Czytaj książkę: «Загадка поместья «Ливанские кедры»»

Czcionka:

* * *

1

Новый ресторан был просто великолепен. И дело не в роскошном оформлении зала или вышколенных официантах. Этим уже давно невозможно никого удивить. А вот повар… Ну что сказать? Месье де Кринье мог бы поклясться, что лучшего не встречал. Он не раз обедал у Эскофье и знал отлично, что такое высокая кухня. Еще не стерлись из памяти суп-крем «Аньес Сорель», аттеро из устриц «Виллеруа», филейчики «Кюсси» и прочие гастрономические прелести. Всего и не упомнишь. Но тут, в Остенде, в портовом городке на берегу Северного моря, и вдруг такой талант! Это было что-то потрясающее. Месье де Кринье ел и отказывался верить. Он осторожно подхватывал на вилку каждый кусочек и отправлял в рот в ожидании, что волшебство рассеется. Но язык убеждал, что божественный вкус реален. В конце обеда пришла даже в голову мысль, не стоит ли переманить это провинциальное сокровище к себе. Какой фурор в обществе тогда произведут его званые обеды. Но после двух рюмок хереса мысли Диди, как его называли самые близкие, плавно перетекли в сторону созерцания женской красоты. Благо большие окна ресторана позволяли наблюдать за публикой на площади без каких-либо ограничений. Дамы в модных туалетах проплывали за стеклом туда и сюда. Некоторые были очень хороши собой. Кого-то он знал лично, с другими не прочь был бы познакомиться. Любоваться женщинами месье де Кринье мог бесконечно, но такое приятное времяпрепровождение пришлось прервать. Пароход должен был прийти уже меньше чем через полчаса, и опоздать к приезду Вивьен он точно не хотел.

Поспел он как раз вовремя. Трап уже подали, и пассажиры начали спускаться на пристань. Леди Алертон была одной из первых. Если бы месье де Кринье в этот момент спросил случайного прохожего, что тот думает об этой женщине, тот с большой долей вероятности ответил бы, что она миловидна. Но не более. И был бы, в сущности, прав. Длинная шея, аккуратная голова с маленькими изящными ушами и высокий лоб были безупречны, вот только слишком широко расставленные глаза и упрямый подбородок мешали назвать лицо красивым. Однако такое впечатление моментально рассеивалось, как только Вивьен обращалась к собеседнику. Черты ее лица тут же преображались и становились удивительно притягательными. Дидье неоднократно пытался отгадать эту загадку, но в конце концов пришел к выводу, что это невозможно, и просто называл про себя это свойство чертовщинкой. И ничто не могло испортить этого впечатления: ни пасмурный день, ни скромное дорожное платье, ни утомленный вид.

Следом за ней шла камеристка Мари, невысокая складная девушка с угольно-черными волосами и живыми карими глазами. На руках она несла любимую собаку Вивьен – кавалер-кинг-чарльз-спаниеля Монти. Группу замыкал Стивен Хейворд, нескладный, долговязый молодой человек, служивший у леди Алертон личным секретарем. Тот, как всегда, витал где-то в облаках и не очень обращал внимание на то, что происходит вокруг.

Именно в тот момент, когда Вивьен заметила Диди в толпе встречающих, все и произошло. Не успел месье де Кринье в знак приветствия слегка приподнять цилиндр, как Стивен решил зачем-то вернуться на палубу. Для этого он сделал крутой разворот и натолкнулся на даму, спускающуюся следом. Та комплекцией напоминала кариатиду, но, несмотря на внушительные размеры, не готова была принять удар. Монументальное тело пошатнулось, на короткий миг восстановило равновесие, но потом все же рухнуло в воду с устрашающим воплем. Толпа встречающих невольно ахнула. Но мистер Хейворд лишь с легким любопытством проводил взглядом ее полет, затем вопросительно обернулся к леди Алертон. А вот Монти, существо трепетное и пугливое, воспринял ситуацию иначе. В его собачьем представлении случилось что-то ужасное, и самое правильное в данной ситуации – бегство. Что он и сделал, вывернувшись из рук Мари.

Радость от долгожданной встречи была изрядно подпорчена. На пароходе и пристани все засуетились. Поднялся невообразимый гвалт. Громче всех, разумеется, кричала дама в воде, но и зрители не отставали. Двое матросов тут же прыгнули за борт. Однако вытащить кариатиду, которая явно превосходила их по весу, да еще в промокшей одежде, они были просто не в состоянии. Наоборот, это она стала топить спасителей, хаотично цепляясь за их руки и увлекая на глубину. Мелкое происшествие неожиданным образом превратилось в морскую баталию. Хорошо еще, кто-то догадался бросить им канат. Обмотав им то место, где корсет попытался сформировать некоторое подобие талии, матросы в воде замахали руками, и несколько человек на причале стали тянуть даму из воды.

Видя, что процесс спасения идет полным ходом и волноваться не о чем, Вивьен вернулась к своим проблемам. Камеристка уже засеменила за убегающей собачкой, но мистер Хейворд за ней не последовал. Спустившись с трапа, он лишь смотрел вслед удаляющейся фигуре, не меняя выражения лица.

– Стивен, – обратилась к нему леди Алертон. – Помогите, пожалуйста, Мари. Монти ей не догнать.

– Разумеется, миледи. – Стивен кивнул и бросился вдогонку, неожиданно развив приличную скорость.

Только после этого внимание леди Алертон вернулось к Диди. Тот аккуратно лавировал в толпе, пробираясь к ней. На это ему потребовалось несколько минут, поскольку возбужденная публика находилась в непрерывном движении. Где-то он выставлял трость слегка вперед, чтобы его не толкнули, где-то ловко уворачивался от возможного столкновения. Но в целом чувствовал себя в давке вполне комфортно. Когда же месье де Кринье оказался рядом с ней, на его губах расцвела довольная улыбка. Он снял цилиндр и раскинул руки:

– Вивьен! Моя девочка! Как же я рад тебя видеть!

Леди Алертон тут же подскочила к нему и, придерживая на затылке шляпку, расцеловала в обе щеки:

– Диди, дорогой! Как я соскучилась! Я так давно тебя не видела.

Они обменялись еще несколькими радостными восклицаниями, после чего Вивьен вспомнила о своих спутниках.

– Где же Мари и Стивен? – с легкой тревогой закрутила она головой в разные стороны.

– Твой Хейворд наверняка опять вляпался в какую-нибудь историю. Я вообще не понимаю, зачем ты его терпишь в доме?.. Кстати, вон и Мари. Сейчас узнаем.

Запыхавшаяся камеристка подбежала к хозяйке и тут же выпалила, взмахнув руками:

– Мистер Хейворд послал меня к вам, миледи, сообщить, чтобы его не ждали. Когда найдет Монти, привезет его сразу в гостиницу.

– Мари, палец, – тихо напомнила леди Алертон.

Камеристка спохватилась, опустила руки и зажала в кулаке левой руки большой палец правой.

– Так лучше, – удовлетворенно кивнула Вивьен.

Месье де Кринье хмыкнул с сомнением. Мари это услышала и обернулась в его сторону.

– Ах, простите, мистер де Кринье, – она слегка присела и склонила голову, продолжая держать руки сцепленными между собой. – Добрый день!

Диди кивнул в ответ, после чего повернулся к леди Алертон.

– На редкость здравая мысль. В гостинице нам ожидать мистера Хейворда будет намного удобнее, – заметил он и подал ей руку.

Через несколько часов, после того как леди Алертон отдохнула с дороги и привела себя в порядок, она в обществе месье де Кринье расположилась в гостиной своего номера, чтобы выпить послеобеденный чай и наконец спокойно поговорить.

– Твоя тетя стала совершенно невыносима, – буквально сразу начал жаловаться месье де Кринье, состроив скорбную гримасу. – Она считает, что я слишком много пью и проигрываю в карты…

– Разве это не так? – лукаво улыбнулась собеседница.

– И ты туда же! А когда было иначе? Да, я люблю вино, карты и женщин. Для здорового мужчины это совершенно нормально. Я вдовец и не несу ни перед кем обязательств. Поэтому не вижу ничего плохого в том, чтобы ущипнуть за щечку какую-нибудь хорошенькую горничную или провести вечер за партией в вист.

– Но не в твоем же возрасте.

– Это бестактно.

– Я имею на это некоторое право. Все же я твоя внучка и тоже беспокоюсь за тебя.

– Ах, оставь. Я в прекрасной форме. – Диди внимательно осмотрел свою вполне еще подтянутую фигуру, поправил экстравагантный галстук, после чего провел рукой по совершенно седым, но все еще очень густым волосам. – Мне всего лишь шестьдесят шесть, и раньше девяноста на тот свет я не собираюсь.

– Это случится намного раньше, если ты не перестанешь пить столько вина и приставать к горничным…

– Кстати о горничных. Эта твоя Мари очень мила. Только не пойму, что у нее за акцент.

– Ее зовут Мари… – Вивьен запнулась, вспоминая трудное имя, – чица. Да, правильно, Маричица Филипеску. Она из Румынии.

– Вот как? Это даже интересно. Такие блестящие черные глаза и темные вьющиеся волосы… И фигура такая… Я думал, она итальянка.

– Ты невозможен! – Леди Алертон закатила глаза к потолку и вздохнула. Но потом очень серьезно посмотрела на деда: – Хочу тебя предупредить. Она дочь аптекаря или лекаря, я точно не помню, и неплохо разбирается в снадобьях. Так что обижать ее я бы не советовала. Если ты понимаешь, о чем я…

– Ты отчаянно рисковала, моя дорогая, нанимая такую прислугу. Ведь она может обидеться и на тебя.

– Нет-нет. Мне она очень предана. Я знаю. И этому есть причина…

Это была сущая правда. Когда предыдущая камеристка решила оставить место, поскольку собралась замуж, она привела хозяйке свою знакомую – Филипеску, дав ей самые лестные рекомендации. Та когда-то выучилась на портниху и работала в большом магазине готового платья, где получала всего двадцать пять фунтов в год. Леди Алертон девушка понравилась, и она предложила ей жалованье почти в два раза больше. К тому же постоянно отдавала ей свои старые платья, которые можно было продать или перешить для себя. А поскольку Вивьен была модницей и полностью меняла гардероб к каждому сезону, такие подарки носили регулярный характер. Каждому из них новая камеристка радовалась как ребенок. При этом продолжала ходить в одном и том же сереньком платье из канифаса. Леди Алертон терялась в догадках: неужели ни одно из платьев ей не понравилось? Но как-то Мари призналась, что после смерти отца одна растила младшего брата и пыталась хоть что-то отложить на его обучение. Мальчику скоро должно было исполниться четырнадцать, и он мечтал пойти в подмастерья к солиситору. А это стоило огромных денег. Целых двести фунтов! Услышав сумму, Вивьен рассмеялась от души. На свои наряды, платья, шляпки и драгоценности каждый год она тратила намного больше. Повинуясь минутному настроению, она просто дала ей эти деньги. Мари от неожиданности на какое-то время онемела, но потом слова хлынули из нее потоком. Она была так растрогана, что расплакалась и попыталась поцеловать руку хозяйки. Вспоминала эту историю леди Алертон с каким-то смешанным чувством, в котором так и не смогла разобраться. И уж точно не собиралась ею с кем-то де-литься.

В этот момент раздался стук в дверь.

– Войдите! – откликнулась леди Алертон.

На пороге появилась Мари. На руках она держала Монти, завернутого в полотенце. Наружу выглядывали только мокрое ухо и один глаз. Он, влажно поблескивая, взирал на мир осуждающе.

– Монти! – радостно воскликнула Вивьен. – Нашелся! И где же он был?

– Мистер Хейворд разыскал его в доках, миледи. Он забился под груду какого-то хлама и был очень грязным. А пахло от него просто ужасно. Пришлось его искупать.

– Хорошо, Мари. Когда высохнет, принесите его мне.

– Да, миледи. – Горничная слегка присела, но не двинулась с места.

– Что-нибудь еще? – вскинула брови Вивьен.

– Да, миледи. – Мари замялась.

– Так что же? Говорите.

– Мистер Хейворд принес не только Монти…

Диди довольно хмыкнул и поудобнее устроился в кресле, ожидая очередной занятной истории. Леди Алертон вопросительно подняла брови. Мари помялась еще немного, а затем добавила:

– Он нашел мальчика. Тот был без сознания и весь в крови. Мистер Хейворд принес его в гостиницу и теперь не знает, что с ним делать.

Вивьен слегка нахмурилась. Принимать участие в судьбе какого-то мальчика из доков, с какой стати? С другой стороны, это ребенок и он без сознания. Ему явно требовалась помощь. Бросить его на произвол судьбы было бы совсем не по-христиански. Поразмыслив немного, она приняла решение:

– Хорошо, Мари. Снимите еще одну комнату и вызовите к несчастному врача.

– Да, миледи, – горничная присела и выскользнула за дверь.

Месье де Кринье недовольно заерзал в кресле. Он явно остался разочарованным, поскольку занимательной истории не получилось.

– Не понимаю, Виви, зачем ты его терпишь? По завещанию твоего покойного мужа он получает прекрасное содержание. На эти деньги он мог бы снять квартиру в Лондоне и жить отдельно.

– Диди, ты стал ворчлив. А это самый верный признак старости.

Дед леди Алертон посмотрел на нее с некоторой тревогой и приосанился, давая понять, что записывать в развалины его еще рано.

– Ты уже во второй раз указываешь мне на возраст. Это просто жестоко. Особенно с позиции твоих восхитительных двадцати семи лет.

– Прости. Но ты несправедлив к Стивену. Он вырос у нас в доме, стал членом семьи после смерти его родителей. Когда я вышла замуж за Роджера, Стивену было только тринадцать. Совсем мальчик…

– Великолепно! Но мальчик вырос. Он теперь на полголовы выше меня… когда я в цилиндре. Пора бы уже жить отдельно.

– Но лаборатория Роджера…

– При чем здесь лаборатория?

– Как при чем? Стивен тоже увлекается химией. Я не возражаю против того, чтобы он ей пользовался.

– И не будешь возражать, если он постарается ее спалить, а вместе с ней и дом, как и Роджер?

– Диди, ты просто невозможен. Мне трудно с тобой спорить.

– Вот и не надо. Он прекрасно может ставить свои опыты и в Кембридже. Он же туда иногда заглядывает, я надеюсь.

– Уже нет. В этом году он окончил обучение и получил степень. И потом он мне нужен. Я наняла его в качестве секретаря.

– О мой бог! Что за новомодные глупости? Зачем тебе нужен секретарь?

– Как зачем? – искренне изумилась леди Алертон. – После Роджера осталось много бумаг. Кто-то же должен их разобрать. И потом…

– С таким же успехом ты могла отдать их своей кухарке. Она бы справилась не хуже.

– В твоих словах сквозит предубеждение. Стивен очень смышленый…

– Смышленый?! – Диди чуть не подпрыгнул от удивления. – Да он чуть ли не слюну пускает, когда с ним разговаривают. И что это за манера закатывать глаза? Я вообще не знаю, понимает он меня или нет.

– Тебя, впрочем как и всех остальных, он прекрасно слышит и понимает. Просто у него такая манера слушать. У каждого свои странности, будь снисходителен.

– Это не странность. Это больше смахивает на слабоумие.

– Как же ты жесток к бедному Стивену!

– Что ж, я лишь воспользовался твоим предложением почувствовать себя стариком. Они же нетерпимы к юности, не так ли?

– Я не уверена, что… люди преклонного возраста, – Вивьен сознательно сделала в этом месте паузу, подчеркивая тем самым, что не склонна использовать такие категоричные эпитеты, – ведут себя именно так. Сказывается отсутствие опыта.

– Хочешь его получить?

– Ни в коем случае! – Вивьен распахнула глаза, изображая испуг.

– То-то! – Диди остался доволен произведенным эффектом. – А скажи мне на милость, зачем ты потащила его сюда?

– Он может мне понадобиться в любой момент. К тому же Стивен хотел посмотреть Брюссель. Он же никогда не был в Бельгии. Не понимаю, откуда такой повышенный интерес к его персоне?

– Хорошо, не будем о нем. Давай лучше поговорим о твоей несносной тетушке Катрин.

– Ты хотел сказать, о твоей несносной дочери?

Это уточнение совсем не пришлось по вкусу месье де Кринье, и он недовольно заерзал в кресле.

– Пусть так. Как ее ни называй, лучше от этого она не становится. Как ты знаешь, Катрин вдруг вбила себе в голову, что следует заняться моим перевоспитанием. И активность ее в этом направлении день ото дня только возрастает, что не может не тревожить.

– Диди, ты сам виноват. Если бы ты в свое время озадачился тем, чтобы выдать тетушку замуж, сейчас ее необузданная энергия была бы направлена на мужа и детей.

– Ее? Замуж? Помилуй бог, кто бы ее взял? Один голос чего стоит. Это же не голос, а полковая труба. Я уж не говорю обо всем остальном.

– Ты не пробовал.

– Да, каюсь, не пробовал, – Дидье сокрушенно вздохнул. – Но я думал, что, проводя время в сезон охоты в Англии, она сама найдет себе достойную пару. Британцы настолько помешаны на спорте, что любовь Катрин целый день скакать на лошади и вопить во все горло могут счесть за достоинство. Но я ошибся.

– И что же теперь ты хочешь от меня?

– Даже не знаю. Может, ты найдешь выход. Придумаешь для нее занятие, чтобы она оставила меня в покое.

– Какое же? Нанять ей учителя, чтобы она освоила пение? – чуть ехидно заметила леди Алертон.

– Я оценил твой дьявольский план. Беру свои слова насчет Стивена назад. Он отличный мальчик, – Диди сделал ударение на слове «мальчик», поскольку мистеру Хейворду был уже двадцать один год. – Смышленый и прекрасный оратор.

– Предложить открыть частную школу или пансион?

– Тебе не жалко детей?

– С чего бы это? В детстве я часто гостила у нее, и мы отлично ладили.

– Разумеется. Ей же было не до тебя. Она все время старалась кого-нибудь в округе подстрелить.

– Разведение лошадей?

– Возможно… – Дед задумчиво посмотрел в глаза Вивьен.

Они были довольно необычные – трехцветные. Вокруг зрачка желтые, ближе к краю зеленые. А каемка совсем темная, непонятно какого цвета. Вероятно, сказывалось смешение валлийских и английских кровей. Но что еще интереснее, в зависимости от настроения и освещения они все время менялись. В этот момент они напоминали осеннюю траву, которую еще не успел тронуть настоящий холод.

– Да, у меня же для тебя подарок! – вдруг спохватилась леди Алертон. – Я купила пару прекрасных тракененов для твоего экипажа.

– Виви! Ты знаешь, как меня порадовать. И каковы они?

– Поверь мне, эти лошади лучшие, что ты мог бы встретить на улицах Лондона, – она гордо вскинула подбородок.

– Неужели? – Дед весь преобразился, глаза у него загорелись, а семейные неурядицы мгновенно отошли на второй план.

– Ну конечно. Я просто не могла пройти мимо. Серые в яблоках. Просто красавцы! Как увидела, сразу поняла: они должны быть у тебя. Придется сильно постараться, чтобы найти вторую такую пару.

– И когда же я их увижу? – Месье де Кринье даже потер ладони от предвкушенья.

Еще бы, такая пара в Брюсселе произведет полный фурор. Дидье моментально представил себе, как разъезжает в экипаже по центральным бульварам, раскланивается со знакомыми, а те с восхищением рассматривают его лошадей. Разговоров в салонах хватит на неделю, а то и больше.

Леди Алертон знала, что в лошадях дед не разбирался. Если бы даже в зубы заглянул, все равно ничего бы не понял. Но произвести впечатление любил. Несмотря на свой солидный возраст, он не перестал быть павлином. Тетушка Катрин оценивала этот феномен иначе – «детство». Так и говорила: «Первые шестьдесят шесть лет своего детства Диди…» Она была неправа, но Вивьен спорить с тетей совсем не хотелось. Дед умел быть глубоким и вдумчивым, если того требовали обстоятельства. Однако когда вопрос касался света, он не знал удержу.

– Должны прибыть через пару дней. С парохода их сразу переведут в вагон и доставят в Брюссель.

– Я останусь здесь. Хочу лично встретить свой подарок.

– Ну тогда и я останусь. Прогуляюсь по променаду. Морской воздух нам с Монти полезен.

– Оттягиваешь момент встречи с любимой тетушкой? – ехидно подмигнул Диди.

Леди Алертон лишь махнула на него рукой.

Свою тетю, Катрин де Кринье, она искренне любила. В детстве Вивьен не одно лето провела в фамильном поместье рядом с Бореном, где царствовала мадемуазель де Кринье. Та не сильно горевала, что не вышла замуж и не обзавелась потомством. Казалось, ей это было не очень-то и нужно. В конюшне всегда стояли отличные лошади, во дворе под ногами крутилась свора гончих, а в доме было полно гостей. Те не переводились никогда. Если уезжали одни, тут же появлялись другие. Все это бесконечное движение походило на театральную постановку, которая длилась изо дня в день. Неудивительно, что Вивьен всегда радовалась, когда ее забирали из чопорного и унылого дома ее отца, лорда Элроя, и привозили сюда. Взрослые, занятые своими делами, мало уделяли ей внимания. Зато гости привозили с собой детей, за которыми присматривали бонны и гувернантки, да и то не очень ретиво. Предоставленные сами себе, маленькие гости всегда находили себе какое-нибудь занятие и прекрасно проводили время.

Тем не менее с возрастом страсть тетушки к загородной жизни несколько поубавилась, и большую часть времени она стала проводить в Брюсселе. В городе мадемуазель де Кринье нашла себе новое увлечение – благотворительность. Ее деятельная натура требовала охватить заботой и вниманием каждого обездоленного. И она без устали колесила с утра до ночи от Гранд-Пласа до Мароля и Сенне. О своем появлении в каком-нибудь приюте или больнице для неимущих она возвещала тем зычным голосом, что выработался у нее за многолетнюю практику охоты на косуль и кабанов. Видимо, тетя считала, что источаемые ею звуковые вибрации сами по себе уже являются панацеей. Тот же прием она использовала и в салонах, но уже с другой целью. Заслышав ее мощный призыв, банкиры, промышленники и прочая преуспевающая публика старались побыстрей расстаться с деньгами, лишь бы пытка прекратилась. Неудивительно, что в скором времени тетя стала популярной личностью во всех частях города.

Однако количество ее внутренней энергии значительно превышало потребности богоугодных заведений. Ее излишки Катрин решила скидывать на своего родителя, Дидье де Кринье. Благо попадаться он ей на глаза стал довольно часто. Собирая пожертвования и устраивая благотворительные концерты, Катрин то там, то здесь стала наблюдать его за карточным столом или в обществе какой-нибудь дамы с сомнительной репутацией. И практически всегда месье де Кринье был слегка нетрезв.

Откуда появилось страстное желание наставить его на путь истинный, не знал никто. Но дочь твердо уверовала, что сможет в корне изменить моральный облик отца, хотя тому шел уже седьмой десяток. Вполне ожидаемо, ее возмущенные тирады не приносили никакого результата, зато изрядно досаждали Диди. Письма с жалобами сыпались на Вивьен с обеих сторон. Все сообщения, за редким исключением, были удивительно похожи друг на друга. Из них следовало одно – географически этим людям лучше было бы находиться как можно дальше друг от друга. Но сами они этого не понимали, а если бы кто-то об этом сказал, приняли за дурную шутку.

Но как их заставить расстаться друг с другом? Тетю Катрин теперь вытянуть из Брюсселя было невозможно: общественная деятельность поглотила ее без остатка. Всем было понятно, что, пока мадемуазель де Кринье не вылечит всех больных и не осчастливит всех несчастных, она не успокоится. Значит, необходимо куда-нибудь увезти любимого деда. Но Вивьен два года ничего не могла сделать. Время, пока длился траур сначала по ее мужу, затем почти сразу же после этого по отцу, леди Алертон провела в своем поместье в Шропшире. Она решила, что так будет легче пережить боль утраты, поэтому не выезжала в Лондон и уж тем более не совершала дальних поездок.

Все это время она размышляла, чем можно выманить Диди из города, причем на достаточно длительный срок. Спа и Баден-Баден отпадали сразу. Несмотря на великолепные казино, до которых дед был большим охотником, посещающая курорты публика отчаянно не соответствовала его представлениям о приятном обществе. Толпы стареющих дам, больше думающих о том, как они себя чувствуют, нежели как они выглядят, не могли родить в голове месье де Кринье и призрачной мысли о флирте.

Разумеется, существовал Париж. Там соблазны предлагались в точном соответствии с потребностями деда и в неограниченном количестве. Но там он бывал не единожды и всегда возвращался довольно скоро, наделав больших долгов и впутавшись в пару скандальных историй. Посему совместная поездка в этот город выглядела достаточно хлопотной и малоприятной. Поэтому Вивьен решила, что сначала попробует увезти Диди в Вену. Она побывала в австрийской столице однажды и пришла в полный восторг от этого города-праздника. Возможно, он очарует и деда до такой степени, что тот уже не захочет уезжать никогда.

Конечно, была велика вероятность, что этого не произойдет. Дидье де Кринье был равнодушен к кофе, рислингу и музыке. Ничего страшного, Вена – не единственный город, достойный внимания. Были еще Рим, Петербург, Мадрид. Если не повезет с Европой, можно отправиться в Нью-Йорк. Вариантов имелось множество. Вопрос лишь в том, как уговорить его составить ей компанию. Говорить правду было нельзя ни в коем случае, это Вивьен понимала. Диди воспринял бы это как поражение в борьбе и позорное бегство и отказался бы наотрез. Оставалось только сослаться на то, что путешествовать молодой женщине одной, тем более так далеко, не совсем удобно. Конечно, он мог возразить, что есть Стивен. Но к такому ответу леди Алертон нашла бы что сказать. Мальчик еще слишком юн и неопытен, чтобы она чувствовала себя в полной безопасности, а в обществе Диди ей будет спокойнее.

Но, несмотря на то что план был практически готов, Вивьен не была абсолютно уверена, что у нее все получится. И это ее сильно беспокоило. Пока еще взаимное недовольство месье де Кринье и его дочери носило характер домашнего брюзжания. Но что станет, если кто-то из них не выдержит и наговорит другому массу неприятных слов? Завяжется настоящая ссора с серьезными последствиями. Тетушка своих доходов не имела и жила на содержание, которое ей выдавал Диди. Кстати, довольно щедрое. Но он мог и пересмотреть условия, никто бы не мог ему в этом помешать. При всем своем добродушии и беззаботности он бывал иногда очень решителен. Даже резок. А содержание – единственное оружие, которым он мог отражать нападки. Нет, совсем без средств он бы ее не оставил, что-то бы выдавал. Но сколько? Вивьен не могла ответить на этот вопрос. Она в таком случае, разумеется, не позволила бы тете бедствовать. Но вопрос не в деньгах. Такой поступок тут же стал бы известен в обществе и был бы принят с осуждением. И для Диди это стало бы серьезным ударом по реноме. Леди Алертон раз за разом рассматривала сложившееся положение с разных сторон, но ничего другого придумать не могла. А так хотелось для спокойствия иметь под рукой запасной вариант.

Погода для октября была чудесной – сухой и солнечной. Вивьен оставляла Мари в гостинице и подолгу гуляла с Монти по променаду. Сезон уже закончился, и у моря людей ей встречалось совсем немного. Леди Алертон это радовало, она всегда плохо переносила шумную толпу. Монти носился по пляжу, гоняя чаек, а она медленно брела, погруженная в свои мысли. Когда уставала, заглядывала в кафе и заказывала чашку горячего бельгийского шоколада с ее любимыми вафлями с корицей. Вивьен садилась у окна, пес сворачивался клубком у ее ног, и она снова задумывалась.

А мысли были не радостные. Нет, не о семействе де Кринье. О себе. Потерять близких людей само по себе было очень тяжело. Но что намного хуже, Вивьен осталась практически одна. Конечно, у нее были брат и сестры, были Диди и тетя Катрин, масса дальних родственников. Но каждый жил своей жизнью и прекрасно мог обходиться без нее. Ребенка она родить Роберту не успела, а снова замуж совсем не хотелось. Конечно, теперь у нее была полная свобода, и можно ездить куда угодно, не спрашивая ни у кого на то разрешения. Но сколько это могло продлиться? Год, два, три? А потом? Изо дня в день наносить визиты, танцевать на балах, посещать театр? И это все? Этим леди Алертон и занималась, как только ее начали вывозить в свет. Сперва все казалось новым и безумно увлекательным. Но постепенно блеск высшего общества стал тускнеть. К чему сводилось большинство разговоров? К сплетням, злословию и обсуждению нарядов. Но как это можно терпеть годами, десятилетиями? Это же невообразимо скучно.

Как бы ей хотелось родиться мужчиной. Можно было бы найти себе какое-нибудь достойное занятие. Например, стать врачом, архитектором или географом-первооткрывателем. Как бы это было замечательно! Но все это только мечты, она даже выучиться этому нигде не могла. Леди Алертон иногда негромко вздыхала и снова смотрела на волны, набегающие на пустынный пляж: «У меня много денег и совершенно нечем заняться. Как грустно…»

По вечерам она писала письма знакомым на материке, сообщая о своем приезде. Два года траура по мужу и по отцу лишили ее возможности поездок в Бельгию и Францию. Теперь же она хотела повидаться со всеми как можно скорее. Стивена она на несколько дней отпустила, вряд ли он мог ей понадобиться. Кажется, он случайно встретил в городе старого приятеля, с которым учился в Харроу, и проводил все время с ним, поэтому Вивьен видела его лишь один раз. Он заглянул рассказать о найденном мальчике и его самочувствии. С его слов, вышла совершенно удивительная история. Но леди Алертон его почти не слушала, в этот момент она читала письмо, пересланное ей из Англии. Ее кузина, Полин Сабатье, писала из своего поместья неподалеку от Шамори, что собирается провести там зиму, а Вивьен могла бы приехать к ней погостить.

Леди Алертон это приглашение не показалось заманчивым. Полин она искренне любила. Когда-то давно, всякий раз бывая в Париже, они виделись и с удовольствием проводили время вместе. Но потом Полин вышла замуж за Франсуа Сабатье. Вивьен откровенно не нравился этот человек – надменный, капризный и требовательный, но Полин этого, видимо, не замечала. Он вполне успешно спекулировал на бирже ценными бумагами и был весьма состоятельным человеком, так что брак считался удачным. Глядя на его успех, отец Полин, Эмиль Пиорри, тоже решил улучшить свое финансовое положение. Какое-то время дела у обоих шли очень недурно, но случился биржевой крах, и они потеряли почти все. Для Пиорри это стало страшным ударом. Он лишился средств к существованию, и сердце его не выдержало такого удара. Не прошло и полугода, как он скончался. Семейству Сабатье повезло больше, у них осталось поместье и небольшой участок земли. Но денег с его аренды хватало лишь на то, чтобы вести мало-мальски сносное существование. Со времен биржевого краха прошло не меньше пяти лет, а их дела так и не поправились. Полин и Франсуа отчаянно нуждались в средствах и не скрывали этого. Но что еще хуже, постоянно рассказывали всем о своих бедах. И слушать их было довольно утомительно, и леди Алертон стала стараться избегать частых встреч. Однако категоричный отказ от приглашения мог ее обидеть.