Czytaj książkę: «Мириада»
В мире душ
Вера спешила домой. Дул сильный порывистый ветер. С Петербургских улиц после зимы еще не успели убрать песок, который так щедро сыпали в гололед, и теперь пыльная песчаная смесь кружила в воздухе. Пытаясь прикрыть глаза от летящего сора, она подошла к перекрестку – и тут зазвонил телефон.
– Привет, сеструха! – послышался из динамика веселый голос брата. – Отправляешь сегодня деточек к бабушке на дачу?
– Да. Надеюсь, они справятся с моими подростками. Вань, извини, неудобно говорить, давай я тебе перезвоню.
Брат согласился, и она нажала кнопку «отбой». У пешеходного перехода стоял голубой троллейбус. Вера решила, что еще успеет перейти дорогу на зеленый мигающий свет. Она уже прошла перед троллейбусом, когда увидела несущийся прямо на нее на большой скорости черный Нисан. Вера испугалась и инстинктивно сделала несколько шагов назад, но там уже был троллейбус. Он сбил ее с ног, подмял тело под себя, а потом она отключилась.
Когда Вера очнулась, все было как в тумане. Какой-то низкий мужской голос звал ее: «Вставайте! Ну давайте же, поднимайтесь!» Она осторожно встала, боясь, что сильно травмировалась, но на удивление не почувствовала боли. Напротив, во всем теле ощущалась какая-то необычайная легкость.
«Может, это болевой шок», – была ее первая мысль.
Зрение медленно возвращалось. Вера оглядела перекресток, стоящий троллейбус, толпу зевак и… О господи, свое изувеченное тело в луже крови под троллейбусом.
– О боже! Я что, умерла? – воскликнула она. – Но как же так! Этого просто не может быть!..
Она осмотрела себя, но ничего необычного не заметила.
– К сожалению, да, – сказал все тот же голос.
Вера повернулась и увидела невысокого мужчину лет сорока, одетого в бежевую куртку и брюки.
– А кто вы такой? – удивленно спросила Вера.
– Я – ваш сопровождающий. Давайте не будем терять времени и поднимемся наверх, – предложил мужчина, подняв голову к небу.
– Наверх?! – Она проследила за взглядом мужчины, но тут же категорически заявила:
– Нет, я не могу! У меня остались дети, я не могу их бросить!
– Мне очень жаль, но ваше тело раздавил троллейбус, вам просто некуда возвращаться. И давайте посмотрим правде в глаза – дети ваши уже почти взрослые. Вы вырастили их, они справятся и без вас.
– Нет, я никуда не пойду, – возразила Вера. – Я не понимаю, у меня же есть тело, вот оно, – она показывала на себя. – Я его почти не чувствую, но оно есть!
– Вы просто не представляете себя другой, поэтому видите то, что хотите. То, что привыкли видеть. На самом деле, вы можете принять любую форму. Вот я, встречая вас, принял вид моего любимого учителя. Он был мне очень дорог.
Вера слушала мужчину, пытаясь тем временем ощупать себя. Она ничего не чувствовала. Вернее, какие-то ощущения были, но описать их было сложно.
– Вера, давайте поднимемся наверх и обсудим с начальством сложившуюся ситуацию. Может, оно что-то придумает.
Вера согласилась, хотя и была в полной растерянности. Мужчина обхватил ее сзади руками. Что-то теплое стало постепенно обволакивать ее тело снаружи, словно помещая в некое подобие мешка. Сопровождающий сказал, что на время полета она перестанет видеть и этого не надо пугаться. Вскоре у Веры слегка закружилась голова, как будто они стали вращаться на месте. Затем появилось ощущение невесомости. Она представила себе, как они кружат над землей, а у ее спутника за спиной огромные сильные крылья. И все же ей было страшно. Но больше ее заботило будущее. «Надо, чтобы меня вернули домой. Мне еще рано умирать», – думала Вера. Она с ужасом представила, как будут горевать дети и муж, когда узнают о ее смерти; как почувствует себя виноватым ее брат. Какое страшное чувство одиночества испытают дочь и сын, когда в самые важные моменты их жизни –окончание школы, поступление в вуз, свадьба, рождение детей – ее не будет рядом. Каким тяжелым камнем эта потеря будет лежать на их сердцах всю жизнь. «Нет! Я должна вернуться. Вот мы же сейчас летим – может, и повернуть время вспять возможно. Я вообще не пойду через этот перекресток, ноги моей тут не будет! Буду очень внимательной и обязательно вернусь домой».
Пока все эти мысли мелькали в сознании Веры, они добрались до места назначения. Тепло стало рассеиваться, к ней вернулось зрение. Вера осмотрелась. Они были в просторной светлой комнате, мебелированной в ее любимом стиле ампир. Он запал ей в душу еще в детстве, когда она впервые увидела его во дворце Екатерины Второй. Но сейчас она была не в состоянии наслаждаться красотами интерьера, лишь отметила, что вокруг уютно. В комнате появился еще один мужчина – немолодой, с проседью на висках.
– О, Верочка, с возвращением домой! – сказал он так, будто был очень давно знаком с ней.
– Здравствуйте! – ответила она, немного смущаясь. – Вы знаете, мне очень надо вернуться обратно. У меня остались дети! Я должна!
Но человек перебил ее:
– Дорогая, мы не можем вернуть тебя обратно.
От этих слов внутри у Веры словно что-то оборвалось и запульсировало, от нее в разные стороны стали разлетаться блестящие голубоватые искры.
– Корсар, пожалуйста, – обратился пожилой человек к Вериному спутнику, – дай ей нефелады, я не могу смотреть на людские страдания. Это разрывает мне душу!
Корсар подошел к женщине и дунул на нее, осыпая сверкающим порошком. Вера почувствовала легкое покалывание. Вдруг что-то начало пробуждаться в ней. Ощущение было как после долгого кошмарного сна, когда, просыпаясь, ты на мгновение не понимаешь, что случилось, где находишься. Но потом, открывая глаза, осматриваешься и вдруг осознаешь, что это был всего лишь сон. Вспоминаешь, кто ты, где ты и что вообще происходит в твоей жизни.
– О черт, я умерла! – возмущенно произнесла Вера.
– С возвращением, милая! – повторил Корсар.
– Рене, я опять умерла! Да что ж это такое! Третий раз подряд я умираю молодой и не успеваю выполнить задачу, поставленную мне Источником.
– Мириада, мне очень жаль, это ведь вышло не специально, – стал оправдываться Рене.
– Мне от этого не легче. Верните меня назад! – потребовала Вера – Мириада.
– Ты видела свое тело! Его переехал троллейбус. Возвращаться некуда. Разве что в новое. – с сочувствием ответил Рене.
– Давайте новое! – ухватилась за возможность Мириада.
– У нас с этим плохо, – констатировал Рене.
– Есть два варианта, – заговорил Корсар. – Пожилая американка, больная онкологией, но, возможно, с нашей помощью еще протянет лет десять.
– О нет! Я больше сил потрачу на борьбу с болезнью, чем на выполнение своих духовных задач. Да и времени маловато.
– Болезнь тоже воспитывает человеческий дух, – стал возражать Рене, но Мириада перебила его:
– Это не имеет отношения к моей задаче. Болезнь мне здесь не поможет. А какой второй вариант?
– Тоже так себе, – продолжил Корсар. – Семнадцатилетняя девочка Майя, подросток из неблагополучной семьи. Сектантка. Пыталась покончить жизнь самоубийством, сейчас в больнице. Ее душе лучше вернуться домой. Даже если мы дадим ей второй шанс, она в скором времени опять у нас окажется.
– Но проблем там не оберешься, – сказал Рене. – Думаю, ты не справишься, только если – тут он сделал паузу – пойти на хитрость.
– Какую? – спросила Мириада.
– Давай мы пошлем тебя, не стирая память о прошедшей жизни, – предложил Рене.
– Это же нарушение конвенции. И какой в этом смысл? Я не должна помнить свои предыдущие жизни! – возразила Мириада.
– Нет, ты не поняла. Ты будешь помнить только последнюю жизнь – Верину, таким образом ты как бы продолжишь ее духовный путь развития. – пояснил Рене.
– Где живет эта девушка? – поинтересовалась Мириада.
– В Смоленске, это в семистах километрах от Петербурга. Соблазн вернуться будет невелик. Не накатаешься. – ответил Рене.
– И все же, помня свою прежнюю жизнь, она может жить только ею, – возразил Корсар. – Не обязательно встречаться со своей бывшей семьей, можно просто постоянно думать о ней, прокручивать события прошлого в голове и никак не развиваться в новом теле. Ни к чему не стремиться. Жить по инерции.
– А ведь тоже интересный опыт, согласись, Корсар? – парировал Рене.
– Задайте мне некую установку, чтобы я не рвалась к семье. Вот как при гипнозе делают: мол, пить алкоголь нельзя, а если выпьешь, то тебя будет тошнить и разболится голова. – вклинилась в их спор Мириада.
– Мы нарушаем столько правил. – заметил Корсар.
– Мы просто чуть отходим от правил в сторону, – поправил Рене. – Что в принципе, в редких случаях, допустимо.
– Хорошо. Установка будет краткой. Чем больше ты будешь думать о своей прошлой семье, тем быстрее их забудешь. Забудешь навсегда. Но немного вспоминать о них можно.
Западня
Вера очнулась в больнице. Голова просто раскалывалась, она была туго перевязана бинтами. Казалось, болело все тело, как будто ее троллейбус переехал. Наверно, так оно и было. Она не знала. Вера попробовала поднять руку– и ей это удалось. Она увидела чужую молодую кисть с черным маникюром. Часть лака облезла, некоторые ногти были поломаны, а на большом пальце проступали следы запекшейся крови. Невозможно было поверить, что это ее рука. В висках бешено застучал пульс. Вера закрыла глаза и уснула.
В таком странном болезненном состоянии теперь уже девушка, а не женщина и мать двоих детей, провела больше недели. Медсестры делали ей уколы, перебинтовывали голову и ставили капельницы. Она же ни с кем не разговаривала, ела совсем немного и большую часть времени проводила в забытьи. Постоянно хотелось спать. Вера закрывала глаза и представляла себе свой дачный участок, небольшой домик, детей и мужа, занимающихся какими-то своими делами. Она словно наблюдала за ними со стороны и ей становилось чуть легче и спокойнее. Пару раз в больницу к ней приходила какая-то женщина, но Вера не смотрела на нее. Та держала ее за руку, что-то говорила возле кровати утешающим голосом.
Однажды утром Вера проснулась с вопросом: «Интересно, ангелы навестят меня здесь, в больнице, в таком страшном положении? Они же могут сойти с неба на землю. У нас должна быть связь». Она с трудом села на кровати и огляделась. Солнечный свет заливал палату. Одно из окон было приоткрыто и свежий теплый воздух с порывами ветра проникал внутрь. В комнате никого больше не было, здесь недавно вымыли пол. Вера попробовала встать, осторожно спустив одну ногу на пол, но нога не слушалась. Полчаса Вера провела в безуспешных попытках хотя бы привстать, но увы.
За этим занятием ее и застала медсестра. «Батюшки мои, пришла в себя!» – воскликнула она. Медсестра, обхаживая ее, настоятельно советовала сейчас не вставать, потому что ноги отвыкли ходить, пока она лежала без сознания, хотя переломов не было.
Узнав о том, что дочери лучше, мать Майи сразу примчалась в больницу. Грузная полная женщина лет пятидесяти вошла в палату. Она была невысокого роста, с русыми, аккуратно убранными в хвостик волосами. Простые, какие-то даже деревенские черты лица. Вера не хотела с ней общаться. Это был совершенно чужой человек. «Никакая она мне не мать», – звучало в голове у Веры.
И вообще, думая о своем будущем, Вера планировала поступить в университет, жить в общежитии, а затем снять комнату или квартиру и больше не контактировать с семьей Майи. Жизнь в одиночестве ее не пугала. «Детей у меня больше не будет. Дети уже есть – Танечка и Леня. Новые мне не нужны. Я своих малышей уже вырастила. Посвящу свою жизнь карьере». На вопросы женщины Вера отвечала односложно, твердила, что хочет спать и ей тяжело разговаривать. Мать Майи ничуть не злилась, не раздражалась и беседовала как будто сама с собой. О том, какое хорошее начало мая, какой прекрасный сегодня день, а в больнице все такие приветливые и милые. Надо же, и дочь ее подняли на ноги! Она оставила какой-то пакет с вещами и едой, поцеловала Веру-Майю в щеку и ушла. «Эта женщина даже не подозревает, что ее дочь умерла. У нее больше нет дочери. А вместо нее есть я. – размышляла Вера. – Я ничего не знаю об этой девушке Майе, мне не дали никакой информации. Где она учится, с кем дружит, чем увлекается». Почему-то она была твердо уверена, что ангелы выйдут с ней на связь, будут курировать ее. Вера называла их ангелами, хотя понимала, что на ангелов они похожи меньше всего. В том, как они с ней общались и как выглядели, в их манере держаться не было и намека на божественность. Они не давали оценку ее прошлой жизни, хорошо ли она поступала или плохо, не поучали, как было бы правильно. Но в них она чувствовала сострадание и участие. «Надо же, как интересно устроен мир!» – думала Вера. Раньше она была атеисткой, с возрастом смягчилась в этом вопросе и стала агностиком. Мол, в Бога не верю, но и его существование не отрицаю.
Вере было непросто снова начать ходить, пришлось очень постараться. Несмотря на то, что теперь ей было семнадцать лет, личный опыт у нее был немалый, и она вовсю им пользовалась. В прошлом были и порванные связки, и поломанные руки, и тяжелые роды с большой потерей крови. Сейчас Вера регулярно делала физические упражнения, постоянно консультировалась с врачами и даже отказалась от болеутоляющих, чтобы не вызвать привыкание. Персонал больницы поражался маниакальной целеустремленности и терпению пациентки. Главный врач отделения однажды сказал: «Вот! Сразу вижу пациента, который хочет побыстрее вылечиться».
Именно от него Вера узнала, что по причине безответной любви специально спрыгнула с мотоцикла на полном ходу. Она ехала за спиной возлюбленного, а потом взяла и соскочила прямо на дорогу. Больше всего досталось голове. Впрочем, Вера это уже и сама поняла. Она старалась не смотреть на свое новое тело. Так было проще. К тому же голова была разбита и перебинтована, ощущался отек в области лица и шеи. Так что ничего хорошего она сейчас все равно в зеркале не увидела бы. «Я, наверное, чудовищно выгляжу».
Чем активнее шло выздоровление, тем больше вспоминала она о прошлой жизни: о детях, муже, маме. «Как они там? Им, наверное, так плохо. А я даже не могу узнать, что происходит в моей семье. А если просто позвонить им по телефону?» – возникла идея у Веры. Тут в ее голове всплыли слова ангелов, что она не должна больше интересоваться той жизнью и что, чем чаще будет о них вспоминать, тем скорее забудет. «Они сотрут мне память, если я не справлюсь со своими желаниями. Нет, мне нельзя звонить!»
В следующем году ее дочка Таня собиралась поступать в университет. А сын Леня, окончив школу, планировал пойти учиться на ветеринара. «У них все получится. Они оправятся от горя утраты к тому времени». – успокаивала себя Вера.
«А на свое новое тело все-таки когда-нибудь придется взглянуть» – думала она. Пока Вера узнала лишь то, что была худенькой, достаточно высокой девушкой с темными волосами, узкими бедрами и небольшой грудью.
Наконец наступил день выписки, и мать Майи приехала за ней в больницу. Вера понимала, что сегодня будет тяжелый день, хочется ей или нет, но какое-то время придется провести в чужой семье. Женщина привезла ей одежду, это были черные туника и джинсы. «Как на похороны! Просто отличный выбор», – с ехидством отметила Вера. Они покинули больницу и сели в автобус. Вера держала в руках пакет с вещами. Никогда раньше она не была в Смоленске. Вера смотрела в окно, разглядывая улицы. В этой части города не было высотных панельных домов, потока машин, суеты. Они проезжали мимо старинных зданий, напоминавших об истории города и его прежних жителях, мимо часто встречающихся зеленых насаждений. Городок казался уютным. Вскоре они вышли из автобуса, и мать спросила, есть ли у Веры силы идти пешком или стоит подождать другого автобуса. Вера ответила, что не против пройтись, о чем очень скоро сильно пожалела. В отличие от Петербурга, Смоленск – город холмистый. Сначала они спустились под гору, а потом, наоборот, двигались в гору. Ноги сводило судорогами, в голове опять застучал пульс, началось головокружение. «Скорей бы дойти», – размышляла про себя Вера.
Наконец, они добрались до дома, где жила семья Майи. Это было небольшое старое пятиэтажное здание. В подъезде пахло сыростью. Они поднялись на несколько ступенек и очутились возле двери. «Первый этаж, надо же… Никто из моих знакомых не жил на первом этаже», – подумала Вера, разглядывая дверь. Когда они вошли в квартиру, мать Майи забрала у нее пакет, сняла свою куртку и направилась на кухню. «Миша, мы приехали!» – крикнула она. Вера не знала, что делать дальше: где ее комната, и есть ли она у нее вообще. Она растерялась и осталась стоять у двери. Из кухни появился отец семейства. Наполовину лысый мужчина с крупными чертами лица, в белой майке и трениках.
– Ну что, причалила? – сказал он, глядя на нее пренебрежительно. – Сколько жизней у тебя еще осталось?
– Миш, ну кончай шутить, она не кошка тебе, – одернула его мать Майи. – Иди, доченька, полежи, я там у тебя прибралась, только ты не ругайся, уж больно пыльно было.
Женщина приоткрыла дверь в комнату, перед которой и застыла Вера. Затем Вера прошла внутрь и обомлела. Стены были обвешаны плакатами, вырезками из газет и журналов с сатанисткой атрибутикой. Несколько больших и маленьких изображений сатаны в виде рогатого человека с поднятой рукой и двумя оттопыренными вверх пальцами, рисунки с непонятными надписями и различными пентаграммами. Лишь одна из них была знакома Вере: большая пятиугольная звезда – главный символ сатанистов. Еще здесь были фотографии живых и мертвых животных и людей. Вера мало знала о таком мировоззрении как сатанизм, разве что по каким-то фильмам. Сама она никогда с ним не сталкивалась и не интересовалась, чем на самом деле занимаются его адепты.
В комнате у стены стоял собранный бежевый двухспальный диван, над которым висела бумажная растяжка с надписью ядовитыми красными буквами: «Зло победит». Вера дошла до дивана и прилегла. Пульс бешено стучал, в голове продолжало гудеть. Хоть она и совершала больничные прогулки по коридорам и каждый день выходила во двор, но все равно оказалась не готова к такой нагрузке, как сегодня – долго идти пешком по городу. Было тяжело дышать.
«Эта девушка еще и сатанистка, – думала Вера. – Вообще замечательно! Кажется, я готова умереть еще раз. Вот сейчас бы закрыть глаза, перестать дышать, пусть мое сердце остановится, и этот кошмар закончится. Зачем меня вообще сюда послали?! Зачем мне жизнь этой странной девицы?» – задавалась она вопросом. – И тут же ее внутренний голос отвечал ей: «Но ты же сама просила вернуть тебя на Землю, ты не хотела умирать». – «Но я хотела жить своей жизнью, – оправдывалась сама перед собой Вера, – а не этой! Да еще и с такими ограничениями в общении с родными».
Вера лежала, закрыв глаза, сердце потихоньку успокаивалось, возвращаясь к привычному ритму. Она почувствовала запах чего-то жареного, доносившийся из кухни. Видимо, мать Майи сразу принялась готовить. Вскоре Вера узнала этот аромат – это были сырники. И, вероятнее всего, не просто из творога, а из творожной массы.
«Что же мне со всем этим делать? – ломала голову Вера. – Для начала переделаю комнату. Все вынесу на помойку. Потом надо бы узнать, как училась эта девица в школе. Страшно даже представить. Сегодня восьмое мая. Впереди выпускные экзамены. В общем-то, я многое помню из школьной программы, помогала своим детям, да и сама неплохо училась. Так что проблем быть не должно. Но все же кое-что надо будет почитать и вспомнить». Ее размышления прервал звонок в дверь. Мать пошла открывать, и уже через пару секунд дверь Вериной комнаты распахнулась – на пороге стоял мужчина лет тридцати в оранжевой футболке и шортах.
– Ты куда, гадина, спрятала мой клинок? – накинулся он на Веру с ходу.
Та села на диване от неожиданности.
– Давай говори, куда ты сунула мое оружие? – закричал мужчина, подойдя к ней, схватив за плечи и начав трясти. – Кто позволил тебе лазить ко мне в квартиру? Какого черта ты опять ко мне залезла?
– Я… я… я… – удивилась Вера.
Сзади раздался причитающий голос матери:
– Ты, Коленька, не сердись! Она только из больницы. С мотоцикла она слетела, ударилась головой, я же тебе рассказывала давеча, не помнит она ничего. Она и домой-то шла так, будто первый раз эту дорогу видит.
Тут Вера наконец собралась с мыслями и сказала:
– Ну ищите сами! Берите и ищите. Пожалуйста! Можете здесь все перерыть!
После этих слов мужчина подошел к большому черному платяному шкафу напротив дивана, на котором сидела Вера, открыл его и чуть ли ни с головой в него нырнул. С содержимым он особо не церемонился, что-то перекидывал из угла в угол, какие-то вещи швырял на пол. Мать Майи убежала на кухню, там стало пригорать. Вера опять приняла лежачее положение и с интересом разглядывала незнакомца: атлетического телосложения, достаточно высокого роста с темными короткими волосами, торчащими во все стороны. Легкая небритость и квадратная челюсть придавали его лицу мужественности. «Он, наверное, спортом занимается», – предположила она. В конце концов, это не ее шкаф и не ее вещи. «Вот это история! Неужели действительно эта девчонка что-то у него стащила?»
Наконец мужчина извлек из шкафа свой клинок и воскликнул:
– Вот он! Не знает она. Все ты знаешь! – Он потер рукоятку ладонями и направился к выходу. – И запомни! Еще раз заберешься ко мне в квартиру – я не посмотрю на твои годы, сниму штаны и всыплю ремня!
С этими словами Николай удалился из комнаты. И тут же к Вере вошла мать Майи.
– Ну что? Опять лазила к Коле на балкон? – спросила она, принявшись подбирать вещи, выпавшие из шкафа. – И ведь сколько раз ему говорила: закрывай дверь, и никто не залезет. Нет же, кот у него, видите ли, на самовыгуле. А ты очухалась, смотрю? Пойдем сырники кушать. Доктор сказал, тебе кальций нужен.
– А кто это был? – поинтересовалась Вера.
– Ох ты, боже мой, как ты ударилась сильно! Неужто соседа нашего не узнала? Николай это, Мамонтов. Не помнишь?
– Так что-то смутно, – ответила Вера, решив, что не очень естественно будет, если она просто скажет, что ничего не помнит и никого не узнает. «Интересно, из какой деревни мать Майи? В какой области она жила? Говор у нее своеобразный. Ведь стопудово она из села приехала. И эта манера держаться… А вот батя непонятно откуда, по нему так сразу и не скажешь, что сельский».
На кухне восседал глава семейства. Он доедал борщ и смотрел крохотный черно-белый телевизор, Вера о таких маленьких телевизорах только слышала. «Полинка! Андрюшка! Кушать!» – вдруг крикнул он, и через минуту на кухне появились двое ребятишек лет семи. Это были двойняшки. Оба светловолосые, с веснушками на лице. Дети забрались на табуретки, стоящие вокруг стола, мать поставила им тарелки, и они ловко стали накладывать себе сырники, заливая их каким-то вареньем. «Значит, я не единственный ребенок в семье», – отметила Вера про себя.
– Крыса приехала, – сказала девочка на ухо брату.
– Мымра, – поддержал тот, и они захихикали.
«Какие замечательные отношения у меня с ними. С другой стороны, чего можно ожидать от девочки-сектантки?»
Вера с чувством смирения положила себе в тарелку сырник и полила его странной жидкостью из банки.
– А ты, мам, в деревню летом поедешь? – спросила Вера, решив проверить свою догадку.
– Вот те на! Про деревню она вспомнила! Продали мы дом, забыла? Брату моему двоюродному.
– А-а, ну да! – протянула Вера. – А Николай, наш сосед, он часто к нам ходит?
– Ты уж, дочка, не сердись на него! Это он с горяча трясти тебя начал. Коля – хороший парень, – ответила мать Майи.
– Да уж, скажешь тоже! – вмешался отец. – Мужик он уже давно.
– И не говори. А я помню его мальчонкой совсем, защитник всех угнетенных. Не давал во дворе никого обидеть. Терпеть не мог несправедливости. Как он на Ваську из соседнего подъезда набросился, когда тот девчонкам снеговиков стал ломать! Хотя ему тогда десять годков было, а Ваське-то все пятнадцать. Ох уж и побил его Васька! А к себе домой не пошел, к нам с бабушкой пришел отмываться от крови да приводить себя в порядок. Мне, говорит, отца да мать жалко. Скрыть хочу, что дрался. Поздний он ребенок у своих родителей. Отец его сорок четвертого года рождения. Еще в Великую Отечественную войну он жил в Смоленске. В двадцать лет Коля без родителей остался. А ты, Майя, не хулигань, и проблем с ним не будет! Он просто так к нам не ходит, хотя я не раз звала.
Рассказ произвел впечатление на Веру, но она считала, что как-то странно для взрослого мужчины так себя вести. Следовало зайти и спокойно поговорить.
Вера осмотрела кухню. Старая полусгнившая рама окна, на подоконнике ряд фиалок, небольшой кухонный гарнитур нелепого оранжевого цвета и старый, похожий на бочонок, холодильник «Витязь». Мать Майи неплохо готовила, что порадовало Веру. Закончив есть, Вера подошла к раковине и принялась мыть посуду. Мать всплеснула руками:
– Ну надо же! Майка посуду моет.
– Надолго ли! – буркнул отец. – А когда перестанет – мы ее еще раз по голове ударим, глядишь опять начнет мыть.
Все засмеялись.
«Дурацкий юмор. Ну и родственнички у меня!» – подумала Вера, обернувшись и обведя взглядом все лица за столом. «Интересно, а почему у меня волосы темные, а у всех остальных –светлые? Может, я у матери от первого брака, а ребятишки эти от второго? Он, может, и не отец мне вовсе. Надо будет узнать при случае».
Вера очень любила порядок, а в этом доме было не так. Конечно, здесь не было антисанитарии, лишь маленький налет пыли и разбросанные повсюду вещи. Пока остальные члены семьи доедали сырники, Вера прогулялась по квартире. Как выяснилось, она была трехкомнатной и располагалась буквой Г. В самой удаленной от кухни комнате жили двойняшки. У них была самодельная шведская стенка, две кровати, шкаф и пара стеллажей. Смежную с ними комнату занимали родители Майи. Это была самая большая комната в квартире. Вдоль одной из ее стен красовался мебельный гарнитур приятного шоколадного цвета, еще советского производства. У противоположной стены стояли диван-кровать и старое замученное кресло с деревянными подлокотниками. Тут же была развернута гладильная доска с горой белья: видимо, мать Майи собиралась гладить. А Майина комната находилась рядом с кухней. Везде в квартире были цветы. За исключением, естественно, ее комнаты – там царил сатанизм. Общее впечатление от квартиры было негативным. Старая советская обстановка и ощущение того, что люди живут так, как у них сложилось со временем, особо не задумываясь о красоте, гармонии и уюте своего жилья. Несомненно, нужен был ремонт. Особенно в санузле, где со стен местами облезла краска, а их темно-зеленый цвет наводил тоску. Ощущение полной безнадеги.
Вера попросила у матери Майи пакеты, куда планировала сложить весь ненужный хлам из своей комнаты. Та принесла ей кучу пакетов. Для начала Вера сняла со стен все плакаты и фотографии, а растяжку со словами «Зло победит» и вовсе порвала на кусочки. В углу комнаты у окна, рядом с платяным шкафом, лежала куча хлама: какие-то коробки, пакеты и свертки. «Что у нее там?» – задавалась вопросом Вера.
Но сперва решила разобраться с вещами в шкафу. Гардероб у Майи был ужасный. Сплошь черные несуразные вещи. Какой-то странный длинный плащ в пол, кожаная куртка с кучей заклепок и нашивок, множество черных футболок, туник и всевозможных кофт с жуткими рисунками или надписями. Внизу под вешалками лежала пачка вермишели, красные и черные свечи, изрисованная кукла с проткнутым лбом. Вера отнесла вермишель на кухню, все остальное выкинула.
В комнате было очень душно. Вера открыла маленькую створку старого деревянного окна, форточка не спасла бы ситуацию. Мысль о том, что придется ходить во всем черном, Вере не понравилась. Она спросила у матери Майи, нет ли дома еще какой-нибудь одежды для нее. Мать отрицательно покачала головой и добавила, что та давно перешла на черный цвет, и если что и осталось, то будет ей мало. Она предложила свои вещи, но они были слишком большие и откровенно бабские. Телефона у Майи, как оказалось, тоже не было. Мать сказала, что телефон и вещи себе дочь покупала сама, откуда брала деньги не сообщила. «Интернета в доме отродясь не было", – заявила она напоследок, заметив, что денег едва хватает на еду, ничего нового из одежды купить они не могут. Да и в шкафу полно вещей, зачем покупать?
В общем, разговор вышел непродуктивный. Матери Майи было все равно. «Какое странное отношение к своему ребенку, – размышляла Вера. – Дочка попросила купить самые необходимые вещи, а ей отказывают и, похоже, это никого не волнует. И вообще, как можно в информационный век жить без телефона и интернета? Дичь какая-то!"
Вера вернулась к себе в комнату и опять заглянула в шкаф. «Так, надо подумать, что из этого можно носить. Может, нашивки где-то спороть?» Тут в дверь квартиры кто-то позвонил. «Надеюсь, это не ко мне. Надо было сказать, чтобы никого не пускали», – поздно сообразила Вера.
Мать Майи крикнула из коридора:
– Майка, к тебе Люба пришла!
«Какая еще Люба? Черт, и почему я не предупредила, что меня нет дома. Подруженька небось какая-нибудь. Ладно, может и к лучшему, сейчас попробую узнать что-нибудь про эту сектантку, а потом по-быстрому выпровожу гостью», – заключила про себя Вера. На пороге появилась крашеная блондинка лет семнадцати.
– Привет, Майка! – сказала она, пройдя в комнату.
– Привет! Как узнала, что я дома? – спросила Вера.
– Ой, да все уже знают! – ответила та, оглядывая стены. – Майя, ты сняла все плакаты? Ты чего – больше не сектантка?
– Решила начать новую жизнь, – уверенно сказала Вера.
– Да ладно! – удивилась Люба, широко раскрыв глаза.
– Ты не знаешь, где мой телефон? – сразу перешла к делу Вера.
– Ну ты спросила! Мне-то откуда знать? Выронила небось, когда с мотоцикла свалилась. Ты же все время с ним таскалась.
«Действительно. Логично. Как я об этом не подумала! Значит, потеряла …», – размышляла про себя Вера. От подружки она почти ничего не добилась. Та казалась ей недалекой, говорила на молодежном сленге, который бил Веру по ушам. Она, будучи матерью подростков, была хорошо знакома с ним и понимала, что ей теперь тоже надо использовать его в речи.
Но зато узнав, что Вера собирается выкинуть одежду, Люба готова была ее забрать и предложила продать часть вещей. Ну или, как она выразилась, «загнать за бабки». Эта идея понравилась Вере. Выяснилось, что соседка Любы мечтала о кожаной куртке Майи, той самой, что с заклепками, нашивками и значками со странной символикой. К ней Люба вместе с курткой и отправилась. К удивлению Веры, Люба продала куртку и принесла тысячу рублей. Так что приходила она не зря.
Люба обещала помочь с продажей вещей, а Вера, в свою очередь, разрешила ей забрать любые черные вещи, которые ей нравились. Люба взяла несколько черных кофт и туник и даже жуткие туфли на высоком каблуке с шипами.
