Czytaj książkę: «Дура среднего возраста»
Любовь Владимировна Тарасова уныло разглядывала в зеркале свой лоб и прикидывала, во сколько ей обойдется очередной визит к косметологу. Лоб никуда не годился. На нем проявились не только продольные морщинки, называемые творческими, но и вовсю красовались поперечные – руководящие. Всем известно, что творческие морщины образуются, если дамочка постоянно удивляется чему-то и приподнимает бровки кверху, а руководящие появляются, если дамочка то и дело хмурится. И отчего же, спрашивается, эти морщинки названы руководящими? А от того, что руководящая дамочка хмурится гораздо чаще, чем домохозяйствующая жена какого-нибудь олигарха. У руководящей дамочки ответственность не только за семью, а еще и за коллектив и порученный этому коллективу участок работы.
Любовь Владимировна Тарасова к данному моменту уже являлась дамочкой вполне себе руководящей и ответственной, кстати, с довольно приличным заработком. Для таких вот ответственных и прилично зарабатывающих хитрющие доктора и удумали чудодейственное средство под названием «ботокс». Стоит этот ботокс, разумеется, как и всё хорошее дорого, зато и эффект имеет практически мгновенный и достаточно продолжительный. Месяца три как минимум и месяцев шесть как максимум. Так что походила красавицей некоторое время, изволь опять доктору денег заплатить. Ну, или замри. В смысле перестань хмуриться и удивляться. Хорошая идея, но к живым людям никакого отношения не имеющая. Женщины со стажем прекрасно понимают, что ничто так не старит, как эти вот поначалу тоненькие практически незаметные морщинки, с возрастом превращающиеся в глубокие борозды, поэтому и бегут эти дамочки к косметологам и несут свои кровные.
Конечно, Тарасовой пока вполне можно было бы обойтись без косметолога с ботоксом в шприце и завесить лоб челочкой. Главное при этом безмятежно улыбаться, чтобы никому и в голову не пришло, что там скрывается под легкомысленными завитушками. Но! Всегда есть это самое «но». Не приведи Господь, челка сдвинется или её придется заколоть, и тогда всем окружающим сразу станет ясно, что Любовь Владимировна не просто дура, каковой, по мнению большинства мужчин, и положено быть женщине, а дура среднего возраста.
Казалось бы, еще совсем недавно Любаша Тарасова была счастлива, молода и беззаботна. Какие там морщины? Особенно руководящие? Ведь Любаша руководила исключительно собственным мужем, который исполнял все её желания. Можно сказать, пылинки сдувал. Но! Опять это самое «но». Хорошее почему-то всегда заканчивается, причем как-то особенно быстро, не успеешь оглянуться. Зато плохое потом тянется и тянется, практически бесконечно.
Замуж Любаша выскочила в двадцать лет на последнем курсе института, диплом она защищала, находясь в любовном дурмане и на шестом месяце беременности. Слава Богу, что защитила, ведь в её дурацкой голове тогда поселилась коварная мысль бросить всё к чертовой матери. Всё, в смысле учёбу. Зачем напрягаться, зубрить, готовиться к экзаменам, нервничать и переживать, когда жизнь так замечательно складывается? Кому он нужен этот диплом, ведь Любаше теперь не придется работать ни минуты? Муж обещал. Хорошо родители тогда настояли на защите. Причем настояли вполне себе решительно и категорически. Папа даже к аккуратненькому носику Любаши поднес свой внушительный кулак и сказал:
– В нашей семье дуры, конечно, имеют право на существование, но дур без высшего образования семья не потерпит.
– Разумеется, девушка может побывать замужем, – добавила мама, – но диплом у нее должен быть в любом случае. Приличная жена разве бывает без высшего образования? Как она будет поддерживать беседу с образованным супругом и воспитывать детей? А кроме того сегодня муж есть, завтра его нету!
Как в воду глядела. Теперь Любаша была очень благодарна родителям за науку и диплом экономиста. Ведь Алик, муж Любови Владимировны Тарасовой, испарился ровно через десять лет после свадьбы, в самом разгаре их такой счастливой и безоблачной совместной жизни. Именно испарился, исчез, растворился в голубой дали, иначе не скажешь.
В тот ужасный год Тарасовы всей семьей на зимние каникулы отправились в Финляндию, кататься на лыжах и плескаться в аквапарке. Чего, спрашивается, поперлись они в эту Финляндию, когда в собственном загородном доме и бассейн имеется, и лес кругом? Катайся себе хоть на лыжах, хоть на снегоходах. Но Любаше требовалось сменить картинку. Она, бедняжка, устала от однообразия окружающей её красивой жизни. Конечно, ей хотелось непременно куда-нибудь в жаркие страны, но во-первых, ребенок трудно переносил акклиматизацию и смену часовых поясов, а во вторых, у супруга как всегда в самый неподходящий момент организовались какие-то важные дела, требовавшие его нахождения в непосредственной близости от офиса. То есть хотя бы в соседней Финляндии, а не на другом конце планеты.
Разумеется, поехали на машине Алика. Туда не то, что всё семейство с барахлом и лыжами можно было уместить, там вполне бы еще разместилась пара слонов с запасом кормов на три месяца. Всю дорогу Алик с кем-то спорил по телефону, но Любаша в эти беседы не вникала, как никогда не вникала в бизнес супруга. Больше всего она тогда волновалась, что разговоры по телефону мешают Алику следить за дорогой. Зима же, в конце концов, гололед и всё такое. Уж если такой сарай на полном приводе войдет в занос, то хрен ты его потом из этого заноса вытащишь. Полный привод в машинах служит для повышенной проходимости, а не для того, чтобы на этом приводе по гололеду гоняться. А ведь в машине бесценный ребенок, сын Данилка, над которым любящие родители тряслись с самого его рождения! Данилкины первые улыбки, первые зубки, первые шаги, первые слова, первые друзья, дни рождения, дни знаний, путешествия с родителями за границу – всё тщательно документировалась с помощью специальных альбомов с фотографиями и подписями. Также снимались семейные видеофильмы. Поэтому раздраженная Любаша выгнала мужа из-за руля и повела машину сама. Тихонечко и осторожно, не отвлекаясь на телефонные переговоры.
Доехали благополучно, разместились в шикарном люксе с двумя спальнями. Никаких других номеров Алик не признавал. Он всегда и везде выбирал все самое лучшее и дорогое, справедливо полагая, что скупой платит дважды. Любаша сразу же записалась на неделю вперед на все возможные спа-процедуры. Данилка в свою очередь тут же потащил родителей в аквапарк и опробовал тамошние горки. Картину портил Алик, который по-прежнему не расставался с телефоном. Ну как тут оставишь с ним ребенка, чтобы посетить спа? Всю неделю Любаша с сыном пытались оторвать папашу от телефона, но он никак не поддавался, только махал руками в ответ и отшучивался. В результате Любаша по-настоящему обиделась, даже впервые в их совместной жизни надула губы и рявкнула на обожаемого мужа. Любашино неожиданное рычание, однако, на супруга должного впечатления не произвело, и он продолжил бубнить по телефону практически круглосуточно. Будто бы назло Любаше.
За пару дней перед отъездом домой в Питер Алик сообщил, что ему необходимо съездить кое-куда по делам и исчез вместе с машиной. Именно исчез, потому что к вечеру он не вернулся. Не вернулся он и к следующему утру. Перепуганная Любаша поставила на уши администрацию отеля и местную полицию. Финская полиция в отличие от российской милиции не стала отмахиваться от заявления о пропаже чьего-то мужа, ржать, многозначительно подмигивать и говорить, что товарищ проспится и появится. Финская полиция тяжело вздохнула и стала тревожно переговариваться по рации на своем на финском совершенно Любаше непонятном языке, а потом и вовсе включила мигалку и умчалась на розыски пропавшего. Не исключено, конечно, что на финском по рации как раз и обсуждалась вероятность именно того самого, мол, товарищ загулял, проспится и сам объявится. Просто финские полицейские в отличие от наших морды имеют непроницаемые и эмоциям не подвержены. И с мигалкой они, вероятно, умчались в сторону обеденного перерыва, а не на поиски Алика Тарасова. Но Любаша почему-то еще верила в хорошее, однако, уже не переставая хмурилась. Видимо, первые руководящие морщины появились у нее именно тогда. Потом Любаше только и оставалось, что удивляться последующим событиям, отчего на лбу прорезались еще и морщины творческие. Да уж! Жизнь Любови Владимировны Тарасовой совершила неожиданный кульбит.
Финская полиция не обнаружила на территории Финляндии ни супруга Любаши, ни его огромного автомобиля. При этом пограничная служба категорически заявляла, что территорию Финляндии господин Альберт Тарасов не покидал. Как же, как же! Так Любаша им и поверила. Небось, сел на паром до Гамбурга вместе с автомобилем, и всем привет! Вот они недостатки Шенгенской визы. Это его возвращение в Россию ещё как-то отследить можно, ну, или там вылет в африканские страны. А если у него вообще теперь новый паспорт? О том, что с супругом случилось что-то страшное, Любаша решительно не желала думать. Не такой человек её муж Альберт Александрович Тарасов, чтобы его можно было вот так, за здорово живешь тюкнуть чем-нибудь тяжелым по темечку или вообще застрелить из пистолета. Ведь в этом случае финны обязательно бы его нашли. Ну, в смысле его хладное тело. Хотя, кого там можно найти в глухих финских лесах и болотах? Может, лежит сейчас её бедный Алик где-нибудь на дне финского озера, прямо в своем чёрном огромном автомобиле. Нет, фигушки! Любаша решительно отметала от себя подобные видения. Еще нафантазируешь! Она знала, что мысли имеют свойство материализоваться. Вон как хорошо сбывались все её мечты. Ровно до этого вот момента. Ничего, она еще намечтает, что у Алика всё хорошо, просто спустило колесо, а телефон разрядился.
Однако на все вопросы финских полицейских о том, были ли у её супруга какие-нибудь неприятности или недоброжелатели, Любаше приходилось только пожимать плечами. Она ловила на себе укоризненные взгляды стражей финского порядка и чувствовала себя безмозглой куклой. Было нестерпимо стыдно. Она ведь даже не знала, чем занимается её супруг! Что-то связанное с поставками оборудования. Что за оборудование? Вроде бы трубы какие-то. Куда поставляется? Куда-то поставляется. Действительно прав был папа, дура – она дура и есть, хоть и дипломированная. Но ведь так же хорошо всё было! Десять лет безоблачного счастья, когда не надо ни о чем думать. Тем более о каком-то там оборудовании и трубах.
Любаша сделала всё возможное, что только можно было сделать в Финляндии для поиска пропавшего мужа, и отправилась на родину. Благо в сейфе номера вместе со своим паспортом она обнаружила кое-какую сумму в евро. Не бог весть что, но достаточно, чтобы без проблем и с удобствами выехать обратно. Она заказала билеты на поезд и в слезах вернулась домой на Родину. Всю дорогу она периодически злилась на гада и поддонка, бросившего её одну с ребенком, или тихонько плакала, представляя его одинокое замерзшее тело.
Дома Любашу ждал очередной сюрприз. Открыв дверь городской квартиры, она обнаружила там страшный бардак. Всё было разбросано и перевернуто, даже крупа высыпана из банок. В гостиной, в том месте, где Алик в свое время установил сейф, выломана часть стены. Сейфа нигде не было. Любаша плюхнулась на диван, притянула к себе Данилку и замерла с открытым ртом. Ребенок испуганно озирался по сторонам, а Любаша не могла пошевелиться. Ей казалось, что вся она, включая голову, набита ватой. В это время раздался звонок в дверь. Любаша взяла себя в руки, встала и трясущимися руками с трудом открыла замок. За дверью стояла группа охранников из вневедомственной охраны. Ведь квартира находилась на сигнализации, а сигнализацию Любаша, естественно, даже не подумала отключить. Ей как-то в голову не пришло, что подобный бардак можно учинить, не снимая квартиру с сигнализации. Тут с ней впервые в жизни и приключилась самая настоящая истерика. Растерянные охранники, как могли, утешали её, подавали воду, пытались навести какой-никакой порядок и неуклюже шутили. Данилка насупился и гладил Любашу по голове. Суровый взгляд сына подействовал на нее лучше любого успокоительного. Любаша пришла в себя и первым делом позвонила родителям с просьбой на время забрать ребенка к себе. Сама ехать к ним она отказалась. Ей предстояло привести квартиру в порядок и проверить еще, что делается в загородном доме. Вневедомственная охрана вызвала милицию, та повела себя не хуже финской полиции и прибыла довольно быстро. Любаша, не вдаваясь в подробности, связанные с исчезновением мужа, обрисовала ситуацию, мол, приехали с каникул, и вот… На милицию надежда у Любаши была слабая. Тех, кто вскрыл квартиру, не побеспокоив сигнализацию, они вряд ли найдут, а уж про сейф и говорить нечего. Так прям сразу и кинутся искать! Нет, сейф-то менты, скорее всего, найдут, а вот его содержимое. Тем более, что про содержимое сейфа Любаша и сама толком ничего не знала. Ну, кроме того, что перед отъездом сложила туда свои драгоценности, хотя Алик и предлагал отнести их в ячейку. Ячейка!!! Вот о чем Любаша абсолютно забыла. А ведь там наверняка находится кое-что, что позволит ей нормально существовать без Алика, хотя бы первое время. Слава Богу, ключ от ячейки был припрятан не в квартире, а в Любашином автомобиле, в пепельнице, куда Любаша складывала всяческий мусор типа фантиков и оберток. Алик еще всё время её за это ругал, предупреждал, что она как-нибудь выкинет ключ вместе с мусором. Любаша над ним смеялась и говорила, что раз он назначил её хранительницей ключа, то хранить его она будет по своему усмотрению.
«Ключ ключом, – подумала Любаша, – а вот куда Алик спрятал договор с банком на ячейку»?
Это был вопрос вопросов. Ведь если договор находился в сейфе, то злые люди, укравшие сейф, теперь знают, в каком банке эта ячейка находится. А уж заставить Любашу выдать им её содержимое для них вероятно сущий пустяк. Вон как ловко сигнализацию обошли. То, что обыск в квартире и пропажа сейфа напрямую связаны с исчезновением Алика, Любаша уже не сомневалась. Только бы он оказался жив!
Сдав Данилку испуганной маме, Любаша первым делом ринулась на подземную парковку, где под камерами видеонаблюдения оставался её перламутровый двухместный спортивный «Мерседес». Другого автомобиля у любимой жены Альберта Александровича Тарасова даже странно было бы себе представить. Помните? Только всё самое лучшее и дорогое, потому что скупой платит дважды. Поэтому чего уж тут удивляться, что с самого рождения Данилки каждые три года Алик дарил Любаще новый спортивный «Мерсюк» взамен старого. Этот, по счету четвертый, и вовсе был манерным кабриолетом с раздвижной крышей. Машина оказалась на месте, зато рядом с ней обнаружился и некий дядька весьма прилично одетый. Дядька подпирал стенку и курил. Судя по всему, находился он в паркинге недавно, так как большого количества окурков вокруг места дислокации данного товарища Любаша не обнаружила. Видимо получил сообщение от каких-то наблюдателей, что Любовь Тарасова явилась по месту постоянного проживания, и решил навестить её автомобиль. Мысль, что сам дядька мог быть тем самым наблюдателем и следить за квартирой Тарасовых, Любаша отмела сразу, уж больно тот был солидным и холеным. С того момента, как жизнь стукнула Любашу по её дурацкой беззаботной башке, она с удивлением стала замечать за собой странную наблюдательность и подозрительность. Видать, не совсем она дура пропащая, главное только, чтобы эта её наблюдательность и способность логически мыслить не превратились со временем в паранойю.
– Девушка, не желаете машину продать за недорого, а лучше подарить? – вежливо поинтересовался дяденька у Любаши.
– Я сейчас закричу, – сообщила ему Любаша, – громко закричу.
– Напрасно. Но если желаете, кричите себе на здоровье. А вот машину, квартиру и дом придется отдать. Ваш дорогой супруг очень сильно задолжал уважаемым людям.
– Неправда! У Алика никогда не было и нет долгов. Уж я-то знаю. Он долги терпеть не может.
– Много вы знаете про своего мужа, как я погляжу, – дядька криво усмехнулся. – Через него очень хорошие люди пострадали, а пострадавшим положена компенсация, – ласково поведал он, беря Любашу под локоток.
Любаша вывернулась и отскочила подальше.
– Послушайте! – крикнула она дядьке. – Я и правда ничего такого знать не знаю, ведать не ведаю. Долги, компенсации, упущенная выгода, – в голове Любаши вдруг всплыли умные слова из курса финансов. – Какие будут ваши доказательства? – А эта фраза и вовсе странным образом объявилась из старого фильма про разведчиков. – Разбирайтесь с Аликом сами, а меня оставьте в покое.
– Это никак не получится, – заявил дядька, – ни вас, ни вашего сына мы в покое оставить не сможем. Конечно до тех пор, пока вы не отправитесь со мной к нотариусу и не перепишете всё имущество.
При словах о сыне у Любаши внутри всё похолодело, однако это же и заставило её странным образом собраться с мыслями и рассвирепеть. Недаром говорят, что мамаша, если её детенышу что-то угрожает, теряет человеческий облик и готова загрызть всякого. Грызть дядьку Любаша не стала, а показала ему кукиш. Еще и покрутила им туда-сюда для пущей убедительности. Кукиш с ярко-красными длинными ногтями смотрелся вполне себе неплохо.
– Накося выкуси, – сообщила она дядьке, – всё имущество на Алика записано, даже это вот говно. – Она изо всех сил пнула автомобиль, изображая, что никакой особой ценности он для неё не представляет. – Я к этому барахлу не имею никакого отношения.
– Ну, вы же теперь наследница, – дядька продолжал оставаться вежливым, несмотря на Любашин кукиш и всё её некрасивое, можно сказать, хамское поведение.
– Ха! – тут уже Любаше стало весело. – Чья?
– Супруга вашего, Альберта Александровича Тарасова! – Как несмышленышу, пояснил Любаше вежливый дядька.
– Да ну?! – Любаша сделала круглые глаза. – Мой супруг Альберт Александрович Тарасов без вести пропал на территории Финляндии. Может в болоте утонул, а может в Гамбурге прохлаждается. У меня даже бумага есть соответствующая, и посольство наше должным образом финскими полицейскими уведомлено. Или у вас есть свидетельство о его смерти? Нету? Тогда не смею вас больше задерживать. – Любаша развернулась и гордо последовала к выходу. Тут ей в голову пришла страшная мысль, она остановилась, строго посмотрела на дядьку и добавила:
– И не вздумайте мне подсовывать трупы для опознания! Альберт Александрович Тарасов по данным Финской и Российской пограничных служб на территорию России не въезжал.
На лице вежливого дяденьки Любаша к большому своему удовольствию заметила легкое смятение. Открывать машину с ключами от ячейки, а также пользоваться лифтом, чтобы вернуться в квартиру, она не решилась. Любаша вышла из паркинга на улицу и побрела по обледенелому тротуару, куда глаза глядят. Во всяком случае именно так это выглядело со стороны, но так как Любаше Тарасовой пришлось срочно поумнеть и повзрослеть, глаза её глядели не куда попало, а в совершенно определенном направлении. В направлении дома, где проживала её школьная подруга. Проживала не одна, а совместно с супругом, работником органов. И не каких-нибудь там обычных, ментовских, а самых главных органов в стране.
С тех пор прошло немало времени. Соломенная вдова Любовь Владимировна Тарасова работала старшим аудитором и начальником отдела аудиторских проверок солидной компании «Михайлова и партнеры». Зарабатывала она неплохо, совсем даже неплохо, что позволяло ей не только регулярно посещать косметолога, хорошо одеваться, но и обеспечивать сыну приличное образование. Данилка учился в Баварии. Конечно он там где-то чего-то подрабатывал, но этого хватало разве что на фигли-мигли, типа новых кед и джинсов. Учёбу в университете и проживание сына полностью оплачивала Любаша. Разумеется, для этого ей приходилось сильно напрягаться, так как в банковской ячейке, на которую она так сильно рассчитывала, не оказалось ничего, кроме договора на эту самую ячейку. Городскую квартиру Любаша сдала в аренду, а сама жила в загородном доме. Её модную когда-то машину без Тарасова, к сожалению, было не продать, ездить на ней по загородным дорогам оказалось практически невозможно особенно зимой, поэтому она пылилась всё там же в подземном паркинге, постепенно превращаясь в раритетную. Себе Любаша со временем приобрела в кредит практичный кроссовер. На нем можно было и любые сугробы преодолевать, и в городе по трамвайным путям прыгать. Да и выглядела машина вполне себе прилично.
Нельзя сказать, что кредиторы её без вести пропавшего супруга, те самые злые люди, так вот запросто оставили Тарасову в покое. Беспокоили, еще как! То приглашали на опознание каких-то безымянных трупов в разных странах Евросоюза, то подсылали адвокатов с липовой доверенностью от Альберта Александровича Тарасова, то просто угрожали видимо для профилактики, чтоб не расслаблялась. Оттого голова Любови Владимировны Тарасовой сделалась практически полностью седой, но никто об этом даже не догадывался. Уж седину закрасить – дело и вовсе плёвое, особенно при наличии необходимого количества денежных средств. Алик знать о себе не давал, и Любаша постепенно свыклась с потерей мужа и со своим двойственным положением. Замуж она не стремилась. Да и за кого замуж-то выходить?
* * *
– Нет!!! Ты представляешь! Поляки, сволочи! Совсем стыд потеряли! – донеслось из кухни, как только Марина открыла входную дверь.
– Поляки?! – она плюхнулась на крохотный стульчик в крохотной прихожей их с матерью крохотной квартирки и стала стягивать сапоги. – Чем тебе поляки-то не угодили?
Сапоги у Марины были знатные. Красивые такие, модные и очень дорогие сапоги. Между прочим, с молнией сзади. Вот! Марина каждый раз страдала, надевая их, чтобы тащиться к метро по непролазной грязюке родного Купчино. В таких сапогах надо исключительно на машине ездить. Лучше бы, конечно, на красной иностранной и спортивной, но и на обычной отечественной тоже можно. Марина сняла сапоги и аккуратно поставила их на коврик. Разделась, достала сапожную щётку и принялась приводить сапоги в порядок. Через минуту они засверкали как новенькие. Марина полюбовалась ими и убрала эту ценную вещь в малюсенький стенной шкаф. Выходить из прихожей совершенно не хотелось. Она присела обратно на стульчик и прикрыла глаза. Мгновенно навалилась усталость. Как будто Марина не сидела целый день за компьютером в красивом офисе, а разгружала какие-нибудь вагоны.
– Прогибаются перед Америкой! Никакой национальной гордости у людей не осталось, тьфу! – матушка тем временем продолжала митинговать на кухне перед телевизором. – Этот черножопый вертит ими, как хочет!
– Да, ты расистка, – лениво заметила Марина, не открывая глаз. – Разжигаешь межнациональную рознь.
– Я правду говорю! – Раскрасневшаяся матушка выскочила в прихожую, в руках она сжимала тефлоновую лопатку, а из кухни вдруг резко запахло жареными котлетками. Марина сглотнула слюну.
– Вон, – кивнула она в сторону квитанций, которые по дороге забрала из почтового ящика, – Обама проклятый опять тебе повысил расценки на отопление и воду да еще лампочку в подъезде вывернул. Или это Меркель расстаралась?
– Всё шутишь? Ох, смотри, дошутишься у меня. – Матушка погрозила Марине лопаткой и свободной рукой взяла квитанцию. – Твою ж ты мать! Вот, сволочи!
– А ты Путину письмо напиши, он разберется, – посоветовала Марина матери и зевнула, – может даже и лампочку ввинтит.
– Ага! И уши тебе, засранке надерет. Иди есть, всё готово уже.
– Щас, – Марина поплелась в ванную. Там она сняла с себя костюм и надела домашний халат. Костюм у Марины был под стать сапогам. Стильный до невозможности. Хоть сейчас её в этом костюме по телевизору показывай. И дорогой опять же, гад! Марина понесла костюм к себе в комнату, повесила на плечики, второпях брошенные с утра на кровать, и открыла шкаф. Там было практически пусто. За исключением, конечно, парочки таких же дорогих костюмов и одного не менее дорогого платья. Марина в соответствие с заветами дедушки Ленина считала, что «лучше меньше, да лучше». Это у матушки шкаф ломился от кучи дешевых шмоток с рынка.
Разумеется, Марина не всегда воротила нос от турецкой и китайской рыночной одежды. Когда-то такие вещи казались ей невероятно шикарными. Но это было в прежней жизни до учебы в финансовом университете. Там Марина быстро поняла, что к чему. Ведь в своих тряпочках она выглядела самой настоящей Золушкой, прокравшейся на бал без помощи волшебной феи крестной. И это при том, что университет, в котором училась Марина, не был самым крутым университетом в городе Санкт-Петербурге. До Перестройки он назывался инженерно-экономическим институтом, в народе просто «инжеконом», и носил имя генерального секретаря коммунистической партии Италии Пальмиро Тольятти. Какое отношение итальянский коммунист имел к экономике, студентам «инжекона» было неизвестно. Но в советские времена и экономика-то была плановой, то есть, не совсем экономикой. Видимо поэтому, несмотря на то, что экономические и финансовые профессии вошли в моду, учеба в этом университете еще стоила разумных денег. В ведущий в городе Университет экономики и финансов Марину за эти деньги и на порог бы не пустили, так же как и в Высшую школу экономики при Петербургском государственном университете. Там учились разные «элитчики», родители которых уже заготовили для деток теплые места в госкомпаниях и за границей. Публика попроще довольствовалась «инжеконом». Туда и ездить из Купчино было ближе.
Деньги на учебу выделила бабушка из своих «гробовых» накоплений, иначе видела бы Марина это высшее образование, как свои уши. Нет, безусловно, в природе существовали какие-то уникальные персонажи, поступавшие на бюджет, но ходили слухи, что такое поступление тоже стоит денег и немалых. На последних курсах Марина уже подрабатывала в бухгалтерии, и весь свой заработок отдавала бабушке. Так что на похороны впоследствии «гробовых» хватило с лихвой.
В университете Марина подружилась с грузинской девушкой Этери, которая и научила её одеваться элегантно и дорого. По крайней мере дорого с виду. Этери открыла Марине мир скидочных акций, и Марина радовалась, как ребенок, когда удавалось прикупить вещь дорогого бренда, если уж не совсем по дешевке, то хотя бы по приемлемой цене, от которой глаза не выкатывались из орбит. После завершения учебы родители удачно выдали Этери замуж, и она теперь жила за границей, а Марина осталась у себя в Купчино, зато устроилась на работу своей мечты. Однако заработной платы ей пока еще не хватало, чтобы навещать Этери в красивой жизни на Лазурном берегу. Ведь мало купить билет до Ниццы и обратно. Необходимо еще много всякой всячины типа купальников, шляп, сарафанов, туфель и платьев для коктейля, чтобы выглядеть королевишной, а не всё той же сиротской Золушкой.
Пристроив костюм в шкаф, она потащилась на кухню, по дороге прихватив в прихожей журнал, который купила у метро. Когда она расположилась за столом и открыла журнал, матушка брякнула перед ней тарелку с котлетами и жареной картошкой. Пахло потрясающе вкусно.
– Всё либерастов почитываешь? – буркнула мать, глянув на журнал. – У, пятая колонна!
Марина тяжело вздохнула и решила не ввязываться в полемику. Матушка уселась напротив со своей тарелкой. Некоторое время ели молча. Потом матушка не выдержала.
– Всё, голубчики, доездились! – заявила она и сунула под нос Марины кукиш. – Вот вам Турция с Египтом.
Марина отложила журнал и внимательно посмотрела на мать.
– И вам тоже, – вежливо ответила она, отправляя в рот кусок котлеты. Показывать матери ответный кукиш Марина не посчитала нужным, и так всё ясно. – Я думала, мы по весне с тобой вместе дней на десять в Египет прокатимся. Мне новогодний бонус обещали хороший.
– Чего я в твоем Египте не видела?! – фыркнула мать.
– Да ничего и не видела. Ни в Египте, ни в Турции, ни еще где.
– Думаешь самая умная, да? Образованная? Только вот что я тебе скажу, дочурка моя дорогая, не жили богато, не стоит и начинать! Думаешь, выберешься когда-нибудь из говна этого? – мать обвела рукой пятиметровую кухоньку. – Хрен тебе!
– Хрен так хрен, – покладисто согласилась Марина, доедая картошку. – Тебе настричь газетки?
– Какой газетки? – не поняла мать и сделала круглые глаза.
– Обычной. Как при Советах, вместо туалетной бумаги. Чего ж к хорошему-то привыкать? Страна прикажет, а ты уже и готова! Вот она газетка!
– Ах ты, поганка! Отлупить бы тебя, да сил уже нет никаких.
– А ты новости меньше смотри, здоровее будешь, – Марина встала из-за стола и понесла посуду в раковину. – Спасибо, мамулька, всё было очень вкусно! Как всегда, – Марина чмокнула мать в седую макушку и принялась за мытьё посуды.
Мытьё посуды было обязанностью Марины с самого детства. В глубине души она мечтала, что когда-нибудь сможет позволить себе посудомоечную машину, вот только поставить её в пятиметровой кухоньке негде. Эх! Снести бы все стены! Сделать для них с матерью по маленькой комнатке, а в остальном пространстве организовать приличную кухню с большим обеденным столом. Марина видела такое в квартире, которую для Этери снимали родители. Да где там! Даже если Марина накопит денег на такой ремонт, мать ни за что не согласится. В её представлении у приличных людей просто обязана быть некая зала. Откуда в лексиконе матери появилась вдруг эта «зала», Марина даже не могла предположить. Так только деревенские люди гостиную называют. Да, какая разница, собственно говоря, когда эта комната, которую мать гордо именует «залой» ничего общего ни с залом, ни с гостиной не имеет. Разумеется, там висит большая чешская хрустальная люстра, вернее даже не висит, а лежит на голове у входящих, стоит полированный обеденный стол, который раскладывается, и в таком состоянии за ним вполне могут разместиться восемь человек. Правда, в этом случае сесть уже будет некуда. То есть восемь человек, стоя, с люстрой на головах. Фуршет так фуршет! Кроме того, в этой «зале» имеется сервант от чешского или польского гарнитура, Марина точно не помнит страну происхождения этого зеркального чуда под названием «Хельга». Сервантом матушка очень гордится и называет его исключительно по имени. Мол, возьми рюмки в Хельге. Хотя посуда, выставленная в этой самой Хельге, используется очень редко только по большим праздникам. Посуда тоже богатая. Рюмки и фужеры сверкают хрусталем, тарелки переливаются перламутровыми розами. Одну из стен материнской залы украшает красный ковер, рядом с которым располагается раскладной диван, на котором, собственно, матушка и спит. Раскладывать диван тоже некуда, поэтому мать спит на неразложенном, благо рост позволяет. Вот Марина бы точно на этом диване не уместилась. Венчает композицию залы трехстворчатый полированный шкаф от той же самой Хельги. И, разумеется, в красном углу находится постоянно бубнящий телевизор, которым мать чрезвычайно гордится. Телевизор купила Марина в подарок матери на день рожденья. Он имеет большущий плоский плазменный экран и бесплатно показывает кучу каналов. С тех самых пор матушка и стала телеманьяком, а чтобы безотрывно следить за событиями в телевизоре, уже сама прикупила на кухню маленький подвесной зомбоящичек. Этот малыш болтается под потолком и тоже непрерывно чего-то вещает.
