилая. С целью «монголизировать» корёскую династию монголы ввели порядок, согласно которому главной женой корёского правителя становилась юаньская принцесса.

5.В описанное время евнухи выполняли различные гражданские и военные чиновничьи функции.

6.Здесь и далее рабами называются ноби – лично зависимая часть населения, низший слой «подлого» сословия чхонъинов. Как правило, ноби выполняли роль домашних слуг, но также могли использоваться в сельском хозяйстве и ремесле.

7.Пэк/-бэк – титул эпохи Корё, примерно соответствующий европейскому графу. Добавлялся к географическому названию пожалованного владения.

8.Кон/-гон – титул эпохи Корё, примерно соответствующий европейским князю или герцогу. Добавлялся к географическому названию пожалованного владения.

9.Одной из причин восстания военачальника Ань Лушаня (началось в 755 году и переросло в масштабный внутрикитайский военный конфликт) считается его неодобрение связи императора со знаменитой красавицей Ян-гуйфэй, которой посвящено стихотворение.

10.Лян – мера веса и денежная единица (в лянах измерялся вес серебряных слитков, служивших валютой), равная 37,5 г.