Czytaj książkę: «Кэйтлин и Купидон»
Посвящается Иану Хантеру
за то, что всегда играл со мной в «Угадай ингредиент»
Глава 1
Она теребит свой рукав, отчего оранжевые ворсинки слетают с джемпера и кружатся в воздухе, как сигаретные искры. Щеки у нее румяные, усыпанные веснушками, а когда она улыбается – с одной стороны появляется ямочка. Невозможно не влюбиться в эту улыбку.
Вот только я почти не видела ее улыбки с тех пор, как пришла в ресторан двадцать минут назад. Я наблюдала, загибая пальцы всякий раз, когда она улыбалась: первый раз, когда вошла сюда; второй – когда официант принес ей вино; и третий – когда она заметила меня притаившейся в соседней кабинке в этом дурацком парике, от которого чешется голова.
Я напрягаю слух, пытаясь через окружающий шум голосов поймать обрывки их беседы и понять – что же пошло не так на этом свидании. Почему она сидит с таким бесстрастным видом, словно предпочла бы оказаться где-нибудь в другом месте. В зеркале, расположенном под продуманным углом недалеко от их столика несколько часов назад, я вижу, как он покачивает бокал с вином. Его рука усыпана черными волосками. Я стараюсь что-то определить по «языку тела» – он наклоняется вперед, и я слышу его смех, нервный и хриплый, а вот она ни разу не засмеялась вместе с ним.
Передо мной со стуком появляется бокал «Апероль Шприц», и кубики льда позвякивают, когда Бобби пододвигает его поближе. От Бобби исходит запах чеснока и масла; и даже от одного взгляда на него у меня начинает урчать в животе.
– Ба! Да это же Сваха! – громогласно радуется он, и я шикаю на него, поднося палец к губам. Он искоса смотрит на меня виноватым овечьим взглядом.
– Прости, – шепчет он. – Вечно забываю, что ты должна оставаться инкогнито. – А затем дергает меня за парик: черный «боб», напоминающий не столько прическу Умы Турман в «Криминальном чтиве», сколько космы Эдварда Руки-ножницы. – Не самый твой лучший, – сообщает он, качая головой.
– Спасибо, Кэп, – откликаюсь я, прикрываясь салфеткой, чтобы почесать под злосчастной штуковиной.
– Так. – Он потирает ладони. – И за кем мы сегодня шпионим?
Я показываю пальцем на кабинку позади нас.
– А, хорошенькая, – говорит он о Елене, моей клиентке.
– И умница, а главное, я знаю, что они превосходно подходят друг другу, – гордо улыбаюсь я ему.
Он смеется – легко, от души:
– Это мило, но в последнее время дела у тебя идут не так уж хорошо. Я скучаю по всем тем поцелуям.
Я шутливо пихаю его локтем в бок.
– Ни по чему ты не скучаешь! Не ты ли названивал мне каждый вечер: «Кэйтлин, уточка, пожалуйста, я не могу это выносить, они обслюнявили мою лучшую кабинку!»
– Ну это все же лучше, чем: «Кэйтлин, уточка, ты свела его с его же братом!»
– Это был не его настоящий брат! – бормочу я в ответ. – Просто кто-то очень на него похожий!
Мы замолкаем, прислушиваясь к их разговору.
– Ну, и мне пришлось сказать ей, чтобы она поставила сыр в духовку, – говорит Джеймс с усмешкой. – Это было единственное место, откуда он не вонял! Нельзя, чтобы такой вонючий сыр портил вкус прекрасного «Бордо». Что за нелепая мысль его подать!
Бобби делает гримасу, качая головой.
– Он импортер марочных вин! – шепчу я.
Бобби кивает, а затем поет себе под нос:
– Ее это особо не впечатляет…
– А она шеф-повар, – добавляю я, отстаивая свой подбор пары. Но если взглянуть на Елену, становится ясно, что Бобби прав. Ее взгляд мечется по всему ресторану всякий раз, когда Джеймс что-то говорит, а теперь она опустила глаза, пристально вглядываясь в меню.
– Он нервничает, – говорю я. – Но он забавный, клянусь!
По крайней мере, был таким, когда я звонила ему в начале недели – окончательно убедиться, что он подходит для Елены. Его работа казалась тогда такой интересной: он рассказал кучу смешных случаев, подшучивая над собой. Однажды ему заплатили, чтобы он нашел то, на чем настаивал его клиент – невероятно редкое португальское вино; а Джеймс отыскал его… на нижней полке ближайшего супермаркета. А когда он был в поездке во Франции, ему предложили подавить виноград ногами, и он уже стал разуваться, когда вспомнил, что у него на пятке бородавка.
– А ты не можешь вмешаться? – спрашивает Бобби.
Я отрицательно качаю головой.
– Не раньше, чем она сама попросит, – отвечаю я. Я знаю сигнал: Елена извинится и пойдет в уборную, а я последую за ней для выяснений. Но я действительно хочу помочь. Эта встреча не так ужасна, как та история с братом или с женщиной, которая ходила на свидания в основном с целью вовлечь людей в пирамиду сетевого маркетинга с какими-то препаратами на основе алоэ вера; но протекает как-то нехорошо.
– Иди туда и пролей бокал вина! – говорю я Бобби.
Он косится на меня:
– И как это поможет?
– Доверься мне, – слегка улыбаюсь я в ответ. Но я и сама не уверена, что это поможет.
Он поднимает руки в знак капитуляции и отступает, вытаскивая блокнот из своего полосатого фартука.
– Если я получу плохой отзыв о заведении на сайте, – говорит он, – то из-за тебя.
Я смотрю, как он идет к ним, вживаясь на ходу в свой образ «итальянского дедушки». Это никого не обманывает. Бобби утверждает, что он настоящий итальянец, иммигрант в первом поколении, и считает, что благодаря этому его клиенты возвращаются, но на самом деле им просто нравятся его смешные попытки: его волосы – копна рыжих кудрей, и он называет всех «уточками» с ярко выраженным йоркширским акцентом.
– Ах, неужели это мой любимый клиент! – восклицает он, похлопывая Джеймса по спине. Джеймс в замешательстве поднимает взгляд. Он никогда раньше здесь не был. – Могу я предложить вам что-нибудь из нашего специального меню? Может, что-нибудь для дамы?.. – Бобби протягивает руку к меню, умело опрокидывая стакан Джеймса.
Елена вскакивает, шарахаясь от вина, расплескавшегося по всему столу. Джеймс тоже вскакивает и начинает шарить в карманах, а Бобби пытается – и безуспешно – вытереть стол тонкими бумажными салфетками.
– Я знаю, что у меня где-то есть носовой платок, – гордо говорит Джеймс. Это прекрасно, так как покажет Елене, что он настоящий английский джентльмен: она называла Хью Гранта одним из своих любимейших актеров.
А затем я слышу, как она говорит:
– Погодите, что это? – Это звучит резко, и оба, Бобби и Елена, пялятся на стол. Джеймс становится пунцовым.
– Это же… это… – Я не вижу в зеркале, что у него в руке, и стараюсь высунуть голову из кабинки, чтобы разглядеть. Бобби начинает смеяться, а Джеймс с мукой в глазах смотрит на него.
– Я иду в уборную, – твердо заявляет Елена. Я следую за ней, пока три официанта несутся к столу с тряпками в руках.
– Что это было, черт возьми? – кричит она на меня, как только я переступаю порог туалета. Она стоит у раковины, уперев руки в бока.
– Хм. Вы должны сказать мне, потому что на самом деле я не видела, что произошло.
– Он вытер вино трусами, Кэйтлин! Трусами, которые вытащил из кармана.
– Какого фасона? – Это единственное, что приходит мне в голову, пока я пытаюсь найти объяснение.
– Да какая разница? – говорит она раздраженно. – Я ухожу. Я думала, что у вас это хорошо получается.
– У меня это хорошо получается! – протестую я, хотя – если подумать – Бобби прав. В последнее время я не блещу успехами.
– Вот тот мужчина, – она показывает на дверь, – не Гарри.
– Он мог бы стать Гарри, если бы вы дали ему шанс.
Елена начинает перечислять черты Джеймса на пальцах:
– Он зануда, помешанный на вине, у него монобровь…
Я перебиваю:
– Послушайте, так нечестно! Вы сказали, вам нравятся волосатые мужчины.
Она продолжает свой список изъянов:
– …Велит людям, которых впервые видит, убрать сыр в духовку, имеет фетиш на большие панталоны…
– Погодите, вы сказали «большие панталоны»? – Я вижу здесь зацепку.
– Да, огромные! Как старушечьи, в жутких розочках. Это наверняка фетишист. Мне не больно-то везет на мужчин. Я когда-то встречалась с таким парнем, он переспал с кучей женщин и хранил их лифчики как сувениры. Я пришла к нему домой, а у него их полный ящик! Он их крал, Кэйтлин. Вот потому я и обратилась к вам – чтобы отсеивать таких говнюков.
– Нет, это совсем другое! – Мой голос звучит торжествующе. – Он вполне себе Гарри!
Гарри – это мой муж. Мужчина, которого хочет каждая женщина – или думает, что хочет. Его имя превратилось в нарицательное. День нашей свадьбы был настолько идеальным, что фотографии с него стали «вирусными» в Интернете, и это помогло моему бизнесу.
Елена поднимает бровь, глядя на меня.
– Как это?
– Это панталоны его мамы! Теперь я вспомнила, что она очень недомогает. Он ухаживает за ней, каждый день навещает и стирает для нее.
– Чушь собачья!
– Вовсе не чушь! Вернитесь туда и спросите его сами. Скажите: «Я уверена, что этому имеется разумное объяснение», и он сообщит вам то же самое!
Это если он вообще еще там. На его месте я уже удрала бы со всех ног.
– Ну что ж, ладно, – неохотно соглашается Елена. – Но это не отменяет того, что он скучный. Вино – вот и все, о чем он способен разговаривать.
Теперь мы снова на твердой почве. А у меня есть испытанные фразы, чтобы помочь на скучных свиданиях.
– Знаете, на первых встречах люди редко бывают на сто процентов сами собой, – говорю я. – Они нервничают и пытаются выпендриваться. Я думаю, что с ним происходит именно это, но он удивительно подходящая для вас партия.
Елена морщит нос:
– Вот этот парень?
Я всплескиваю руками:
– Даю слово свахи! Послушайте, я не виню вас за то, что вы считаете его скучным. Я слушала разговор, и он действительно не показал себя в выгодном свете. Но доверьтесь мне, вернитесь туда, познакомьтесь с ним получше – и увидите, что он достойный человек. Он не один из ваших бывших придурков. Я ручаюсь.
Елена вытаскивает тушь и начинает подкрашивать ресницы.
– Очень надеюсь, что вы правы насчет этих панталон.
Дверь ближайшей кабинки со стуком открывается, и оттуда выходит женщина в красных туфлях на высоком каблуке.
– Фетиш на большие панталоны не так уж плох! – сообщает она. – Вы когда-нибудь пробовали втиснуться в полихлорвиниловые? Чертовски неудобно, доложу я вам!
Мы дружно киваем.
– Ладно, – говорит Елена. – Расскажите мне еще что-нибудь о нем, и я вернусь.
– Он уже рассказывал о своем аквариуме? – Вот почему я решила их свести: они оба увлечены тропическими рыбками. Я так взволновалась, когда об этом узнала. Очень редко удается отыскать двух человек среди кип заявок в моем офисе, у которых имелось бы такое узко-нишевое хобби.
Она бросает на меня удивленный взгляд:
– У него есть аквариум? А он… – Елена замолкает на секунду. – А он любит тетр?
– Да, абсолютно точно!
Я понятия не имею, любит он тетр или нет. Я предполагаю, что это порода рыбок, хотя… это может быть и видеоигра девяностых годов.
– И кроме того, Елена, когда я положила рядом ваши анкеты, я почувствовала… Удар.
– Тот чувство, которое вы ощутили к Гарри?
– То самое.
Это моя коронная фишка. «Удар Кэйтлин». Чувство, похожее на толчок в моем животе, не столько нервное вздрагивание, сколько небольшое землетрясение. Как будто земля подо мной слегка покачнулась. Впервые я почувствовала это с Гарри. Я помню, как смотрела на него и просто знала, что он будет кем-то особенным в моей жизни.
– Но это только вам решать, чувствуете ли вы к нему что-то подобное, – говорю я Елене, однако мыслями она уже не здесь – как будто я дала ей вескую причину вернуться и попытаться начать все заново. Думаю, большинство людей просто хотят гарантий, что это будет того стоить: светская беседа, первые споры, смелость отдаться в чьи-то руки, зная, что они могут в любой момент причинить боль.
– Аквариум, да? Кто бы мог подумать! – бормочет она, уже выбегая из туалета.
– На что только не ведутся люди! – говорит женщина в красных туфлях.
Я смеюсь и выхожу вслед за Еленой. Каким-то чудом Джеймс все еще сидит за столом. Теперь все вытерто, и я вижу Бобби на кухне. Он машет мне мокрыми от вина панталонами. Я бросаю на него взгляд из серии «не будь таким жестоким».
– Ты вернулась! – говорит Джеймс, когда Елена садится обратно. – Я не знал, заказать ли нам еще одну бутылку, так что взял тебе пива. Я помню, ты говорила, что любишь его.
Я усаживаюсь обратно в кабинку, улыбаясь.
– А что касается этих трусов… – начинает Джеймс. Представляю, как полыхают его щеки. – Этому есть простое объяснение…
Он рассказывает, что его мама борется с артритом, и ей трудно справляться с большинством домашней работы.
– Она больше не печет пироги, с тех пор как умер мой папа, – говорит он, пока Елена сочувственно кивает.
– Я понимаю… Давай начнем все снова? Расскажи мне о своих увлечениях… ну, помимо вина, конечно.
– Хорошо, – отзывается Джеймс. – Ну, ты можешь подумать, что это скучно, как и большинство женщин, но была ни была! Что мне терять? Это свидание нельзя испортить сильнее.
Она смеется:
– Да, действительно. Давай, рассказывай!
– У меня есть собственный аквариум.
Елена ахает, чересчур драматично.
– Не… может… быть! У меня тоже есть аквариум!
Он округляет глаза и заговорщически наклоняется вперед.
– Какая у тебя любимая рыба?
– Тетра! А твоя?
Пожалуйста, Джеймс, скажи, что тебе нравятся тетры. Я так сильно уговариваю его мысленно, что почти не слышу его ответа.
– О, я люблю тетр… но еще я по-настоящему тащусь от рыбок-клоунов.
Они начинают возбужденно болтать о разных особенностях своих рыб, и Бобби, чувствуя перемену в настроении за столом, показывает мне большой палец. Я нарочито вытираю лоб, чувствуя, как парик съезжает набок. И начинаю заправлять спагетти – они уже остыли, но это не имеет значения. Томатный соус Бобби (он называет его «красным итальянским», когда думает, что я не слышу) – лучший в городе. Болтовня и смех в кабинке успокаивают меня – скоро я смогу вернуться домой. Елена просила, чтобы я оставалась здесь только первый час. Он почти прошел, но я хочу задержаться немного подольше: Джеймс подался вперед, внимательно прислушиваясь к словам Елены, и теперь она улыбается, ее лицо освещено мерцанием свечи. Я люблю купаться в этом возбуждении, в этой химии.
Я бросаю на стол немного наличных и пишу Бобби коротенькую записку с благодарностью за вечер. Он сидит в углу и с восторгом рассказывает кому-то, как улицы Рима вдохновили его на создание оформления ресторана. Я не хочу его прерывать, поэтому выскальзываю, незаметно махнув Елене рукой.
Снаружи толпы людей вываливаются из пабов, сжимая стаканы с пивом и хохоча. Уже появляются первые признаки Рождества: Бобби украсил главный вход электрическими гирляндами, и я вижу несколько еловых лап в окнах наверху. Какая-то парочка уютно устроилась на пороге, и от их дыхания клубится пар. Они чокаются бутылками пива и чмокают друг друга в губы. Я быстро отвожу взгляд, когда они замечают, что я смотрю на них. Очередь такси выглядит заманчиво… однако я лишь плотнее обматываю шею шарфом и иду пешком. Мой дом примерно в получасе ходьбы отсюда, но мне нравится украдкой заглядывать в окна пабов, смотреть на тех, кто внутри, и ощущать общее предвкушение праздника.
Я смотрю на свое обручальное кольцо. Под светом уличных фонарей в молочном опале видны красные вкрапления. Это считается предзнаменованием неудач – иметь обручальное кольцо с опалом, но я хотела такое с самого детства. Гарри, должно быть, каким-то образом узнал об этом – возможно, от моей мамы, – и обыграл это суеверие в тот вечер, когда предложил мне войти в нашу гостиную, где и опустился на одно колено в окружении открытых зонтиков. Розовых, пятнистых, прозрачных – разбросанных по полу гостиной. Гладкий черный кот, который всегда приходил к нашей задней двери, бродил вокруг, а кольцо Гарри положил на перевернутое разбитое зеркало, которое посыпал солью. Он все продумал, даже приставил лестницу к внутренней стороне двери, под которой я прошла, не заметив1. «Никакой день не может быть неудачным, если я с тобой», – сказал Гарри. Я была так счастлива, что не могла перестать плакать целых два часа.
Я вспоминаю Елену и Джеймса; то, как он смотрел на нее. И стараюсь сохранить этот образ в своем сердце. Я надеюсь, что в один прекрасный день они почувствуют себя такими же удачливыми и счастливыми, как и я в тот вечер.
Глава 2
– Верити, что происходит? – пытаюсь я до нее докричаться. Телевизор включен на музыкальный канал, и на экране видна танцующая Уитни в фиолетовом платье. Я глотнула вина, ожидая, что сперва придется поморщиться, а затем медленно привыкать к терпкому вкусу. Но оно пошло на удивление легко. Я тянусь за бутылкой. Обычно она просто стоит возле моих ног, чтобы я могла обслужить себя сама. Но сейчас ее там нет. – Где вино?
Верити выглядывает из-за двери, впуская с собою ароматы расплавленного сыра.
– В холодильнике, тебе нужно долить?
– Нет, просто интересно, что это такое было.
– «Пино», по-моему, от «Маркс и Спаркс».
Она снова скрывается в кухне, а я смотрю на ковер. Это что-то новенькое. Вырезки из модных журналов, которые она использует в своей работе – обычно разбросанные по всему полу, – теперь аккуратно сложены и отодвинуты в угол. Я протягиваю руку в щель между диванными подушками, обычно набитую шоколадными обертками. Но там ничего не шуршит. Вчера вечером Верити ясно дала понять, что мне не стоит посвящать очередной субботний вечер работе. Я должна прийти к ней на чай. «И не приходи с пустыми руками», – предупредила она. Я заявилась с бутылкой хорошего вина, но холодильник уже был заполнен.
Верити устраивается рядом со мной, сжимая в руках налитую до краев чашку с нарисованным Снуппи.
– Кого ты там разглядываешь? – Верити выхватывает у меня телефон. Я уже два года подписана на «Инстаграм» Полли Ли.
– Ничего там не лайкай! – вскрикиваю я, пытаясь вернуть телефон назад.
Она смеется:
– О, я только немножко…
– Не смей!
Я заглядываю ей через плечо. Это вечеринка в честь пятого дня рождения дочери Полли. Она поставила в саду низкие длинные деревянные столики и накрыла их старинными чайными сервизами, и там были маленькие тортики «Французские причуды» на каждого едока – с выложенным мороженым именем ребенка.
– Ты веришь, что эти пирожные вегетарианские? – Верити читает заголовки доступных постов. – И без сахара.
– Я ела такие раза два… решила себя побаловать, – говорю я, погружаясь в воспоминания.
– Я бы хотела раздавить штук пять о ее физиономию! – заявляет Верити. – Кто эта самодовольная сука?
– Она не так плоха. Была пиарщицей на моей прежней работе.
– Тебе что, сделали лоботомию? Ты их всех там не переваривала!
– Ладно, – вздыхаю я. – Она действительно была жабой. Но взгляни на ее жизнь – она просто идеальна!
– Нет ничего идеального в том, чтобы жить без сахара, – помнишь, как я пробовала?
– Помню ли я? У меня остались на память шрамы!
Это было во времена, когда мы с Верити жили вместе – в крошечной квартирке на верхнем этаже, которую снимали только потому, что там имелся балкон. Пол в каждой комнате – даже в коридоре – был покрыт множеством лоскутков ткани: атласом, бархатом, денимом, и мы выживали на полуфабрикатах и вине «два-фунта-за-коробку» из нашего местного магазина. Однажды в январе Верити решила отказаться от сахара, и у нее началась настоящая «ломка».
Она продержалась ровно три дня – а на второй день я вошла в кухню как раз в тот момент, когда она разбила стакан в гневе на то, что кто-то сказал по радио.
– Неужели я чувствую запах лазаньи? – Должно быть, это очередной полуфабрикат, обычно Верити питается только ими. Верити совершенно не умеет готовить и твердо убеждена, что в свободное от работы время может заняться чем-то поинтереснее.
– Ага, поскребла, понимаешь, по сусекам, ну и вот, сообразила кое-что. – Она пытается сохранить невозмутимый вид, прежде чем разразиться хихиканьем. – А, ладно, ты же меня знаешь. Джереми приготовил это, ясно? Я просто поставила ее в духовку.
– Заставляешь своего парня для нас готовить… чистый дом… чистые бокалы для вина… по какому случаю?
Она отворачивается, глядя на экран телевизора. Теперь там показывают старое выступление «Backstreet Boys».
– Да так, просто подумала, что будет неплохо. Давненько мы не зависали у меня вместе. Давай, покажи, на кого ты еще подписана, чтобы я могла их ненавидеть.
Я хватаю свой телефон и открываю профиль Морвены Стар. Морвена Стар – это нелепое имя, но я вроде как люблю ее. Она описывает себя как «целительницу кристаллами», и ее аккаунт полон селфи и снимков ее идеально наманикюренных рук, держащих кристаллы, а также разглагольствований о том, как «опал укрепляет ауру, готовит к новому дню», тогда как цитрин помогает ей «взращивать в себе солнечный свет».
– Никто так не выглядит, занимаясь йогой, – говорит Верити, указывая на одну из фотографий, где Морвена делает прогиб назад на закатном пляже.
– Погоди, кликни вот на эту. – Я показываю Морвену со скрещенными ногами и закрытыми глазами, сидящую под деревом, и читаю подпись: – «Живите в настоящем и настоящим, проводите время на природе, подальше от телефона».
Верити фыркает от смеха:
– А чем же она снимает?
– Я знаю, что это глупо, но по крайней мере она создала бренд из своего имени. У нее миллионы подписчиков.
– Но ведь все это фальшивка, разве ты не говорила, что она местная?
Я киваю. Не ясно, где ей удается находить такие пляжи или сочные леса, так как после некоторых исследований я обнаружила, что она живет в Шеффилде. В сером холмистом городе, который так далеко от моря, что дети в жаркие дни играют в фонтанах на площади в центре города и с визгом бегают туда-сюда, а их измученные родители сидят на скамейке в парке, потягивая сидр из банок.
– Фальшивка – это ее путь к успеху. Она получает кучу денег благодаря этим постам, – замечаю я, вспоминая о собственной пастве и о том, с каким трудом я пыталась увеличить число своих подписчиков.
– Фу, это так угнетает, – отвечает Верити. – Я просто не могла бы такое делать. – Она отпивает вина. – Покажи что-нибудь, что снова поднимет мне настроение.
Я открываю папку, содержащую все наши старые снимки. Одна из нас только что закончила университет: на мне обрезанные зеленые клетчатые лосины, джинсовая мини-юбка с прорехами и синяя пятнистая толстовка, а на Верити – джинсовые шорты, неоново-желтые серьги и черный жилет. Она переживала период увлечения стилем Эми Уайнхаус, сильно затеняла глаза и красила губы в красный цвет.
– Мне тогда еще не хватало смелости уложить волосы в «улей», – говорит она, поглаживая свою прическу «афро».
Мы прокручиваем снимки вместе, пока не добираемся до более поздних. Там есть фотография, где мы с Верити на открытии парикмахерского салона. Верити пригласила туда одна из ее клиенток, бывшая жена футболиста, только что получившая солидный куш при разводе и решившая открыть собственное дело. Я в черно-белом платье до колен в тонкую полоску и туфлях на высоком каблуке, которые – судя по моему лицу – жмут, а Верити в винтажном платье семидесятых годов длиной до пола, усыпанном оранжевыми цветами. Гарри сказал тогда, что она похожа на ковер его бабушки, и Верити со смехом запрокинула голову… На заднем плане кто-то строит ей рожки. Смех Верити обычно такой громкий и бесцеремонный, что вы либо присоединяетесь к ней, либо гадаете, откуда может исходить этот странный гудящий звук.
Далее мы втроем на моей деловой вечеринке – у Гарри под глазами серые круги: он работал целыми днями, а потом помогал мне по вечерам в течение нескольких недель в ее преддверии. Все закончилось тем, что он заснул в туалете около часа ночи. На следующем снимке мы вдвоем стоим на пороге, держа в руках ключи от нашего дома, – мои волосы заплетены в косички, а Гарри весь в пыли.
Верити смотрит на мой стакан. Я отпила из него глотка четыре.
– О, тебе пора доливать! – Она встает и торопливо идет в кухню, расположенную за стеной. На ней джинсы с ярко-розовыми кисточками, свисающими с ягодиц, – они колышутся при ходьбе, как перья у танцовщицы двадцатых годов. Когда она возвращается, то сжимает мое колено – старая привычка, перенятая ею у своей бабушки. Я отмахиваюсь от нее. Лицо Гарри все еще на экране моего телефона. Верити осторожно берет телефон из моих рук и кладет на пол. – Ты никогда не догадаешься, что произошло сегодня на съемочной площадке… – И она начинает увлеченно рассказывать историю Дженны Селф, давней участницы реалити-шоу «Остров любви», которой подбирала образ на этой неделе. Ей не следовало бы говорить об этом – если хоть что-то подобное попадет в прессу, у нее возникнут большие неприятности, – но она просто ничего не может с собой поделать. Мы обе были одержимы знаменитостями еще со школы. Когда мы жили вместе, то целыми днями валялись на диване и смотрели реалити-шоу. Верити всегда анализировала наряды и внешность всех конкурсанток и говорила: «Вот бы мне приложить к ней руку…»
– На каждый наряд, который я вытаскивала, Дженна говорила: «Дженне не нравится» – и надувала губы. А потом визажистка обнаружила, что она сперла все лаки для ногтей! Наверно, запихала в свою сумочку пузырьков двадцать!
– О Боже! – разеваю я рот. – А она по-прежнему вместе с тем, ну?..
– Крисом? Ага, он подцепил ее в конце концов. Готова поклясться, этот парень на стероидах или чем-то таком, он сложен буквально как треугольник.
– Это же очевидно, что он ей изменяет, – говорю я.
– Ты имеешь в виду ту неделю, когда его застукали с двумя блондинками в туалетной кабинке, а он ответил, что «помогает им открыть задвижку»?
– Ага, когда его прозвали Крис-сантехник, – киваю я, заглядывая под диван в поисках кипы глянцевых журналов, которые обычно там «живут». Однако от них остались лишь смазанные следы в пыли. – Я хочу сказать, что ненавижу ее, но никто не заслуживает строить отношения с обманщиком.
Верити сидит, перебирая кисточки, прикрепленные к джинсам, – одна пообтрепалась, и она играет с ее концами.
– Мм-хмм, – мычит она, прежде чем снова вскочить. – Вот и лазанья готова!
– Хочешь, помогу тебе разложить по тарелкам? – спрашиваю я, но она заверяет, что все в порядке, мол, не дергайся.
– Как прошло вчерашнее свидание? – слышу я ее крик сквозь стук тарелок.
– Сперва была полная катастрофа! – кричу я в ответ. – Но я его спасла!
Она входит и протягивает мне тарелку с щедрым куском лазаньи, от которого поднимается пар.
– А как тебе парик?
Верити берет парики на работе – она стилистка – и постоянно одалживает их мне, чтобы визави моих клиенток не просекли, что я выступаю при них в роли дуэньи.
– Не особо, – признаюсь я. – Уж не знаю, где ты их стала брать с недавних пор. В нескольких последних только в фильмах ужасов сниматься.
Я замечаю довольную ухмылку на ее лице, пока она жует лазанью.
– О нет! – со стоном произношу я. – Ты ведь не нарочно, правда?
Верити начинает гудеть (смеяться):
– Конечно, нарочно! Ну прости. Бобби придумал, что будет забавно какое-то время давать тебе дерьмовые парики ради прикола.
Она достает свой телефон и показывает мне снимки: как я с самодовольной улыбочкой сижу в ресторанной кабинке, прислушиваясь к тому, что происходит за столиком Джеймса и Елены. Черный парик топорщится вокруг моих щек, а на следующем снимке я пытаюсь осторожно под ним почесаться, чтобы никто этого не заметил.
– Боже, я думала, что выгляжу как Эдвард Руки-ножницы, но теперь вижу, что все гораздо хуже.
Верити в истерике хватает меня за руку:
– Как перекрашенный Борис Джонсон!
– Не могу поверить, – говорю я, притворно сокрушаясь. – Моя лучшая подруга специально выставляет меня в ужасном виде ради собственного развлечения.
– Да брось, – произносит она добродушно. – Я сказала Бобби, что мы не будем выкладывать это в «Инстаграм». Он хотел назвать это фото «Воронье гнездо».
– Хештег «образ дня» и хештег «Борис Джонсон – моя икона стиля», – говорю я.
Верити тянется к полу и подтаскивает к себе зеленую магазинную сумку «Маркс и Спаркс», лежащую сбоку дивана.
– Вот, остались кое-какие закуски! Мы тут целую банду принимали…
Она начинает выгружать добычу на кофейный столик.
– И Перси, и девушку Перси, и любовницу Перси…
– Только не Панду! Неужели?..
Подруга торжествующе кивает:
– Пенни понятия не имеет.
– Бедняжка, – говорю я, разрывая пакетик и кладя в рот мармеладную конфетку. – Но может, ей удастся замутить с Колином, чтобы отомстить.
– Оооо, у меня есть хороший вопрос! – выпаливает она. – «Кого бы ты предпочла?» Помнишь нашу игру?
Это было нашим любимым развлечением в детстве. Мы могли часами сидеть на лужайке в парке, посасывая пятипенсовые леденцы и спрашивая друг друга синими от красителя ртами, кто больше нравится – частенько сравнивая наших школьных хулиганов и учителей и выбирая между ними.
– Колина или Перси? – торжественно вопрошает Верити.
– Ты ставишь меня перед выбором, с кем я хочу трахаться – с тортом или с мармеладным мишкой?
– Ага, – отвечает она. – И ты должна ответить. Таковы правила.
– Я леди, – говорю я с томной улыбкой. – Леди не отвечают на такие вопросы.
Она игриво бьет меня подушкой:
– Чушь собачья! И это я слышу от женщины, которая признавалась, что влюблена в Морскую ведьму Урсулу!
– Такого не было! – бью я ее в ответ.
– Так было.
– Ну ладно, всего однажды, когда я перебрала джина. И кстати, Урсула очень сексуальная женщина.
– Урсула – это помесь осьминога с трансвеститом.
– Ну уж я не из тех, кто мечтает о Фокси из рекламы «Бинго»!
– Я остаюсь при своем мнении, – заявляет Верити. – У Фокси есть сексуальный шарм, и у него превосходный вкус в одежде.
Наступает пауза, и я вспоминаю о завтрашних хлопотах.
– Помнишь тот вечер несколько недель назад, когда ты заявилась в мой офис с бутылкой белого?
Верити кивает:
– Это был веселый вечерок.
В итоге мы взяли еще одну бутылку, а затем отправились в рок-паб неподалеку от моего офиса, где пили текилу с байкером по кличке Газ. Дальше я помню все как-то смутно.
– И в тот вечер, перед тем как выйти гулять, мы перебирали анкеты и решили свести двух моих клиентов, помнишь?
– Погоди, что-то припоминаю. У них был один и тот же любимый напиток?
– Да, но это все, что было между ними общего, – киваю я, вспоминая, как Верити завопила: «Сухой мартини с лимоном!» – и звякнула в маленький медный колокольчик, как я обычно делаю, когда нахожу идеальную пару. Я рассмеялась и сказала: «Отлично, заметано. А теперь пойдем в паб».
– Один из них был Элайджа, – продолжаю я, – ну ты помнишь, парикмахер?
Она кивает.
– Такой капризный с виду маленький засранец.
– Точно. И мы решили познакомить его с тем неряшливым рокером-геем, Томом. И теперь я должна присматривать за их завтрашним свиданием. Похоже, это будет катастрофа.
– Так ты просто приди в ресторан и глянь, как у них дела. И если ничего не срослось, скажи Элайдже, что это был такой хитроумный эксперимент, чтобы показать ему, какие плохие на свете бывают парни, ну или придумай еще какое-нибудь дерьмо вроде того.
