Czytaj książkę: «Владлак. Сага о любви и таинственном проклятье»

Иван Эрфольг

Czcionka:

Дизайнер обложки Андрей Ермолаев

Редактор Наталья Филимонова

Корректор Иван Загуменнов

ISBN 978-5-0051-0027-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рожденный с проклятьем – изгнанник в пути,

Идущий по жизни… А что впереди?

Помеченный Тьмою, с клеймом на судьбе.

Готов к испытаньям и тяжкой борьбе…

Он с первого шага бежит в никуда.

Ему не преграда огонь и вода.

Большим добрым сердцем он видит свой путь

Оно лишь подскажет, когда повернуть.

Двуликий, как меч в борьбе света и тьмы.

Он станет ответом на голос мольбы.

Неважно, в чем сила: в руке иль клыках…

Судьба человека у волка в глазах.

* * *

…Мрак окутывал плотный зимний лес.

Дыхание страха. Хруст корки снега под лапами. Оканье старой совы.

И вот поляна, на ней невысокий холм. Волчонок поднялся на него, посмотрел вверх на большой ярко-красный полумесяц и, не видя в этом никакого смысла, вскинув морду, завыл. Через несколько секунд далеко из-за горизонта послышался точно такой же вой.

– Значит, я не один… – подумал волчонок…

1. Ведьма

Зима в этом году была на редкость лютая. Не во всех домах и печи справлялись. Кузьмарь, стараясь не замечать мороза, выбежал из избы за дровами. Облезлый пес выскочил из будки в надежде схватить Кузьмаря за штаны, но цепь сделала свое дело, и Лузика развернуло хвостом вперед. Так происходило всегда, но Кузьмарь все равно вздрогнул и выругался:

– Тьфу ты! Черт цепной! До смерти напугал…

Кузьмарь уже было взял дрова и хотел идти домой, как вдруг услышал крики. «Что это, кому неймется в такую погоду?» – подумал Кузьмарь и направился на голоса…

– Сжечь ведьму! Смерть нечистой! – слышалось из толпы, – канися нашего порчей своею хотела…

Понял Кузьмарь, что люд на площадь стекается и к самосуду дело идет.

«Знать, надо за канисем бежать!» – подумал он, бросил дрова и, подвязав под нос шарф, пошел к центру города…

Дом канися Антвея был славно сколочен, через замерзшие окна виднелся свет лампадки.

«Авось потушить забыли», – подумал Кузьмарь и, открыв калитку, направился к двери.

Три раза постучал, но никто не ответил. Тогда Кузьмарь снял варежки и стал греть ладони дыханием, а потом прижал их к окну, дабы разморозить его краешек и заглянуть внутрь.

Темно-серые клубы дыма ходили по дому канися. Кузьмарь испугался, дыхание его участилось.

– Что же делать? Как быть-то? – в растерянности произнес Кузьмарь. И дела странные творились, и в дом канисенский врываться не пристало. На удачу мимо проходил Алошка, кузнецкий сын.

– Дед Кузьмарь, ты чего возле дома канисенского забыл-то? – спросил Алошка, подходя к калитке.

– Да вот, Лошка, пришел канися повидать и совета спросить, а у него дым черный в доме, – ответил Кузьмарь, показывая на окно.

– Как же дым? А ну, отойди! – сказал Алошка и побежал к окну.

Посмотрев, он увидел то же, что и Кузьмарь. Отпрянул назад, спрятал руку в рукав и с размаха ударил по стеклу. Через разбитое окно вытекал смоляной, черный дым и начинал окутывать канисенский дом. Алошка был малым крепким и плечистым, весь в отца. Он схватился за раму и прыгнул в окно. Едва ему удалось открыть изнутри дверной засов, как неведомая сила выкинула его из дома.

Народ, минуту назад кричавший на площади, обернулся в сторону центра и побежал к дому канися. Увиденное ими не забудется никогда…

Дым из канисенского дома взлетел вверх над крыльцом и осел возле изгороди. В образовавшемся кольце соткался образ девушки в платке и сорочке.

– Во имя Святителя и высших сил… Изыди! – повторял приближавшийся к дому поп Фирипп.

Услышав это, девушка из пепла и дыма сняла платок и мигом обернулась змеей; зашипела и после крестного знамения Фириппа растворилась в воздухе, потушив огонь во всех домах городища.

Люд застыл, несколько секунд никто не мог пошевелиться.

– А где же канись наш?! – крикнул Кузьмарь и побежал в дом.

Мужики направились за ним, пробежали по комнатам и нашли бездыханное тело Антвея.

– Умер канисюшка наш… – сказал кто-то из толпы.

– Из дома его нужно вытащить, – сказал Фирипп, – помогите!

Мужики вынесли из дому канися, его жену, дочь и ждали Фириппа. Старый поп упал на колени и начал молиться:

– Господи… Силы небес! Не вели на нас кару посылать и избави нас от темного…

После этих слов выглянуло солнце. Небо из серого и безжизненного превратилось в золотистое покрывало. Примерно в это же время народ, терпеливо ждавший исхода, услышал тяжелый кашель канися, глубокий вздох его жены Орьги и дочки Ратеньки.

– Святитель всемогущий! – крикнул Фирипп, показывая пальцем в небо.

– Совет ваш, нужен канись. Что с ведьмой, вас заворожившей, делать будем? – обратился к Антвею Кузьмарь.

– Какой-такой ведьмой? – спросил Антвей.

– С полчаса назад мы ее поймали, одежду на себе рвала, кричала, ваше имя приговаривала, жены и дочки вашей. Сейчас в клетке сидит, мерзнет… – пояснил Фирипп, показывая на центр городища.

– Ну, пойдем! Посмотрим на ведьму твою, – произнес канись и хотел было встать, да подкосились ноги, и он упал набок.

– Может, до вечера оставим, батюшка? Отлежитесь? – сказал Алошка.

– И то правда! Никуда она не денется, – согласился канись.

– Вечером от костра светлее будет! – добавил кто-то из толпы и засмеялся.

Антвея подняли на ноги и, взяв под руки, повели в дом.

Канисенством было небольшое городище страны Мирвских племен. Располагалось оно между двух лесов с таинственными названиями Смаугтон и Андром. Правил городищем молодой канись Антвей. По законам Мирвских племен власть в городищах передавалась от отца к сыну, и до весны следующего года менять управителя было нельзя. Так и Антвею его чин достался от отца, а после года правления народ снова выбрал его на общем собрании, уже навсегда. На самом востоке страны располагался морской город Колирай, а центром и столицей был Мирвград. На пути с запада в столицу между могучими лесами и располагалось канисенство Антвея, благодаря чему имело оно постоянную торговую связь и доход от проходящих купцов.

* * *

Он хотел уже нажать на курок, как волчонок поднял глаза и посмотрел на Антвея. Во взгляде щенка было все: любовь и власть, спокойствие и отчаянье, он как будто знал, что канись не сможет выстрелить.

2. Темница

Клетку с ведьмой перенесли в темницу. Это было холодное и сырое место. Каменные стены покрылись плесенью и мхом, с потолка капал растаявший снег. Запах сырости, как в картофельном погребе, постоянно щекотал нос. За мощной решеткой, которую ковал кузнец Фадор, сидела хрупкая, невысокого роста зеленоглазая девушка. На вид ей было весен двадцать. Прямые волосы свисали сосульками и обрамляли ее нежное миловидное лицо. На ней было много одежды: плотное платье с длинным рукавом, вязаная кофта и платок, меховая жилетка. На ногах были кожаные сапожки с твердой деревянной подошвой, что не каждый житель деревни мог себе позволить. Она прислонилась спиной к деревянной части стены и заснула.

Снились ей родные луга деревенского поселения, дым из труб немногочисленных домиков, речка, извивающаяся среди просторных лугов и полей.

Разбудил девушку скрип двери темницы. Мерные звуки шагов говорили о приближении тяжелого и, наверное, высокого человека. Затем к ним присоединились мелкие шаркающие шаги. Девушка открыла глаза и увидела перед собой мужчину в шубе и большой меховой шапке, к нему подбежал маленький толстенький человек с крестом.

– Крестом вы мне не поможете, – произнесла девушка, отрицательно мотая головой.

– Откуда ты и зачем пришла в наш край? – спросил канись. Девушка посмотрела сначала в чистые голубые глаза Антвея, потом отвернулась и стала рассказывать:

– С мужем мы жили уже пять лет, как перед Богом поклялись. В соседских домах ребятишки играются, а у нас никого. Люди добрые совет давали, что от недуга такого заговор есть, но знает его не каждая знахарка. Месяц прошел с того дня, как зашел к нам пастух Егор и говорит:

– Послушай, Артушка, в город мимо нашей-то деревни ведьма едет патарская, может тебе она помочь. Только надо скакать мужу твоему за ней, она сейчас в соседской деревне.

Поскакал туда любимый мой Итарушка, с утра умчался и до вечера не воротился…

Ночь к утру стремилась. Темень на улице, вышла на крыльцо, и сердце вот-вот выскочит… Проходила мимо бабка Маврена и говорит:

– Весть принеслась горестная из деревень соседских; о ведьме патарской, что проездом к канисюшке нашему ехала. Мужчин ихних обманом заманила, а наутро трех молодцов в озере местном нашли. И сердца в груди не было у них, знать, вырезал кто… Завтра отпевать будут поутру, на поминки звали.

– Да как же так, матушка, к ней же давеча Итарушка мой поскакал! – крикнула я и побегла в сарай отцовский за конем.

…Вьется грива конская по ветру, копыта оземь стучат, а Артушка на ухо коню приговаривает: «Неси меня быстрей к мужу моему на спасение, не останавливайся!»

Вошла Арта в деревню, а на улице никого. Час утренний давно, а будто спят все, только скотина по полю гуляет блудней; да без пастушка…

Видит она, в лесу костер кто-то жжет. Сердцем почуяла, что туда скакать надо. Через лес путаный, через поля некошеные пробиралась Арта к дыму. А на месте сем стог сена стоит – в огне полыхает, а поверх тело Итара лежит, догорает. Слезы полились из глаз девушки, жаждой мести сердце запылало, и по следу кровавому пошла за ведьмой она.

Две версты проскакала и видит, как старая на коне Итарушкином к речке мчится. У реки коня оставила и на Арту смотрит. Несколько десятков шагов до ведьмы оставалось, когда сила неведомая сбросила Арту с коня.

Поднялась девушка, выхватила из ножен плетеных меч отцовский, размахнулась, и снова сила невиданная назад ее откинула. А меч в руках не удержался, в сторону ведьмы полетел, да в грудь ее воткнулся…

…Привезла я сердце любимого своего в деревню, да народу все рассказала. А люди мне и говорят, что тело старухино сжечь надо было, ибо дух черный и смерти не властен.

Поскакали мы на место то с батюшкой местным, а там никого.

Сорок дней прошло с того дня, как сны мне страшные сниться стали. Днем себя чувствую, будто всю ночь не спала; а с полуночи не помню ничего. Так вот и поняла я, что ведьма телом моим завладела и ночью дела свои черные моими руками учиняет.

– Так что, добрый человек, ты меня не жалей. Как увидишь, что ночью я в старуху обернусь, так сожги ее, и не слушай слов и не верь, а останется что после нее, в землю закопай.

Выслушал канись Артушку, голову вниз склоня, выдохнул и сказал:

– Страшную ты мне историю поведала, но верить тебе верю. А с костром мы, пожалуй, подождем недельку-другую. Теплее станет, в Мирвград-столицу птицу справим, пусть совет дают, что делать… А дворничьему скажу, чтобы крышу сегодня же поправил, сенца подстелил, да дровами печь сдобрил – не топит совсем… Девка ты больно милая, жалко такую в костер.

– Как бы не пожалел, добрый человек, с лица воду не пить… – произнесла Арта и снова прислонилась к стене.

Выйдя из темницы, канись сначала зажмурился от слепящего снега, потом положил руки в карманы шубы и посмотрел вверх.

– Хоть бы ты мне совет дал… – произнес он.

Но затянутое плотной пеленой небо с мелькавшими кое-где проблесками солнца гордо молчало.

Антвей не забыл дать наказ дворничьему о темнице, и Фириппу сказал, чтобы он письмо от его имени в Мирвград написал.

Ночь прошла тихо, без происшествий. На дворе по-прежнему было холодно, да так, что петухи в этот день с утра не голосили.

Ратенька, дочь канисенская, играла со своими соломенными куколками на кухонном столе, сидя на скамье напротив отца. Антвей маленькими глотками прихлебывал травяной отвар и смотрел в затянувшееся с краев зимними узорами окно. У него из головы никак не выходила Артушка, ему было глубоко по-человечески жалко ее. Молодая, красивая… за что с ней так распорядилась судьба…

Прошла ровно неделя с того дня. Мороз шел на убыль. За окном светило яркое желтое солнце. Кое-где от лучей даже начал таять снег.

Ощущение тепла в церкви создавал свет и запах многочисленных свечей. Но, конечно, основной жар исходил от печи. Фирипп сидел в своей комнате и думал, что написать Мирвским коллегам. Долго голову ломать не стал, да и места в письме – не разгуляешься; так и написал: «Поймали ведьму, нужен ваш совет…»

Обрадовавшись теплой погоде, на улицу повалил народ. Дети катались на санях с ледяной горки, играли в снежки, лепили снеговиков. Среди них была и Ратенька. Маленькие ножки заплетались в снегу, и она то и дело ныряла в сугробы носом. Но плакать не плакала, наоборот, ее лицо озарялось чистой солнечной улыбкой.

Канись с женой стояли неподалеку и наблюдали за дочкой. Орьга держала мужа под руку. Это была очень красивая и статная пара. Орьга никогда не кичилась своим положением, намеренно не выделялась среди народа нарядами и украшениями. Она была одета в простую длинную шубу, а голову покрывал шерстяной платок, который она сама связала.

«Но! Тише! Стоять, чертяки!» – послышалось около дороги и показалась телега, запряженная двумя лошадьми. С телеги спрыгнул бодренький старичок маленького роста и стал спрашивать прохожих: «Где тут рынок находится?»

– Никак дары заморские привез! – воскликнул канись, – рынка нет у нас, а торговля вся на площади, там и ярмарку проводим, и гулянья. Откуда путь держите, с чем пожаловали?

– Дихон меня зовут, – ответил путник, – от города Тизулы путь держу через селения разные в Мирвград. Товар мастерский везу: ножи, стрелы, самовары. Вы, я вижу, канисенского рода… – посмотрев на перстень, добавил купец. – Какую плату возьмете за пребывание на площади торговой?

– Не нужна мне твоя плата, площадь у нас большая, на всех места хватит, – ответил Антвей, – ступай!

В это время Орьга, супруга канисенская, к Антвею подошла и говорит:

– Антвеюшка, милый, отправь меня с купцом в Мирв. Город я великий посмотреть хочу и дочери показать!

Призадумался Антвей, руки в боки упер и сказал:

– А что, приставлю к вам двух молодцов в охрану, да товар нашенский соберем, авось и польза будет… Это если, конечно, купец не против будет…

Дихон развел руками и согласно кивнул головой.

* * *

…Надо было чуть-чуть подождать. Ведь в вое, который услышали маленькие серые ушки, было что-то родное… Послышался хруст снега – кто-то крался слева, потом справа, сзади. Вокруг появлялись серые морды матерых волков.

3. Артушка

Три дня спустя Орьга с дочкой отправились в путь.

Антвей сидел у окна, лицо его было грустным. Видно было, что переживает он за семью свою. «Первый раз так надолго расстаемся, – думал Антвей. – Как они там без меня? Жаль, самому поехать нельзя – хозяйство не оставишь… Ладно, рассиживаться некогда, надо дела канисенские делать». И вспомнил тут Антвей про девушку, в темнице сидящую, про то, что обещался помочь. Встал канись и направился к Фириппу.

Войдя в храм, Антвей перекрестился трижды, поклонился и произнес:

– Где ты, спаситель мой небесный?.. Фирипп! Бросай книжки свои, разговор есть…

Из крестильни, где находился Фирипп, послышалось короткое:

– Ууу! Тут я… Кто пожаловал?

– Это я – Антвей, о девице темничной поговорить пришел.

– А что о девице, ответа я из Мирва не получил, скоро праздник большой; в гости к нам кто-нибудь приедет оттуда, вот и порешаем…

Подумал Антвей и говорит:

– Надо на улицу ее вывести, пусть прогуляется, а то света Божьего давно не видела; забыла уж, наверное.

– Тебе решать, канись, по твою душу она здесь… Она бы тебя не пожалела, – ответил Фирипп.

– Ведьма и не пожалела, может быть, – согласился Антвей, – а милая девица здесь ни в чем не виновата.

На площади был разгар торговли, друг за другом бегали дети, слышались крики, смех… Только лицо канися было невесело, он шел в темницу и еще не знал, что скажет Артушке и сможет ли чем помочь ей. Антвей указал сторожевому на замок. Высокий и тяжелый Готап, приветствуя канися, неспешно достал из ботинка ключи и открыл сначала большой замок входной двери, потом решетку камеры Арты. Девушка спала, свернувшись калачиком, укрывшись большим шерстяным платком. Маленькое тело занимало ровно половину лежака в темнице, так, что там могла бы поместиться еще одна такая же девушка. Темница сильно изменилась с прошлого раза: с потолка не капало, постоянно горела керосиновая лампа, благодаря растопленной печи комнаты стали сухими и теплыми. Но с волей, чистым воздухом и солнечным светом сравнивать было нельзя…

Услышав скрип решетки, Арта открыла глаза, потом зажмурилась и, как маленький котенок, растянулась вдоль лежака.

– Здравствуй, Арта… – произнес канись, протянув свою руку к руке Артушки. Но вдруг увидел страшные раны на запястьях девушки.

– Что это? – воскликнул он, нахмурив брови и посмотрев на Готапа.

– Не мы это, батюшка, – отвечал сторожевой, – она к полуночи в старуху обратилась, на решетку лезла, руками о металл билась, вот и изувечила себя…

– Зря вы, канись, с кончиной моей медлите, только мучения мои продлеваете, – говорила девушка. – Вы костерок развели бы, всего-то делов.

– Костерок мы всегда развести успеем, – отвечал Антвей, – а вот света белого перед решением ты можешь и не увидеть. Так что собирайся, гулять пойдем…

Арта вышла из темницы, загородившись ладонью от солнца, сделала глубокий вдох и, пожалуй, первый раз за все это время улыбнулась. Сердце Антвея – молодое, сильное сердце – трепетало от увиденного. Он был рад каждому мгновению улыбки Артушки, каждому ее вдоху. Такого он не испытывал уже очень много лет, а может быть, и никогда.

Орьга – его законная жена – была ему хоть и любима, но не по его воле взята. Отцовским уговором сватанная.

Антвей утопал в нежности Артушкиных глаз. Порой казалось, и дышать переставал канись.

Они стали гулять каждый день, говорили о жизни прошлой, о мечтах несбывшихся, а вечером Антвей провожал Арту обратно в темницу.

В этот раз Антвей прискакал к темнице на коне. Протянул руку Артушке, та вскочила на коня, обняла канися сзади, и ускакали они далеко за горизонт. Только бабка Екросинья охнула им вслед и сказала:

– Загулял мужик, ой, загулял. Жену в путь справил и слабости мужицкой поддался…

Весна царила во всем: в чистых зеленеющих лугах, в разлившихся реках, переполненных талым снегом, и, конечно, в сердцах Арты и Антвея.

Словно шкодливые дети, спрятавшиеся от родителей, они сидели на большом камне возле леса и, укрывшись одеялом, наслаждались друг другом.

Чистой водой из хрустальных озер

Жажду свою утоли.

Светом небесным наполнится взор,

В душу свою посмотри.

Что там таится? Благое тепло?

Светлые мысли твои…

Думай о лучшем, дари всем добро,

Жизнь проживая в любви!

Если корыстью наполнены дни,

Тьма овладела душой —

Есть беспощадные стражи… Они

Скоро придут за тобой.

4. Инквизиторы

На следующее утро Антвей вышел из дома и хотел уж было вскочить на коня, как из-за забора выбежал Фирипп и поспешно обратился к нему:

– Здравствуй, Антвей, еле успел. Приехали инквизиторы из Мирва в ответ на письмо наше. Казнить ведьму приехали. Увидеть ее хотят и с вами говорить желают…

– Инквизиторы, говоришь? – отвечал Антвей. – Пойдем, поговорим с ними… Казнить они, значит, приехали…

Канись и Фирипп дошли до храма, где ждали гости из Мирва. Познакомившись, они направились к темнице. По дороге главный из инквизиторов, Ваздим, подробно опросил Антвея о случившемся. Также поведал, что приказ о казни девушки на основании того, что она ведьма, уже издан. И местные хозяева должны найти веские причины этого не делать. Канись, конечно, говорил, что девушка ни в чем не виновата и что можно подождать с казнью, поискать выходы. Но Ваздим был непреклонен.

Лицо инквизитора почти всегда было хмурым и напряженным. Это был красивый высокий мужчина, весен тридцати пяти от роду на вид. Темные волосы Ваздима были убраны назад и подвязаны в хвост. Одеты все инквизиторы были в черные мантии. От священнослужителей их отличало только наличие кожаных жилеток с пришитыми серебряными вставками и знак инквизиции на груди. Они зашли в темницу. У Антвея первый раз в жизни задрожали руки. Он очень переживал за Артушку. Привык, что решение всегда принимает он сам. А тут…

Ваздим зашел в камеру к Арте, поприветствовал ее и попросил всех выйти. Канись, Фирипп и еще двое инквизиторов расположились на лавке возле темницы. Там было всего четыре сидячих места, так что Готап остался стоять. Охранник был крайне недоволен подобным положением, переступал с ноги на ногу, сгибал и разгибал спину. Увидав это, канись отпустил Готапа со службы домой:

– Охранять здесь, кроме Артушки, все равно некого, а случится что – позовем. За час до полуночи воротишься темницу закрыть, – промолвил Антвей.

Ваздим вышел через два часа из темницы и обратился к Антвею:

– Слава Богу, что сами приехали мы, а не приказ прислали. Дела подобные подробнее описывать надо. Не ведьма она, а оборотень, колдуньей перерождаемый. С последней и говорить надо. Если любишь ты ее, то следи лучше, как бы не сбегла куда. А то, судя по рассказу, на тебя злобу колдунья держит и свой шанс не упустит.

Нахмурился канись, услышав слова Ваздима. Никак не мог понять, откуда тот узнал о чувствах его к Артушке? На душе стало немного легче, ведь казнь была отложена… Антвей велел Фириппу найти Готапа, чтобы тот закрыл темницу и приступил к охране. А сам тем временем пригласил гостей остаться в своем доме до полуночи, потрапезничать вместе, судьбу Артушкину обсудить…

Сумрак мягко и медленно ложился на улицы городища, прогоняя детвору с улиц в теплые дома. Конечно, большинство интереснейших игр маленьких мальчишек переносилось к кому-нибудь во двор, но и эта забава прерывалась заботливым и неизбежным: «…Иди-и до-о-мо-ой!» Мягкий свет заоблачного солнца освещал дом канися. Антвей и гости сидели за большим столом. Тетя Марифа готовила что-то, не отходя от печи. В доме уже с утра веяло таким вкусным ароматом, что гости с удовольствием отобедали и не с меньшим удовольствием отужинали. Из рассказов гостей стало ясно, что они много путешествуют и много повидали на своем веку…

– Последний раз, – говорил Ваздим, – были мы в маленьком селе у реки Колги, случайно проходили его. Мужик весен пятидесяти деваху молодую, в младшие дочери ему годящуюся, совратил. А когда она с пузом к нему через семь месяцев воротилась, ведьмой ее обозвал. Вес он в этом селе имел и словом своим многие дела решал, так что решил народ сжечь девку на вечернем костре. Хорошо, что мы подоспели, в летопись оформили дело и казнь отложили. Недолго пришлось разбирательства проводить. Только мы с визитом к мужику в дом зашли, а его уже и след простыл. Испугался, значит. А причин девушку казнить мы за два дня не нашли, вроде крест животворящий носит, да и не походила она на ведьму.

Заговорились гости и совсем забыли об Артушке, полночь-то уже наступила!

Волны судьбы, как круги на воде,

Эхо шагов и решений…

Что бы ни бросил, признайся себе,

Вернется каскадом мгновений.

Каждый поступок и каждый твой вдох

Пишется в летопись жизни.

Лишь бы не встретить в ответ злой урок

Волн, обратившихся в брызги.

Darmowy fragment się skończył.