Czytaj książkę: «Дуэль. Повести и рассказы», strona 2
К сожалению, пока наш герой покорял свою красавицу исключительно в мире собственных фантазий. С момента неудачного признания прошло около месяца. Они ежедневно здоровались, но оба делали вид, что ничего не произошло. На спектакль в тот раз Пышкин пошел с лучшим другом, который театр не особо жаловал, но чего не сделаешь ради страдающего товарища? До зачетной недели оставалось уже совсем немного, а единичные зачеты и экзамены светило получить в этом году автоматом. Тема Нового года и предстоящих зимних каникул вовсю обсуждалась в коллективе, кто – то уже кидал идеи о том, что неплохо было бы старый год проводить компанией за городом и т. п. Говорили также о новогоднем вечере на факультете, что в этом году планируется бал – маскарад. Иными словами, в воздухе витал дух праздника, и даже откровенные заучки и зануды с удовольствием принимали участие в этих приятных разговорах.
Саша не уклонялся от общих обсуждений, но по большей части его интересовало, что по поводу Нового года и университетского новогоднего вечера думает Даша. Он надеялся, что, может, под романтическую музыку и блеск зеркального шара судьба даст ему второй шанс, и уж на этот раз он будет живее и расторопнее. Рисуя десятки неординарных способов покорения Дашиного сердца, Пышкин и подумать не мог, что если что – то не получается, как планируешь, а этому суждено произойти, то в игру вступает господин Случай!
И случай представился совсем скоро в виде нестандартного занятия по культурологии. Отношение к этому предмету у студентов сложилось неоднозначное, но это вполне объяснимо. По молодости нам часто кажется, что нужно отбросить все лишнее, ненужное, отнимающее наше время, так как оно не имеет прямого отношения к нашей будущей профессии. По крайней мере, так мы думаем. Обильно напичканным еще в школе обязательной долей культуры в виде изучения творчества поэтов, писателей, а также общим экскурсом в культуры разных эпох на уроках истории многим будущим юристам культурология казалось просто потерей времени. Хорошо еще, что преподаватель не позволяла им расслабляться, соответственно, приходилось посещать лекции и отвечать на семинарах. И вышло так, что по учебному плану в конце года предполагалось одно выездное занятие с посещением музея или культурного центра по усмотрению преподавателя, которая выбрала Музей – квартиру Пушкина на набережной Мойки, 12. Надо ли говорить, что А. С. Пышкин бывал там неоднократно: в детстве с родителями, а в старших классах самостоятельно. Решили пойти в музей в пятницу после третьей пары. Администрацию заведения предупредили, экскурсовод ждал.
В отличие от Саши, две трети группы никогда не посещали этот музей, и сегодня они пришли все. Из бывавших здесь ранее явилась только половина, но и этим количеством в целом преподаватель была довольна. Саша пришел, потому что ему там всегда нравилось, но главное – на экскурсии появилась и принцесса, что совсем немаловажно. После того как все сдали верхнюю одежду в гардероб, преподаватель представила группе экскурсовода и передала ему (а им оказался молодой парень лет двадцати восьми – тридцати) бразды правления. Экскурсовод еще раз поздоровался и начал свой рассказ с того, что находятся они в последней квартире великого русского поэта, который намеревался прожить здесь не менее двух лет, но судьба отвела ему только четыре месяца. Кто – то из студентов вполголоса отметил, что квартирка – то ничего, да и находится в паре сотен метров от царского дворца. Экскурсовод улыбнулся и сказал, что в этом нет ничего удивительного с учетом того, что Пушкин был вынужден часто появляться в Зимнем дворце, так как находился на государственной службе и, кстати, обладал доступом к государственным архивам.
– Кто может назвать еще какую – нибудь причину этого? – экскурсовод прищурился и оглядел группу.
– Ну, если вы про Зимний, то ничего оригинального, женушка на гулянки выезжала, чем мужу карьеру и делала! – от группы отделился высокий рыжий студент, один из Дашиной свиты.
Экскурсовод сдержал улыбку и предложил студенту развить свою мысль.
– А чего тут развивать? – студент самодовольно оглядел группу и продолжал: – Жена Пушкина, Наталья Ивановна…
– Вы хотели сказать Николаевна? – поправил его экскурсовод.
– Ну да, Николаевна, – студент хмыкнул и на мгновение замялся (было видно, что рыжему неприятно, что его подловили на такой досадной ошибке). – Так вот, Наталья Николаевна очень нравилась императору Николаю I, и он любил с ней танцевать на балах. А она и сама не против – муж ревнивый, ниже ее ростом, да еще и не любил светскую жизнь. Ей льстило, что такие люди оказывают ей внимание. Дантес ей тоже нравился, это никакой не секрет! Еще неизвестно, было ли у нее там с ним чего или нет! А Пушкин и чин свой гражданский камер – юнкерский отхватил только из – за жены – исторический факт, я его дневники читал. Но если честно, то ни фига непонятно, чего это вокруг жены Пушкина такой кипиш поднимали, – рыжий явно хотел вызвать одобрение группы, говоря в пренебрежительном тоне и используя неформальную лексику, при этом почти нехотя, между прочим оперируя именами, фактами, событиями. – И поинтереснее дамы встречались! Взять хотя бы Идалию Полетику – и красивая, и настоящая аристократка, а на нее потом все грехи повесили, чуть ли не она в гибели Пушкина виновата. Да обычная ситуация житейская. Не будь это Пушкин, и дела бы не раздували!
Студент замолчал и самодовольно оглядел группу. Даша с интересом смотрела на него, слегка прищурив глаза.
– Спасибо за… ммм… интересную версию. Может, кто – то захочет дополнить вашего товарища? Есть другие варианты?
Экскурсовод совсем не возражал против дискуссии, возможно, потому, что устал от однообразных, надоевших вопросов в конце давно выученной наизусть лекции. Здесь же – такая активность слушателей!
И тут вперед вышел Саша. Внутри него все клокотало, он непроизвольно сжимал кулаки, и ему очень хотелось прямо и в самых непарламентских выражениях объяснить этому рыжему, что он ни черта вообще не понимает, повторяя пошлые штампы и допуская примитивнейшие ошибки. За время выступления своего одногруппника Саша даже забыл о принцессе.
– Позвольте мне! – его голос прозвучал громко и резко.
Он вышел вперед и с мало скрываемым чувством презрения посмотрел на предыдущего оратора. Студенты зашушукались, а рыжий скрестил руки на груди и ехидно произнес:
– Ну как же, как же, господин Недопушкин! Я весь внимание!
В группе раздались смешки. Саша сделал вид, что не заметил обидного замечания, про себя подумав, что с удовольствием расправился бы с рыжим неинтеллектуальным способом. Тем не менее он взял себя в руки и достаточно громко, чтобы все слышали, спокойно сказал:
– Я допускаю, что большинство не так сильно, как некоторые, углублялись в биографию Пушкина, поэтому хочу кое – что уточнить! Во – первых, женушка выезжала на гулянки совсем не так часто, как хотелось бы думать. Балы во дворце проводились не ежедневно, да и четверо детей тоже требовали времени.
Саша обратился к рыжему с издевательской вежливостью в голосе:
– Вы, наверное, знаете о Наталье Пушкиной – младшей?
Тот вытаращил на Пышкина глаза и, не будучи готов к вопросу, только и произнес:
– Какой еще младшей?
– Да той самой, младшей! Младшей дочери и последнем ребенке четы Пушкиных. Она родилась в конце мая 1836 года, всего три дня до последнего дня рождения отца не дотянула, а так бы в один день… А в мае 1835 года у Пушкиных родился сын Григорий. Плюс трех – четырехгодовалые Александр и Мария. Если взять все время беременности, родов и после них, то даже в дворянской семье у женщины – матери найдется, чем заниматься, кроме балов.
Рыжий усмехнулся и попытался что – то вставить, но Саша продолжал:
– Легче сказать, кому Наталья Николаевна не нравилась, и что с того? Никто не мог упрекнуть ее в недостойном поведении, ей безгранично верил и сам Пушкин. Поэтому подобные намеки на ее поведение – пошлость и не более того! Что же касается голубой крови мадам Полетики, то кое – кому будет интересно узнать, что она была незаконнорожденной дочерью графа Строганова, и до сих пор нет точной информации, кто являлся ее матерью. Просто прекрасные данные для чистокровной аристократки!
Саша сделал небольшую паузу и посмотрел на рыжего. Тот молчал, ибо крыть ему было нечем.
– Гражданский чин у Александра Сергеевича действительно имелся, но не камер – юнкер, а титулярный советник, чиновник IX класса. Разницу между чинами и придворными званиями уж посмотрите в источниках сами!
Он выстрелил в рыжего едкой усмешкой.
– Камер – юнкерство позволяло Пушкину появляться практически на всех дворцовых мероприятиях, а не только на балах. А то, что получил он его поздновато, так, говоря современным языком, это вопрос стажа! Этим званием дорожили и те, кто служил дольше и больше Пушкина. Да, он терпеть его не мог, как и свой служебный мундир, но суть дела это не меняет!
К этому моменту в группе царила тишина, все однокашники и экскурсовод внимательно слушали Сашу. А он продолжал говорить. Уверенно, эмоционально, иногда восторженно, иногда с горечью, иногда едко и поглядывая на рыжего. Это был не просто спор по теме или ответный ход, но уверенный рассказ знатока о настоящем Пушкине, его реальной жизни, мыслях, проблемах, боли и непонимании. Саша говорил и о роли бывшего «друга» семьи Идалии Полетики в гнусной интриге, приведшей к гибели поэта, говорил и о том, как недостойно с точки зрения даже влюбленного мужчины (если в это можно поверить) вел себя новоявленный барон де Геккерен и по отношению к Пушкину, и к Натали. Он как будто хотел донести до слушателей, что ни в коем случае нельзя уподобляться тем, кто тогда, почти двести лет назад, распускал грязные сплетни за спиной поэта и его жены. Пышкин почти кричал, говоря о том, что сам поэт, несмотря на свой бурный темперамент, верил своей жене безоговорочно, что, позволяя ей флиртовать на балах, он никогда не ставил под сомнение ее верность. Саша просил окружающих представить, что может чувствовать человек, которого травят тайно, прячась за масками, рассылая мерзкие письма, хихикая за спиной. Как никто из этой великосветской мрази (Саша решил не экономить на эмоциях) не решился бросить поэту ком грязи в лицо, и что Николай I никогда не опускался до такой низости, чтобы соблазнить жену Пушкина, которого он ценил и очень уважал. Говорил Саша и о целом ряде досадных обстоятельств и случайностей, которые не позволили предотвратить дуэль. Главное же – что у поэта просто не оказалось другого выхода, что на поединок шел уже не двадцатилетний задира и бретер, играющий с жизнью из молодого задора. Он защищал честь своей жены и своей семьи. Да можно хоть тома написать о том, что следовало бы делать в той ситуации! Пушкин поступил так, как должен был поступить, и история подтвердила его правоту! Закончил Саша тем (снова глядя на рыжего), что только благодаря Пушкину сегодня и знают фамилии многих личностей, включая некоторых «истинных аристократок».
Саша замолчал и по привычке, как после ответа на лекции, опустил голову и отступил назад, как будто хотел сесть на свое место за партой. Секунд десять все молчали, потом кто – то сказал:
– Пышкин, это было что – то!
Экскурсовод медленно хлопнул в ладоши несколько раз, и к нему присоединились остальные. Это были первые в жизни Сашины аплодисменты, и он не знал, как себя вести. Привычная застенчивость вернулась, и он не решался поднять глаза. Даже на нее. А она смотрела на Пышкина так, как будто видела его впервые. Вернее, увидела его впервые. На самом деле так и случилось: она его… увидела.
А потом была стандартная сорокапятиминутная экскурсия, кто – то в конце задавал вопросы, кто – то фотографировался в холле. Довольно быстро все разошлись. Экскурсовод пожал Саше руку и сказал, что за пять лет работы впервые встречает настоящего пушкиниста среди гостей музея. Порекомендовал, кстати, однажды написать свою книгу о Пушкине, чем окончательно засмущал нашего героя.
Когда Саша пришел в себя после событий последнего часа, он обнаружил, что стоит у гардероба один. Он оделся, вздохнул и вышел на улицу. Решив прогуляться по Невскому, Саша Пышкин не заметил кутающуюся от холода женскую фигурку, которая окликнула его по имени. Он обернулся и увидел свою принцессу. Она притопывала ногами, сунув руки в рукава, как в муфту.
– Еще говорят, что девушки долго собираются! Я тут в ледышку превратилась, вас ожидаючи! – Даша хитро улыбнулась и подошла к ничего не понимающему Пышкину. – Приглашение в театр еще в силе или как? Только давай сначала куда – нибудь зайдем погреться! – она озорно прищурилась и посмотрела на него.
У Саши было то идиотское выражение лица влюбленного человека, который уже и не смел надеяться, что счастье сможет стать реальным, а ему об этом неожиданно сообщили, как о чем – то само собой разумеющемся. Он неуверенно взял Дашу за руку, и они пошли по направлению к Невскому через Конюшенную площадь. Все было прекрасно – и вечер, и предновогоднее освещение улиц, и настроение, – но ошалевший от счастья Саша совершенно забыл о том, что надо что – то сказать. Он смотрел на нее, улыбался, но все никак не мог выбраться из этого кокона восторга и заговорить.
– Ну, ты, может, скажешь хоть что – нибудь или мне тебя развлекать? – Даша притворно нахмурилась.
И Саша выдал:
– Ай да Пышкин, ай да сукин сын!
И они оба засмеялись.
Май – июнь, 2021 г.
Небесная неотложка
Квартира – студия была классной. Не царские палаты, конечно, но все – таки сорок пять квадратов, потолки чуть менее трех метров, широкие окна и небольшой застекленный балкон. К этому еще надо добавить просторный санузел и умело поставленные внутренние перегородки, превратившие обычное жилое пространство в уютную двушку. Чем не райское местечко для счастливой молодой пары? Тем более что за те деньги обычно предлагали студии в полтора раза меньше. И с ипотекой удачно получилось – в том месяце в банке проводилась какая – то акция и процент немного снизили.
Разумеется, перегородки появились позднее, после того как Он оформил сделку и получил ключи. А сначала пришло ощущение простора, радость от приобретения собственного жилья в новом доме с видом на лес и Финский залив и пьянящий запах счастья в каждом сантиметре, помноженном на каждую минуту. Он никогда не забывал тот день, когда, выйдя из лифта, взял Ее на руки и торжественно внес в квартиру, где уже стояла большая надувная кровать, пара табуретов и небольшой журнальный столик. Такой незатейливый набор для начала. И постепенно делался ремонт, покупалась какая – то мебель, клеились обои и вешались светильники. Все, конечно, оказалось недешево, но Они же строили свой Дом. Дизайн и выбор всего Он поручил Ей. Не то, чтобы Ему было все равно, просто Он не хотел с Ней спорить и тихо радовался, видя, как Ее лицо светится в улыбке, когда Она находит какую – то очередную тумбу в магазине мебели. Приятные хлопоты, хотя и немного утомительные – Он терпеть не мог ходить по магазинам, но покупать приходилось многое, а главное – Они делали это вместе.
Еще до покупок, чтобы сократить время создания рая и избежать классических семейных баталий при клейке обоев, Они наняли двух мастеров – гастарбайтеров, которые за умеренную плату сделали все работы от установки перегородок до покраски стен и всяких других мелочей. В те две недели ремонта Они жили у друзей – такой же молодой, бездетной пары, – которым было в радость принять гостей. Они вместе готовили, вместе гуляли, ходили в кино, ездили за город, вместе пили вино в пятничные вечера и играли в «Дурака» и в «Покер». Это были веселые две недели, когда молодость, относительная беззаботность и дружба определяли настроение каждого дня. А когда они закончились, настало время принимать работу и возвращаться в свой Дом.
Сейчас, холодной ноябрьской ночью, когда питерская темень оккупирует город до самой весны, когда промозглый ветер обдирает с голых деревьев последние остатки бабьего лета в виде жалких, одиноких листочков, когда дождь и холод поздней осени высасывают бодрость и силу даже у оптимистов, Он сидел в своем любимом кресле, уставившись в окно, и курил, запивая никотин коньяком. В душе царил зловещий вакуум. Мысли сводились к предательским вопросам «Зачем и куда дальше идти?». Ему не было стыдно перед собой за этот триумф бессилия, выражавшийся еще и в нетронутой упаковке феназепама на столе и короткой записке «Никого не винить. Я сам». Текст короткий и ясный. Взято откуда – то из классики… Он не помнил, откуда точно. Неважно…
Сейчас это был очень пустой и холодный дом. Он не был заброшен, но из него исчезла радость. Ему казалось, что с тех пор как Она ушла, Дом потерял душу. В нем удавалось есть, спать, укрываться от холода, но нельзя, просто невозможно было смеяться. В доме хватало и мебели, и разных предметов домашнего обихода, но Ему казалось, что Он ходит по пустой студии с бетонными полами и стенами.
Нет, Он не жалел себя и никого не проклинал. Выстраданное за последний год с небольшим настолько выпотрошило Его, что сейчас Он ощущал полное спокойствие. Когда – то в детстве мама говорила Ему, что никогда нельзя бросать в пространство проклятия, но все нужно переносить достойно. Кто знает, почему на тебя сваливаются те или иные неприятности? Не обвиняй окружающий мир, начни лучше с себя! Он запомнил эти слова и старался следовать их простой и очевидной мудрости, что получалось, конечно, не всегда. Будь у Него отец, Он обязательно спросил бы его, как надо поступать, когда окружающий мир объявляет тебе войну, но отец бросил их, когда Ему не исполнилось и двух лет. Мама стала Ему и другом, и поддержкой. А еще были бабушка и дедушка, увы, ушедшие, когда Он учился в школе. Других близких родственников не имелось, а с дальними отношения по разным причинам не поддерживались. Мама всегда верила в Него, не позволяла Ему сдаваться, при любых неприятностях не уставала повторять: «Прорвемся!». Он и сам себе всегда это говорил. И когда с первой попытки провалился на вступительных экзаменах в институт, не добрав одного балла. И через три месяца в армии, когда с разбитым в кровь лицом лежал на полу в умывальнике в результате неподчинения издевательским командам «дедов», кусая губы от боли, но не сдавшись. И когда дал взаймы лучшему другу все свои сбережения, которые два года откладывал для покупки машины, а друг через неделю исчез навсегда, сначала сбрасывая Его звонки, а потом и вовсе сменив номер. Он все свои тридцать два года в учебе, в работе, в решении поставленных задач упорно шел вперед, иногда улыбаясь, иногда молча, а иногда набычив шею и сжав зубы. Лишь один раз Он не смог сказать: «Прорвемся»… Когда перед самым окончанием института в автокатастрофе погибла мама. Тогда казалось, что с этим горем Ему не справиться – такие ожоги души несовместимы с жизнью. Но Он пережил и это.
Отхлебнув из коньячного бокала, Он на пару секунд зажмурился, потом выдохнул и прикурил очередную сигарету. В комнате горела только настольная лампа, направленная в стену, поэтому было практически темно. Он посмотрел на часы, затем пальцами левой руки взял феназепам и стал крутить в руке упаковку. В конце концов, решение принято и спешить некуда. Он знал, что сделает то, что собирался сделать, поэтому не боялся передумать оттого, что вдруг изменится настроение или раздастся спасительный звонок. Он вспомнил знаменитые слова Гамлета:
«Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними?»
Он оказывал… сопротивлялся… выныривал из своего моря бед неоднократно. Но однажды Ему стало ясно, что все бесполезно. Что мир не хочет, чтобы он выплыл. Что есть какой – то замысел окончательно добить Его ударами судьбы, несмотря ни на что. И слово «прорвемся», будто лишенное волшебной силы, больше не помогало.
Он никак не мог понять, почему разрушился Его Мир, который Он так любовно пестовал и так преданно оберегал. Мама говорила, никто не знает… Но ведь свой Мир Он строил сам! Когда Они познакомились, Он, молодой и перспективный специалист с дипломом ФИНЭКа, уже три года работал в крупной строительной компании, числился на хорошем счету и жил в съемной маленькой, но вполне уютной квартирке на Крестовском острове, аренду которой наполовину оплачивала компания. А Она была студенткой четвертого курса педуниверситета им. Герцена. Будущая переводчица. Яркая, стройная, язва и хохотушка. Они случайно пересеклись на концерте Азнавура в БКЗ (сидели рядом) и как – то сразу стали друг другу интересны. В антракте пошли вместе выпить кофе с пирожными, потом Он проводил Ее домой. Завязался красивый роман, полный страсти, нежности, романтики и цветов. Казалось, Они идеально подходят друг другу. Они упивались своей любовью и не смотрели на время. Они строили планы и радовались каждому совместному утру, с нетерпением ожидая вечера, когда оба вернутся домой. Они с удовольствием ходили по Эрмитажу и Русскому музею, шутя соревнуясь в знании тех или иных культурно – исторических фактов. Они любили ходить пешком по ночному Невскому и смотреть на развод мостов на Дворцовой набережной в начале второго, обнимаясь и кутаясь в куртки. Они могли потратить целый день на прогулки по паркам и музеям Царского села. Они были счастливы. Собственно, в тронном зале Екатерининского дворца Он и сделал Ей предложение, попросив экскурсовода на минуту прекратить экскурсию и подмигнув группе туристов.
И еще одна сигарета… Он подошел к окну и уперся лбом в стекло.
«Как же так? Почему все так случилось?» – в голове вспыхивали вопросы, Он все еще силился понять, как такая череда горестных неудач могла произойти именно с Ним и за такой небольшой срок. Это было похоже на то, как у башни убрали какое – то количество кирпичей в основе, и она стала быстро оседать, а потом рассыпаться, пока в клубах пыли от нее не осталась лишь груда развалин. Какой – то молниеносный рак судьбы, сожравший все быстро и беспощадно. Он поднес к губам бокал и через силу сделал глоток. Когда – то любимый коньяк не лез в горло, словно упирался и хотел вылиться изо рта, но сегодня нужно было пить, даже давясь. Хоть какая – то анестезия… Или ее иллюзия…
Она очень хотела, чтобы Они жили в своей квартире, но выкупить ту, которую наполовину оплачивала компания, Он не мог. Во – первых, цена на квартиры в этом доме оказалась Ему не по карману, а во – вторых, компания согласно договору готова была предоставить беспроцентную ссуду только после пяти лет работы. Еще два года Она ждать не хотела. Он полгода пытался за более – менее приличную сумму продать их с мамой «хрущевку» в Ленинградской области. Денег в итоге получилось совсем немного. Они вместе выбирали варианты через Интернет и обзванивали риелторов. Что – то приличное для семьи стоило неимоверно дорого и сулило слишком долгую ипотечную кабалу, поэтому было решено выбрать вариант студии, в которой Они могли бы прожить несколько лет. А потом уже, когда Они решат родить ребенка… Но пока Она и думать об этом не хотела. В итоге вырученных за проданную квартиру денег хватило только на первый взнос и три месяца десятилетних ипотечных выплат. Но это был Их Дом! Буквально в первый месяц Их знакомства и произошла история с деньгами взаймы другу, который оказался «другом». Ах, как эти деньги пригодились бы тогда при покупке этой чудо – студии… Конечно, Она «пилила» Его неоднократно за такой дружеский жест, на который ответили таким свинством, но Он успокаивал Ее и убеждал, что от такого никто не застрахован, что в жизни еще и не такое бывает. Как же Он был прав… А потом Она получила диплом и через знакомых смогла устроиться референтом в Смольный в Комитет по внешнеэкономическим связям. Он так гордился Ею и радовался Ее успехам, что не замечал перемен, которые происходили и в Ней, и у Них. Сначала Она стала задерживаться на работе чаще обычного, потом в Ее рассказах стали фигурировать имена и должности успешных и статусных мужчин. А однажды Она вернулась в три часа ночи с сильным запахом алкоголя и, ничего не объясняя, буквально упала на кровать, едва сумев раздеться. Утром Он спросил, почему Она сбрасывала Его звонки и что значит этот ночной приход. Но у Нее не наблюдалось ни малейшего чувства вины, более того – Ему показалось, что Она раздражена. Тем не менее Она нехотя рассказала, что их с шефом отдела пригласили на фуршет в одну крупную корпорацию, где заключались важные для города инвестиционные контракты. И там были такие люди, обсуждались такие суммы… и, как оказывается, можно отдыхать на лучших курортах мира, главное – уметь зарабатывать деньги!
Тогда Он не распознал первого тревожного звонка, а просто попросил Ее предупреждать о таких незапланированных задержках и брать трубку. Она прижалась к Нему и сказала: «Ну прости. Так получилось». Но все чаще заводились разговоры о красивой жизни, которой Они оба достойны, о модном дизайне квартиры, о статусной машине и о поездке на какие – нибудь теплые острова в океане. Он пытался апеллировать к тому, что есть ипотека, Они пока не могут поехать на острова, но зато в ближайший отпуск вполне реально съездить в Турцию, а в квартире Она сама лично творила дизайн, который и устареть – то не успел. На упоминание Турции Она как – то полупрезрительно улыбалась, говоря, что это не место сегодняшнего отдыха успешных людей, а услышав про ипотеку, в Ее глазах загорался недобрый огонек, и Она соглашалась, что действительно – с этой кабалой не видать Им ни машины, ни нормального отдыха еще долго. Как – то вечером, когда Они сидели за столом и ужинали, Она спросила, не надоело ли Ему работать за эти копейки. Аргументы, что зарплата у Него вполне нормальная и что, если особо не шиковать, денег Им хватает, Ее не устроили. Сейчас это Его уже не удивило, но Он постарался перевести все в шутку и с детской улыбкой развел руками. Не сработало. Она сказала, что Им надо серьезно поговорить, а именно… Она через своих знакомых «статусных людей» нашла Ему работу в одной инвестиционной компании с зарплатой почти в два раза больше, чем у Него сейчас. Она говорила четко и безапелляционно, и Он понял, что в этом вопросе взаимопонимания не будет. Он объяснял, что Ему очень нравится Его работа и там Он на своем месте. Он напомнил Ей, что через полтора года Он получит право на ссуду для квартиры и Они смогут воспользоваться ею для покупки машины, контракт это допускает. Он говорил, что у него хорошие перспективы по служебному росту и, следовательно, росту зарплаты. Но Она не слышала Его. Он почувствовал, что появившийся в последнее время между Ними холодок может превратиться в ледяную стену, и сказал, что подумает. Она впервые за вечер улыбнулась ему, как уже не улыбалась… давно.
Он закашлялся, сделал очередной глоток и начал не спеша и с каким – то обреченным спокойствием по одной выдавливать из упаковки таблетки. Все надо сделать наверняка. В коробке пятьдесят штук, с учетом дозировки в два с половиной миллиграмма Ему с лихвой хватит и десяти, еще и в коньячном растворе. Ему почему – то вспомнились средневековые аптекари, но ступы и чаши для толчения среди кухонной утвари не оказалось. Поэтому Он достал скалку, разделочную доску и начал медленно давить и раскатывать каждую таблетку. В литровой бутылке «Курвуазье» оставалось чуть меньше половины, и он налил себе еще. Странно, но после полулитра выпитого коньяка и сигарет, которые лишь усиливают эффект алкоголя, Ему почти не хотелось спать. Он чувствовал себя не пьяным, а скорее выпившим. Расслабление не пришло, привычная уже душевная боль не притуплялась.
«Ну и ладно», – подумал Он.
Как уже было сказано, пока Они были вместе, тема детей в разговорах не поднималась, а если кто – то из знакомых спрашивал Их, когда появится маленький наследник или наследница, то Она с улыбкой пожимала плечами и отвечала, что пока рано. Они были слишком заняты своим сегодняшним счастьем, и вряд ли Их можно за это осуждать. И конечно, Он ушел в ту инвестиционную компанию, очень удивив своих коллег и начальство, которое не хотело Его отпускать. Но, в конце концов, Он объяснил все, как мог, и ушел. Она сначала радовалась, даже была благодарна Ему. Но чувствовалось, что все уже не так, как раньше. Куда – то исчезли походы по театрам и музеям, прекратились их совместные прогулки. Она все больше посещала какие – то элитные тусовки, где присутствовали люди из Смольного, или в крайнем случае ограниченные премьерные показы творений модных режиссеров, которые «не для всех». Они не ссорились, и Он не препятствовал Ей в покупке модных интерьерных вещей, но ближайший отпуск Она однозначно хотела провести именно на островах, куда ездят все «приличные люди, которые чего – то добились». Он старался отказывать себе во всем, чтобы отложить побольше на этот отпуск, так как в последнее время Она стала обновлять гардероб чаще и в дорогих магазинах, мотивируя тем, что «должна соответствовать», учитывая Ее работу. На это уходила почти вся Ее зарплата. Гром грянул, когда в один не самый прекрасный вечер Она вернулась раздраженная и, не говоря ни слова, ушла на кухню, где уселась у подоконника и закурила. За все время, что Они были вместе, Он ни разу не видел Ее с сигаретой, но сейчас стало ясно, что курит Она не первый день и просто не хотела в этом признаться. Видя Его недовольный взгляд, Она поджала губы, но сказала, что ничего не хочет объяснять – у Нее достаточно нервов вытягивает работа. Все – таки Он попытался завязать разговор и выяснилось, что Ей пришлось поскандалить в метро, так как, по Ее словам, «какая – то хабалка» больно отдавила Ей ногу, испачкав новые дорогие туфли, и не извинилась. Как вывод прозвучала фраза: «Когда у нас будет машина, как у нормальных людей?!». Он впервые не проявил понимания, а сухо сказал, что, видимо, не так скоро, и Она сама должна понимать, почему. В этот вечер Они больше не разговаривали. А через неделю Она ушла. Вот так просто, без истерик и долгих объяснений. Он вернулся домой и застал Ее, упаковывающей чемоданы. Он пытался обнять Ее, сказать, что все можно решить, ведь Они же вместе и любят друг друга. Но эта логика не возымела действия. Она заявила, что понимание между Ними ушло, а чувства… видимо, Она Его разлюбила. Да, Он хороший и пытался все для Нее делать, но Она так больше не может, потому что с Ним Она не видит будущего. К кому Она уходит – неважно, но просит понять Ее и не осуждать.
Надломлен, но не сломан, Он продолжал жить. А дальше, через два месяца после Ее ухода, руководство инвестиционной компании, куда Он перешел на работу, объявило о сложных временах, за чем последовало существенное сокращение должностных окладов с подписанием дополнительных соглашений к трудовым договорам. Немногочисленным несогласным дали понять, что их никто не держит. На фоне очередного кризиса нашей на ладан дышащей экономики это оказалось совсем неудивительно. Еще через два месяца компания закрылась – то ли по вине слабого управления, то ли потому, что владельцы сочли нужным не бодаться с действительностью, а спасти свои капиталы и переждать сложные времена. О сотрудниках и их проблемах никто, разумеется, особо не переживал. Для Него это стало вторым ударом, потому что работа как – то отвлекала Его от мыслей о том, что Ее с Ним больше нет, что их Дом уже больше не дом, а так… место жительства. Кроме того, Ему приходилось выплачивать ипотеку, а сбережений осталось немного. Он попытался вернуться в строительную компанию, где так удачно начинал трудовую деятельность, но на Его месте работал другой человек, а других вакансий не предвиделось – сложные времена. Он ежедневно рассылал резюме на сайтах поиска работы, но ничего путного (а практически – совсем ничего) не находилось. Немногочисленные друзья и знакомые помочь с работой не могли, да и с ипотекой приходилось рассчитывать только на себя – у всех свои проблемы. Он, в конце концов, стал искать любую работу, разгружал коробки с продуктами на складах, работал охранником сутки через двое, но все это было нестабильно, платили катастрофически мало, а все деньги уходили на оплату коммунальных, еду по минимуму… и все. О развлечениях и культурной жизни и речи не шло. Впрочем, не хотел Он ничего такого сейчас, даже если бы мог себе это позволить.
