Czytaj książkę: «Про долг»
Часть первая. Начало обороны
– Значит, вы, папенька, решили избавиться от меня? Вот так просто? Сослав в Петербург?!
Платон Алексеевич нахмурился, что в силу своего возраста и чина он делал весьма часто, когда хотел задавить авторитетом подчинённых. Однако вздорная и своенравная дочь даже не думала ему подчиняться. Напротив, голубые глаза, доставшиеся ей от почившей десять лет назад матери, казалось, горели негодованием, а милые веснушки выделялись, будто воинственные татуировки индейцев-апачи.
– Аннушка, милая. Я не могу оставить тебя с собой, ведь скоро придут враги. С Божьей помощью ты отбудешь в Петербург, где тебя будет встречать тётя, Антонина Ивановна. Погости у неё, пока всё не уляжется, – “папенька”, он же Платон Алексеевич, для вида нахмурился ещё раз, хотя и знал, что это не подействует на дочь. – Прошу тебя, не ерепенься.
Девушка гневно взглянула на него, отчего её курносый носик ещё больше задрался вверх. Отец улыбнулся, и мелкие морщинки на его лице слегка разгладились. Через пару зим Анну придётся выдавать замуж. Станет ли она робкой и покорной женой? Вряд ли. Скорее, это будет фурия, способная своим характером растопить металл. Бедняга, её будущий муж… Жаль, что он сам его никогда не увидит.
– Папенька, вы можете погибнуть…
– Что за вздор?! – воскликнул он сердито, но всё равно получилось как-то неуверенно. – Я не собираюсь в могилу. Ещё не выкован тот клинок и не отлита та пуля, что пронзят моё сердце!
И ведь он сказал всё это твёрдым, будто сталь голосом, но где-то в глубине прозвучали нотки неуверенности. Девушка уже была готова ухватиться за них, как Платона Алексеевича спас Гришка – их слуга и приказчик. Подобравшись, он с поклоном подошёл к девушке:
– Не супротивитесь, милостивая сударыня. Нам пора отправляться.
Будто вторя его словам, поезд издал протяжный гудок, собирая пассажиров в вагонах.
Окатив Гришку ненавистным взглядом, Аннушка перевела его на своего отца:
– Хм…
И вот так вот, не прощаясь, она развернулась и, оттолкнув нерадивого слугу, проворно полезла в вагон, подтянув полы своего платья. Гришка поклонился отцу Аннушки, попрощался и в несколько движений исчез в проходе вагона. Платон Алексеевич ещё секунду постоял, глядя на вагон, с удовольствием и наверняка в последний раз вдыхая аромат ещё не выветрившегося женского парфюма дочери, пока второй гудок не известил о скором отбытии поезда.
По перрону заспешили люди. В основном дети, женщины и реже старики. Его дочь, Аннушка, не просто уезжала в столицу Империи. На их немногочисленный гарнизон надвигался крупный десант, второй гренадёрский полк. Спустя менее суток, враг должен был выйти на их крепость и напасть, пользуясь значительным численным преимуществом, чтобы захватить их заставу.
Второй гренадёрский полк был известен прежде всего как механизированное воинское формирование. В его составе были разнообразные автоматоны, в свою очередь составляющие различные подразделения. Горнило войны раскидало войска российской императорской армии. Где-то в главном штабе кто-то выбрал неверное направление атаки английской армады. И их крепость, что была построена на месте старых кристанитовых туннелей, ныне выработанных, оказалась на пути англичан.
Паровоз издал новый гудок, предупреждая, что начинает ход. Вагоны тронулись с лёгким толчком и всё увереннее покатили по рельсам. Платон Алексеевич ещё несколько секунд смотрел на удаляющийся поезд, пока протяжный гудок не вернул его к реальности. Мысль о дочери сжала сердце, но долг звал его в штаб – туда, где решалась судьба гарнизона.
С перрона он направился к стеклянному входу в вокзал, двери которого были открыты. Вокзал казался спокойным островком на фоне приближающейся бури. Тёплый свет лился со стен и самого потолка; газовые лампы мерцали, создавая уютную атмосферу, резко контрастирующую с тревогой, поселившейся на улице. По углам стояли скамейки, на которых уже не было пассажиров, ожидающих своих поездов, так как последний отбыл вместе с его строптивой дочерью. В воздухе витал лёгкий запах угольного дыма.
Уже у выхода он заметил плакат, висевший на стене. Приятного вида господин во фраке и в чёрном цилиндре, с пышными усами, как у самого Платона Алексеевича: «Кристанитъ – Душа Империи!!!». За ним располагался индустриальный пейзаж, собранный из разных картин: автоматоны, занятые на разной работе, создавали гармоничную и динамичную сцену. Здесь можно было увидеть автоматонов, занятых на разных работах: один человекоподобный механизм управляет паровым двигателем, другой собирает детали на заводе, третий загружает вагоны. Все они выполняли свои задачи с недоступной человеку точностью и синхронностью. Чуть далее стоял ещё один автоматон. Свой цилиндр он держал в механической руке, будто приветствуя разглядывавшего плакат Платона Алексеевича.
Наглядная агитация новой жизни, которую загадочный кристанит подарил людям. Платон Алексеевич плохо понимал, чем именно он так помог людям. Вроде, это был какой-то источник энергии. «Аккумулятор», как его называли учёные мужи.
В Индии был обнаружен тот самый кристанит – минерал, перевернувший судьбу мира. Он дал не просто энергию, а универсальную силу, проникшую в каждую щель цивилизации. На заводах его использовали для питания станков, в медицине – для создания точных протезов и хирургических автоматонов. Сельское хозяйство расцвело благодаря автоматизированным системам полива и уборки урожая. Транспорт, от паровозов до дирижаблей, зависел от него. Строители возводили высотные дома с помощью кранов на кристанитовых двигателях, а инженеры прокладывали тоннели, где буры работали без устали. Казалось, нет отрасли, где бы его холодный блеск не стал символом прогресса.
Конечно, ещё где-нибудь в дальнем конце бесконечной России, со всеми её далёкими сёлами и глухими поселениями, можно было не найти какого-нибудь даже простого автоматона. Хотя развитая система железных дорог частично и исправила эту ситуацию, но ещё не полностью охватило всю Империю. Поезда обслуживались автоматонами, конечно, под контролем людей. Кстати, сама возможность строительства такой дороги появилась после перехода на новый технологический рывок, ведь в её строительстве также были задействованы «механические люди», как иногда петербургская пресса с иронией называла автоматонов.
Проходя мимо кассы, он заметил фигуру в синем кителе и такого же цвета фуражке. Выполненное по подобию человека лицо издали было неотличимо, если не считать два вертикальных разреза по бокам от челюсти и одно горизонтальное между губами. Так бездушный механизм мог произносить стандартные, записанные заранее фразы, его рот открывался в этих местах.
– Чёртовы нелюди, – чертыхнулся едва слышно офицер и тут же почувствовал укол совести. Не пристало служивому человеку его ранга сквернословить, даже когда знаешь, что скоро отдашь свою жизнь в битве с аналогичным врагом. В этом случае тем более не стоит. Святые Архангелы Михаил и Гавриил, коим Платон Алексеевич готовился представиться лично, явно такое не одобрят.
Естественно, спустя пять десятилетий активного использования новых технологий, кристанит стали применять и в военном деле. Появившиеся машины – автоматоны – изменили поле боя, дополнив, а где-то и вовсе заменив людей. Конечно, не полностью, но для армий это было сравнимо с изобретением колеса для всего человечества!
За кристанит началась настоящая война. Сначала тихая, закулисная, когда про неё можно было прочитать в газетах: «Англійскіе рабочіе подняли бунтъ въ Ливерпулѣ. Погибли десять полицейскихъ.» Или «Въ Чёрномъ морѣ затонулъ пароходъ, перевозивший грузъ съ древесиной.» Тайные канцелярии проводили свои пока тихие операции.
Всё это было предупреждением для обеих сторон и служило скорее предостережением, пока огонь не перекинулся непосредственно на Индию и не разгорелась война за кристанит.
Российская армия, используя свои знания логистики и способность быстро перебрасывать войска, стремилась отрезать английские линии снабжения и захватить ключевые города и заставы, а также на поддержку местного населения, которое было настроено против давней оккупации английской короны.
Английская сторона, что было ещё более опасным, на мощность своих производственных мощностей. Сотни заводов днём и ночью производили автоматонов, которые затем круглосуточно отгружались на фронт, наводняя армию смертельными марионетками. Обе империи активно использовали разведку и диверсионные операции для дестабилизации противника. В воздухе витал запах пороха и напряжённость, каждое действие могло стать решающим.
Платон Алексеевич ещё был унтер-офицером, когда воинская наука начала изменяться. В войсках появились механические солдаты и целые воинские подразделения для управления механизмами.
Один только Московский завод промышленника Петра Золотарёва изготовлял двадцать тысяч военных автоматонов в год! Причём разнообразных: бытовых и для нужд армии. Осадные и инженерные механизмы, пехотные и полуавтоматические орудия, которые двигались на собственном ходу. Если ранее Платон Алексеевич обучался воинскому искусству с должным охватом, изучая фехтование, стрельбу, артиллерийское искусство и прочие дисциплины, то теперь такие, как он, офицеры постепенно становились сродни вымершим мамонтам, с каждым годом уходя на покой.
Внезапно вспомнилась матушка Аннушки, почтенная раба Божия Александра Евгеньевна, которая уже десять лет назад представилась апостолу Петру и вознеслась на небеса.
Платон Алексеевич, как сегодня, помнил этот скверный день. Тело его жены внесли в старый храм святого Петра. Под иконостасом суровый батюшка отпевал покойную, мерным голосом читая Евангелие, а он не мог ничего слышать, лишь смотрел на лицо Александры Евгеньевны и на погребальный венчик, что лежал на её лбу.
Аннушка стояла подле него. Не ревела даже, лишь трогательно держала его за руку своей детской ручкой, будто боялась отпустить, чтобы он также не ушёл от неё, как мама. В храме стоял лёгкий запах ладана и воска, который смешивался с холодным воздухом, проникающим сквозь старинные окна.
Платон Алексеевич тогда поклялся у гроба дрожащей жены, что никогда более не полюбит никакую женщину на свете. Но самое главное – будет вечно защищать их дочь, уберегая её от всяких бед и всегда находясь подле неё, как верный рыцарь.
По воле Господней ему предстояло нарушить своё обещание. Не из-за трусости или нежелания его выполнять. Дела государственные впервые со дня его службы требовали заплатить самую дорогую цену, что может заплатить военный человек, – отдать жизнь во славу русского оружия. Только такое важное событие было способно нарушить его клятву. И всё же Платон Алексеевич чувствовал себя предателем, будто самолично оторвал дочь и бросился в пучину битвы, как какой-то молодчик, что стремился сложить свою голову. Было-то оно не так, а вот на душе чувствовалось весьма скверно.
И вот с этими думами Платон Алексеевич пересёк практически пустое здание вокзала и вышел из него. Рядом с этим зданием Платона Алексеевича ждал чёрный паромобиль, чадящий дымом из вертикальной трубы. Элегантный кузов блестел от света фонарей. Машина обладала двумя комфортными креслами, лобовым стеклом и складной крышей из тёмного брезента, на данный момент разложенную, чтобы можно было с комфортом перемещаться по делам, не боясь дождя. Платон Алексеевич уселся на пассажирское сиденье и хлопнул дверцей.
За рулём его ожидал личный адъютант и правая рука по фамилии Карпов. Платон Алексеевич не стал брать его с собой на перрон.
– Что прикажете, ваше высокоблагородие?
– В штаб, – сухо скомандовал Платон Алексеевич.
Адъютант был молод. На ещё мальчишеском лице его усы смотрелись неестественно, будто их обладатель старался придать себе более взрослый вид. Но несмотря на возраст, это был опытный военный, переживший несколько военных компаний до этого – на Кавказе и в Крыму. И где-то там потерял свою правую руку. Вместо неё на руле покоился металлический протез. Молодой офицер ненавидел автоматонов ещё больше, чем сам полковник. Каждый раз, видя их, он сжимал протез, вспоминая, как стальные когти разорвали его товарищей.
Технологии продвинулись настолько, что людям стали создавать искусственные конечности. Империя гарантировала, что если её верные воины получат увечье, потеряют руки или ногу, то их не оставят в беде. У Платона Алексеевича служили люди с искусственными глазами или конечностями.
Самому полковнику это казалось каким-то неправильным, будто люди вмешивались во что-то Божественное! Он и объяснить это не мог даже словами. Вот раньше оторвало кому-то руку и поставили вместо неё в лучшем случае деревянную кисть. Она ни взять предмет не могла, ни собрать руку в кулак, – оставалась такой, какой её выточили. А сейчас поставили новую, металлическую, и можно теперь вилку ей брать или ножик, а вмазать такой можно было так, что костей потом не соберёшь… Но его подчинённый был как раз тем человеком, кто на себе прочувствовал, что миру дарила шагнувшая вперёд наука.
Адъютант молча отъехал от обочины, и покатил по мостовой их автомобиль, зачадив из трубы паровым дымом.
На некогда людных улицах можно было встретить только немногочисленные блокпосты и солдат с ружьями. Сваленные в кучу мешки с песком, рядом с которыми суетились вооружённые солдаты в тёмно-зелёных мундирах из сукна. Они спешно создавали линии обороны, которые скоро охватит огонь. Последний рубеж был усилен больше всего. На массивном лафете покоился монструозный спаренный пулемёт. Место оператора было спрятано за щитком с прорезью для прицеливания наводчиком. Солдат навёл своё орудие на их автомобиль. Не могло быть и тени сомнения, что в случае, если они проявят какую-либо агрессию, то их расстреляют. Из-за этого адъютант был предельно вежлив и не делал резких движений, передавая проверяющим пропуски. В воздухе висело напряжение, что сопутствовало создавшейся ситуации.
И всё же всех фортификационных сооружений и пулемётов не хватит, когда вражеские войска начнут штурм. Их всех ждала смерть. Про добровольное пленение не могло быть и речи.
Изучение их пропусков не заняло много времени. Хмурый солдат оглядел бумаги, на которых были написаны имена и звания офицеров, потом вернул документы и отдал честь Платону Алексеевичу. Пулемёт убрал свои стволы, и стоящий впереди солдат поднял шлагбаум. Можно было проезжать.
Теперь они ехали по широкому плацу, где царила предвоенная суета. Построенные колонны из солдат в тёмно-зелёных мундирах расходились отрядами и уходили на свои позиции. Они были вооружены новейшими семизарядными магазинными винтовками с заряженными обоймами сверху. Ветераны войны или просто рубаки были подпоясаны пехотными саблями или кинжалами. Платону Алексеевичу казалось, что век холодного оружия уходит и многие бойцы по обе стороны баррикад отдавали предпочтение стрелковому оружию и амуниции к ней.
Редкие бойцы по двое несли длинноствольные пехотные пулемёты и коробчатые магазины к ним. Немногочисленные автоматоны тащили тяжёлые повозки с деревянными ящиками и мешками, в которых перевозились боеприпасы, взрывчатка и бомбы небольшой разрушительной силы, а также медицинские приспособления для лечения бойцов в бою, в основном жгуты, бинты и морфий. Внешне механизмы были выполнены как лошади, но только созданные из керамики, металла и латуни. Лоснящиеся морды, будто живые, периодически поворачивались по сторонам, будто осматривая округу в поисках опасности. Господин полковник знал, что по своей силе они дали бы фору не меньше, чем десяти своим настоящим сородичам.
Русские войска готовились к осаде. Хотя, как считал сам Платон Алексеевич, она вряд ли будет продолжительной. Их задача сводилась скорее к затягиванию неизбежного и нанесению как можно большего урона.
В штабе уже практически не было людей. Во всём трёхэтажном здании, возведённом за рекордно быстрые сроки, жизнь кипела лишь на втором этаже, там, где уже собрались офицеры, которые ждали полковника. Войдя, он быстрым взглядом оглядел зал. На своего полковника смотрели ещё совсем молодые офицеры, за редким исключением не старше сорока лет, столпившиеся вокруг овального стола. На противоположной стене от входа висел чёрно-жёлто-белый флаг Империи с двухглавым орлом. Икону, подаренную Петроградским монастырём перед началом военной компании, сняли ранее по приказу Платона Алексеевича и спрятали в последнем рубеже, что они намеревались защищать. Не дело это, оставлять святыню безбожникам, которые не ведали уважения к чужим традициям и вере. «Дай Бог потом свои найдут, когда выбьют английских крыс с их марионетками», – подумал он.
На офицерском совещании стояла тишина. Лишь голос Платона Алексеевича чеканил подчинённым обстановку перед вражеским штурмом. Судя по данным разведки, второй гренадёрский полк практически достиг их расположения. Ориентировочное прибытие передового отделения – два-три часа. Ещё до пяти часов потребуется, чтобы собрать атакующий кулак и направить его на их гарнизон. Каждый из собравшихся знал, чем это им грозило.
Платон Алексеевич говорил им о том, что для него было честью служить с такими офицерами. Просил передать солдатам слова благодарности. Отечество не забудет их жертву, а подвиг останется в веках. Перед тем как разойтись, адъютант разнёс чай в простых металлических солдатских кружках. Погибать нужно было без вина, иначе Апостолы не пустят за ворота рая того воина, что пьяным идёт в бой.
Вот и сейчас, глядя на тёмную жидкость на дне своего стакана, Платон Алексеевич почему-то вспомнил чайный сервис своей жены, что остался от неё в наследство. Красиво расписанные цветами чашки с украшенным золотом дном вдруг вспомнились ему как нечто дорогое и важное. Где-то в груди что-то кольнуло, будто из-за невозможности больше увидеть их, он больше не прикоснётся к чему-то, что любила его Александра. Сашенька…
«Радуйся, скоро встретитесь на небе», – проговорил Платон Алексеевич самому себе.
Но что-то радостно ему всё равно не стало. Ведь по-другому и быть не могло. Его Александра Евгеньевна могла быть только на небе. Туда и ему было суждено отправиться – в это он очень хотел верить.
После совещания офицеры разошлись по своим делам. У каждого был примерно час до того времени, когда им придётся занять свои места на линиях обороны. Кто-то помолиться в последний раз перед иконой, а кто-то решит проверить готовность позиций, вооружение и настрой своих подчинённых перед битвой. Платон Алексеевич выбрал последнее, ведь именно от него зависел весь исход сражения.
В последний раз он посмотрел на триколор Империи с двухглавым орлом, отдал ему честь и отправился вниз.
Вместе с адъютантом они на машине отправились к единственному значимому офицеру, которому из-за важности его дела было разрешено не присутствовать на совещании. Машина выехала за шлагбаум и заспешила по улице, обгоняя группы солдат. Иногда, когда их никто не видел, Карпов нажимал на грушу клаксона слева от руля, и тогда из трубы извлекался характерный звук, похожий на небольшой горн, распугивая отстававших зевак.
Пока они ехали мимо, Платон Алексеевич рассматривал, как солдаты в спешке сгружали мешки с песком и строили из них укрытия. В зданиях, что успели возвести ещё во время строительства крепости, организовывали свои точки стрелки с винтовками с дальнобойной оптикой. Прицелы поступили в войска лишь недавно, но уже показали высокие результаты в дальности стрельбы. Некоторые стрелки умудрялись бить врага на расстояние в целую версту! Жаль, что таких винтовок в его гарнизоне было немного. А так можно было настрелять механизмы ещё на полпути…
Инженерно-сапёрный батальон под командованием старшего унтер-офицера Бучнева Евгения Дмитриевича в тот момент выполнял работы у северных ворот. По тактическому замыслу противника, именно на эти ворота должен был прийтись основной удар английских войск, поэтому основное внимание уделялось их защите.
Платон Алексеевич хотел переговорить со старшим офицером и, когда они приехали на место, вышел из машины, разглядев среди солдат Евгения Дмитриевича. Тот был мужчиной лет сорока, издалека похожий на бочонок на маленьких ножках, с такими же маленькими ручками. Немного нескладный, лысоватый, с взъерошенными остатками волос, он носил густые усы и топорщащуюся бороду. В минуты, когда Платон Алексеевич был в хорошем расположении духа, ему даже казалось, что старшего унтер-офицера можно было причислить к гномам – частым персонажам из немецкой мифологии. Едва мужчина увидел полковника, как его очки блеснули, будто приветствуя старшего офицера.
– Платон Алексеевич, – проговорил главный сапёр, сам пропахший дымом, – чем обязан?
– Вы подготовили заряды? – перешёл сразу к делу полковник.
– Взрывчатка установлена по всей линии наших укреплений. Каждая потеря будет стоить врагу какой-то части войск. Но признаться, – Евгений Дмитриевич поправил очки на переносице, словно они у него съехали, – нам не хватает не только людей, но и бомб. Для англичанина мы будем как приятная закуска перед основным обедом. Проглотят и не заметят.
Платон Алексеевич помрачнел. Ему не хотелось быть закуской. Вот костью в горле – это да, всегда пожалуйста.
– Взрывчатку активируют надёжные люди?
Старший унтер-офицер неопределённо махнул рукой, то ли на свои слова, то ли отмахнулся от несуществующей мухи.
– Все отобраны исключительно по рекомендациям командиров и сослуживцев. Но… люди, это люди. У них есть такое несовершенство, как моральные дилеммы, медленные рефлексы и чувство вины. К тому же не надо забывать, что плоть хрупка. Один маленький хлопок – и вот уже нет человека, чтобы что-то там нажать. Люди, не автоматоны. Без них мы как без рук, ваше высокоблагородие. Они не устают, не боятся…
Злость начала вскипать внутри у полковника, и всё-таки он быстро подавил собственную вспышку гнева:
– Опять вы со своими машинами. Не доверю я жизни людей какому-то там механизму! Не доверю!
Сапёр лишь пожал плечами. Не его делом было принимать такие решения. Он лишь закончил:
– Установка взрывчатки закончена. Мы готовы к заморским гостям.
После разговора с Бучневым Платон Алексеевич поднялся на северную стену. Больше ему не было надобности куда-то идти или с кем-то разговаривать. Лишь только ожидание своей скорой судьбы стало важным.
Сзади подошёл Карпов. Едва полковник обратил на него внимание, как адъютант протянул ему трость – любимую вещицу, которую покрывал изящный орнамент. Латунный стержень, отполированный до блеска, плавно переходил в элегантную рукоять, украшенную замысловатыми узорами. Инкрустация производила впечатление тонкой вышивки на металле. Платон Алексеевич оставил трость в машине, когда провожал Аннушку, и с тех пор ходил без неё.
Забрав предмет, старший офицер гарнизона нажал на потайную кнопку на навершии. Раздался щелчок, и верхняя часть поддалась вверх. Разъединив, он перевёл её перпендикулярно, открыв подзорную трубу. Поставив нижний конец трости на зубцы стены, Платон Алексеевич примкнул к окуляру и окинул взором плато, что раскинулось перед ним.
На протяжении примерно километра или более со всех сторон к ним подступали джунгли, окружая их плотным кольцом зелени. Солнце светило ярко, покрывая всё это зелёное великолепие золотистым свечением. Воздух, который приносил ветер, был насыщен ароматами влажной земли, цветущих растений и лёгким запахом гнили, характерным для тропического леса.
Платон Алексеевич внимательно осматривал плато через подзорную трубу. Его взгляд скользил по каждому изгибу местности, по каждой детали, которая могла бы указать на приближение врага. Но ничего, что позволило бы судить о приближении врага, он так и не заметил. В конце концов он сдался и повернулся к своему подчинённому.
Адъютант сжал своей здоровой рукой металлический протез, словно проверяя его на чувствительность:
– Представляете, ваше высокоблагородие… Иногда она болит, будто настоящая. Я уже думал обратиться к врачам за обезболивающим.
Платон Алексеевич кивнул. Он слышал подобные истории от сослуживцев, что теряли конечности. Потому он проговорил:
– Такое бывает. Кажется, это называют фантомными болями.
– Я знаю, что такое фантомные боли. Но это не они. Эта железка как будто вжилась в моё тело, стала частью меня… И меня это пугает.
Платон Алексеевич посмотрел на металлическую руку подчинённого. Разве такое возможно?! Конечно, нет. Скорее всего, вся эта ситуация, близость смерти так повлияли на его адъютанта.
Не зная, что ответить, Платон Алексеевич снова приник к окуляру. Будто юнец, не находящий слов, чтобы подбодрить товарища, он намеренно уклонился от ответа. И не сразу заметил одинокую фигуру, что появилась из джунглей и медленно брела к ним.
– Кстати, – проговорил Карпов, снимая заплечный мешок, с которым редко расставался. – его высокопревосходительство генерал-лейтенант Алексеев прислали вам подарок. Забрал накануне из почты…
Но тут адъютанта прервали:
– Человек! – раздался удивлённый крик стрелка с винтовкой с дальнобойной оптикой.
– Вижу его! – подтвердил другой солдат, поднимая свою винтовку и внимательно следя за фигурой через прицел.
– Не стрелять без команды! – резко приказал Платон Алексеевич, отрываясь от окуляра. – Посмотрим, что они задумали. Продолжайте наблюдение, если кто-то появится, сразу мне доложить. Карпов, за мной.
Трость вместе с подзорной трубой полковник оставил на стене. Вместе с адъютантом они спустились по лестнице со стены. Платон Алексеевич спиной чувствовал нетерпение подчинённого. Не дойдя до ворот метров пять-шесть, он остановился.
– Пять стрелков сюда, – приказал Платон Алексеевич, не оборачиваясь. – И пусть будут наготове.
Карпов кивнул и быстро удалился, чтобы выполнить приказ. Спустя несколько напряжённых минут он вернулся. Солдаты встали рядом с полковником, крепче сжимая свои винтовки. Напряжение в воздухе нарастало с каждой секундой.
– Парламентёр, ваше высокоблагородие, – крикнул сверху стрелок, заметивший, как и он фигуру.
Конечно. Красные мундиры, как называли англичан в войсках российской империи за их военную экипировку, намеревались взять их заставу без боя. Про лагеря для военнопленных, что радушные душегубы из островной Империи готовили для своих военнопленных, ходили легенды. Но русский солдат и офицер не сдаться, чтобы честь не потерять, не из-за страха перед лишениями и страданиями, конечно.
– Железка просит ваше высокоблагородие разрешить пройти, – продолжил стрелок со стены. – Говорит, что у неё есть какое-то важное сообщение.
На секунду полковник призадумался. Не уловка ли это? Солдаты пропустят автоматон внутрь, а она, пробравшись внутрь, тут же активирует бомбу, повредив ворота или ещё лучше – убив его, то есть командира. Но на такую подлость даже англичане не пошли бы, хотя, как говорится, ещё не придумали такую подлость, на которую они не были готовы. Но всё-таки он сухо бросил:
– Пропустить.
Адъютант кивнул:
– Отворяй! – рявкнул он двум застывшим у ворот солдатам.
Тяжёлые металлические створки медленно открылись. Через образовавшийся проход проникла хрупкая женская фигурка. Вздох удивления раздался над русским войском, когда они увидели девушку, что, исполнив изящный реверанс перед открывшими ворота солдатами, направилась прямо к застывшим офицерам.
Парламентёр, или то, что выполняло эти функции, явилось к ним в одиночку. Ей оказался автоматон в виде самой обычной танцовщицы, что можно было встретить в знаменитой Гранд-Опере где-нибудь в Париже.
Выглядела она подобающе. Точёная, будто из камня, что брал начало из античности. На голове соломенная шляпка, украшенная цветами. Ворот отделан белым кружевным жабо. Бело-синее платье, что дало бы форы любой модной кокетке из Парижа. Но всё это – и изящная одежда, и даже обувь – было разукрашенным и мёртвым металлом и частично керамикой, лишь передающим внешность настоящей женщины.
Едва она вошла, как вздох удивления раздался по строю солдат. Они ожидали смертоносных автоматонов, а тут к ним пришла какая-то гризетка. Пусть она и была механизмом.
Видя всеобщее смятение, Платон Алексеевич громко спросил:
– Что ты хочешь, марионетка? Или твои хозяева прислали тебя заявить о капитуляции? – по рядам солдат прошёл нервный смешок.
Полковник не был уверен, что механизм его понимал. Вдруг она знала только английский язык? Но его опасения были напрасны.
Когда автоматон говорила, то части её лица раскрывались на четыре части, как хелицеры у паука, что было достаточно зловеще. А дополняли всё рваные движения механическими конечностями, подкрепляя каждое слово:
– Верные сыны Русской Империи! – провозгласил автоматон на чистом русском языке женским голосом, с металлическими, неживыми нотками. – Зачем вам умирать за своего царя, если можно сдаться и жить ещё долго и счастливо?! В британском плену вас ждёт трёхразовое питание, хорошее отношение и даже жалование, полагающееся пленным для покупки табака или водки. Сложите оружие, и ваши потомки, дети и внуки, скажут вам спасибо!
Автоматон сделала новый изящный реверанс и рваными движениями закончила его поклоном, медленно выпрямившись.
Вот только Платон Алексеевич почувствовал, как глаза его заволокло тёмной дымкой от ненависти. Сдаться! Эта механическая тварь предлагала ему предать Отечество! Резким движением он выхватил винтовку у стоящего рядом солдата, прицелился и спустя секунду нажал на курок.
Пуля пробила керамический череп, разбив его на мелкие куски. Искрящиеся электричеством внутренности обнажились веером искр. Женская фигура упала на мостовую. Руки-конечности тряслись, будто бились в агонии, и в груди Платона Алексеевича заныла старая рана. Он ненавидел себя за эту вспышку ярости – ведь когда-то учил дочь: «Гнев слеп». Но своим солдатам он сказал:
– Никаких переговоров с английскими крысами! Я не стерплю такого унижения! И уберите это убожество отсюда. Сбросьте со стены, чтобы это видели её красномундирные кукловоды.
Уже за его спиной раздался ружейный выстрел. Видимо, кто-то не выдержал и добил механизм.
Английские военачальники не нашли среди своего сброда достаточно смелого человека, чтобы взглянуть в лица своих врагов, – а это было равно нанесению оскорбления. К тому же это был мерзкий автоматон, а на него не распространяются законы военного времени, запрещающие убивать переговорщиков.
А ведь ему предстоит сегодня умереть. И его адъютанту. Ради Императора и своего Отечества. Ещё вчера осознание этого заставляло сердце биться чаще, а от прилива гордости казалось, что он готов хоть сейчас броситься с обрыва. Вот только сегодня он чувствовал лишь грусть.
