Медный обряд. Легенды Черного озера

© Карина Штерри, 2023

ISBN 978-5-0060-4075-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«…Не сбегу я с лестницы причала,

Ты меня не встретишь никогда.

Сонно покачала – и умчала

Белый парус черная вода.

Черных волн дыхание и всхлипы.

Духота такая, что невмочь.

И швыряет липким цветом липы

Опрокинутая в воду ночь»

В. Павлинов

«…Небывалые катастрофы делают с людьми невообразимые вещи, рождая невероятную скорбь и невероятную отвагу»

Ф. Бакман

«Разве не в том состоит человеческая мудрость, чтобы открыть и познать все грани своей души и – даже отыскав в самом себе дьявола и разжигаемое страданиями пекло – продолжать стремиться к свету?»

В. Прах

Пролог

Сто лет тому назад в небольшом русском поселке Вологодской области со звучным названием Медный камень, жила большая дружная семья. Чего бы, казалось, удивительного, живут себе и живут, но редко кто, проходя мимо их избы, не плюнет себе через левое плечо, да не перекрестится. Шутка ли, двадцатый год прошел с женитьбы Ивана на Феодосье, а по двору туда-сюда снуют босоногие девчонки, и нет среди них ни одного мужичка. Поначалу заглядывали в гости соседки, чаю попить и кружево между делом поплести, а как родилась пятая дочурка Верочка, так слух пошел по деревне, что Феодосья-то проклятая, одних ведьм рожает в угоду сатане. Слышала сплетни мать несчастных девочек и молилась Господу, чтобы подарил им с Иваном сына. Развеет мальчик клевету суеверных жителей и даст надежду на счастливое будущее семьи. Но время шло незаметно, дочки подросли, а долгожданный сын так и не появился на свет. Наступила пора девочек замуж выдавать, только, кто за них свататься придет? Бывало, правда, заглядится юноша на небывалую красу юных дев, да спохватится тут же, убежит, только пятки засверкают.

Дочурки тем временем, чудить стали. Тащили в дом всякую медную чепуху: подсвечники, сережки, колечки, цепочки, крестики. Заподозрила Феодосия дочек в вороватости и к ответу призвала. Молчат засранки, а в глазах медные отблески кружатся. Так и не смогла узнать мать, как не выспрашивала, откуда они добро чужое носят.

Время суровое наступало, в стране смута, брат против брата воевать идет. Не прошло и трех лет, как над домами в Медном камне взвились алые флаги. Иван косо смотрел на советскую власть, беду в ней предчувствовал и не спешил примкнуть к большевикам.

А старшенькая дочка, Агата, полетела на всполохи яркого огня. Полюбила она парня со звездой на буденовке, и понесла от него. Феодосия, как узнала, переполошилась вся, а красноармейца и след простыл, с него взятки гладки. Агата понимала, что семье вовсе житья не дадут, если люди увидят ее брюхатой, да без кольца на пальце. Она покинула поселок, решила в городе поселиться, профессии выучиться, малыша вырастить.

Но беды семьи не закончились. Поймали жители девчонок на воровстве, да сдали красным властям. Разговор в то время коротким был. Красноармейцы во главе с комиссаром произвели обыск в доме, нашли медные украшения и обвинили Ивана в заговоре против советской власти. Все члены семьи были приговорены к высшей мере. Всех расстреляли, никого не пожалели, даже самую малую из двенадцати дочерей, пятнадцатилетнюю Оксанку. Ящик с медными украшениями отдали местным, но те, сговорившись, не разобрали свое добро, а заколотили ящик и бросили в пруд неподалеку от деревни…

Глава 1

Я не очень хорошо помню свое детство до пятилетнего возраста. Однако, некоторые эпизоды, казалось бы, совсем незначимые, почему-то надолго врезаются в память. Запоминаются не голоса, не лица, но обрывки случайных фраз, фрагменты обстановки домов и квартир, в которых ты когда-то бывал, особенные предметы, запахи или звуки. Вполне возможно, что у каждого человека остаются разные следы воспоминаний о самых ранних годах жизни, в зависимости от того, какой вид восприятия информации у него преобладает. Я, например, часто завидовала счастливцам-визуалам с хорошей памятью на лица. Будь бы у меня такая, я бы лучше запомнила мамино лицо, ее мимику и улыбку. Согласитесь, фотографии ничтожно мало говорят о нас. Я не могу представить родственников перед собой, если их никогда не видела, и никакая карточка не поможет оживить образы застывших в одной позе людей.

Когда меня просят рассказать о маме, я всегда вспоминаю об одном и том же: как мы ходили в обветшалое здание музея на Жукова, где в просторных залах, обитых красной бархатистой тканью, освещенных тусклыми, моргающими лампами на железных подставках, были выставлены старинные экспонаты. Мама вела меня за руку и не уставала отвечать на поток нескончаемых вопросов. Ее внимательный взгляд останавливался на моем лице, когда я пыталась сформулировать из скудного запаса детских слов новую мысль. Чаще всего мысль была глупой, но какое это имело значение? Значение имело лишь тепло маминой руки и тонкий аромат ее духов. Да, духи – это отдельная тема. Я до сих пор вздрагиваю, когда чувствую среди толпы ту, ни с чем несравнимую цветочную нотку.

В самом маленьком зале музея располагалась экспозиция, посвященная ювелирному искусству. Сквозь блестящее от чистоты стекло витрины мой взгляд коснулся крохотной птички. Я не могла оторвать глаз от понравившейся брошки, а ноги словно приклеились к полу. Тогда я впервые почувствовала удивительную энергию вещи и научилась определять, откуда она исходит. Внутри меня будто поднимался ласковый июньский ветерок, который нежными прикосновениями касался струн детской души.

– Мам, а купи мне эту птичку?

– Неля, мы с тобой в музее, тут ничего не покупают. Люди сюда приходят, чтобы наслаждаться искусством. Все, что ты видишь на витринах, называется экспонатами. Рядом с каждым экспонатом крепится особая табличка, на ней указывается год, автор и материал изделия.

– А что тут написано? – пригляделась я к тексту, высматривая очертания знакомых букв.

– Написано, что брошка создана неизвестным автором в восемнадцатом веке. Это время наших прапрабабушек и прапрадедушек. Значит птичке уже больше двухсот лет.

– Ого! Это давно?

– Очень давно, – улыбнулась мама, – а еще на табличке сказано, что экспонат создан из меди. Медь – это такой металл.

– Как золото?

– Можно сказать и так. Но у золота другой состав, и стоит оно дороже. Не все мастера могли позволить себе работать с дорогими металлами, и они выбирали медь или бронзу.

– А если бы я жила в восемнадцатом веке, ты бы купила мне птичку?

Мама рассмеялась.

– Конечно.

Миллионы раз я прокручивала в голове уютные воспоминания, не теряя надежды представить оживленное мамино лицо. Интересно, что она бы сказала, узнав о моей шкатулке с медным кладом? Чего в ней только не было! И почерневшие от времени монетки, и забавные сувениры из проволоки, различных форм и размеров брошки, цепочки, ложечки, даже очки. Повзрослев, я оценила содержимое накопленного сокровища. Абсолютно все вещи оказались изготовлены из меди. Но не в этом самая соль. Медные безделушки объединял странный факт: почти все они были мною украдены.

На каждую вещь, что появлялась в моей шкатулке, я смотрела как в музее на ласточку, глазами, переполненными восторгом, а по венам горячими струйками растекалась эйфория. В свое оправдание хочу сказать, что у меня никогда не стояло цели присвоить чужую вещь. Она сама, необычайным образом, оказывалась в кармане, доставляя кучу проблем владельцу кармана и моему несчастному отцу.

Изменить поведение в лучшую сторону было не в моих силах: мания к особенным медным вещам пересиливала все нравственные качества души. Так, в двенадцать лет меня впервые застукали на воровстве. Классный руководитель зашла в тот самый момент, когда я заталкивала в карман небольшую статуэтку с ее стола. На последнем уроке меня «чистили» перед всем классом, а через пару часов я очутилась в детской комнате милиции.

В ожидании мне пришлось провести несколько часов. За окном сгущались сумерки, рыжие звездочки на линолеуме троились в глазах, щеки опухли от слез, от страха заболел живот. Тишина стояла зудящая, невыносимая, душная. Когда в коридоре раздался звук шагов, и я услышала обрывки речи о себе, то сердце заколотилось так, будто сейчас выскочит, мне хотелось бы, чтобы в полу образовалась дыра для моего внезапного исчезновения.

Они сидели передо мной втроем – отец, инспектор и психолог. Психолог задавала вопросы, уставившись в бланки перед собой, и только изредка бросала на меня уставший, отстраненный взгляд. В ответ я молчала. Язык не поворачивался подтвердить, что в моей семье есть любовь, привязанность и духовная близость, но утверждать о конфликтах и ссорах я тоже не могла. Как и признать то, что мой папа каждый день пьет. Я сделала вид, что не желаю ни с кем говорить и, опустив голову, слушала, слушала, слушала…

Закончилось дело тем, что папа крепко выругался, схватил меня за руку и потянул к выходу, напоследок рявкнув на теток, что заплатит их «чертов штраф», а времени слушать нравоучения у него нет.

Отец после исчезновения матери стал спиваться, время от времени уходя в продолжительные запои. На прежней работе, в строительной конторе Шведова, он находился у начальства на очень хорошем счету, и около года на его выходки закрывали глаза. Но так не могло продолжаться вечно. Вскоре отцу предложили написать заявление на увольнение, и благополучию нашей семьи угрожало безденежье.

С помощью знакомых папа устроился грузчиком в один из ближайших магазинов. Жить стало намного тяжелее, денег не хватало даже на продукты. Мое утро начиналось с того, что я около получаса будила папу на работу и прятала нераспечатанные бутылки со спиртным. Я плакала и умоляла его покончить с дурной привычкой, которая губила нас. Мне было жаль отца, жаль даже тогда, когда он стал поколачивать меня, чтобы «выбить всю дурь». Нередко я целыми часами просиживала возле него в ожидании ответа на главный вопрос: «куда ушла наша мама»? Но отец молчал, уставившись в одну точку так долго, что у меня появились подозрения, будто он сам давно пытается понять правду. А пока боль полыхала в его груди, он заливал ее алкоголем.

Я знала источник этой боли: отец так и не смог смириться с потерей, раз спустя столько лет он не нашел замену родному человеку. Он умер спустя год после моего поступления в институт. Его разбил инсульт, ноги отказали. Я ждала чуда, ждала, что все наладится, мы заживем, как никогда раньше. Но… Состояние отца не улучшалось. Я подолгу сидела у его кровати, прижимаясь лбом к шершавой ладони. Меня знобило от страха при мысли, что провожу с ним секунды, которые будет уже не вернуть. Один раз, я не выдержала, расплакалась при нем:

– Папочка, я так тебя люблю. Прости меня за все.

– Береги себя, моя славная девочка, – папа прижал меня к своей груди, а когда я поднялась, то на его серой футболке остались мокрые разводы. – Скорее бы вечер. Когда темнеет, я слышу плеск волн, и наша мама зовет меня к себе. Ты помнишь ее? Она была такая красивая…

Немного мы провели с папой душевных вечеров. Вскоре я осталась одна в пустых, безмолвных комнатах. Меня давно не страшили черные монстры в углу, они остались детскими сказками. Заброшена была и деревянная, с выжженным якорьком на боку, шкатулка с медным кладом. Давненько не встречались мне медные штуковины с удивительным магнетизмом. Может и к лучшему, с тех пор грех воровства перестал терзать мою душу.

Раздался пронзительный звонок в дверь. Я по старой привычке захлопнула крышку шкатулки, сунула ее в тайник и открыла дверь. На пороге стояла Маринка Житова – моя подруга по университету. В нашей группе частенько отпускали шутку в ее адрес: «где Маринка, там и вечеринка», что было вполне справедливо. Все студенческие тусовки никогда не проходили без ее бойкого участия. Еще бы! Веселиться моя подруга умела, но, что еще не менее важно, умела заразить своим настроением окружающих.

Маринка отличалась яркой внешностью, она всегда выглядела эффектно, независимо от ситуации. Ее легко было вычислить в толпе по ярко-рыжим волосам, подстриженным под каре, и по ногам, что всегда были обуты в туфли или сапожки на очень высоком каблуке. За эти туфли ей влетало от строгих преподавателей, но, несмотря на многочисленные замечания, своих привычек она менять не собиралась. Вот и сейчас, зайдя в прихожую, она ловкими движениями ног скинула с себя сантиметров одиннадцать и, протягивая пакет с печеньем, спросила со смущением:

– Привет, извини, что я без предупреждения. Ты не занята?

– Нет, о каких делах речь? – рассмеялась я в ответ. – На улице дождь, домашку я еще вчера доделала. Проходи, чаю попьем. Ты по делу или просто?

– Да вот, решила поболтать зайти и конспекты попросить у тебя с прошлой лекции. Тимур Андреевич не спрашивал, где я?

Я высыпала печенье в вазочку, открыла коробку шоколадных конфет и включила чайник. Он радостно зашумел, встречая гостя.

– Не переживай, мы тебя прикрыли, – сообщила я Марине, – сказали, что ты пошла на прием к врачу. Но не забывай, послезавтра вводная лекция, Тимур Андреевич требовал стопроцентную явку. Будет подготовка к летней практике, кто не придет, того не допустят.

– Ага… Я вчера к родителям ездила, понимаешь? – призналась Маринка. Лицо у нее погрустнело. – Денег на оплату квартиры не хватало, а хозяйка уперлась, если, говорит, не отдашь на этой неделе, выселю.

– Ты же хвасталась, что заработала, помогая первокурсникам с рефератами?

– Верно, заработала, только телефон сломался, пришлось новый покупать.

– Теперь-то как? – осторожно уточнила я, разливая чай по кружкам. – Наладилось все?

– Да, долг я отдала, – Марина замолчала, взгляд у нее затуманился. Что-то ее тревожило, беспокоило, я замечала это долгое время. Пару раз я пыталась расспросить, что происходит, но жаловаться на трудности моя подруга не умела.

– Я же предлагала тебе жить у меня, места всем хватит. Ты всегда знаешь, куда можно прийти, – попыталась я приободрить Марину.

Марина что-то сказала в ответ, но я не смогла расслышать ее, поскольку у меня захватило дух, зазвенело в ушах, словно при падении с высоты. Чарующая энергия меди находилась рядом, я распознала ее по нахлынувшей эйфории. Мои глаза забегали, пытаясь нащупать красновато-рыжий отблеск и, наконец, я приметила на сумочке Марины блестящую пирамидку-брелок с синими и красными стразами. Теперь медь отражалась в моих зеленых глазах, грела душу, сводила с ума, руки тянулись незаметно снять манящую безделицу. В чувство меня привел громкий возглас Маринки:

– Нелька, ты в каких витаешь мирах?

Я вышла из ступора и, чтобы окончательно принять реальность, отвела взгляд от сумки, поднялась на ноги, осмотрелась по сторонам. В руках колыхалась дрожь, от волнения сбивалось дыхание. Неужели все началось вновь? Меня пять лет никто не подозревал в воровстве, а сейчас я чуть не опозорилась перед лучшей подругой. Лицо залила краска.

– Откуда он у тебя? – показала я на брелок, изо всех сил стараясь выглядеть невозмутимой. Получалось плохо. Я видела, что и Марина не слишком верит мимолетному интересу.

– Ты про сувенир? Я вчера купила на ярмарке мастеров. Хожу, значит, мимо рядов, любуюсь. Несколько браслетиков на себя примерила, особенно один понравился, со змейкой из серебра. Спросила сколько стоит, так от ответа чуть не присела. Такие цены ломят! А неподалеку от центральных лавочек продавались разные колечки, цепочки и брошки из меди. Продавец сказал, что эта египетская пирамида принесет мне удачу в любви, представляешь? – расхохоталась Маринка. – Ну, стоимость он назвал приемлемую. Я и купила. С чем черт не шутит? Вдруг повезет? – подмигнула она мне.

Я с мольбой взглянула на подругу и, неожиданно для себя, выпалила с жаром:

– А продай мне ее, пожалуйста? Даже больше стоимости могу дать.

– Ты точно здорова? – забеспокоилась Марина. – Голова не болит? Или… – ее губы расплылись в хитрой улыбке, – тебе нужна удача в любви?

– Нет, просто этот брелок мне кое о чем напомнил.

– А, по-моему, ты пытаешься скрыть от лучшей подруги что-то интересненькое, не так ли? Ты расскажи, а потом подумаем, как нам привлечь удачу в любви, – Маринка подперла щеку рукой и мечтательно закатила глаза.

– Рассказать я могу, но моя история не о любви. И вряд ли ты поверишь моим словам. Мне кажется, я замешана в чем-то необъяснимом, даже мистическом.

– Наша профессия как раз с этим и связана, – хмыкнула Марина, разворачивая конфету. – С необъяснимым и мистическим. За что и люблю археологию. Не жмись, выкладывай.

И впервые за свою жизнь я рассказала правду о таинственной медной лихорадке, начавшейся в детстве, об украденных сувенирах и внезапном исчезновении матери. Я живо описывала истории из детства и каждого человека, с которым сталкивала меня судьба в те годы. Марина, как зачарованная, внимательно слушала и с восхищением поглядывала на меня. Ей казались невероятными те факты, что я перечисляла, но, тем не менее, она верила в них, что легко читалось в выражении ее лица. Когда мой словесный поток иссяк, Маринка откинулась на спинку дивана и воскликнула:

– Вот это вау! И все время молчала!

– Ты думаешь, я нормальный человек?

– Нель, я думаю, что у тебя есть определенный дар, но вот какой именно – загадка. Ключи от отгадки затерялись в твоем детстве, все ответы стоит искать там. Но скажи мне, разве любая вещь из меди вводит тебя в транс?

– Конечно, нет. Тогда бы моей шкатулки не хватило, – призадумалась я.

– Есть у меня один знакомый, он занимается эзотерикой, мистикой и прочими магическими штучками, – замялась Марина, глаза у нее вновь погрустнели. – Я могу договориться, чтобы он принял тебя. Зовут его Марк. Может ты и сама виделась с ним пару раз. Помнишь Артема Рыкова с нашего курса? Так вот, Марк его брат.

– Артем… Который странный такой?

– Есть немного, – кивнула Маринка, – хотя он добрый парнишка. Серега с ним дружит, в последние разы он приводил Артема в нашу компанию. Ты просто давно с нами не собиралась.

– Никак не думала, что ты в дружбе с братом Артема. Или не только в дружбе? Сознавайся, Маринка.

– Не вникай, – рассмеялась подруга, еще больше смущаясь. – Лучше сходи и покажи свое сокровище, Марк может дать дельный совет. Ясно же, как день, что дело тут нечисто. Эх, засиделись мы с тобой, пора мне, – заспешила моя собеседница. – К трем часам меня ждут в библиотеке писать доклад. А это забери, – Марина вложила в мою ладонь пирамидку со своего рюкзака.

Глава 2

Я не решалась позвонить Марку, каждый раз, когда моя рука тянулась к телефону, у меня находились новые отговорки. И, все же, любопытство распирало изнутри, мне не терпелось узнать ответ на вопрос, окутанный тревожной тайной. Отчего медные безделушки, на первый взгляд невзрачные, не представляющие собой никакого интереса, становились настолько значимыми для меня? И… почему я всегда стремилась украсть вещь, завладевшую моим сознанием?

Опять нахлынули воспоминания. Я, шустрая пятилетняя девчонка, осваиваю просторы новой квартиры, в которую мы переехали после смерти бабушки, маминой мамы. Помню, как я была очарована светлыми, просторными комнатами с большими окнами, с высокими потолками. Я кружилась по комнате, а солнечные зайчики на стенах кружились вместе со мной. Помню, как часто плакала по ночам, но отчего? Кажется, меня мучили ночные кошмары, по ночам пугали серые тени, которые не просачивались сквозь закрытые ставни прежнего дома; сумрак, исходящий из окон был жутким, несмотря на свет от фонарей. Я боялась заходить в родительскую комнату по вечерам, чудилось, будто кто-то наблюдает за мной.

Бывало, я просыпалась на полу и долго осматривалась, словно пыталась понять, где нахожусь. Постепенно привыкла к другому пространству, другой обстановке. Здесь все было ничуть не хуже, чем в старом доме, но он вновь и вновь являлся во снах, будто мое сердце примотали бечевкой к его фасаду. Там уже тринадцать лет живут другие люди, все перестроено, переделано, но каждый раз, стоя у ворот, выкрашенных в ярко-бирюзовый тон, мне хочется постучаться и на пару минут вернуться в прошлое.

Когда в квартире полным ходом шел ремонт, я радовалась любой возможности быть полезной и в ожидании нового поручения в нетерпении прыгала возле отца, пока он, стоя на стремянке, прикручивал люстру к потолку или собирал мебель. Он смеялся и называл меня славной девочкой, папиной помощницей. А в перерывы мы собирались за столом на кухне, и пили чай с нашими любимыми конфетами «Метелица». Как же мне нравилось то время!

Лето закончилось, из детского сада меня все чаще стал забирать папа, мама появлялась дома лишь поздними вечерами. Я чувствовала ее усталость и обеспокоенность, когда она читала на ночь книгу, когда обнимала меня перед сном. «Мне приходится задерживаться на работе, родная моя, – говорила она, – не грусти, я люблю тебя так же, как и раньше. Скоро наступят новогодние праздники, и мы будем много-много времени проводить вместе». Я верила ей и ждала зимы.

Наступил декабрь, и мама уехала по «очень важным делам», обещая мне скорое возвращение. Мы недолго тогда поговорили. Я сидела на потертом кожаном чемодане, а мамины руки держали мои. Она всегда так делала, когда хотела поговорить со мной о чем-то серьезном, словно надеялась через руки найти путь к душе.

– Хочу с тобой, – упрямо твердила я, роняя слезинки.

– Я не могу. У меня там взрослые дела.

– Когда ты вернешься?

– Очень скоро. Я же обещала, что праздники мы проведем вместе, помнишь? Я еду на одну недельку. Она пройдет незаметно.

– Ты привезешь мне какую-нибудь игрушку?

– Обязательно. А что бы ты хотела?

– Такую трубу, в которую смотришь, а там светятся бусинки.

– Хорошо, – в глазах у мамы засветились огоньки улыбки, – я привезу тебе ее. Кстати, у меня и сейчас приготовлен маленький подарок.

Мама достала из кармана цепочку с маленькой птичкой, похожей на ту, что мы видели в музее. Птичка и цепочка, несомненно, были медными, отблески от них взлетели по стене.

– Ух-ты! – замерла я от восторга.

– Давай я помогу тебе застегнуть цепочку. Это украшение называется оберегом. Оберег носят постоянно и никогда не снимают.

– А зачем он нужен?

– Чтобы защищать человека от всего плохого, Нелечка, – мама прижала меня к себе и погладила по голове, – ты обещаешь себя хорошо вести и слушаться папу?

– Да, мамочка. Только ты поскорей приезжай.

Мама подхватила вещи и вышла из дома, у самого порога она обернулась и посмотрела на меня с грустью и тревогой. Я навсегда запомню этот взгляд. Из окна я наблюдала, как мама садится в такси до вокзала. Через пару часов ее увез бесконечно длинный поезд. И больше она не вернулась. Никогда.

Я, став постарше, писала маме письма на разлинованной бумаге и, сделав из них самолетики, запускала в окно. Мне хотелось верить, что послания долетят до нее, и однажды она вернется домой. Но время шло, а вместе с ним угасала надежда на встречу. Не уберегла я и мамин подарок – через десять лет после ее исчезновения отец в порыве ярости сорвал с меня цепочку, после чего долго плакал в прихожей и шептал слова, которые посвящал единственной женщине на свете…

Прошло больше двух недель после нашего разговора с Маринкой. Мне казалось, что она забыла о моем признании, но, однажды, после семинара, подруга отозвала меня в сторонку и спросила с притворным возмущением:

– Ну? И долго ты будешь тянуть время? Когда позвонишь Марку?

Я замялась, но все же призналась:

– Марин, я боюсь идти к нему.

– Чего ты боишься?

– Не знаю, наверное, не хочу выглядеть глупо. Он, конечно же, скажет, что я оправдываю свое воровство. Ты не представляешь, сколько раз меня водили к психологам. Они всегда так говорили.

– Какая чушь! – закатила глаза Житова. – Не надо придумывать ответы, которых ты не получала. Дай честное слово, что сегодня же сходишь к Марку. Я сама ему позвоню и попрошу, чтобы принял тебя. Договорились?

– Хорошо, схожу, – вздохнула я. – Надеюсь, он не зануда.

– Да что ты! – махнула рукой Марина. – Нет, конечно. Он один из лучших специалистов в городе. Я уверена, что Марк тебе поможет.

В пять вечера Маринка позвонила мне и радостным тоном сообщила, что Марк меня ждет через два часа по адресу: улица Псковская, дом семь, квартира одиннадцать. Я записала данные на помятую карточку с номером телефона и еще раз глубоко задумалась: ну на черта мне сдалась эта идея?

А потом пришло понимание, почему моя история так повлияла на подругу. Согласитесь, у каждого из нас своя степень восприятия нормальности окружающей среды. Что для одного человека является нормой, для другого покажется диким и пугающим. Это все равно, как если поселить ребенка, привыкшего жить в роскоши, рядом с любящими родителями, в неблагополучную семью. Представляете, как перевернется его понимание мира? Но для дитя, выросшего в аморальной среде, кажутся сносными дурные условия, ведь он мог не видеть лучшего. Много лет назад подобный феномен описывал Марк Твен в романе «Принц и нищий». Вот и опять напоминание о Марке, словно судьба толкает меня посетить его.

Зачем он нужен Марине? Не затем ли, чтобы убедиться в том, что мистика существует? Теперь еще и я этому подтверждение. В ее жизни не случалось ничего необычного, и сейчас она ищет необычность в других, чтобы разбавить тоску жизни. Ведь для нее «все нормальное неинтересно». Вполне ожидаемо, что исход моей истории ей даже более интересен, чем мне самой.

Я убрала шкатулку в сумку и вышла на улицу. До Псковской, как минимум, час придется трястись по вечерним пробкам. Опоздания вызывают у меня огромное чувство стыда. Так приучил отец – ценить время других людей. В конце концов, рядом с нужным мне адресом есть парк, где можно прогуляться по прохладным аллеям в ожидании назначенного часа.

Я приехала с небольшим запасом времени и, практически сразу, заметила дом Марка рядом с остановкой. Серая многоэтажка, единственная в этом районе, смотрела на меня в упор сотнями желтых глаз.

Надо сказать, ко мне пришло облегчение, когда наступила пора выходить из автобуса. Напротив меня сидела женщина средних лет и с любопытством разглядывала меня, а я никак не могла понять причину ее внимания к моей персоне. Сейчас, стоя у зеркальной витрины, я рассматривала себя со всех сторон, надеясь найти эту причину во внешнем виде. Но все было в порядке, в зеркальном отражении на меня смотрела симпатичная девушка с темными волосами, забранными в хвостик, одетая в белую футболку и темно-синие шорты. Торчащих ниток, дырок или пятен я на одежде не заметила, можно не бояться опозориться перед знакомым Марины.

Я пожала плечами и направилась к дому Марка, находившемуся через дорогу. Лестничная площадка гулко отзывалась эхом на мои шаги. Квартира одиннадцать оказалась на втором этаже. На двери даже висела табличка: «Рыков М. И.». Я подняла глаза в поисках звонка и, не найдя его, постучала. Дверь открылась, и невысокий силуэт мужчины в полумраке пригласил меня войти.

– Добрый вечер, проходите в комнату, – доброжелательно, но как мне показалось, с неохотой, пригласил меня владелец квартиры. Руки он держал в карманах брюк и смотрел на меня как бы свысока. – Нет, нет, обувь можете не снимать, наденьте бахилы.

– Здравствуйте, меня зовут Нелли. Вам звонила Марина насчет моего прихода, – с неуверенностью начала я.

– Да, я в курсе, – кивнул Марк. Он явно находился не в лучшем расположении духа. – Пойдемте, обсудим. Марина кратко ввела меня в курс дела. Она передала вам, что нужно взять те самые вещи?

– Конечно. Я принесла их с собой.

Марк направился вперед по коридору, я проследовала за ним, смущенно прижимая к себе шкатулку. Неприветливость хозяина расстроила меня я, мягко говоря, ощущала себя не в своей тарелке.

В комнате, где принимал Марк, было сумрачно, но немного светлее, чем в прихожей. Окна завесили темные шторы, и лишь приглушенный рыжеватый свет люстры разгонял мрачность этого места. Мебели тут стояло немного. На большом столе орехового цвета, покрытом зеленой бархатистой тканью, находились разного рода магические предметы, которыми обычно пользуются экстрасенсы: магический хрустальный шар, зеркало на подставке, свечи, руны, стеклянные пирамидки, метроном и множество керамических статуэток.

Выглядело, впрочем, впечатляюще, у меня поползли по коже мурашки от увиденного великолепия. Дом хранил особую атмосферу волшебства и тайны. Всю стену над диваном покрывали карты звездного неба и картины в стиле абстракционизма. Все их оттенки были темными – синий, фиолетовый, черный, разбавленные серебристыми всплесками. Наибольшее внимание привлекали внушительных размеров сиреневые часы. Вместо цифр на них изображались созвездия и знаки зодиака, соответствующие им, а в самом центре теплились бледным желтым светом солнце и луна. Я здорово залипла на данное зрелище и вздрогнула, когда Марк сказал, кивнув на часы:

– Друзья привезли из Швейцарии в качестве сувенира. Чтобы не обижать, повесил. А вообще, я не люблю механические часы. Мне удобнее пользоваться электронными.

– Они замечательно вписываются в обстановку, – заикаясь, вступилась я за поразившие меня часы.

– Будете чай или кофе? – предложил хозяин, всем видом демонстрируя, что у него нет времени отвлекаться на посторонние темы.

– Нет, благодарю, не стоит.

– Хорошо, – вздохнул Марк, ребром ладони потирая шею, – тогда давайте приступим к делу. Показывайте, что принесли.

Я протянула ему шкатулку. Марк некоторое время рассматривал ее содержимое, перекладывал безделицы с места на место, и, как бы он не старался сохранить невозмутимое выражение лица, я все равно догадалась, что его пальцы ощутили исходящее от меди магическое излучение. Он нахмурился. Как мне показалось, мои находки вызвали у него негативный отклик.

Пока Марк перебирал содержимое шкатулки, меня осенила мысль. Я не люблю сплетничать, но, увидев Марка, я убедилась в том, что Марина скрывает отношения с ним. Поэтому замыкается в себе, отвергает ухажеров, приглашающих ее на свидания, и приходит ко мне в гости все реже. Почему она раньше не рассказывала о нем? Боялась насмешек однокурсников из-за рода его деятельности или из-за разницы в возрасте? Но мне она могла бы сказать. Меня кольнуло беспокойство за подругу, хотя Марк, на первый взгляд, не казался опасным. Я бы сочла его даже симпатичным, если бы мимика и голос собеседника не вызывали во мне такое отторжение. За доброжелательным его притворством скрывалось что-то мрачное, неприятное.

Определить возраст Марка по внешнему виду было сложно. Помнилось, Артем на паре английского рассказывал, что брат старше его на девять или десять лет, что вполне могло сойти за правду. Однако Марк выглядел немного моложе тридцати за счет стройной, подтянутой фигуры. Он носил классический черный костюм, который подчеркивал его мистический образ и внушал посетителям уверенность, что перед ними действительно профессионал своего дела. Белый воротник рубашки контрастировал с темно-карими, почти черными глазами и смуглой кожей.