Czytaj książkę: «Загадка номера 622»

Czcionka:

Моему издателю, другу и учителю Бернару де Фаллуа (1926–2018).
Пусть всех писателей в мире жизнь сведет однажды с таким выдающимся издателем

Издательство CORPUS ®

Пролог
Наутро после убийства

(Воскресенье, 16 декабря)

В полседьмого утра “Палас Вербье” был погружен во тьму. Снаружи еще не рассвело и валом валил снег.

На шестом этаже открылись дверцы служебного лифта. Оттуда вышел официант с завтраком на подносе и направился к люксу 622.

Подойдя, он заметил, что дверь приоткрыта. Сквозь щелку просачивался свет. Официант объявил о своем приходе, но никто не отозвался. В конце концов он решил войти, предполагая, что дверь открыли специально для него. Заглянув внутрь, он вскрикнул от ужаса. И тут же убежал – поднять тревогу и позвать на помощь.

По мере того как страшная новость распространялась по “Паласу”, на всех этажах зажигался свет.

В номере 622 на ковре лежал труп.

Часть первая
До убийства

Глава 1
Любовь с первого взгляда

В начале лета 2018 года, отправляясь в “Палас Вербье”, фешенебельный отель в Швейцарских Альпах, я был далек от мысли, что свой отдых мне придется посвятить распутыванию преступления, совершенного в этих стенах много лет назад.

Вообще‐то я надеялся слегка развеяться после пары катаклизмов в личной жизни. Но прежде чем рассказать, что случилось тем летом, я должен вернуться к истокам этой истории, а именно к смерти моего издателя Бернара де Фаллуа.

Бернару де Фаллуа я обязан всем.

Мой успех и известность – его рук дело.

Благодаря ему меня стали называть писателем.

Благодаря ему меня стали читать.

Когда мы познакомились, я уже писал, но вообще не издавался. Он превратил меня в романиста, которого читают во всем мире. Этот вальяжный патриарх был одним из самых видных деятелей издательского мира Франции. Для меня он стал учителем и, прежде всего, несмотря на шестьдесят лет разницы в возрасте, близким другом.

Бернар умер в январе 2018‐го, на девяносто втором году жизни, и я – как и приличествует писателю – сел сочинять о нем книгу. Я ушел в нее с головой, запершись в кабинете у себя дома, на проспекте Альфреда Бертрана, 13, в женевском квартале Шампель.

В таком состоянии я просто не выношу ничьего присутствия, за исключением Дениз, моей помощницы. Добрая фея Дениз любит нянчиться со мной. У нее всегда хорошее настроение, она составляет мне расписание, сортирует и систематизирует письма читателей, редактирует и вычитывает мои тексты. Помимо этого, ей случается забивать до отказа холодильник и пополнять запасы кофе. Ну и наконец, взяв на себя обязанности судового врача, она может ворваться в мой кабинет, словно на борт корабля, вернувшегося из дальнего плавания, и буквально замучить меня полезными советами.

– Вон отсюда! – любезно приказывает она. – Пойдите прогуляйтесь по парку, проветритесь немного. Вы часами торчите взаперти!

– Я уже бегал рано утром, – сопротивляюсь я.

– Вам следует регулярно насыщать мозг кислородом!

От нее так просто не отвяжешься.

Эта перепалка стала нашим ежедневным ритуалом. Я послушно выходил на балкон, делал глубокий вдох, заполняя легкие свежим февральским воздухом, после чего, откровенно подкалывая ее, закуривал. Дениз ужасалась и удрученно заявляла мне:

– Знаете что, Жоэль, я, пожалуй, не буду выбрасывать окурки из пепельницы. Так вы поймете хотя бы, как много курите.

Все то время, пока я писал роман, я упрямо соблюдал поистине монашеский распорядок дня, состоявший из трех основных этапов: подъем на рассвете, пробежка, работа до позднего вчера. В каком‐то смысле именно благодаря этой книге я и познакомился со Слоан, моей новой соседкой по этажу. Она переехала сюда недавно, но все обитатели дома только о ней и говорили. Лично я до сих пор еще с ней не пересекался. В то утро, подходя к дому после своего ежедневного марафона, я впервые увидел ее. Она тоже возвращалась с пробежки, и мы вместе вошли в подъезд. Я сразу понял, почему Слоан пользовалась таким успехом – это была молодая женщина, прелестная и обаятельная. Мы вежливо кивнули друг другу и скрылись каждый в своей квартире. Захлопнув за собой дверь, я застыл с открытым ртом. Этой мимолетной встречи мне хватило, чтобы немного в нее влюбиться.

Вскоре мной завладела неотвязная мысль – познакомиться со Слоан.

Первую попытку я предпринял практически на бегу. Слоан выходила бегать почти каждый день, но в разное время. Я часами бродил по парку Бертрана, уже не надеясь с ней встретиться. Потом внезапно она проносилась по какой‐нибудь дальней аллее. Но как правило, я даже не пробовал угнаться за ней и отправлялся ждать ее в подъезде. Я топтался у почтовых ящиков и всякий раз, когда мимо проходили соседи, делал вид, что вынимаю письма. Потом наконец появлялась она, улыбалась мне на ходу, отчего я сразу таял и терялся, и пока я судорожно соображал, что бы выдать такого умного, она исчезала.

Наша консьержка, мадам Арманда, все мне про нее рассказала. Слоан – врач-педиатр, ее мать – англичанка, отец – адвокат, она два года прожила с мужем, но у них не сложилось. Работает в Университетской клинике Женевы то по дневному, то по ночному графику – теперь понятно, почему мне не удавалось вычислить ее расписание.

Поскольку пробежки не принесли желаемого результата, я решил изменить тактику и поручил Дениз понаблюдать в глазок за лестничной площадкой и предупредить меня, когда выйдет Слоан. Заслышав крики Дениз (“Вот она!”), я, весь из себя расфуфыренный и благоуханный, выскакивал из кабинета и как бы случайно возникал на пороге. Но мы только здоровались, не более того. Как правило, она спускалась пешком, что тут же пресекало любую попытку пообщаться. Я шел следом за ней, но что толку? Выйдя на улицу, она мгновенно испарялась. В те редкие дни, когда Слоан садилась в лифт, я терял дар речи и в кабине воцарялось неловкое молчание. В обоих случаях я возвращался домой несолоно хлебавши.

– И что? – спрашивала Дениз.

– И ничего, – бурчал я в ответ.

– Ну вы и осел, Жоэль! Да придумайте же что‐нибудь!

– Я стесняюсь.

– Хватит придуриваться! На экране телевизора вид у вас отнюдь не застенчивый!

– Потому что по телевизору вы видите писателя. А Жоэль совсем другой человек.

– Да ладно, Жоэль, какие проблемы: позвоните ей в дверь, вручите букет цветов и пригласите на ужин. Вам что, лень к цветочнику идти? Хотите, я этим займусь?

Как‐то апрельским вечером я в одиночестве отправился на “Лебединое озеро” в Женевскую оперу. И в антракте, выйдя покурить, столкнулся со Слоан. Мы не успели толком поговорить, потому что прозвенел звонок на второе действие, и она предложила пойти выпить после спектакля. Мы встретились в кафе “Ремор”, в двух шагах от театра. Так Слоан вошла в мою жизнь.

Слоан была красивой, веселой и умной. Мало кто производил на меня такое впечатление. После того вечера в “Реморе” я несколько раз приглашал ее на концерт или в кино. Один раз потащил на вернисаж какой‐то несусветной выставки современного искусства, откуда мы сбежали, умирая со смеху, и пошли ужинать во вьетнамский ресторан, который она очень любила. Пару вечеров мы провели в гостях друг у друга, слушая оперу и беседуя о судьбах мира. Я не мог оторвать от нее взгляда, она сводила меня с ума. Мне нравилось в ней все – как она моргала, как поправляла прядки волос, как мило улыбалась, смущаясь, как ломала пальцы с покрытыми лаком ногтями, прежде чем что‐то у меня спросить.

Вскоре она уже занимала все мои мысли. Настолько, что я совсем забросил работу над книгой.

– По-моему, вы витаете в облаках, бедный мой Жоэль, – говорила Дениз, замечая, что за последнее время я не написал ни строчки.

– Это все Слоан виновата, – оправдывался я, сидя перед выключенным компьютером.

Мне не терпелось снова увидеться с ней и продолжить наши бесконечные разговоры. Я мог без устали слушать ее рассказы о жизни и увлечениях, о прожектах и мечтах. Она любила фильмы Элиа Казана и оперу.

Как‐то раз, довольно много выпив за ужином в квартале Паки, мы оказались в итоге в моей гостиной. Слоан рассматривала на полках книги и безделушки. Она надолго застыла перед пейзажем Санкт-Петербурга, который достался мне от двоюродного деда. Потом внимательно изучила крепкие напитки в баре. Ей очень понравилась рыбина, украшающая бутылку “Белуги”, и я налил нам по рюмке водки со льдом. Я включил радио на канале классической музыки, которую часто слушал по вечерам. Она ехидно спросила, угадаю ли я композитора. Подумаешь, дело, это был Вагнер. Слоан поцеловала меня под звуки “Валькирии”, обняла и прошептала “хочу тебя”.

Нашим отношениям суждено было продлиться два месяца. Два незабываемых месяца. Но мой роман о Бернаре понемногу одержал верх. Сначала я пытался писать ночами, пока Слоан дежурила в клинике. Но чем дальше, тем больше книга увлекала меня. Как‐то вечером она предложила куда‐нибудь пойти, и я впервые ответил ей отказом. “Мне надо работать”, – объяснил я. Тогда Слоан отнеслась к этому с пониманием. Она тоже порой задерживалась с пациентами дольше, чем предполагала.

Вскоре я снова отклонил ее приглашение. Она и тут не рассердилась. Поймите меня правильно: я наслаждался каждым мгновением, проведенным в ее обществе. Но мне казалось, что у нас с ней это навсегда и наши междусобойчики будут длиться вечно. Тогда как писательское вдохновение могло вмиг улетучиться, и я просто не имел права упускать его.

Наша первая размолвка произошла как‐то ночью, в середине июня, когда, разжав объятия, я встал с ее кровати и оделся.

– Ты куда? – спросила она.

– Домой, – ответил я, как будто это само собой разумелось.

– Ты не останешься со мной?

– Нет, я хочу поработать.

– То есть зашел потрахаться и свалил?

– Мне надо хоть немного продвинуться, – возразил я с виноватым видом.

– Ты что, так и будешь писать как заведенный! – разозлилась она. – Ты сидишь над романом все дни напролет, даже по выходным! Это уже ни в какие ворота не лезет! А меня совсем забыл.

Я чувствовал, что наша любовь грозит угаснуть так же стремительно, как вспыхнула. Надо было действовать. Поэтому несколько дней спустя, накануне отъезда в десятидневный промотур по Испании, я повел Слоан ужинать в ее любимый японский ресторан на крыше “Отеля де Берг”, со сказочным видом на женевскую гавань. Мы прекрасно провели время. Я пообещал ей, что роману о Бернаре предпочту “наш с ней”, без конца повторяя, как она мне дорога. Мы даже помечтали, что в августе вместе съездим в нашу обожаемую Италию. Вот только куда – в Тоскану или в Апулию? Мы договорились заняться отпускными планами, как только я вернусь из Испании.

Мы просидели в ресторане до часа ночи, пока он не закрылся. Хотя лето только начиналось, ночь выдалась очень теплой. За ужином меня не покидало странное ощущение, что Слоан чего‐то от меня ждет. И только теперь, когда мы собрались уходить и я встал, а служащие поспешили вымыть террасу вокруг нас, Слоан спросила:

– А ты забыл, да?

– Что я “забыл”?

– У меня сегодня день рождения…

По моему оторопелому виду она поняла, что не ошиблась. И в ярости ушла. Я попытался удержать ее, рассыпаясь в извинениях, но она села в единственное свободное такси у входа в отель, а я остался стоять на ступеньках, один, как дурак, под насмешливыми взглядами парковщиков. Пока я добрался до своей машины, пока доехал до дома 13 на проспекте Альфреда Бертрана, Слоан уже успела вернуться к себе, отключила телефон и не пожелала открыть мне дверь. На следующий день я улетел в Мадрид и в течение всего моего пребывания там бесконечно оставлял ей сообщения и писал мейлы, но ответа не получил. У меня не было от нее никаких вестей.

Я вернулся в Женеву утром в пятницу, 22 июня, и узнал, что Слоан меня бросила.

В роли вестника выступила Арманда, наша консьержка. Она перехватила меня, как только я вошел в дом.

– Вам письмо, – сказала она.

– Да?

– От вашей соседки. Она не захотела опустить его в ящик, потому что ваша помощница читает всю почту.

Я сразу вскрыл конверт. В записке было всего несколько строк:

Жоэль,
у нас ничего не выйдет.
До скорого.
Слоан

Ее слова ранили меня в самое сердце. Опустив голову, я поднялся к себе в надежде, что хотя бы Дениз скрасит на время мое существование. Дениз, милейшая особа, от которой муж ушел к другой, – символ современного одиночества. А лучшее лекарство от одиночества, как известно, общение с тем, кто еще более одинок! Но я столкнулся с ней на пороге своей квартиры. Дениз явно собралась уходить, притом что не было еще и двенадцати.

– Вы куда? – спросил я, даже не поздоровавшись.

– Здравствуйте, Жоэль, я же говорила, что сегодня уйду пораньше. У меня самолет в три часа.

– Самолет?

– Только не говорите мне, что опять все забыли! Мы же обсудили мой отпуск до вашего отъезда в Испанию. Мы с Риком летим на две недели на Корфу.

С Риком Дениз познакомилась по интернету.

Мы и правда говорили с ней об их поездке. У меня это совершенно вылетело из головы.

– Слоан меня бросила, – объявил я.

– Я знаю и очень вам сочувствую.

– То есть как вы знаете?

– Консьержка прочла письмо, которое Слоан ей для вас оставила, и все мне рассказала. Я не рискнула потревожить вас в Мадриде.

– И тем не менее решили уехать?

– Я не намерена отменять отпуск только потому, что от вас ушла очередная подружка! Да вы в два счета найдете ей замену. Вам все бабы глазки строят. Ладно, увидимся через две недели. Оглянуться не успеете! Кроме того, я обо всем позаботилась, голодать не будете. Смотрите!

Дениз поспешно повела меня на кухню. Узнав о моем разрыве со Слоан, она поняла, что я надолго засяду дома. Очевидно опасаясь, что в ее отсутствие я вообще прекращу принимать пищу, она накупила еды на полк солдат, забив провизией все сверху донизу, от кухонных шкафов до морозилки.

После чего она ушла. Бросив меня в полном одиночестве. Я сварил себе кофе и сел за длинную стойку из черного мрамора, вдоль которой стояли в ряд высокие стулья, безнадежно пустые. На этой кухне могли поместиться десять человек, но увы, кроме меня тут никого не было. Я потащился в кабинет и долго маялся там, разглядывая наши со Слоан фотографии. Потом взял карточку из плотной бумаги, вывел на ней имя Слоан и, поставив дату, чтобы запечатлеть ужасный миг расставания, приписал: “22.6 – забыть этот день”. Но мне никак не удавалось выкинуть ее из головы. Все здесь напоминало о ней. Даже диван в гостиной, где я в конечном итоге развалился, напомнил мне, как всего пару месяцев назад на этом месте, вот на этих вот подушках, у меня начался самый потрясающий в жизни роман, который я умудрился пустить под откос.

Я буквально бил себя по рукам, чтобы не постучаться к Слоан и не позвонить ей. К вечеру мне стало совсем невмоготу, и я уселся на балконе, куря сигарету за сигаретой, в надежде, что Слоан тоже покажется и мы “случайно” увидимся. Но мадам Арманда, выйдя погулять с собакой, заметила меня снизу и, обнаружив все на том же месте, когда вернулась через час, крикнула, приближаясь к подъезду: “Зря ждете, Жоэль! Ее нет. Она уехала в отпуск”.

Я вернулся в кабинет. Мне просто необходимо было сбежать отсюда. Я полагал, что, оказавшись на время далеко от Женевы, перестану думать о Слоан. Мне хотелось спокойствия и безмятежности. И тут на столе, в ворохе заметок о Бернаре, мне попалось на глаза упоминание о Вербье. Он обожал это место. Почему бы и мне туда не отправиться – насладиться альпийской тишиной и хоть немного прийти в себя. Какая прекрасная мысль. Я включил компьютер, вошел в интернет и почти сразу попал на сайт легендарного “Паласа Вербье”. Быстро прокрутив выложенные там фотографии, я понял, что нашел свое счастье: залитая солнцем терраса, бассейн с джакузи, вид на фантастические пейзажи, интимный полумрак в гостиничном баре, уютные салоны и роскошные люксы с камином. Самое оно. Я нажал “Забронировать” и быстро вписал даты.

Вот так все и началось.

Глава 2
Отпуск

В субботу, 23 июня 2018 года, на рассвете, загрузив чемодан в багажник своей машины, я двинулся в сторону Вербье. На горизонте вставало солнце, окутывая пустынные женевские улицы густо-оранжевой дымкой. Переехав Рону по мосту Монблан, я пронесся по цветущим набережным до квартала ООН и вырулил на автостраду по направлению к Вале.

Это раннее летнее утро привело меня в восхищение: небо переливалось чудесными красками, пейзажи по обе стороны шоссе виделись мне еще более буколическими, чем обычно, деревеньки, разбросанные среди виноградников над Женевским озером, так и просились на открытку. Я свернул с автострады в Мартиньи и поехал по узкой извилистой дороге, которая после Ле-Шабля вьется серпантином вверх до самого Вербье.

Через полтора часа я прибыл на место. Утро только занималось. Следуя указателям, я выехал по главной улице прямо к “Паласу”. Он был расположен сразу за чертой города (в нескольких минутах ходьбы от него), но все же на достаточном расстоянии, чтобы почувствовать себя вдали от всего, любуясь восхитительным видом на Валь‐де-Бань. “Палас Вербье”, типичный горный отель, с башенками и широкой покатой крышей, утопал в зелени, возвышаясь над стеной соснового бора.

В “Паласе” меня встретили очаровательные предупредительные сотрудники. Тут все буквально источало умиротворение, и мне сразу стало хорошо. Пока я заполнял формуляр на стойке регистрации, кто‐то из служащих спросил:

– Вы ведь писатель, верно?

– Да.

– Ваше присутствие большая честь для нас. Я прочел все ваши книги. Вы приехали писать новый роман?

– Только не это! – засмеялся я. – Я приехал отдохнуть. Отпуск, отпуск, отпуск!

– Думаю, вам у нас понравится, мы приготовили для вас один из лучших люксов. Номер 623.

Портье, забрав мои чемоданы, сопроводил меня на шестой этаж. Следуя за ним по коридору, я смотрел, как мелькают двери с номерами. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что одного явно недостает: 620, 621, 621‐бис, 623!

– Странно, – заметил я, – шестьсот двадцать второго вообще тут нет.

– Да, – ответил портье, не утруждая себя объяснениями.

Номер 623, оформленный в современном стиле, удачно контрастировавшем с общей атмосферой “Паласа”, превзошел все мои ожидания. Там была гостиная с большим диваном и камином, кабинет с видом на долину и просторный балкон. Из спальни с огромной кроватью дверь вела в гардеробную, за которой располагалась отделанная мрамором ванная комната с душевой кабинкой и гигантской ванной.

Обойдя свои владения, я задумался о странной истории с нумерацией комнат, которая не давала мне покоя.

– Почему же 621‐бис вместо 622? – спросил я портье, когда он внес мои вещи.

– Вероятно, ошибка, – ответил он лаконично.

Трудно сказать, действительно ли он ничего не знал или намеренно умалчивал о чем‐то. Во всяком случае он явно не испытывал особого желания продолжать этот разговор.

– Могу я еще чем‐нибудь быть вам полезен? Если пожелаете, я пришлю вам служащего распаковать багаж.

– Нет, большое спасибо, справлюсь сам.

Я сунул ему чаевые, и он мгновенно испарился. Подгоняемый любопытством, я отправился осматривать коридор: не считая соседнего номера, других “бис” на моем этаже не наблюдалось. Забавно. Но я решил не думать об этом. В конце концов, я в отпуске.

В свой первый день в Вербье я прогулялся по лесу до горного ресторанчика, где и пообедал, любуясь великолепным ландшафтом. Вернувшись в отель, я не преминул испробовать термальный бассейн, после чего долго читал.

Вечером, перед ужином в ресторане “Паласа”, я зашел выпить скотч в баре. Сев у стойки, я завел беседу с барменом, который оказался неиссякаемым источником пикантных историй о постояльцах. Вот тут я впервые ее и увидел: женщина моих лет, очень красивая, судя по всему, без спутника, села у противоположного конца стойки, заказав “драй мартини”.

– А это кто? – спросил я бармена после того, как он ее обслужил.

– Скарлетт Лонас. Клиентка отеля, приехала вчера. Она из Лондона. Довольно милая. Ее отец – английский аристократ, лорд Лонас, не слышали? Она идеально говорит по‐французски, сразу видно, что образованная. Видимо, сбежала от мужа и скрывается тут.

В тот вечер я встретился с ней дважды.

Сначала в ресторане – мы ужинали почти рядом, нас разделяло всего несколько столиков. Потом совершенно неожиданно, около полуночи, выйдя покурить на балкон, я обнаружил, что она занимает соседний номер. А я‐то считал, что совсем одинок в отливающей синевой ночи. У меня в руке была привезенная из Женевы фотография Бернара. Опершись на парапет, я закурил и печально посмотрел на снимок. Внезапно чей‐то голос вывел меня из задумчивости: “Добрый вечер!”

Я подскочил. Она окликнула меня со смежного балкона. Я и не заметил, что она сидела совсем рядом, в летнем соломенном кресле.

– Извините, я вас напугала, – сказала она.

– Никак не ожидал, что кто‐нибудь составит мне компанию в столь поздний час, – ответил я.

Она представилась:

– Меня зовут Скарлетт.

– Меня – Жоэль.

– Я знаю, кто вы. Писатель. Тут все только о вас говорят.

– Как правило, это дурной знак, – отозвался я.

Она улыбнулась. Чтобы она вдруг не исчезла, я предложил ей сигарету. Она кивнула. Я протянул ей пачку и поднес зажигалку.

– Что же привело вас сюда, писатель? – спросила она, затянувшись.

– Захотелось воздухом подышать, – ответил я уклончиво. – А вас?

– Мне тоже захотелось воздухом подышать. Я оставила свою лондонскую жизнь, работу, мужа. В поисках перемен. А кто это у вас на снимке?

– Мой издатель, Бернар де Фаллуа. Он умер полгода назад. Он много значил для меня.

– Сочувствую.

– Спасибо. Мне никак удается поставить точку в этой истории.

– Должно быть, очень досадно для писателя.

Я заставил себя улыбнуться, но по моему лицу она поняла, что мне не до смеха.

– Простите, я неудачно пошутила.

– Не страшно. Бернар умер на девяносто втором году жизни, так что он имел полное право нас бросить. Мне придется привыкать к его отсутствию.

– Горе не подчиняется правилам.

Лучше не скажешь.

– Бернар был великим издателем. Но это еще не все. Он был великим человеком, наделенным массой достоинств, и в своей издательской карьере прожил несколько жизней. Сам писатель и редкий эрудит, он проявил себя умелым бизнесменом, невероятно харизматичным, с поразительным даром убеждения – стань он адвокатом, вся парижская адвокатура пошла бы по миру. В свое время Бернар возглавлял самые крупные издательские группы Франции, его побаивались и уважали, он водил дружбу со многими известными философами и интеллектуалами тех лет, ну и с действующими политиками тоже. Он царил над Парижем, а потом, с годами, отошел в тень, ничуть не утратив своего магического ореола – он создал собственное издательство, по своему образу и подобию – небольшое, скромное, авторитетное. Гениальный, любопытный, радостный, лучезарный – таким я узнал Бернара, когда он взял меня под свое крыло. О таком учителе я всегда мечтал. Его речь была блестящей, остроумной, живой и глубокой. Даже его смех был мудрым. Казалось, ему ведомы все тайные механизмы человеческой комедии. Рядом с ним хотелось жить, он сиял как звезда в ночи.

– Незаурядным человеком был, видимо, ваш Бернар, – сказала Скарлетт.

– Конечно, – подтвердил я.

– Писатель – все‐таки захватывающая профессия…

– Вот и моя недавняя подружка так говорила, пока не познакомилась со мной поближе.

Скарлетт засмеялась:

– Я правда так думаю. По-моему, все жаждут написать роман.

– Не уверен.

– За себя я ручаюсь.

– Ну так вперед, – предложил я. – Вам понадобится всего лишь карандаш и стопка бумаги, и перед вами откроется мир, полный чудес.

– Я не знаю, с чего начать. Да и где взять идею для романа.

Я докурил и уже собирался вернуться в комнату, но она остановила меня, и я, признаться, не сильно расстроился.

– Как у вас рождается идея романа? – спросила она.

Я подумал, прежде чем ответить:

– Принято считать, что роман начинается с идеи. На самом деле роман начинается, прежде всего, с желания писать. Это желание захлестывает вас с головой, отвлекает от всего остального, и ничто не в силах ему воспрепятствовать. Эту вечную жажду я бы назвал писательским недугом. Можно сочинить лучшую в мире интригу, но если вам неохота писать, она просто не пригодится.

– А как сочинить интригу?

– Хороший вопрос, доктор Ватсон. Начинающие авторы часто ошибаются, полагая, что сюжет состоит из собранных воедино фактов. Ну, выдумал персонажа, вписал его в некую ситуацию, и пошло-поехало.

– Действительно, – согласилась Скарлетт. – У меня, кстати, возникла как‐то одна идея: девушка выходит замуж и перед первой брачной ночью убивает мужа в гостиничном номере. Но мне так и не удалось ее развить.

– Потому что это всего лишь нанизывание разрозненных фактов, как я и говорил. А ведь интрига по определению должна состоять из вопросов. Для начала представьте всю канву повествования в вопросительной форме. Почему ваша героиня убивает мужа в первую брачную ночь? Кто она такая? Кто ее муж? Какова история их любви? Почему они поженились? Где они поженились?

Скарлетт ответила, не задумываясь:

– Муж был невероятно богат и чудовищно скуп. Она мечтала о сказочной свадьбе с белыми лебедями и фейерверком, а получила дешевую вечеринку в захудалом отеле. Обезумев от ярости, она его убила. Если судьей будет женщина, она учтет смягчающие обстоятельства – ведь нет ничего хуже мужа-скупердяя.

Я расхохотался:

– Вот видите, стоило сформулировать историю в виде вопросов, как вам открылось бесконечное число возможностей. Из ваших ответов все персонажи, места и действия возникнут сами собой. Вы уже обрисовали в общих чертах образы мужа и жены. И даже продолжили интригу, воображая судебное разбирательство. А в чем, собственно, суть дела? В убийстве? Или в процессе над женой? Ее оправдают? Магия литературы заключается в том, что если любой факт, все равно какой, увенчать вопросительным знаком, он распахнет перед вами двери в пространство романа.

– Все равно какой? – недоверчиво переспросила Скарлетт, словно подначивая меня.

– Все равно. Давайте разберем конкретный пример. Если я не ошибаюсь, вы поселились в номере 621‐бис?

– Совершенно верно.

– А я в номере 623. Ваша дверь идет следом за 621‐й. Я прошел весь этаж и убедился, что номера 622 не существует. Это факт. Почему в “Паласе Вербье” на месте люкса 622 находится 621‐бис? Вот вам и интрига. И завязка романа.

Скарлетт радостно улыбнулась, явно увлекаясь игрой.

– Не обольщайтесь, – тут же осадила меня она, – возможно, этому найдется вполне рациональное объяснение. Иногда в отелях изымают тринадцатые номера в угоду суеверным клиентам.

– Если сразу обнаружится рациональное объяснение, – сказал я, – то интрига угаснет и роман не состоится. И вот тут на сцену выйдет писатель: чтобы роман осуществился, ему придется слегка раздвинуть границы рационального, подняться над действительностью, а главное, изобрести интригу там, где ее нет.

– И как бы вы поступили с нашим гостиничным номером? – спросила Скарлетт, сомневаясь, что правильно меня поняла.

– В книге писатель в поисках объяснения пойдет расспрашивать консьержа.

– Так пошли! – предложила она.

– Прямо сейчас?

– Конечно, прямо сейчас!

– Номер 621‐бис – это наш фирменный знак, – сообщил консьерж, удивленный, что мы явились среди ночи с таким вопросом. – Когда отель строился, табличку с номером 621 по ошибке повесили на две двери. Конечно, чтобы уладить это недоразумение, достаточно было бы просто заменить одну из них на 622. Но тогдашний владелец “Паласа”, Эдмон Роз, опытный бизнесмен, предпочел добавить “бис” к цифрам 621.

Что, разумеется, заинтриговало клиентов, все стали проситься именно в этот люкс, воображая, что в нем есть что‐то особенное. Трюк этот срабатывает до сих пор, и лишнее тому доказательство – тот факт, что вы не поленились спуститься в такой поздний час, чтобы узнать, в чем загвоздка.

Когда мы вернулись на шестой этаж, Скарлетт сказала:

– Значит, номер 621‐бис – это ошибка строителей.

– Только не для романиста, иначе история закончится, толком не начавшись. В романе консьерж лжет, чтобы запустить интригу. А почему он лжет? Чем на самом деле интересен таинственный люкс 621‐бис? Что там могло произойти, чтобы в отеле это так тщательно скрывали? Вы выстраиваете сюжет, отталкиваясь от обычной ситуации.

– И что теперь? – спросила Скарлетт.

– А теперь, – отшутился я, – копайте сами. Я пошел спать.

Я был далек от мысли, что только что испортил себе отпуск.

В девять утра меня разбудил стук в дверь. Я пошел открывать, это была Скарлетт. Она изумилась, увидев мою заспанную физиономию.

– Вы что, спали, писатель?

– Да, я же в отпуске. Может, вы слышали, это такой период, когда вас все оставляют в покое.

– Ну раз так, ваш отпуск закончился, – сообщила она, переступив порог с толстой книгой под мышкой. – Я нашла разгадку вашей так называемой интриги. “Почему в «Паласе Вербье» на месте номера 622 находится 621‐бис?” А потому, что там произошло убийство!

– Что? С чего вы взяли?

– Рано утром я зашла в кафе в центре Вербье, чтобы опросить посетителей. И некоторые из них согласились со мной поговорить. Можно мне кофе, будьте добры.

– Простите?

– Кофе, please! Рядом с мини-баром стоит кофемашина. Вы заряжаете в нее капсулу, нажимаете на кнопку, и в чашку – о чудо! – льется кофе. Вы будете поражены.

Она совершенно очаровала меня. Я тут же послушно сделал нам два эспрессо.

– Ничто не указывает на связь между убийством и закавыкой с номером 621‐бис, – возразил я, протягивая ей чашку.

– Подождите, это еще не все. – Скарлетт открыла книгу, которую принесла с собой.

– Что это? – спросил я, садясь рядом с ней.

– История “Паласа”, – ответила она, перелистывая страницы. – Я отрыла ее в местной книжной лавке.

Скарлетт задержалась на снимке архитектурного плана отеля и ткнула в него пальцем:

– Шестой этаж. Нам везет! Посмотрите, вот наш коридор, и с номерами тут пока что все в порядке. Они преспокойно следуют друг за другом! И 622‐й на своем месте, между 621‐м и 623‐м.

Я с изумлением убедился, что Скарлетт права.

– И что скажете? – спросил я, будучи уверен, что она уже придумала объяснение.

– Скажу, что убийство произошло в номере 622, и дирекция отеля решила просто стереть из памяти это событие.

– Это всего лишь гипотеза.

– И мы ее проверим. У вас есть машина?

– Да, а что?

– Ну так в путь, писатель!

– Что значит “в путь”? Куда вы намылились?

– В архивы “Нувеллиста” – это тут главная ежедневная газета.

– Сегодня воскресенье, – заметил я.

– Я позвонила в редакцию. Они работают по воскресеньям.

Мне нравилась Скарлетт. Только поэтому я и повез ее в Сьон, в часе езды от нас, где располагалась редакция “Нувеллиста”.