Czytaj książkę: «Тайный наследник Шейха»

Дисклеймер:

Автор не претендует на точное описание всех религиозных ценностей и не пытается оскорбить чувства верующих. Если вы увидели в тексте несостыковки, обязательно напишите в комментариях или в мои соцсети. Все совпадения героев с реальными людьми абсолютно случайны, правящая королевская семья Эмиратов полностью вымышленная. Всех люблю)

Глава 1

Аллах никогда не искупит мои грехи…

Я пожертвовал всем ради своей семьи, но оказался за решеткой из-за собственных ошибок. Я оставил сына, довел бывшую жену до сумасшествия, потерял любимую и украл общего ребенка. Из-за меня пострадали две главные женщины в моей жизни.

Аллах никогда не искупит мои грехи, и я буду гореть за них в пламени ада, потому что никогда не пожалею о них.

Но я исправлю свои ошибки. Да поможет мне Аллах.

***

– Подъем! Выходим на осмотр. Кроме принца, пусть потоскует, – послышался издалека гогот охранника.

Шесть утра.

День недели: неизвестен.

Месяц: примерно осень.

Заключенные из других камер загоготали в ответ, будь они прокляты. Их бесило, что я находился в своей камере один, без сокамерника, а еду приносили в камеру. Королевские условия. Только что они знали о королевских условиях для невиновного человека?

Сколько я здесь? Месяц? Два? Три? Сбился со счета.

Время порой тянулось, как резина, то летело так быстро, что неделя пролетела за один миг. Неравномерно, как и мое состояние. Пророк сказал, что после жизни на земле нас ждет суд, где Всевышний взвесит все мои благие дела и проступки, и решит мою судьбу.

Наш мир – испытание. Но после месяцев в испанской тюрьме, казалось, что меня заранее распределили в ад. До смерти.

Может, Всевышний решил, что я слишком грешен, чтобы встретиться с ним лицом к лицу? Наказание жестоко, и, наверное, я заслужил его. Один, в закрытой камере с маленьким решеткой у потолка, из которой невозможно выбраться. Я путал день с ночью, ночь с днем, путал время азана и надеялся, что молился в правильную сторону.

Чтобы Всевышний услышал меня.

В первые дни я задавался вопросом о своих родственниках. Где Муна? Аиша? Куда делся мой брат и дядя Ибрахим? Почему они не спешили вызволить меня отсюда за ложное обвинение? Похищение ребенка. Эти испанцы насмешили, но после их расправы сложилось ощущение, что они были прямыми последователями Шайтана. Один выкрик из камеры о звонке родственникам или бунт во время ужина, и я остался на неделю в темной комнате на три дня без еды и воды. Темная комната боли, как ее прозвали заключенные.

Через месяц научился наблюдательности, но держался в стороне. Выжидал, когда мой час настанет, и я смогу отстоять свою честь или, как минимум, сбежать. А это оказалось сложнее, чем я думал. С сокамерниками я не пересекался, гулять меня не выводили, на общие обеды и ужины тоже. Я просто был один на один и думал. Много думал. Было о чем.

На седьмой неделе заточения я перестал считать дни, задаваться вопросами, надеяться. Пришло смирение, что меня просто кинули. Избавились, как от клейма в королевской семье. Как от монстра, порочащего репутацию.

Только один человек заставлял меня дышать, наблюдать и действовать.

Амина наверняка родила и растила нашего сына. Мы снова в разлуке после ссоры, и я снова обидел ее, довел до слез. Она любила меня, любила сильнее, чем я мог предположить. А она… она стала воздухом, которым я дышал все эти дни и поддерживал жизнь.

До сих пор не понимал, почему Всевышний послал именно эту девочку с фиолетово-голубыми глазами на мой путь. Почему я ничего о ней не слышал? Ни о ней, ни о собственном сыне. Об обоих сыновьях.

Но моя наблюдательность, осторожность и терпение помогли стащить телефон у охранника, когда они тащили меня в темную комнату боли. Быстрый звонок одному человеку дал надежду, и она явилась в тюрьму через три дня, как только меня освободили из черной комнаты боли.

– Брат, ты похудел!

По ту сторону решетки появился Хусейн с радостью на знакомом лице. Казалось, я забыл, как выглядел младший брат. Отрастил бороду, в глазах появилась усталость в виде выпуклых мешков, а в нашем семейном золотисто-карем взгляде – обеспокоенность, граничащая со счастьем.

– Слава Аллаху, ты здесь! – я вздохнул с облегчением. Жаль, что не мог обнять брата, нам мешала решетка.

– Я еле узнал, что ты здесь. Брат, ты попал по полной.

Я считал, что Хусейн приведет адвоката и быстро решит проблему. Я выйду из тюрьмы, вернусь на родину вместе с сыном и увижу Амину вместе с нашим ребенком.

– Почему?

– Тебе грозит пятнадцать лет тюрьмы за изнасилование и пять лет за похищение ребенка из государственного учреждения.

– Государственного? – пытался прийти в себя.

– Муна взяла Фабиана из приюта. Точнее дала взятку в миллион евро и забрала, потому что ей не разрешили оформить опеку. Директор приюта свалила вину на тебя. Не знаю, каким боком, но теперь вина лежит на тебе.

Что мой сын делал в приюте? Куда пропала Дебора?

– Муна говорила, что забрала сына, но не похищала. Где она сама? Почему ее нет здесь?

– Ее не пустили.

– Она даже не позвонила тебе?

– Нет. Боялась, что дядя узнает.

– А что я в тюрьме сгнию, она не боялась!

– Карим, она сидела три месяца с чужим мальчиком, оформляла на него официальную опеку, выхаживала и объясняла, кто она и кто ты. Она совершила ошибку, но не злись на нее. Вспомни, через что она прошла.

Через ад, как и я сейчас.

– И что нам делать? Причем тут вообще изнасилование и похищение ребенка?

– Новый и старый срок. Твоя благоверная бывшая возобновила дело, когда узнала об аресте.

Аллах!

Мой резкий удар по решетке отозвался эхом и недовольным гулом одного из заключенных, но тот быстро заткнулся под моим резким взглядом.

– Я не трогал ее.

– Уверен?

– Ты что, во мне сомневаешься? Сам видел, в каком я был состоянии.

В меня буквально вселился шайтан после такого заявления брата. Ярость наполнила меня, и я готов был сломать эту гребаную клетку, чтобы прижать брата к стенке

– Карим, успокойся. Я знаю, что ты невиновен. Но Дебора дала показания и предоставила видео с камер наблюдения в вашем доме, даже судью подкупила по слухам. Зачем вообще в собственном доме камеры наблюдения?

Я тоже так считал, когда дядя порекомендовал их установить после свадьбы. Я думал, это ради безопасности, однако дело обернулось иным способом. Я ни разу не смотрел в них, пока не застал Дебору с другим. Естественно, она ничего не знала о камерах. Тогда откуда у нее видео? Неужели прознала о них, пока мы были в браке?

– Дядя Ибрахим посоветовал.

– Этот старый дед никак не отстанет от нас.

– Плевать. Найми лучшего в Европе адвоката. Чтобы эта сука сидела вместо меня за клевету и пережила хотя бы треть моего заточения.

– Постараюсь, брат, но скажу честно, твои бывшие тебя сведут с ума.

– Мои бывшие? – зацепился я за это слово.

– Брат, ты разведен три месяца как. Удивительно, что ты об этом не знал.

– Как так вышло?

– Дядя поставил вместо тебя представителя, состоялся суд. Вас развели.

– А как же наш сын?

– У вас дочь. Ее зовут Иман. Я бы показал фото, но у меня забрали телефон. Она похожа на тебя.

– Хусейн, помоги мне выйти. Дай взятку судье, полицейским, пограничникам, кому угодно, но вытащи меня! Я нужен им. Я хочу увидеть дочь и все вернуть. Мне нужна Амина.

– Ты им не нужен, – прозвучал грудной голос со стороны.

Казалось, я где-то слышал его. Словно из забытого страшного прошлого. Похож на тон дяди Ибрахима, но обладатель голоса говорил на чистом английском, без акцента.

Из тени вышел светловолосый высокий парень с необычными фиолетово-голубыми глазами. Такие глаза такой формы и оттенка я видел лишь у одного человека.

– Приветствую, брат, – произнес он, ухмыльнувшись, как… как наш отец.

Глава 2

– Приветствую, брат, – произнес он, ухмыльнувшись, как… как наш отец.

– Карим, кто это?

Хусейн с удивлением взглянул на мужчину с точеными скулами и знакомыми фиолетово-голубыми глазами. Этот оттенок заката над Персидским заливом я узнал бы из тысячи, даже если бы не видел Амину десятилетиями. Ее мужскую копию невозможно не узнать, за некоторыми отличиями. Более точеные черты лица, губы не такие полные, как у Амины, и ухмылка, полная цинизма и презрения.

Именно так улыбался наш отец, когда Хусейн и Муна были маленькие, а я пытался остановить отца от очередной порции ударов по лицу мамы.

– Не думал, что мы впервые встретимся в тюрьме.

Он акцентировал каждое слово. Хусейн едва сдержался, чтобы не показать недоумение, но ни один мускул брата не пошевелился. Я тоже едва сдерживался. Потому что узнал его.

– Значит, ты Махмуд.

– Именно. Но я здесь не как твой брат, а адвокат истицы. Твоя история меня удивила. Насильник, похититель, абьюзер. Вру, не удивила. Мама говорила, что с шейхами лучше не связываться.

– Карим, это кто?

– Ах да, забыл представиться, – мужчина впервые за долгую минуту повернулся к Хусейну и деловито протянул руку. – Меня зовут Махмуд Фарух Аль Дихрейм.

– А я надеялся, что хотя бы один родственник моей невестки окажется нормальным.

– Он наш брат, – добавил я.

Хусейн, если и удивился, то не подал виду. Снова. Он протянул в ответ руку для рукопожатия и слегка сжал. Сильно слегка. Потому что рука нашего брата Махмуда покраснела.

Хусейн не знал о сложной истории нашего отца и матери Амины. Я и сам толком не разобрался в их отношениях и почему им не разрешили жениться. Но итог их любви стоял напротив нас и не отрывал взгляд от Хусейна, сдерживаясь от сильного давления в руке.

– Почему я узнаю о новом брате последним?

– Поверь, я и сам не в восторге от нашего родства. Но у нас разные фамилии, внешне мы не похожи, так что проблем у меня не будет.

– А у нас будут?

– Еще какие. Я не просто так согласился защищать испанку. Ты сильно накосячил, а я убью сразу двух зайцев.

– И каких же?

– Засажу за решетку любимчика эмира и восстановлю справедливость. Дикарей нужно держать за решеткой, а не на воле. Надеюсь, моя сестра в порядке.

– Не трогай ее!

Только не Амина. Он не смеет угрожать расправой с Аминой!

– Ты не можешь мне указывать. Аллах, или как там у вас, покарает тебя. Он уже преподал тебе урок.

Воссоединение с семьей оказалось не таким уж и радужным, как я предполагал. Я готов был прижать этого блондинчика через решетку и сделать так, чтобы он пожалел о решении защищать Дебору.

Но вместо меня, Хусейн резко прижал его к стене и хорошенько встряхнул.

– Если ты не освободишь моего брата, то…

– Руки! Иначе суд воспримет нападение как провокацию и примет сторону истца.

Ругнувшись, Хусейн отпустил нашего брата и отошел подальше.

– Вы сделали все, чтобы разрушилась моя семья. Я сделаю все, чтобы разрушилась ваша.

С этими словами Махмуд покинул камеры и оставил нас с Хусейнов вдвоем. Всевышний свидетель, я не подпущу этого парня к своей семьей, бывшей жене и дочери. Не подпущу к сыну, к сестрам и брату. Этот мужчина – живое воплощение нашего отца, точнее худшее воплощение, но я старался об этом не думать.

– Какой строптивый братик, – усмехнулся Хусейн.

– Теперь я точно влип.

– Не влип. У меня есть план.

Оставалось надеяться, что Всевышний не подготовил мне еще одно испытание.

– Амина знает, что я здесь?

Хусейн моментально изменился в лице, но на вопрос не ответил. Мое сердце болезненно сжалось, предчувствуя беду.

Глава 3

«У‘иҙу-кума бикалимати-Лляхи-т-таммати мин кулли шайтанин ва хамматин ва мин кулли ‘айнин лямматин».

«Я прибегаю к совершенным словам Всевышнего Аллаха, чтобы они защитили вас от каждого шайтана, каждого ядовитого существа и от всякого дурного глаза».

Я тихо читала дуа на ушко Иман, пока размазывала финик по нежным небам и приучала к грудному вскармливанию. Иман сначала нахмурилась и недовольно загукала, затем приняла и мое молоко, прикрыв глаза. Такая маленькая и такая крошечная.

Она рядом со мной в спокойствии и безопасности…

Внезапно Иман закричала, отодвинувшись от груди. Ее плач разносился по всей комнате, а я никак не могла ее успокоить. Укачивала, пела песни, даже музыку включала, но она не успокаивалась. Затем происходит самое страшное.

Незнакомые чужие руки отняли ее и увели как можно дальше, но плач малышки не прекращался. Он звучал в голове, как азан, заглушал, заставлял сердце сжаться.

А потом…

Я проснулась в своей одинокой кровати в квартире, доставшейся после развода, и с пустотой в душе. Я не вскакивала резко, как раньше, когда натыкалась на фиолетово-голубые глаза дочки, не кричала, не плакала. Слез больше не осталось, они высохли.

Я просто открыла глаза, глядя в пустоту в небе на тридцатом этаже в Бурдж Халифе. У меня есть все, что пожелала бы любую европейская девушка. Я не нуждалась в деньгах, мне досталась крупная сумма после развода, помимо квартиры, к тому же наш с братом бизнес процветал.

Богатые тоже плачут.

Вроде так говорят христиане?

Ноябрь. Месяц, в который все изменилось в моей жизни. Год назад я училась в лучшем университете Англии, мечтала построить карьеру и помочь папе с базаром. Хотела вводить новшества для нашего быстро развивающегося города и для страны в целом. В мои планы не вписывалось замужество до двадцати пяти лет.

Если бы перед поездкой на помолвку сестры мне кто-то сказал, что я выйду замуж за ее жениха, а через несколько месяцев забеременею и рожу ребенка – подумала бы, что их разумом завладел шайтан.

Сейчас моя жизнь, наверное, напоминала скетание душ между адом и раем. До рая не хватило благих мыслей и дел, а до ада – сквернословий и злых умыслов. Я просто лежала в кровати, свернувшись в клубок. Просто спала, высасывала молоко, которое, как ни странно, не пропало, выливала его в раковину. Оно никому не нужно. У моей дочери есть кормилица, лучшие няни и прислуга. Но у нее нет мамы. А у меня нет моей Иман.

Я больше не плакала, слез не осталось. Лишь огромная дыра в душе и пустующая детская, в которую я старалась не заходить. Потому что больно. Потому что не могла.

Аллах снова подвергал меня испытанию, но я не готова его пройти. Я просто сломалась.

– Амина… – послышался голос брата у порога комнаты.

– Как прошла апелляция?

– Отклонили. Доказательства неоспоримы.

Доказательства моей порочности, скверности и отсутствии Аллаха в душе. Как именно Кариму и его семье удалось доказать, что я не способна воспитать религиозную мусульманку – знал только Аллах. Нам с братом даже не показали документы. Джахид все эти месяцы пытался оспорить решение суда. Приносил справки со школы и университета, документ об авторском праве на программу для базара, даже показывал мои проекты для нашего дело.

Бесполезно, их просто не приняли. Снова.

– Сегодня твой день рождения, помнишь?

Нет. Моего дня рождения настанет, когда мне вернут дочь.

– Хочешь заказать торт, танцовщиц и загадать желание? – усмехнулась я саркастично.

– Как минимум. Двадцать лет исполняется один раз. К тому же…

На его лице играла игривая ухмылка, и мне оставалось лишь догадываться, что задумал старший брат.

– Нужно выйти к гостям, тебя ждут.

– Кто?

– Наши партнеры пришли поздравить тебя с двадцатилетием и рождением дочки.

– Они знают, что у меня отняли дочь? Если бы знали, не пришли бы к нерелигиозной и порочной мусульманке.

– Они пришли поддержать тебя. Вдруг тебе станет лучше?

– Мне станет лучше, когда я увижу Иман.

Джахид присел на корточки рядом со мной и окинул меня серьезным взглядом. Сейчас он напоминал мне папу, который внушал мне в детстве о важности навыка готовки для будущей жены. Как вы думаете, я его послушала?

– Ты должна жить дальше, Амина. Работать, развлекаться, отдыхать с гостями. Вернись в наш мир.

– Я не могу вернуться в наш мир! – выкрикнула я, резко вскочив с кровати. – Они отняли у меня ребенка. Моего ребенка! Аллах покинул меня! Он не видит, как я страдаю!

– Только Аллах знает, когда ты увидишь Иман. Я тоже скучаю, мне трудно работать и успокаивать тебя. Помоги мне вернуть тебя, Амина. Мы вернем Иман, но ты должна тоже жить, а не сидеть взаперти в комнате. Ты должна жить.

Наверное, я глупа. Причем глупа настолько, что послушалась брата. Мне сегодня и правда двадцать, но я не чувствовала никакой радости. Как машина будущего, я встала с кровати, привела себя в порядок, сделала намаз и только после этого вышла в общую гостиную, где меня ожидали коллеги по бизнесу и партнеры.

– С днем рождения, госпожа.

Коллеги мужского пола здоровались со мной через Джахида и пожимали его руку, а девушки в красивых хиджабах, вышитых золотом, не стеснялись подходить ко мне и обнимать. Но я даже не чувствовала тепло их тел, не слышала голос, поздравления.

И обратила внимания только на одну девушку.

– С днем рождения, сестренка…

Глава 4

– С днем рождения, сестренка.

Как и все остальные жены партнеров, Хайя приобняла меня и поцеловала в щеку. Наверное, если бы я не находилась в подавленном состоянии, то удивилась бы приходу сестры. Снова. И без матери, которая вымещала бы на мне всю злость и обвиняла во всех тяжких грехах.

Кто ее пригласил сюда?

Я повернулась к Джахиду, который делал вид, что я не испепеляла его шайтановским взглядом.

– Спасибо.

Я уже не была так вежлива с младшей сестренкой, но заметила, как ее брови слегка приподнялись, напоминая жалобную собачку.

– Я хочу с тобой поговорить.

Правда? Только сейчас, когда Аллах сильно ударил меня, а я гладить второй рукой не спешил? Когда я была раздавлена и больше не нуждалась в «поддержке» родственников? Или когда она саркастично поздравила меня с беременностью, напомнив о сорванной помолвке и о позоре.

Хайя всего лишь лишилась дома на Персидском заливе, а я лишилась целой жизни…

Но в груди что-то откликнулось на ее жалобное выражение лица, на отсутствие некоторых браслетов на ее запястье. Она никогда не выходила из дома без золота, а сейчас на ней красовался только кулон и два браслета.

Я молча пошла к кабинету, сестра двинулась за мной. Тишина мгновенно наступила в помещении. Здесь хорошая звукоизоляция, нас никто не услышит.

– Амина мне… – Хайя опустила глаза и неуверенно перебирала пальцы перед собой. – Мне нужна работа.

– Что?

Аллах свидетель, это вырвалось случайно, но я не смогла скрыть удивление. Хайя? Работать? Она всю жизнь мечтала о богатом муже и множестве детей. Сама же просила папу засватать ее с перспективным мужчиной, чтобы она не знала бед. А сейчас…

– Зачем?

– Папе плохо, мама в отчаянии. Мы потеряли все из-за…

– Из-за меня? Ты это хотела сказать? – Мой тон обрел стальные нотки и был похож на одного человека из прошлого, когда он видел меня в компании своего брата. Я не хотела вспоминать его, ассоциация сама вылезла в голове, когда он ударил брата из-за меня.

– Нет! Я… я просто решила попросить помощи, как в старшей сестры. Помнишь, ты всегда была рядом, если мне было плохо. Ты защищала меня, оберегала. Сейчас мне тоже нужна защита. Твоя защита.

Снова в груди что-то екнуло. Аллах будто пытался намекнуть о моих родственных связях. О прошлой жизни, когда я была счастливой дочерью и старшей сестрой. Но эти моменты в жизни забылись. Они словно стерлись, как лишний программный код из моей памяти.

Плохое запоминалось лучше, чем хорошее. Так устроен наш разум, по словам профессора Макнила из Лондонского университета. И он оказался прав. Устроенный сестрой эмоциональный ад я запомнила на всю жизнь. Пустота не затягивалась, левое покалывание в груди прекратилось.

– Я не одна возглавляю наш бизнес. Последнее слово за Джахидом.

– Он дал добро, да благословит его Аллах. Но поставил условие.

– И какое же?

– Помириться с тобой, Амина.

То есть он за моей спиной решил взять нашу сестру на работу? Она же ничего не умела, кроме как смотреться в зеркале и мечтать о замужестве.

– Что ты будешь делать? Что ты умеешь?

– Ты груба, сестренка, – Хайя обиженно надула губы, как в детстве, когда я отказывалась поделиться своей половиной шоколадки. Возможно, мой тон звучал равнодушно, но я не обратила на это внимания.

– Я задала вопрос.

– Я умею… А кофе варить! Мама меня научила.

– После беременности меня от него тошнит.

– А чай?

– Чай я сама заварю, не разучилась.

– Разве вам не нужна административная работа?

– Хайя, – я глубоко вдохнула воздух и собралась с мыслями. Попыталась, по крайней мере. – Нам не нужен ни администратор, ни секретарь. Родителям лучше найти тебе достойного мужа. Он обеспечит и тебя, и родителей.

– Мама не может найти мне мужа. Никто не хочет брать меня замуж, а папа…

– Что папа? Не может выдать дочь без приданого и с большими запросами?

– Я хоть что-то делаю для своей жизни. А ты?

– Я? – я удивленно уставилась на сестру.

– Да, ты. Чего ты добилась своим псевдофеминизмом?

– Я и не пыталась ничего добиться.

– Правда? К тебе приходил свататься самый богатый парень в Дубае. Помнишь, ты тогда на первый курс поступила.

– И?

– Ты отказалась из-за учебы, но за моего шейха замуж вышла.

В ее карих глазах сверкали молнии. Они потемнели, стали абсолютночерными, в то время как идеально смуглое лицо покраснело от ярости. И нет, в нее не вселился Шайтан. Это сама Хайя.

– Ты сопротивлялась, не рожала и хотела окончить учебу, но родила ребенка и стала прилежной женой, – продолжила Хайя.

– Я в разводе.

– Ты выполнила свой путь? Ты всего лишь последовала пути Аллаха, он показал тебе место и предначертал твою судьбу одинокой мамаши без ребенка. Хорошо тебе живется на чужом несчастье? Добилась своей долгожданной свободы?

Я не поняла, какое слово сестры стало последним ударом в мою разорванную душу. Хлесткая пощечина раздалась внезапно, но я не испугалась ее. Рука не горела. А на глаза сестры появились слезы, пока она удерживала поврежденную щеку. Я не жалела. Ни о чем. Просто болела рука, просто болела душа.

За этот год многое изменилось. Я изменилась. Были вещи, которые я больше не могла терпеть из-за родственных связей.

– Вон.

– Но Амина…

– Мне вышвырнуть тебя силой?

Хайя жалобно взглянула на меня. Ее нижняя губа дрожала от переполненных эмоций, по щекам бежали дорожки из слез. В груди снова что-то екнуло. Слегка. И заглохло.

– У вас все хорошо? – поинтересовался Джахид.

– Я же говорила, что не сработает.

Хайя моментально вылетела из кабинета, хлопнув дверью. Мой взгляд переместился на растерянного Джахида.

– Зачем ты позвал ее сюда?

– Вам нужно помириться. Хайе нужна семья.

– Когда я нуждалась в семье, Хайи рядом не было. Она пришла только тогда, когда ей нужна была помощь.

– Я пытался наладить ваши отношения.

– Плохо пытался. Аллах свидетель, это невозможно. Она… она напомнила о ней.

Казалось, я была не способна плакать. Яркие эмоции покинули меня. Счастье, горе, радость, печаль, сострадание. Я была как пустой лист, на котором ничего не написано, кроме многоточия.

Джахид тут же обнял меня, прижал к своей теплой, братской груди. Но я не успокоилась. Слезы лились с моих глаз, истерика и тоска по Иман вновь накрыла меня. Я просто не могла так жить. Не могла.

– Когда она будет со мной? Когда она вернется?

– Скоро… совсем скоро.

– В прошлый раз ты тоже так говорил. Мне даже не дали навестить ее.

– Дадут. Я узнал, как вернуть Иман.

Я посмотрела на брата с надеждой в душе. На последнюю надежду в моей жизни.

– Что мне нужно сделать?

– Тебе не понравится это условие.

– Что. Мне. Нужно. Сделать.

Брат на мгновение завис, будто пытался подобрать правильные слова.

– Ты просила не упоминать его, но… Тебе придется увидеться с Каримом.

Просила не упоминать предателя и врага. Человека, который сломал мою жизнь и июнь моей Иман. Моей дочери.

Но ради малышки я пойду на все, даже самовольно спущусь в ад.

– Я согласна.