Czytaj książkę: «Инцел»

Czcionka:

* * *

Моя заветная мечта стать просто обыкновенным человеком, в полном смысле этого слова.
Саша Таранов, Кумертау («Костер», 1991, № 12)

I can’t find myself. I got lost in someone else.
The Cure – Lost

Глава 1

То сообщение прилетело в пять утра. «Привет, можешь говорить?»

В колонках фоном негромко играла любимая группа The Cure. Толстый раскрашенный Роберт Смит напоминал добрую учительницу по алгебре, благодаря которой Илья и пошел в программисты. Даже голос у нее был такой же пронзительный. Не так давно Илья встретил ее в маршрутке: она, постаревшая, но все еще яркая, зашла с пакетом на остановке «Центральный рынок» и даже попросила его открыть окно, однако не узнала. Илья подумал: ну да, ну да, через нее ведь за эти годы прошло столько учеников, и всех она помнить не обязана. Старшие классы в преддверии ЕГЭ превратились в беспокойный птичий базар, а Валентина «Роберт Смит» Павловна была заботливой наседкой. Как она могла запомнить его среди поголовья таких же нелепых, страшненьких, пусть и неглупых цыплят, в то время как в параллели водились прекрасные лебеди и павлины? Принял ли он это? Да. Обидно ли ему? Не то слово.

Розовый рассвет сочился сквозь неплотно закрытые синие шторы и скользил по белым стенам. Илья дернул штору, чтобы прогнать блики из комнаты, но оторвал одно из колец, крепящихся к карнизу. Выругался шепотом и понял, что на сегодня он кончился. Илью Чулочникова уже пошатывало от долгого сидения за компом: голова гудела, а в глаза будто насыпали песка. Не помогало даже то, что в настройках макбука Илья поменял свет с голубого на желтый. Самое паршивое в мире состояние – это когда хочешь спать, но слишком устал, чтобы заснуть, потому что засыпание тоже требует сил, а монитор вдобавок словно держит тебя в заложниках. На экране замер кадр – тощая брюнетка с татуированной спиной и в мини, едва прикрывающем зад, стоит на коленях перед немолодым пузатым мужиком, видимо, ее боссом. На столе Ильи – кружка с последней каплей холодного кофе. Илья запрокидывает голову и допивает каплю. Там, где стояла кружка, в столешницу въелось пятно – Илья с точностью до миллиметра помещает ее всегда на одно и то же место.

День Ильи давно поменялся с ночью. Будильник заведен на 11:55. За что уж он ценит свою контору, так это за то, что рабочие созвоны не ранние. Даже если он провисит в сети до шести утра, выйдет почти здоровая норма сна. Режим Ильи напоминал ему игру «Симс» – человечки ели и засыпали в совершенно рандомное время суток, понятие циркадных ритмов им было неведомо. «Симс» была единственной компьютерной игрой, в которую он мог играть спокойно, потому что там не выпрыгивали резко монстры. Илья понимал, что такой режим рано или поздно скажется на работоспособности и что молодость лишь ненадолго поможет вывозить ночные бдения – тридцатник не за горами.

Интересно наблюдать, как к тридцати годам у всех складываются жизни. От головокружительного успеха до полнейшего дна, как в передаче «Мужское и женское». Он пока где-то между. Однокурсник Серега купил частный дом как с картинки в Pinterest — всего-то на полтора ляма в кредит залез. Илья же отнес в ремонт старый велик, где ему сказали, что тут ничего не поделаешь, новый надо покупать. А новый он не купил, потому что все спустил на шмотки: не выглядеть как чмо ему важнее. С другой стороны, до тридцатилетия оставалось еще четыре года. Если он вообще доживет, а то ведь может случиться что угодно. Тревожные мысли Илья комкал, запихивал на дно своего ментального шкафа и маскировал сверху какими-нибудь приятными планами. Например, о покупке новых кроссовок на маркетплейсе «Зорро», где Илья просадил уже столько денег, что достиг максимальной скидки. Или эротическими фантазиями – лучший способ отвлечься во все времена. Пошел в жопу, тридцатник.

Каждый день, едва-едва продрав глаза, в двенадцать Илья заходил в зум на созвон с командой. Не включая камеру и прямо из постели он, пытаясь звучать бодро, отвечал на вопросы тимлида, чтобы затем с чистой совестью вновь отрубиться и дрыхнуть до трех дня. Работал он преимущественно по ночам. Окна Ильи выходили на помойку, но, если высунуться посильнее и посмотреть повыше, можно было увидеть звездное небо, на которое он любил пялиться в перерывах. Между тем карьерных звезд с неба Илья не хватал. К утру становилось тихо и ясно: тихо, как «тихое увольнение», – профессиональная стратегия, которую он избрал. Ясно, что будущего нет.

Черная, как активированный уголь, ночная прохлада, тянущаяся из форточки, бодрила его. Он был классической «совой», но сам сравнивал себя скорее с молодым домашним котом, который днем спит, а ночью выходит на охоту и делает «тыгыдык» по квартире. В этом азарте он охотился на код.

Ночь полна жутких звуков: звон бутылок, топот, долбящая музыка из машин и безобразные пьяные вопли. Иногда, по весне, – пронзительные, как стоны призраков из хорроров, кошачьи концерты под окнами. Но Илья был в домике, в своем панельном оазисе безопасности. Расправившись с кодом, он так же решительно расправлялся с информационным голодом, до утра обновляя ленту «Твиттера». Он скроллил посты от случайных, совершенно незнакомых людей до тех пор, пока информация помещалась в него физически. Илья, несомненно, мог бы настроить ленту так, чтобы в ней появлялись твиты только тех, на кого он подписан, и времени на соцсети уходило бы меньше. Однако в подписках у Ильи были лишь шапочно знакомые унылые программисты, чьи высеры он пролистывал, не читая. Он был бы рад вообще от них всех отписаться, но не хотел ни с кем ссориться и скандалить. В «Твиттере» вообще-то есть функция «игнорировать»: можно скрыть из своей ленты твиты человека, оставаясь у него в подписчиках. Но, пользуясь этой функцией, Илья ощущал себя лицемерным подлецом и прибегал к ней очень редко.

Особенно его раздражал коллега с прошлой работы с юзернеймом Hunter Eyes. Он, конечно, был куда более успешным охотником на код, чем Илья: уволился из их маленькой фирмы и основал собственный успешный стартап. Поднял бабла, переехал в Мадрид и в своем «Твиттере» на десять тысяч подписчиков честно делился успехами и неудачами. Конечно, успехов оказалось в разы больше, чем неудач. Этот Хантер был невероятно одиозным персонажем, таких еще поискать: Илье казалось, что Хантер презирает людей гораздо больше, чем он сам, – а это уже ту мач. Под каждым твитом Хантера разыгрывался натуральный срач в реплаях. И с каждым же комментатором блогер лично вступал в диалог, стремясь закатать противника в асфальт. Обвинения в токсичности он отрицал: «Я просто знаю, чего хочу. Это всех бесит. Вы ненавидите меня, потому что у вас никогда не будет того, чего достиг я». Хантер был занозой в ленте Ильи. Казалось бы, у него столько фолловеров – отпишись от него Илья, тот даже не заметит. Но не тут-то было: Хантер помнил Илью, он жаждал с ним общаться.

Однажды Илья написал в своем «Твиттере»:

Накойкаци @lifeiswar 29 минут назад

Считаю, что программист без высшего образования – не настоящий программист. Только математика организует ум и помогает видеть вещи глубоко. Все эти распиаренные IT-школы выпускают толпы быдлокодеров. Убогое зрелище

Под этим твитом моментально появился реплай:

Hunter Eyes @smartguy 2 минуты назад

Илья, я так понимаю, это был камень в мой огород? При всем уважении – ты сам окончил Мухосранский государственный университет и никаким секретным знанием не обладаешь. Математика в работе программиста не нужна. К чему этот гейткипинг?

Илья прекрасно знал, что у Хантера в принципе не было профильного образования. Он вообще с филфака – и тот, кажется, даже не окончил. Однако когда Илья писал этот твит, то позволил себе об этом забыть. Просто он как бы ожидал, что Хантер не заметит эту подленькую диверсию или заметит, но ничего не скажет. Ну и что теперь, смельчак? От прямолинейного ответа Хантера стало холодно в груди, мокро в ладонях, закололо в правом боку. Илья поспешно застрочил: «Что ты, Костя, я вообще не о тебе – ты-то как раз исключительный случай, когда образование не нужно, но меня просто расстраивает в целом…» Даже слова не влезли в ограничения по знакам, и пришлось растянуть оправдательную речь аж на три твита. На деле Илья мечтал послать Хантера матом. Но тот в ответ мог полить его говном от души – этого Илья бы не пережил.

Илья крепко сидел на игле алгоритмической ленты «Твиттера». Кто-то из рекомендованных пользователей сходил на секс-вечеринку; кого-то бросила девушка, и он написал длинный слезливый тред, разлетевшийся на цитаты; кто-то подобрал с помойки щенка и агрессивно ищет ему новый дом. Илье казалось, что он узнает всю эту ужасную информацию против своей воли – но без нее уже будто не мог. Информация была необходима: если она долго не поступала, Илье словно перекрывали кислород. Он испытывал мерзкое тревожное чувство – FOMO, это слово похоже на foam — щиплющую глаза мыльную пену. Fear of missing out – страх пропустить что-то важное, интересное. Например, по-настоящему горячий тейк, или, как говорили в Рунете нулевых, «вброс». Не принять участие в мемном флешмобе, не посоревноваться с другими юзерами в придумывании острот о новостной повестке и в рисовании корявых мемов. Каждый год, третьего сентября, одна половина «Твиттера» постила шутки с бородатым лицом Шуфутинского, а другая ныла, что шутки про Шуфутинского уже всем осточертели. «Твиттер» был богат на развлечения, но из-за ограниченных форматов они быстро приедались. Илья заметил, что и сам мыслит твиттерскими шаблонами. Это бесило, и хотелось врезать себе кулаком по затылку, когда к нему цеплялась схема шутки, с которой он мог бы написать вирусный твит на десять тысяч лайков. Впрочем, ни один пост Ильи, написанный им за семь лет в этой социальной сети, так и не разлетелся.

Преимущество у «Твиттера» тоже было, и оно перевешивало местную деградацию: стойкое чувство комьюнити. Правда, это было херовое комьюнити – токсичное, готовое высмеять его в любую минуту, как он сам, не переставая, высмеивал других, проявляя самую жестокую изобретательность. Это напоминало школьный буллинг, когда ты присоединяешься к травле, чтобы самому не стать ее объектом. Илья – хилый и застенчивый – имел все данные, чтобы стать прекрасной мишенью для буллинга еще в школьные годы. Но одноклассники не торопились кошмарить Илью. Да, его презирали и считали лохом, но в целом терпели. И даже этот статус дался ему с трудом. Он вертелся и пресмыкался, чувствуя себя ужом. Таскался за косяком сильных и успешных одноклассников, был безотказен, если просили списать, стоял на стреме, когда другие затевали пакостную шалость. И все же каждый день он шел в школу с тревогой о том, что однажды его перестанут терпеть и из пустой ручки в него полетит жеваная бумага. Что внезапно в проходе ему подставят подножку. Спрячут рюкзак и накидают туда мусора. Загонят в туалет и макнут головой в толчок.

Правда, пока в их классе училась Аня Мальцева, ему это не грозило – все это происходило с ней. Это не он, а она сидела, не смея поднять красного лица, под градом бумажных плевков и насмешливых шепотков. Она пряталась на пожарной лестнице после уроков и ждала, когда все уйдут, чтобы безопасно добраться до дома. Один раз Илья даже видел ее там и слышал, как она всхлипывала.

Аня пришла в седьмом классе, и ее сразу все невзлюбили. Лицо Ани вечно блестело, за что девочки прозвали ее Смальцева. Они говорили, что лицо у нее словно намазано топленым жиром, смальцем. Они же утверждали, что у нее грудь пятого размера. На что она возражала: «Да у меня размер А!» – «А значит „арбузный“», – интерпретировали одноклассницы. Они растрепали по всей школе, что месячные у Смальцевой начались в восемь лет. Подло втерлись в доверие и выяснили, что Аня мечтает о «профессиональной фотосессии» в шипастом ошейнике и кожаной мини-юбке. На следующее утро они разнесли, что скромница Смальцева – та еще оторва в свои четырнадцать. С тех пор жизнь Ани Мальцевой превратилась в ад. Началось все с надписей помадой на зеркале в женском туалете «Смальцева – шлюха». Издевательства продолжались несколько лет: никто из учителей гимназии ничего не сделал. А кончилось все тем, что в одиннадцатом классе Аню затолкали в темную мужскую раздевалку, где ее по очереди облапал каждый желающий.

Итак, Илья снова лезет в телефон, сдвигает вниз голубую птичку, и твиты прогружаются. Ну и понаписали тут, пока он работал. Забыв обо всем, скроллит ленту: люди снова ноют, хохмят, о чем-то срутся, переходя на оскорбления. Он не может ответить пользователю Hunter Eyes, а этим всем придуркам – как нефиг делать. И он отвечал. Особенно тяжело ему было пройти мимо твитов ярких, красивых девушек. Эти девицы ущемляли его свободу и одним своим видом нарывались на критику. Илья считал: все, что делается в интернете, делается на людской суд. Тот, кто выкладывает контент, будто подписывает соглашение с другими пользователями, разрешающее им его обосрать. Написала пост – будь готова, что с тобой не согласятся. Выложила фото в нижнем белье – будь готова, что твою фигуру, как и нравственность, будут бурно обсуждать. Вот очередная твиттерская попрошайка сфоткалась в нижнем белье и приписала номер карты. Илья выстукивает пальцами по экрану, что она никогда не сможет построить нормальные отношения; что на нее не посмотрит ни один здоровый мужчина; что она разменивается на случайные связи и торгует нюдсами в сети, забивая кричащими татуировками внутреннюю пустоту и ощущение ненужности. Как бы она ни распиналась, что счастлива и довольна собой, это не может быть правдой. Она измазалась грязью, и это дает Илье основания плюнуть в нее. Больная, как горячечная фантазия, испорченная, как забытый в глубине холодильника гнилой лук. Неправильная насквозь, вдоль и поперек. И к тому же жирная и страшная; небритые подмышки, на минуточку, – это отвратительно и негигиенично. Его почему-то волнует этот спор, и он пытается доказать девушке свою правоту, пока не попадает в бан. Ему не впервой. Он выругался матом, вздохнул и написал в своем профиле: «Меня забанила очередная твиттерская прошмандовка. Обиделась на правду». Но тут же подумал, что сейчас снова придет Хантер учить его жизни, и на всякий случай удалил твит.

После подобных столкновений с особями женского пола он всегда включал порнографию, фантазируя о только что забанившей его девушке из «Твиттера». Он проводил за этим занятием ночные часы, убедившись, что мать за стеной крепко спит. Студийному глянцевому порно Илья предпочитал домашнее. Он старался не думать о том, что кто-то мог слить это видео, чтобы отомстить девушке, или о том, как сложится судьба героини из-за публикации. Его это не касалось. Когда сомнения все же лезли в голову, Илья убеждал себя, что это домашнее видео записала крепкая пара, любящая секс, что они нашли легкий и приятный способ заработка. Всякий раз он воображал, будто подглядывает за кем-то в замочную щель. Его это заводило. Он корил себя за то, что слишком много думает о моральных аспектах. Думать не надо: видео – всего лишь инструмент удовлетворения.

Едва он открыл ролик и приготовился расслабиться, как услышал звук уведомления. Илья снова выматерился. Уведомление сбило его интимный настрой. Сперва захотелось отмахнуться и прочитать позже: писать в пять утра – это самое настоящее хамство. Но в голове тут же засуетились тревожные мысли. Кто это мог быть в такое время? Что-то случилось? Срочное?

Никита 04:59

Привет, можешь говорить?

Вот это привет.

От человека, с которым Илья уже давно не общается, за исключением дежурных поздравлений с ДР и с Новым годом. Которого не видел более десяти лет – некогда близкого, теперь безвозвратно утраченного. Обида, впрочем, была прожита. Илья забыл Никиту Носкова, хотя не отписался от него в соцсетях, где тот постил буддийские сутры и бесконечные фото из путешествий.

Он окончил школу на два года раньше Ильи и как победитель Всероссийской олимпиады поступил на бюджет в МФТИ. Недолгое время пожил в общаге, а потом родители подсуетились и купили ему квартиру на Юго-Востоке – в не новом, но добротном многоэтажном доме в шаговой доступности от огромного парка. Тогда друзья еще общались: Илья спрашивал Никиту, как решать олимпиадные задачи со звездочкой, – и с учетом часового пояса ждал пять часов, пока друг отоспится после студенческой гулянки. Но потом они начали отдаляться. Переписки сократились до раза в неделю, затем – до двух-трех раз в месяц. Сообщения становились все более дежурными, небрежными и холодными. Поздней весной 2012 года, которая пришлась на последний звонок Ильи, Никита внезапно активизировался и начал бомбардировать его ссылками на приемные комиссии московских вузов. Однако Илья точно знал: он не поедет в Москву. Раньше он цеплялся за Никиту, но связь ослабла и не держит. Илья приедет, а Никита его бросит в огромном незнакомом городе. Что он будет делать один? Пропадать? Илья не умел искать съемное жилье и боялся нарваться на мошенников, а красочные Никитины описания общаги с тараканами, где на комнату приходится до пяти жильцов и все крадут друг у друга еду, вызывали у него, домашнего мальчика, отвращение. Он не имел представления о метро и был уверен, что потеряется там в первый же день и никогда не выберется из паутин путей. Людей в Москве Илья тоже боялся. Ему казалось: по столице ходят такие толпы, что в час пик его собьют с ног и затопчут; что там живут беспринципные, идущие по головам циники, которые сожрут его, провинциального лоха. Например, украдут сумку с паспортом на вокзале – и пиши пропало, как в худших традициях сериалов на канале «Россия-1», которые смотрела его мать. В общем, Илья не был готов к переменам в жизни. Когда он сообщил Никите, что остается в родном городе, тот прислал в ответ лишь огорченный смайлик и снова потерял к бывшему другу интерес.

Конечно, Илья все это время за ним следил. Никита выпустился с красным дипломом, стажировался в Германии, много работал и отдыхал с шиком. Его всегда окружали красивые девушки. Илья убедил себя, что успех испортил Никиту и в погоне за материальными благами он стал поверхностным, а философские цитаты в соцсетях – это просто пук в воздух, чтобы никто не заметил его пустоту и меркантильность. Никита стал далекой журнальной картинкой: загорелый, подкачанный серфер с доской в руках, в ярких шортах с тропическим принтом, а рядом – красотки модельной внешности в бикини и стильных темных очках. И вот это воплощение успешного успеха теперь ни с того ни с сего пишет ему в пять утра. Интересно.

Илья 05:02

Я здесь, че случилось?

Никита 05:04

У меня странный вопрос. Помнишь, в школе как-то старшеклассники девочку заперли в мужской раздевалке?

Я уже уехал тогда, но слышал об этой истории

Илья 05:04 Помню, допустим

Никита 05:05

Это ведь был твой класс? Ты в этом участвовал?

Илья 05:06

Лол

Ты типа ждал десять лет, чтобы мне однажды написать в пять утра, и такой: а помнишь, что было в школе?

Никита 05:07

Так участвовал или нет?

Если да, то я тебя знать не желаю

И проклинаю все годы нашей дружбы.

Илья 05:09

Боже

Успокойся ты

Я ее не трогал.

Это был треш, я тогда вообще дико зассал

Никита 05:10

То есть ты типа ее не лапал только потому, что зассал, что накажут?

Илья 05:12

Никита, алло. Я вообще тогда от всего ссался. Ну, я понимал, что это было что-то очень неправильное. Я никогда бы не стал лезть ей под юбку Она даже не в моем вкусе была

Никита 05:12

А если бы была в твоем вкусе, то полез бы?

Илья 05:13

Блин, нет!!!

Хватит делать из меня скотину

Никита 05:13

Это же почти групповое изнасилование было

Илья 05:14

Господи, Никита, я согласен, что это было ужасно, но все-таки это не изнасилование. Повторяю, я ее не трогал. Почему ты вообще вспомнил?

Никита 05:15

Я все эти годы думал об этом. Сомневался в тебе. Боялся, что ты был среди них, а мы ведь дружили с тобой

Что с той девочкой стало?

Она жива вообще?

Илья 05:17

Лол, да конечно. После того случая просто перешла на домашнее и благополучно окончила школу.

Все с ней нормально, не ссы. Уверен, что замуж вышла удачно и муж богатый ее на Мальдивы возит)))

Сам-то как?

Сто лет не общались

Никита 05:20

Да я че-то в прострации какой-то. Много вспоминаю дом, школу, старых друзей. Старых не осталось никого, а новых не появилось. Общаюсь с коллегами только, но им доверять и подпускать их близко нельзя

Повысили, а радости нет. Путешествия радовали, потом ковид этот долбаный случился. Я еще болел им тяжело, без больниц обошлось, но мне с тех пор кажется, что я утратил способность воспринимать мир в красках. Ничего не радует, прямо вообще

Илья 05:21

Постковидная депрессия? Это у многих так. А я вот не болел ковидом, потому что дома сижу как сыч

Никита 05:22

Ты и есть сыч

Не представляешь, как мне херово и одиноко. Даже, блин, рассказать некому, что мне одиноко

Илья 05:22

Да, и поэтому ты мне пишешь в пять утра и обвиняешь чуть ли не в участии в групповом изнасиловании. Оригинально, я по тебе тоже соскучился!

Никита 05:26

Эх

Я спросить боялся – типа вдруг я прав и ты реально это сделал

Илья 05:30

Да прав ты, конечно

Никита, я то еще говно

Я Мальцеву не трогал, но я был в этой раздевалке и все видел.

И ничего не сделал

Никита 05:35

Да я и не требую такого. Ты же не супермен. Я понимаю, что ты боялся против толпы попереть

Илья 05:36

Ну да, помнишь же, как сам меня на катке спас

Никита 05:36

Ахах да. Овечкин, но не хоккеист. Кстати, хочешь прикол?

Илья 05:37

Валяй

Никита 05:38

Этот Овечкин в нашу контору пытался устроиться QA-макакой. Понтов-то на собесе было, важная курица. Скользкий такой, как микроклизма. Дико тупой. Вылетел пулей, обосрался на втором этапе

Илья 05:38

ПХАХАХАХАХА

МИКРОКЛИЗМА

Никита 05:42

))))

Никита 05:45

Все, пойду спать.

Завтра поболтаем

Илья 05:46

Обрел-обнял летящий Башлачев¹. Вали, блаженный

Он закрывает чат, заходит в профиль Никиты и долго-долго просматривает его фотки. Илья все бы отдал, чтобы стать высоким Аполлоном с кубиками пресса. Светловолосый, почти блондин. Ходит на кроссфит, что позволяет ему носить любые шмотки. Одевается как богатый мальчик на расслабоне: сдержанные цвета и натуральные ткани, поло «Ральф Лорен», брюки чиносы, лоферы и оксфорды. В школьные годы Илье часто перепадали вещички от Никиты, среди которых был отличный итальянский свитер из кашемира. Судя по фото еды с тегом #foodporn, Никита готовит сам и питается преимущественно стейками с овощами на гриле, из-за чего у него здоровый цвет лица. Ровные, хоть и далеко не белые зубы. Внешне Илья оценил бы Никиту на семь из десяти: не модель, но куда красивее, чем среднестатистический славянин. Илья всех людей оценивал по десятибалльной шкале – и женщин, и мужчин. В его глаза будто встроили сканер: один быстрый взгляд – и он безошибочно определял категорию.

Подобных классификаций в сети было множество. К каждой прилагались примеры – фотографии реальных девушек. Мужчины спорили на форумах, почему в том или ином посте «пятерка» красивее «шестерки». Илья не любил ориентироваться на иллюстрации, потому что они устаревали – и даже красотки-«восьмерки» и «девятки» из постов 2015 года теперь, в 2020-м, выглядели колхозно. Илья вообще скептически относился к классификациям в интернете: у него была собственная, которую он считал самой объективной и щадящей. В ней не бывало женщин-«единиц» и «десяток», потому что, по его мнению, они не встречались в природе. «Единица», если и могла существовать, должна была быть глубоко больным человеком, неспособным вступать в отношения, и оценивать ее неэтично. Со страшным физическим уродством, увечьем, представить которое трудно, даже худшим, чем потеря руки или ноги. Были люди, которые даже без них считались красивыми. Илья читал блог популярной инфлюэнсерки, которая лишилась ноги и ей поставили бионический протез. Она походила на женщину-киборга из видеоигры и выглядела очень необычно и привлекательно. А «десяткой» может быть только та единственная, которую любишь.

«Двойка» – бомжиха с гнилыми зубами и пропитым лицом. «Тройка» – прыщавая или с лишним весом. «Четверка» – когда нет ни того ни другого, но черты лица некрасивые, а одежда и прическа – безвкусные. Большинство Илья оценивал на пять-семь баллов: они просто выглядели нормальными, люди как люди. «Пятерки» – замученные жизнью и работой серые мыши, «шестерки» – обычные прохожие, которых забываешь, едва увидев, «семерки» – яркие, выделяющиеся из толпы. «Восьмерки» – просто красивые люди с подтянутыми телами, «девятки» – топовые модели и актрисы. Если у девушки было красивое лицо, но немного выпирал живот, Илья смело относил ее к «пятеркам». Если фигура идеальная, но страшное лицо – то к «четверкам», потому что лицо важнее фигуры. Илья лицом был не урод, хоть подбородок ему и достался недостаточно выдающийся, из-за чего он комплексовал. Подбородок – основа всего. Он должен быть квадратным. На мужских форумах мощная челюсть любовно называлась «челюхой». Если у женщины «челюха» – она некрасивая. Если «челюха» у парня – он на лаврах.

Илья считал, что красота не субъективна. Красивых людей все считают красивыми. Всем нужен красивый партнер. Илья был никому не нужен. Раньше он то и дело разглядывал себя в заляпанном зеркале при свете тусклой лампочки в прихожей. Ощупывал маленький подбородок, водил рукой по редким русым волосам, становился боком, сгибал руки, чтобы посмотреть, достаточно ли мыши. Тонкие слабые плечи, хилый впалый живот (в детстве Илья был достаточно упитанным, но во время пубертата резко похудел). Он невысоко оценивал свои шансы. Ему никто не сказал бы правды, да и спросить было некого. Но правда была так очевидна и беспощадна, что по итогу он шептал: «Все кончено. Я конченый».

Рост в мужчине – не главное, но если он ниже среднего, не поможет даже лицо. В военкомате намерили сто шестьдесят девять сантиметров. Сам Илья до этого считал, что его рост сто семьдесят два, и когда ехидная тетка в халате озвучила цифру, он долго не мог примириться с ней. Даже ходил целый год в зал, но потом случилось мрачное озарение: качалка может добавить очки привлекательности только красивому парню, а ему, некрасивому, от мышц будет ни холодно ни жарко. И он смирился.

А когда Илье исполнилось двадцать лет, появились залысины, которые стремительно увеличивались. Он чувствовал себя закинутым на антресоль хламом, который оттуда больше не достанут. Вроде прохудившегося дешевого пиджака деда, который ему давно мал, или дырявого футбольного мяча, который дед обещал «залатать», но умер.

Илья мечтал о высоком, о науке, но в аспирантуру вместо него взяли тупую бабу по блату. Он страшно кипятился, а потом смирился и с тем, что никогда не станет математиком. Илья знал: все, чего он реально мог добиться в науке, – стать посредственным доцентом провинциального вуза в потертом костюме и со смехотворной зарплатой. Илья выбрал профессию ремесленника, но чувствовал себя не на своем месте. Это Никита безмерно счастлив быть айтишником и реализовался по полной – он тимлид в крупной компании. И родители у него обеспеченные, поддержали, купили квартиру.

Никита веселый, общительный малый. До альфача, конечно, недотягивает при всех данных – он всегда был слишком мягким и тактичным. Эти черты не нравятся девушкам. Но живется ему куда легче, чем Илье. Рядом с Никитой Илье все время хочется прибедняться. Так было всегда – еще когда Илья провожал взглядом гордость школы Никиту Носкова, вальяжно плывущего по коридору: классический синий костюм в полоску, кожаный портфель – ну прямо не старшеклассник, а дипломат. Сам Илья тогда носил серые брюки с дешевым синтетическим блеском (слишком длинные, собирающиеся в гармошку снизу), раздолбанные, некогда белые кроссы и затасканный спортивный рюкзак. Илья был отличником, но этого оказалось недостаточно, чтобы ему, как Никите, пообещали большое будущее. Никита культурно ел с ножичком, а Илья накалывал котлету на вилку и жадно кусал. Илья проливал кофе, крошил бутерброд, все у него вечно валилось, а у Никиты ничего не валилось. У Ильи был почерк как забор, а у Никиты каллиграфический. Никита сам гладил себе рубашки, а Илья ходил «как из жопы». Никита всегда выигрывал в шахматы. Илья не переставая сравнивал себя с другом и привык во всем быть хуже. Смирился с очередным фактом. Кажется, это называется «выученная беспомощность». Но Илья злился больше на себя, чем на него.

Инцидент с катком, положивший начало их дружбе, которую они сами прозвали «чулочно-носочный комбинат», произошел в 2008 году, в переломный год после бабушкиной кончины. Илье было тринадцать лет, Никите – пятнадцать.

Илья каждый Новый год ждал чуда. Ему нравилось, как преображался к празднику родной город, даже если речь шла о паре гирлянд на улице Ленина. Много ему и не нужно было. Домашняя суета тоже умиротворяла его: эти уютные запахи и звуки. Бубнеж «Голубого огонька», постукивание ножа о деревянную доску (бабушка ласково говорила «досочка»), нарезка ингредиентов для оливье (женщины в его семье готовили салат с яблоком). Разучивание стишка для Деда Мороза и примерка костюма гномика, сшитого бабушкой к утреннику, вселяли надежду на лучшее. После того как она ушла, все прекратилось. Он понял: ждать чуда бессмысленно.

Неприкаянный Илья слонялся по улице в компании одноклассников. Он таскался за ними всюду бесшумной тенью. Ребята пошли в кафе, украшенное новогодними синими лампочками, – и он за ними, хотя не было денег и на стаканчик кофе. Просто сидел в дальнем углу и слушал, как парни обсуждают внешность девчонок (обязательный критерий – «сиськи») в их же присутствии. Те краснели, но гордились, если удостаивались высокой оценки. «Прошмандовки», – думал Илья, глядя, как девочки хихикают и шутливо лупят главного альфача Корсакова по кличке Глеб-твою-мать. После кафе кто-то предложил двинуть на каток. Все гурьбой ломанулись с мест так, что стулья разом заскрипели. Илья инстинктивно пошарил по карманам куртки и обнаружил пятьдесят рублей. Это ли не новогоднее чудо? Хорошо, что он не нашел их раньше и не потратил на кофе с пирожным. Теперь оставалось только молиться, чтобы полтинника хватило на час проката!

Илья весь издергался, пока шел к стадиону. На всякий случай он сунул руку в карман и крепко схватил купюру. Корсаков с девочками ушли далеко вперед, Илья плелся позади, но слышал их смех. Дегенерат Овечкин, отстающий в учебе, но превосходящий всех в плане мускулов, пихнул его под бок и вытащил из внутреннего кармана смятую страничку с обнаженной грудастой леди, вырванную из эротического журнала. Илья было протянул к ней руки, но Овечкин выхватил страничку у него из-под носа и прикрикнул:

1.Из песни «Свобода» группы «Гражданская оборона», автор Е. Летов, 1993 г.