Czytaj książkę: «Замужняя невеста для короля»

Вместо пролога

Стоя у пыльного, побитого молью занавеса, я вслушивалась в шум толпы, заполнившей цирк. От волнения у меня подрагивали колени. Руки покрылись гусиной кожей – в откровенном наряде, состоящем из блестящих полосок ткани, было холодно. Видел бы меня сейчас отец! Или муж. К моей радости, эти опасные мужчины считали баронессу Кофр погибшей.

Строго говоря, я и сама распрощалась бы с девочкой по имени Романта, не будь теперешнее моё положение ещё более опасным и унизительным, чем прежде. Каждый вечер перед выходом на арену напоминала себе, что это временно, я доберусь до столицы, гастролируя с цирковыми артистами, а там сбегу, чего бы мне это ни стоило.

Волновалась я напрасно. Это был не мой номер и не мой успех. Великий мастер иллюзий Гульнаро привлекал толпы своим искусством, именно он обеспечивал выручку, а я была лишь безымянной ассистенткой. Хотя жизнь моя зависела вовсе не от мускулистого великана с приклеенными усами – я спасала себя сама.

Прогремел голос шпрехшталмейстера, оповестившего зрителей о выходе на арену несравненного Гульнаро. Он прошёлся вдоль бортика, поигрывая мышцами рук и плеч. Девятым валом прокатились по рядам восхищённые возгласы и аплодисменты. Рабочие раздвинули тяжёлый занавес и покатили на манеж ящик с прорезями в боковых стенках – мой ежевечерний гроб.

Я ждала. Сейчас Гульнаро демонстрирует зрителям длинные острые мечи. Слышно было звон металла и удары разлетавшихся в стороны разрубленных на куски поленьев. Заскрипел поворотный механизм – гроб вертели, показывая, что в нём нет двойного дна, и несчастной ассистентке негде спрятаться от несущих смерть лезвий, даже если она свернётся клубочком внутри ящика.

Завыли трубы, тупым гулом отозвались барабаны. Мой выход!

Натянув на лицо улыбку, неестественно выпучив глаза, стараясь не хлопать густо накрашенными ресницами, вынырнула на манеж. Нужно идти красиво. Покачивать бёдрами, в ласковом приветствии разводить руки. Помнится, Лоратта – артистка, исполнявшая эту роль раньше – мучила меня два вечера, гоняя по арене с хлыстиком в руках. Не била, но так страшно щёлкала, что я взвизгивала и подпрыгивала, доводя до икоты смеявшихся надо мной артистов.

«Это мой шанс попасть во дворец и вымолить у короля развод», – утешала я себя, устав от непосильных трудностей цирковой жизни.

Сделала круг по манежу, чувствуя, как лицо превращается в безжизненную маску от холода и напряжения. Зрителей не видела – пятнистая шевелящаяся субстанция заполняла темноту за бортиком. Приблизившись к ящику, запрыгнула в него и послала в пространство воздушный поцелуй. Гульнаро захлопнул дверцу, заскрежетал замочком.

Снова услышала звон клинков.

1. Чёрный вдовец

Год назад

Ожидая позволения войти у двери отцовского кабинета, я переминалась с ноги на ногу и боролась с желанием убежать. В жаркую погоду, как сегодня, можно прятаться в лесу хоть до ночи. Вернулась бы в свою комнату, когда все окна перестали светиться. Год, даже полгода назад, я бы так и поступила. Батюшка горяч, но не держит зла слишком долго. Выбор, что лучше – получить оплеуху и ходить с красной скулой до вечера или просидеть под замком дня три – я решила в пользу последнего. К одиночеству привыкла и плакала больше для того, чтобы наказание сочли достаточным.

Теперь, когда мне исполнилось шестнадцать, такие фортели не пройдут. Младшую дочь – бесполезную обузу – и так слишком долго терпели. При первой же возможности избавятся. Размышления о дальнейшей судьбе всегда были печальны. Не стоило надеяться, что посторонние люди отнесутся ко мне теплее, чем родня. Уж если мать и отец в разной степени недолюбливали, а брат и его жена откровенно ненавидели, что можно было ждать от незнакомых? И если теперешнее моё положение при всей его неприятности было временным, выйдя замуж, я попаду в вечную кабалу. До самой смерти. Это и пугало.

Хотя, услышав от моей горничной Ланфы о том, что ко мне посватался барон Кофр, я осознала, что в реальности всё ещё хуже.

– Тот самый Циантин Кофр? – переспросила, не желая верить.

– Да, – таращила глаза Ланфа, – прозванный чёрным вдовцом. С первой женой прожил четыре года. С остальными и того меньше.

Сложив в уме шестнадцать и четыре, я определила свой век двадцатью годами, и вздохнула: недолго мучиться. В дальних закутках моего сознания тлела надежда, что Ланфа ошиблась или пошутила. Горбатая девушка была единственной в доме, кто говорил со мной уважительно, но то прежде. Теперь, когда я исчезну, а ей придётся опекать мою племянницу, горбунье незачем церемониться с бывшей хозяйкой.

В раскрытое окно залетал шаловливый ветерок, беспокоя лёгкую занавеску и принося запах цветущей липы. Однообразно кричала кукушка, усиливая тоску, и без того завладевшую моим существом. Я всерьёз подумывала о том, чтобы выбраться через окно. Может быть, обо мне забыли? Тогда, выйдя из кабинета и натолкнувшись на маявшуюся от безделья дочь, отец рассвирепеет. Он не любил признавать собственную неправоту, поэтому домашние старались не попадаться без надобности ему под руку.

От мыслей о бегстве меня отвлекло повышение тона. Незнакомый мужской голос – довольно низкий – звучал раздражённо и вопросительно. Отец отвечал на удивление ровно и спокойно, словно пытался уговорить собеседника. Сердце забилось сильнее. Папа не хочет отдавать меня! Он просит чёрного вдовца уехать восвояси! Я подкралась к двери и, прижав ухо к замочной скважине, стала вслушиваться в слова.

– …Такая жертва со стороны молоденькой девочки, господин Бетц!

– Я спасаю её, барон. Спасаю, – вкрадчиво возражал отец, – доверяю вам, а семью возвращаю к привычной жизни. Поверьте, иначе мы все погибнем! Сын, невестка, внучка, жена… нам ничего не останется, как выставить поместье на продажу, чтобы покрыть долги.

– Давайте я ещё раз ссужу вам деньги? Этот год обещает быть благоприятным, период неурожаев пройден…

– Нет. Господин Кофр, я ценю ваше участие, но будем действовать по первоначальному плану.

Гость, понизив голос, произнёс длинную тираду, я смогла разобрать только последнюю фразу:

– …Было бы ей лет двадцать пять хотя бы. Ведь совсем ребёнок!

– Это к лучшему, барон, – юлил отец, – к лучшему. Возможно, ваши враги сжалятся над девочкой.

– Ладно, – холодно сказал мой будущий муж, – зовите.

Я отпрянула и с ужасом уставилась на дверь. Скрипнув, она приоткрылась, отцовский баритон проник мне в самое сердце:

– Романта! Ждём тебя.

Прежде чем сделать первый шаг, глубоко вдохнула, словно боясь дышать одним воздухом с тем, кто ждал меня в отцовском кабинете. Задержки хватило ненадолго. Встав в центре расстеленного на полу красного ковра, я с шумом выдохнула. Повисла тишина. Даже кукушка смолкла. Или её голос заглушали плотно закрытые рамы окна кабинета. Дверь тоже захлопнулась за мной. Сбежать теперь не получится.

Не проронив ни слова, я разглядывала будущего супруга, точнее будет сказать: моего всемогущего хозяина. Он оказался не старым. Выглядел лет на сорок. Поджарый. Густые русые волосы были зачёсаны назад и слегка вились. Аккуратная бородка смотрелась задорно. Небольшой нос не казался хищным. А глаза… В них было столько боли и страдания…

Я нарочно не поздоровалась, но мужчины не заметили моей показной неучтивости. Жених, сохраняя страдальческое выражение лица, смотрел на меня. Отец, словно окаменев в подобострастной позе, не отводил взгляда от него. Молчание затягивалось. Не выдержав, я заговорила:

– Батюшка, позвольте мне остаться.

Поймав знакомый колючий взгляд, не смогла продолжить. Обычно за таким взглядом следовала пощёчина, а ещё родитель имел привычку хватать меня за руку и выкручивать кисть так, что в глазах темнело от боли. Заученным движением я спрятала руки за спину и отступила на два шага, оказавшись ближе к суженному. Отсюда я уловила запах еловой смолы и разогретой осыпавшейся хвои. Это почему-то меня утешило.

Интересно, он всегда так пахнет?

Мелькнула искра надежды. Что если он сжалится над молодой супругой? Что если прежние раздражали его капризами и расточительностью? Я ведь не такая. Меня воспитали покладистой, терпеливой, незаметной.

– Мы уедем сейчас же, граф. Давайте подпишем договор. Романта пока может проститься с близкими, – обволакивающим басом сказал мой жених.

– Разумеется, барон! – отец суетливо подбежал к столу, стал перекладывать бумаги, на миг оторвался от этого занятия и крикнул мне: – Иди в комнату! Ланфа собирает вещи, она и проводит тебя в карету жениха.

– Как, – я забыла, что собиралась быть покладистой и терпеливой, – а свадьба?

– Обвенчаетесь в домовой церкви. Не задавай глупых вопросов. Тебе прекрасно известно, что в нашем положении не до торжеств.

Я медленно присела в реверансе и поплелась прочь.

Свадьба мне была нужна не больше чем само замужество. Но это хоть какая-то отсрочка! Сначала следует разослать приглашения родственникам, встретить гостей, разместить их в доме и в гостинице, назначить день венчания в храме ближайшего села, потеснив крестьянские пары – я была далека от мысли, что родители согласятся везти меня в город, как это предпочитали делать родовитые соседи. Потом полагались недельные гуляния. По бытующим поверьям, число дней праздника задавало длительность счастливого брака. Семь дней соответствовало семидесяти годам. Глупость, конечно, но люди старались выдержать эту гонку, чтобы их не посчитали скупыми.

Наше семейство не имело средств на многодневный праздник, но деньги водились у моего жениха, и раз уж отец задумал продать меня ему, мог бы выхлопотать и свадьбу. Увы, последняя возможность отсрочить отъезд провалилась. Это утвердило меня в мысли, что Циантин Кофр не собирается жить в браке хоть сколько-нибудь долго, и меня ждёт та же участь, что и прежних несчастных жён этого человека.

В комнату зашла, заливаясь слезами, но они высохли, как только я увидела, что там творится. Все свободные служанки под предводительством моей невестки рылись в выброшенных из шкафа и сундука вещах. Каждая норовила завладеть хоть чем-то из моего имущества. На полу валялись шёлковые чулочки, нарядные панталончики, ночные рубашки, на них то и дело наступал кто-то из мародёров. Ланфа разъярённой кошкой металась от одной служанки к другой, выхватывая из цепких рук то кофту, то юбку. Её бесцеремонно отпихивали. Госпоже она не решалась мешать, жена брата спокойно рассматривала одну вещь за другой и складывала обратно в сундук. Я успела порадоваться, что в моём распоряжении останется хоть что-то годное, но ошиблась, слишком хорошо думая о невестке.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок, – произнесла она любимую свою поговорку, смерив меня ядовитым взглядом, и скомандовала: – Отнесите сундук ко мне, девушки.

Я успела только набрать воздуха в грудь, но возражений так и не сформулировала.

– Ведьмы! – шепнула Ланфа в сторону закрывшейся двери и повернулась ко мне, старательно изображая улыбку. Получалось жалко. – Говорит, тебе это барахлишко не понадобится, муж новое купит.

– Сундук-то ей зачем? – недоумевала я. – В чём остатки везти?

– Мешка, сказала, хватит, – вздохнула горбунья.

Вообразив себя с мешком, я расплакалась с новой силой. Уж лучше ничего не брать, чем так позориться перед новой семьёй. Кто встретит меня у Кофра, я не имела представления, но должны же у него быть родственники. Мать с отцом, брат или сестра. Да хоть и не родственники, слуг уж точно в достатке. Судя по надменному виду самого барона, камердинера он точно имел, да и прочих, вполне определённо представляющих, какая жена достойна их господина: не деревенщина с мешком тряпок в качестве приданого. Красивый кованый сундук, доставшийся мне от бабушки вместе с качественным бельём и расшитыми вышивкой сарафанами, смотрелся бы куда солиднее.

Ланфа уселась рядом со мной на кровать и стала поглаживать по спине, причитая «снявши голову, по волосам не плачут». Я кивнула в ответ. Действительно, мне и жить-то осталось чутка да малость, чего о репутации печься? Пусть хоть всё королевство потешается надо мной! Но это была бравада наносная, внутри мне хотелось ласки и тепла, а не насмешек и побоев, которых мне и дома хватило с избытком. Горбунья, видя, что я понемногу успокоилась, с озабоченным видом принялась устраивать в сером перекошенном мешке оставшиеся после погрома тряпочки.

– Вот стерва носатая! – бурчала она, думая, что я не слышу, как она припечатала жену брата, которую, кроме как носатой, за глаза никто не называл. – Ведь длинно будет, перешивать придётся, зачем девку обобрала?!

А ведь точно, невестка носом своим, похожим на клюв, до плеча мне едва доставала. Куда ей мои наряды? Жаль, если подрубать станет – самую красоту отрежет. По традиции наших мест кайму по краю подола и рукавов расшивали.

– Может, для дочки побережёт? – встала я, хлопнув себя ладонями по бокам. – Она в отца пошла, тоже длинная вымахает.

– Это ж сколько лет ждать одёжкам?! Моль поточит, плесень поест, – поморщилась Ланфа, завязывая мешок. – Пойдём, барышня. В карету отнесу, а как приедешь – не трогай. Слуги подхватят.

– Подхватят, – согласилась я, – куда им деваться…

– Ещё спасибо скажут, что баронесса сундук тяжёлый не привезла.

Я горько улыбнулась:

– Не такой и тяжёлый, девчата вон как лихо утянули. – Горбунья покивала и пошла вперёд. Я напоследок посмотрелась в зеркало, за шестнадцать лет видевшее множество моих синяков и шишек, и вздохнула: – Баронесса. Надолго ли?

Не стоило тянуть время. Отец, рассердившись, мог послать за мной кого-нибудь, а потом, не стесняясь, отчитать жениха за нерасторопность. Вряд ли барон вступится, ведь сказал же он: спешит домой.

Увидев, что меня ждёт, замедлила шаг. Отныне я буду ездить в таких экипажах? Наши коляски можно было бы принять за лачуги на фоне королевских палат в сравнении с каретой, стоявшей у ворот – эффектной, украшенной позолоченным гербом, запряжённой шестёркой серых в яблоках лошадей. Предложи мне кто-нибудь прокатиться в этом великолепии ещё день-два назад, вприпрыжку бы побежала, чтобы занять место, а потом высовывалась в окно и махала мелькавшим кустам и деревьям. Я взглянула на барона. Он стоял у кареты и обсуждал с моим отцом порядок выплат. Отец, что неудивительно, хотел всё и сразу, мой жених настаивал, что переданных средств достаточно на первое время, а остальное поступит сразу после венчания.

– Да куда она денется от вас?! – горячился родитель. – Не сбежит, не опасайтесь. Она во как воспитана! – он потряс кулачищем, и мне захотелось поскорее спрятаться в карете.

Истинного господина трудно было пронять подобными жестами и утверждениями. Барон отвернулся от собеседника, проследив за тем, как Ланфа укладывает в багажный отсек мешок с моими вещами и отходит в сторону.

– Разве гувернантка не едет? – удивился он.

– Э-э-э… зачем? – протяжно спросил отец. – У вас, я уверен, достаточно прислуги.

– А я уверен, что моей юной жене захочется иметь знакомого человека на новом месте, – сухо возразил барон и повернулся к Ланфе: – Ты согласна отправиться с госпожой, милая?

Горбунья покраснела и приосанилась, польщённая непривычным обращением:

– А чего ж не поехать?! – Испугавшись собственной смелости, она добавила: – Если господин не против.

– Он согласен. Беги, собери вещи. – Кофр дождался, когда служанка скроется за ближайшими кустами, и велел кучеру: – Посадишь её и догонишь нас, мы пройдёмся.

Он кивнул моему отцу, прощаясь, и пригласил меня идти по дороге. Признаюсь, я ликовала. Не один раз ещё буду вызывать в воображении вытянувшееся лицо родителя. Разумеется, он не собирался отпускать со мной Ланфу. Расторопная и безответная горбунья работала почти бесплатно. Угол в каморке под лестницей, остатки господского обеда, кусок хлеба и чашка простокваши на ужин – всё, что ей полагалось. Иногда в честь праздника получала что-то из старой одежды да пятак на пряник, чтобы погулять на ярмарке, глазея на то, как другие делают покупки. Выходка жениха повеселила меня. То, что барон забрал Ланфу лишь затем, чтобы позлить моего отца, я не сомневалась. Не мог же он, в самом деле, думать о моём удобстве?

– Ну вот ты и улыбнулась, – сказал барон, когда мы вышли за ворота и направились по просохшей укатанной дороге в сторону тракта.

– Спасибо, ваша милость, – не сумев сформулировать, за что же я благодарю, замолчала.

– Зови меня Циан. Хорошо? – Я без особенной готовности выполнить просьбу кивнула, а он поинтересовался: – Твоё семейное имя Рома? Так?

Мне оставалось только пожать плечами. Ромой меня называла бабушка давным-давно. Она умерла. Остальные обходились вообще без имени, либо выкрикивали полное: Романта. Воспоминание о бабуле опечалило меня. Вот, уезжаю. Теперь даже букетика на её могилку не смогу принести. Чтобы не показать слёзы, я отвернулась и стала разглядывать покачивающиеся верхушки берёз. Молодая листва казалась глянцевой, радовала глаз приятным светло-зелёным цветом. Синеву неба местами скрадывали полупрозрачные мазки облаков. «Кошачьи хвосты» – так их называют. Они предвещали ухудшение погоды.

– Долго нам ехать?

 Ещё не решила, что лучше для меня: долго или недолго. Слышала, что земли барона лежат на Кофрском полуострове, который точнее было бы назвать островом – так узок перешеек, соединяющий его с материком. До моря путь неблизкий, мы не можем добраться туда быстро.

– Карета доедет за неделю, – подтвердил мои догадки барон и тут же опроверг их: – Но у меня неотложные дела, поэтому оставим её и будем в замке уже к вечеру.

Не в силах разгадать эту шараду, я замолчала, чтобы не получить новую. Неторопливо шагала по серому полотну дороги, поглядывала то на выстроившиеся вдоль неё белые стволы берёз, но на мураву, слегка припорошённую пылью, то на собственные ботиночки с криво завязанными шнурками – я торопилась на зов отца, завязала кое-как и не успела поправить. Мы ещё не дошли до тракта, когда за спиной послышался цокот копыт.

Барон довольно резко оттянул меня за локоть на обочину. Мера оказалась излишней, кучер остановил карету чуть раньше, нам пришлось немного вернуться. Коренастый молодой мужчина в рубахе из серого льна и штанах из прочной холстины соскочил с козел, раскрыл дверцу кареты и опустил подножку. На обтянутом замшей диванчике в обнимку с плетёным кузовком сидела насмерть перепуганная Ланфа. Увидев горбунью, барон хмыкнул.

– Я предлагал в багаж положить. Не даёт! – оправдывался кучер.

– Пусть, – разрешил Кофр, – нам недолго ехать. Остановишь у поворота на озеро.

– Как прикажете, ваша милость.

Усевшись рядом с гувернанткой, я мельком взглянула на расположившегося напротив жениха. Он уже не выглядел удручённым, спокойное немного усталое лицо сохраняло сосредоточенное выражение. Очень хотелось проникнуть в мысли Циантина Кофра. Остановка у озера меня пугала. Зачем? Барон всем говорил, что спешит домой. Ехать долго, к чему лишние задержки? Или он задумал поплавать? Я прежде не имела знакомых, живущих на берегу моря, но от тех, кто совершал путешествия в те места слышала, что ни озёра наши, ни реки ни в какое сравнение не идут с морской водой. Но не топить же он меня собрался? Плавала я плохо, и собственное предположение ввело в ступор. Я неосознанно вцепилась в руку Ланфы, и никакая сила в мире не могла бы отодрать меня от служанки.

– Госпожа, – шепнула горбунья, уловив дрожь в моих пальцах, – я не дам вас в обиду.

Кофр очнулся от задумчивости и посмотрел прямо на Ланфу:

– Ты любишь Романту?

– А… – таращилась на барона девушка, – что?

– Не хочешь её смерти?

– Смерти? – голос Ланфы дрогнул. – Так, значит, это правда?

Кофр пропустил её вопрос мимо ушей и начал объяснять:

– Я доверю тебе тайну, от того как ты сохранишь её, зависит жизнь твоей госпожи.

– А меня, – вздрогнула я, – не просветите?

– Разумеется, расскажу вам обеим, – барон и выжидающе посмотрел на горбунью, та кивнула, прижав руку к груди. Кофр, немного помолчав, чем довёл меня уже до крупной дрожи по всему телу, продолжил объяснения: – Никто не должен знать, что Романта станет моей женой. Для слуг, родственников и гостей она – двоюродная племянница, приехавшая для обучения.

– Значит, свадьбы не будет? – с надеждой спросила я.

– Таинство проведём в отдалённом храме, со священником я договорюсь, он будет молчать. – Барон свёл брови к переносице, всё ещё глядя на Ланфу. – Обещаешь помалкивать?

– А как госпоже может навредить…

– Тебе знать необязательно, – резко оборвал её Кофр, – я нанял тебя на работу, будь добра исполнять то, о чём прошу, без лишних вопросов.

– Слушаюсь, ваша милость, – часто-часто закивала горбунья.

Лицо барона разгладилось, он хлопнул ладонями себя по коленям, словно ставя точку в неприятном деле, и повернулся, выглядывая в окно:

– Романта, мы сейчас выйдем, а твоя гувернантка поедет дальше.

Мысли в моей голове закружились, словно заведённые, но разумных объяснений поведению жениха я так и не придумала. Карета остановилась, кучер распахнул дверцу. Барон вышел первым и подал мне руку. Обречённо я покинула карету, оглянулась на Ланфу – та смотрела с жалостью. Жених, не дожидаясь отправки экипажа, потянул меня по тропе в сторону от тракта.

– Куда мы? – решилась я спросить, когда стих шум отъезжающей кареты.

– Домой, – Кофр взял меня за руку и, стараясь придать голосу мягкость, уточнил: – Доверю тебе ещё одну тайну. Тут речь о моей жизни. Надеюсь, ты не используешь её во вред.

Обещаний с меня он не брал, объяснять, почему отослал Ланфу, не стал. Пытаясь себя успокоить, я решила, что мы идём к тому самому храму, где нас обвенчают, но дорожка петляла между сосен, пересекала ромашковые полянки. Наконец, деревья расступились, открывая вид на круглое озеро с тёмной торфяной водой. Рука барона крепче стиснула мои пальцы, я пискнула от боли.

– Прости, не хотел, – прошептал он. – Доверься.

Можно подумать, мне оставалось что-то другое. Выйдя на крохотный песчаный пляж, мы остановились. Чуть поодаль над водой возвышался плоский камень, на него указал барон и, пока я разглядывала, гадая, что может быть интересного в простом камне и ради чего мы покинули карету, жених присел и, обхватив меня за бёдра, поднял над землёй. Я вскрикнула и вцепилась в его плечи.

Барон вброд перенёс меня, как ребёнка, поставил на камень и взобрался на него сам. Я, обняв свои плечи, ждала. Кофр замер, развёл руки, повернув ладони к небу, и посмотрел вверх. Всё это напомнило представление заезжих актёров.

Как-то я видела одно: лохматый, обряженный в серебристый балахон лицедей изображал могущественного мага, вот так же величественно стоял и выкрикивал непонятные фразы. Тогда ничего необычного не происходило. Зрители посмеивались, хлопали, топали, свистели. Остальные актёры старательно изображали трепет.

Сейчас произнесённые заклинания раздвоили пространство. Картина у меня перед глазами помутнела и заколыхалась. Я, заподозрив неладное, решила, что вот-вот грохнусь в обморок. Глянула на поверхность воды, но увидела только поднимавшиеся от камня белые лучи. Они оплели нас, словно кокон, и совершенно спрятали мир от моих глаз.

– Что это? – тревожилась я.

Барон не ответил, продолжая говорить на незнакомом языке. Я бы схватилась за него, чтобы почувствовать себя уверенней, но не отважилась, лишь сильнее впилась ногтями в собственные плечи. Боль помогала не потерять ощущение реальности.

Трудно казать, сколько прошло времени, не удивлюсь, если час, а может быть – две минуты. Наконец, лучи стали расплетаться и втягиваться обратно в тело камня. Мне открылись скалы, омываемые пенистыми волнами, усыпанная галькой прибрежная полоса, а вверху на холме – белые стены замка.

Барон спрыгнул с камня в воду и снова взял меня на руки. До берега было не больше десяти шагов, и скоро я ступила на землю.

– Вы привратник? – догадалась я.

Мой жених отрицательно покачал головой:

– Забудь. Если бы не важное дело, предстоящее мне завтра, не открылся бы.

Мне оставалось только вздохнуть, объяснений уж точно не дождусь. Магия привратников запрещена, каждого, кого застигнут практикующим её, казнят. Угораздило же! Интересно, гибель прежних жён чёрного вдовца связана с его тайной? Быть может, заподозрив, что супруга собирается предать, Кофр лишал её жизни? Вряд ли я когда-нибудь узнаю ответы на эти вопросы.

Циантин снова взял меня за руку и повёл вверх по тропинке. Я не ходила так с тех пор, как умерла бабушка. С ней мы часто гуляли за ручку. Тогда мне было семь, минуло почти десять лет и, ощущая себя ребёнком, я испытала смешанное чувство покоя и тоски.

Наступив на тянувшийся за ботинком шнурок, чуть не упала. Барон держал крепко и не дал соскользнуть вниз.

– Простите, – смущённо пробормотала я, вытянув руку из его ладони, присела, чтобы завязать.

– Говори мне «ты» и Циан. Мы же договорились.

– Простите, мне трудно так сразу, – я распрямилась и посмотрела в окружённые едва заметными морщинками глаза. Цвета штормового моря – такое сравнение пришло на ум.

Жених снова схватил мою руку и потянул вперёд.

– Мы – родня. Пусть никто не догадывается, что ты моя жена, но будут считать племянницей. В нашей семье принято обходиться без титулов и прочей лицемерной чепухи.

– Я ещё не жена вам, – хватило смелости возразить, немного сердилась за покровительственный тон. – И не родственница.

– С этим как раз проще, – усмехнулся Циантин, игнорируя мой выпад, – твоя мать происходит из боковой ветви Кофров. Сестра прадеда сбежала с каким-то торговцем.

Вот как?! Я слышала от бабушки романтичную историю любви её бабушки, но, будучи ребенком, восприняла как легенду, выдуманную и рассказанную в числе прочих.

– Это очень дальнее родство…

– Неважно. Даёт мне право представлять тебя роднёй. Так что, – он слегка сжал мою ладошку, – будь добра, притворись. Мне будет проще.

Я кивнула. Что оставалось делать? И так слишком много вякала. Отец бы такой дерзости ни за что не терпел. Исхлестал бы по щекам, да и всё. Стало тепло на душе: может, и не таков чёрный вдовец, как о нём рассказывают? И всё-таки подозрительно, что скрывает от всех будущую супругу. Зачем? Надоели слухи? Хочет расправиться с женой так, чтобы никто не пронюхал, что он убил и четвёртую? Других объяснений мне на ум не приходило.

Прежде чем преодолеть последний участок подъёма, я обернулась посмотреть на море. Оно спокойно катило свои волны. На них качались чайки, большой баклан парил в небе. Я видела этих птиц на картинках в книге о путешественниках, но в реальности всё выглядело куда тожественней. Дух захватывало! Что ж, пусть недолго я поживу в этом чудесном месте, мои последние годы будут наполнены бризом, запахом водорослей, купанием в солёной воде.

Мы, наконец, поднялись на ровную площадку, там стояла карета, запряжённая шестёркой серых в яблоко лошадей.

– Как, – замедлила я шаг, – они добрались раньше нас?

– У меня две совершенно одинаковых, – с улыбкой ответил барон, – никто не должен догадаться, что я открываю переходы.

– Это запрещено.

– Мне позволено пользоваться порталами, но нельзя проводить по ним других людей. Раз я поехал за тобой, должен был привезти в карете. Так мы и сделаем.

Он отправился за мной. За дальней родственницей – так все думают. Зачем взял с собой Ланфу? Говорил отцу, что мне нужно знакомое лицо на новом мете, но гувернантка будет добираться ещё неделю, так что забота обо мне – ложь.

– Я могла бы остаться в карете.

Циантин посмотрел на меня, брови его удивлённо поднялись:

– Доверить невесту кучеру? Хм… – он покачал головой и жестом призвал поторопиться.

Увидев нас, коренастый парень соскочил с козел и поклонился:

– Ваша милость… барышня…

– Давно ждёшь? – спросил барон.

– Как договаривались, к полудню подъехал.

Кучер был похож на того, с кем осталась Ланфа, как персики с одной ветки. Наверняка они братья. Возможно, даже близнецы, и одеты одинаково. Вряд ли я ошибусь, предположив, что Кофр принимал меры, чтобы не афишировать свои магические способности. Если начнут опрашивать свидетелей, те подтвердят, что барон покинул замок и прибыл в поместье моего отца в том же самом экипаже. Меня это предусмотрительность пугала. Привыкнув к открытой жестокости отца и научившись противостоять ей, я не представляла, как приспособиться к хитростям и коварству. Именно так воспринимала действия будущего супруга.

В карете мы сели рядом. Циантин продолжал держать меня за руку. Это теперь казалось естественным и больше не удивляло меня. Вообще, после перехода через портал у меня возникли родственные чувства к этому человеку. Я бы не рискнула назвать их любовью, как было с бабушкой. Привязанность, пожалуй. Барон Кофр был первым человеком, к которому я по-настоящему привязалась. И это за такой короткий срок! Тут виновата магия, не иначе.