Czytaj książkę: «Я знаю твой секрет»

Пролог

Чёрный тонированный внедорожник, будто сошедший с экранов из криминальных сериалов про бандитский Петербург, тормозит во дворе-колодце одного из многочисленных мудрёных домов, которыми так гордится Северная Столица.

Мешка на голову мне никто не нацеплял, и хоть в городе я ориентируюсь не особо, но прекрасно догадываюсь: куда и для чего меня привезли. От чего становится вдвойне не по себе.

Выходим из машины и заходим в обычный жилой подъезд, пикнувший от набранного кода. Сильно не ерепенюсь, однако под лопатки меня то и дело всё равно подпинывают, как бы намекая: пошевеливайся.

Пока поднимаемся пешочком на последний этаж, ни один из моих попутчиков не пророняет ни слова.

Молчу и я.

Потому что мне… страшно.

Впервые за долгое время мне, блин, ПО-НАСТОЯЩЕМУ страшно.

Мимолётная мысль заорать и всполошить жильцов, вспышкой проносится в сознании, правда тут же с шипением и гаснет.

– Ну чуди, голубка. Иначе знаешь, что будет, – лилейным голоском напоминает Барин.

Увы, знаю.

Тяжело скрипит ключ в амбарном замке и, дыхнув спёртостью, открывается массивная дверь, ведущая на чердак. Если бы не фонарик у Грека, уже с порога можно было разбить голову об балки.

В тесном и воняющем плесенью помещении, заваленном раскисшими досками, настолько низкие потолки, что приходится пригибаться, неудобно пробираясь к шаткой металлической лестнице, ведущей к люку.

Сразу видно, данное место не предназначено для популярных экстрим-экскурсий. Тут не то, что посторонние, сюда вряд ли даже коммунальщики часто наведываются, потому что щели огромные – в сезон дождей наверняка нехило топит.

Грек чуть обгоняет меня, оттесняя к стенке, и первым оказывается у люка, вскрывая второй замок. В наличии у своих палачей ключей даже не удивляюсь: эти ребята достанут что угодно и откуда угодно.

Брезгливо касаясь ступеней, оставляющих ржавые следы на ладони и брюках, забираюсь наверх, где мне услужливо подают руку.

Боже, какая галантность!

Можно в благодарность плюнуть ему в рожу?

Нет? Жаль.

Выбираюсь на крышу ночного города, пытаясь удержать баланс. Хорошо, что каблуки широкие – какая-никакая, а устойчивость.

Как и все питерские крыши, здесь царит полная анархия геометрии, кладущая с пробором на эстетику. Стальные пласты нахлобучены как попало и только так гуляют под рифлёной подошвой, в самый неподходящий момент уходя в резкие спуски.

Дальше ещё лучше: мне велят спуститься по покатой поверхности, замерев у единственного более-менее выходящего в горизонтальную плоскость кирпичного выступа.

Никаких ограждений, никакой страховки. Единственное, за что можно ухватиться, если вдруг координация подведёт – свисающие провода. Правда не уверена, что за них стоит хвататься. Сами они, конечно, в оплётке, а если оборвутся?

Тогда из меня получится пусть и очень симпатичный, но всё же средне прожаренный бифштекс. Хотя, наверное, это всё равно лучше, чем стать красивой кляксой на асфальте.

– Символично, не находишь? – вздрагиваю от раздавшейся позади едкой насмешки, как от пощёчины.

– О, да. Лучшего места для внепланового самоубийства и не придумаешь. Такая романтика.

Стараюсь оставаться хладнокровной, да только болезненная пульсация слишком сдавливает виски. Сердце же и вовсе застревает поперёк глотки, мешая дышать.

– Ну почему же сразу самоубийства? Это как повезёт.

– Как повезло Ви?

– Её ангел-хранитель в тот момент был на перекуре. Надейся, что твой более ответственен, – цинизм Барина просто поражает. Долбанный социопат. Таких в психушку упекать надо. А лучше расстреливать на месте. – Ты ведь знаешь, что нужно делать?

– Догадываюсь.

К сожалению.

– Супер, – в полумраке загораются дисплеи. Один – включает видео на запись, другой запускает таймер. – У тебя пять минут. Время пошло.

Глава первая. Кукла Барби с закосом на байкершу

POV СПИРИДОНОВ

За несколько недель до этого

Зажав тлеющую сигарету зубами, стою в центре трейлера, листая наш приватный чат. С названием сильно пацаны не заморачивались, обозвав его так же, как и пошло в разговорном: «Цикады».

– Отбитые, нахрен, уроды, – усмехаюсь, мельком пробегаясь по переписке между Барином и Тузом. Собственно, то же самое умозаключение им и отправляю, получая в ответ ржущий стикер.

– Кто? – из тесного совмещенного санузла вытекает стройная шатенка в одном полотенце.

Моём полотенце, так на секундочку.

Зашибись. Не помню, чтоб разрешал хозяйничать в своём трейлере проходным девкам.

– Не твоё дело, – сухо отбриваю.

Не обижается.

Ещё б обижалась, ей это не выгодно.

– Почему ты такой грубый? – вместо этого прилипает она пиявкой, укладывая руки мне на плечо и размалёванным ногтем начинает обводить контуры тату, переходящие с тела на шею.

– Не устраивает? Ты знаешь, где дверь.

Раздутые губы обиженно сжимаются в куринную задницу, однако слова поперёк никто, опять же, не вякает. За терпелку можно смело поставить плюс. А вот за то, что берегов не видит – жирный минус.

Продолжаю мусолить фильтр, переписываясь с парнями, пока айфон висит на зарядке в кухонной зоне – единственном месте, где есть свободная розетка.

Домом на колёсах я обзавёлся в прошлом году, когда меня выперли из общаги за, хех, поножовщину, и пока ни разу не пожалел.

Почти ни разу.

Зимой, конечно, дубак стоял тот ещё, несмотря на обогреватель. Шерстяные носки со свитером и два одеяла еле спасали, чтоб не отморозить себе все причиндалы.

А так коробочка на колёсах полный фарш: газ есть, бойлер для нагревания есть, траходром два на два есть – что ещё надо для счастья?

Хочешь, тусовку зазывай; хочешь, оргии с децибелами на максимуме устраивай – никто слова не пикнет. Соседей-то через стенку нет, а лоси вряд ли притопают из леса устраивать разборки.

– Одевайся, – бросаю, с досадой дёргая плечом, чтобы стряхнуть помеху. Нашла вешалку. – Через десять минут выходим. Так и быть, довезу до универа.

– А вечером встретимся?

– Посмотрим.

– Если да, может, сходим куда-нибудь?

Здрасти, приехали.

– Ты ведь в курсе, что если мы разок перепихнулись, это ещё не значит, что мы встречаемся? – на всякий случай уточняю у…

Так, а как её зовут-то? Вроде когда я цеплял её на вечеринке по случаю начала нового семестра, она себя как-то обзывала, но хрен же теперь вспомню.

Марина?

Нет, более мудрёное. Мари… Марьяна, кажется.

Да. Точно!

– Да, но…

– Слушай, Марьяш. Давай ты не будешь всё портить? А ради новой встречи, какой бы то ни было, и вовсе придётся потрудиться. И ты знаешь, что для этого делать.

Всё. Включилась шлюшья натура.

– У нас ведь всего десять минут, – кокетливо напоминает она, играя узелком полотенца.

– Если усердно поработаешь ртом, так и быть, накину ещё столько же.

Повторного приглашения не требуется. Послушно опустившись на колени, проворные руки с энтузиазмом тянутся к завязкам на спортивках, принимаясь за работу.

***

– Тебе не кажется, что ты слишком много куришь?

Чего-чего? Я не ослышался?

– Малыш, ты меня прям расстраиваешь.

Марьяша виновато потупливает глазёнки.

– Это вредно и опасно для здоровья.

– Жить тоже вредно и опасно для здоровья, так что ж мне теперь – пойти сдохнуть?

– Я же не…

Пресекаю её жестом, отстреливая окурок через приоткрытое окно водительского.

– Топай давай. У тебя пары уже начались.

– Как и у тебя.

– С собой я как-нибудь разберусь, не переживай.

– Ладно… – уже берясь за ручку дверцы, та нерешительно замирает. – Так а что на счёт вечера? Встретимся?

– Если будешь нужна, я тебя найду.

Железный аргумент сложно чем-то перекрыть. Впрочем, она и не пытается: лишь согласно кивает и, наконец, сваливает из машины.

Треш.

Поражаюсь я порой девчонкам и их способности втаптывать собственную гордость в грязь. Пусть даже и ради достижения личных целей. Правда что-то мне подсказывает, что Марьяша в принципе из тех, кто любит повесить на себя ярлык жертвы и театрально страдать.

Снова лезу в телефон, набирая Барину очередное любовное послание:

«Вроде как нашёл нового игрока.

Правда не думаю, что она потянет.

Слишком нежная»

«Значит быстро сольётся, а нам таких не надо.

С ними скучно. Найди ещё парочку.

Выберем самого перспективного», – приходит почти сразу.

Парочку? Пф-ф, да хоть дюжину, это не проблема. Вот только займусь этим уже не сегодня. Ночка, благодаря Марьяше, выдалась бессонной, и всё, что я сейчас хочу – вернуться обратно в свою коробчонку и продрыхнуть до вечера.

Препод по античному искусству, естественно, будет лютовать за прогулы, но, откровенно говоря, насрать. За учёбу я теперь плачу, и немало, так что хрена лысого меня кто-то попросит. И зачёты все проставят, как миленькие.

Короче, не унюхав ни грамма желания к самопросветлению, посылаю всё к чёрту, сдавая задом с университетской парковки… И получаю громкий бамц по заднему бамперу.

Чтоб тебя!

– Эй, дура! – вылетаю из джипа, готовый разорвать въехавшую в меня блондинку, сидящую в красной Панамера. – На тачку насосала, а на права не успела? Как можно было на ровном месте долбануться?

– Сам по сторонам смотри, слепошарый, – лопая надутый пузырь жвачки, отвешивает та мне средний палец и, как ни в чём не бывало, проезжает дальше.

Охреневше наблюдаю за тем, как тачка проезжает ещё метров триста и ловко паркуется в ограниченном пространстве заставленных тачек.

Э-э… То есть, по прямой ехать мы не умеем, а тут раз-раз и готово? Это вообще, мать вашу, как?

Гаснут фары и из салона появляется плод любви куклы Барби и прибуханного байкера.

Натурально.

Косуха с металлическими пластинами, кожаные брюки, высоченная танкетка с бляшками, и… розовая повязка на башке.

РОЗОВАЯ! С БАНТИКОМ!

Блондинка ставит машину на сигналку и, перекинув маленький кожаный рюкзак за спину, спокойно сваливает к главному входу в универ, придерживая картонную подставку с кофе навынос.

Эй, я что-то не вкуриваю: а за раздолбанный бампер кто теперь отрабатывать будет? Марьяша?

Ну уж нет, куколка. Мы с тобой ещё не закончили.

***

Загоняю побитый джип обратно на парковочное место и без особого энтузиазма тащусь в цитадель грёбанных знаний. Хотел перехватить шизанутую блондинку ещё в холле, да только ту уже и след простыл. Значит, она уже в одной из аудиторий. Вот только какой?

Всплывает запоздалое озарение – а я ведь сто пудово видел её на той единственной лекции, до которой дошёл в первых числах. Приезжал бумажки доподписывать и решил заскочить, поздороваться.

Долго тогда, конечно, не просидел, но голову на отсечению даю – она точно присутствовала на паре. Получается, мы с ней на одном курсе?

Что ж, это заметно упрощает поиск.

– О, Спиридонов, – смазливый молодой препод встречает меня ядовитой усмешкой. – Хоть и на третьей неделе, но всё же решил порадовать нас своим присутствием?

– Вроде того.

– И опоздал.

– Ну и что? Пришёл же, – резонно замечаю.

– Спасибо и на этом.

– Всегда пожалуйста. Мне несложно, – мельком скольжу по головам студентов и понимаю, что того, кто мне нужен тут нет. Чёрт. Неужели ошибся? – Пройти-то можно или работаем по старой схеме?

«Старая схема» – это пинок под зад обратно в коридор в назидание остальным, и попытка завалить меня на сессии. Почти удавшаяся. Из-за чего, собственно, с бюджетки и пришлось переходить в платники.

– А стоит ли, если… – не договаривает тот, потому что на пороге, рядом со мной, вырастает… Да-да, она самая.

И где тебя носило, куколка?

– Ой, тут очередь? Кто крайний? – хлопая намалёванными ресницами, старательно делает она вид, что не узнаёт меня.

– Ещё один опоздун, – вздыхает препод, поправляя очки. – Ребят, у вас проблемы с будильником?

– Хуже, – отзывается блондинка. – У меня проблема с подъёмом. Плюс фен сломался.

– И очередь в кофейне, наверняка, ещё была, – красноречиво кивает он на картонные стаканчики, что всё ещё при ней.

– А? А, да. Кстати, это вам, – один резво перекочёвывает на преподавательский стол. – Что-то вроде взятки. Вроде даже до сих пор тёплый.

Тот задумчиво принюхивается к содержимому.

– Эспрессо?

– Он самый.

– На будущее, я предпочитаю Американо.

– Замётано. Так я прощена? – для стопроцентного эффекта снова хлопает глазёнками девица.

Ой, ля, актриса какая.

– Занимайте места. Оба, – обречённо отмахивается препод. – На первый раз прощаю, но Спиридонов соврать не даст – прогульщиков я не люблю.

– О, да, – хмыкаю, лениво плетясь к пустым задним рядам, преследуя свою цель.

Рядом с ней же и падаю.

– Эй, это мой, – возмущённо надувает губы кукла, когда я умыкаю у неё из-под носа кофе, залпом допивая булькающее в таре содержимое.

Бр-р, ванильный раф? Та ещё распиаренная дрянь.

– Считай, это компенсация за моральный ущерб. Ты, кстати, должна мне за ремонт тачки.

– Обязательно. Наличными или картой?

– Натурой.

– Как примитивно. Впрочем, на большее я и не рассчитывала.

Это она меня так укусить решила? Мимо. Такой дешёвый яд меня не берёт, тут надо что-то поагрессивнее.

– Кто-то же должен научить тебя хорошим манерам.

Девица так вызывающе фыркает, что передние столы вопросительно оборачиваются в нашу сторону.

– Обещаешь? А то ведь могу и согласиться, – надувая и лопая очередной пузырь, скидывает та с плеч косуху и лезет в рюкзак за телефоном.

Ага. Помимо розовой повязки, оказывается, имеется ещё одно выбивающееся пятно в этой чёрной кожаной оргии – белый короткий топик.

То, что блондинка без комплексов очевидно сразу по отсутствию лифчика. Как и очевидно, что бабла у неё хватает: помимо понтовской машины ещё и шмотки брендовые. Даже чёрный бархатный ошейник на шее и тот с эмблемой «Шанель».

Лекция продолжается, но особого участия в ней не принимаю. Уложив голову на скрещенные руки, тупо валяюсь на столешнице, искоса поглядывая на соседку.

Которая, в свою очередь, словно забыла о моём существовании. Сидит, жуёт жвачку и отрешенно чирикается в металлической коробочке с чехлом в розовых блёстках.

Препод, тем временем, чешет что-то заумное, переключая слайды на опущенном проекторе.

– Аполлон Бельведерский – одна из самых знаменитых скульптур. Судя по стилю, её создали в эпоху Александра Македонского – период эллинизма, когда греческие мастера достигли вершин в своём таланте, – вещает он занудно, пока на экране рябит изображение голого мужика в полный рост. – Статуя построена по идеальным принципам гармонии и золотого сечения: классически правильное лицо симметрично, а вот поза работает по принципу противопоставления, что создает даже в спокойной фигуре эффект движения. Но почему же она настолько популярна, ведь в тот период был создан не один шедевр?

– Разве не очевидно? Налицо конфуз, – хихикает кто-то, намекая на маленькое достоинство.

– В период Античности привилегии отдавались размаху плеч, – подаёт голос моя блондинка, не отрываясь от дисплея. – А маленький член, кстати, олицетворял мужественность, преданность и плодовитость, так что, коротыши, берите на заметку и козыряйте этим фактом, если вдруг линейка подведёт.

– А вот это уже дискриминация. А если у меня большой, то что – всё? Ни мужественности, ни преданности, ни плодовитости? – искренне оскорбляюсь.

– Большие агрегаты присваивали сатирам, ведущим распутный образ жизни, – с бесящим чпоканьем лопая пузырь, ехидно ухмыляется та в ответ. – Так что поздравляю, ты – сатир.

– Рогатый и копытный? Вот уж обласкала.

– Не переживай. Зато член большой.

– Это да, тут не поспоришь. Хочешь посмотреть?

– Вряд ли ты сможешь меня чем-то удивить.

– А я всё же попробую. Как н…

– А давайте вы обсудите это потом, наедине? – перебивает нас препод. – Я согласен с тем, что в древности мужчина ценился, прежде всего, как воин, и половой орган занимал последнее место в рейтинге, однако вопрос был не о размерах. Повторюсь: почему статуя Аполлона стала настолько популярна? – худая кисть с золотыми браслетами взлетает вверх, едва не заехав мне по морде. – У вас и на это есть ответ, мисс всезнайка?

– Есть, – наконец, откладывает она телефон, вскидывая голову. – Причин несколько. Первая, – загибается наманикюренный палец, не опуская руки. – Аполлоша правда красавчик. Второе, – указательный идёт туда же. – Его нашли в правильное время: в эпоху Ренессанса, когда все окультуренные дяди и тёти фанатели по античному искусству, примерно как мы по BTS. Найди её раньше – верующие христиане могли бы вдребезги разнести такую пошлость. Найди кто позже, когда музеи уже были перенасыщены находками античности – она бы так не прогремела. Третье, – средний присоединяется к первым двум. – Его отдали кому надо, в ватиканский дворец. И последнее, – торчать остаётся только мизинец. – Наш малыш-красавчик нашёл личного покровителя, благодаря чему и стал «иконой».

В десяточку.

Препод удивлён, но доволен.

Надо же. Оказывается, и такое бывает.

– Неплохо, ответ зачтён. Только мне непонятно: почему никто не записывает дельные мысли? – однокурсники поспешно оживают, зашуршав тетрадями. – Едем дальше, – слайд перещёлкивается. – Её, думаю, тоже представлять не придётся. Но вопрос тот же: в чём секрет её успеха?

– Ого, кто-то стырил мою фотку, ― усмехается блондинка, когда картинка сменяется на обнажённую по пояс безрукую Венеру.

– С самооценкой у тебя порядок, – подперев башку кулаком, уже напрямую пересекаюсь с лисьим взглядом. Реально. То ли из-за намалёванных стрелок, то ли из-за формы глаз, но ассоциации сами вылезают. Лиса. – Как зовут-то хоть тебя?

– Брось. Неужели это правда важно?

– Честно? Не а, – широко зеваю, рискуя разорвать челюсть. Нет, эту пару досижу и сваливаю к херам. Отсыпаться. – Но это всё равно не мешает нам забиться на вечер, правда?

– Да, отчасти, – вклинивается разносящийся по высоким потолкам убаюкивающий преподавательский нудёж, отвечающий кому-то. – Слухов по поводу пропажи её рук ходили великое множество, как и о том, что же она в них держала.

– Яблоко, – лениво бросаю, не разрывая зрительного контакта с жертвой. – Которое вручил ей Парис, признав самой зачётной тёлкой. Хочешь, тебе тоже подарю яблочко?

– Считаешь меня самой зачётной тёлкой?

– А это мы узнаем, если согласишься на стрелку.

Согласится. Пятихатку ставлю, что согласится. По самодовольной улыбочке вижу. И ещё пятихатку сверху готов накинуть за догадку: она специально в меня въехала. Чтобы привлечь к себе внимание.

– В восемь. У Зингера. Не опаздывай, а то уйду к другому, – выдержав нужную паузу, подтверждает та мою догадку согласием, и отворачивается, снова утыкаясь в телефон.

Это она так тонко даёт понять, что беседа окончена? Да ради бога, что хотел – я получил. Откровенно говоря, даже разочарован. Могла бы хоть немного поломаться. Это было бы куда интереснее.

Глава вторая. Машенька, ты там как?

POV БЕЛИНСКАЯ

Ноготь сломала. Ёлы-палы, ну как так-то, а? Только на днях же сделала маникюр. Теперь придётся идти на коррекцию.

Обеденный перерыв закончился и, пока народ медленно стекается обратно в аудиторию после финального перекура, я уже на месте: лезу в директ, отправляя сообщение мастеру.

Скорого ответа не наблюдается, преподши тоже ещё нет, так что от нечего делать листаю новостную ленту, выискивая среди тонны спама что-нибудь если не интересное, то хотя бы любопытное.

О. Нахожу!

Разборки диванных критиков под анонимными секретами. Знаете, всякие паблики, куда с охотой сливают лютую дичь, а психиатры без образования это с не меньшей охотой обсуждают, доводя диалог до абсурда?

Вот под одним из постов про супружескую измену собрались три девицы: малолетка-токсик, душнила и феминистка. Комбо набор, от которого мозг в трубочку сворачивается.

Не удержавшись, вношу и свою лепту.

Как итог: за несколько минут умудряюсь со всеми разосраться, словив в свою сторону целый веер оскорблений, но это даже весело. В своей нелепости.

Набираю очередной стёбный комментарий, советуя девочкам заняться собственной личной жизнью, а не ковыряться на моей странице, выискивая доказательство того, что я сама чья-то «подстилка», когда меня накрывает тень.

А наносекундами ранее ещё и запах.

Со вчера отлично запомнила этот парфюм: резковатый и приятно освежающий. В котором отчётливо улавливаются древесные сандаловые нотки. Спорим, «Кензо»?

Вскидываю голову, встречаясь с глазами, через которые словно проваливаешься в преисподнюю. Причём это не оборот речи: радужка настолько тёмная, что сливается со зрачком, создавая не самый приятный 3Д эффект.

Хотя, в принципе, для Артемия Спиридонова это лишь дополнительная изюминка, на которую охотно клюют наивные глупышки, текущие Ниагарой от плохих мальчиков. А Спиридонов у нас очень плохой мальчик. От такого не только дочурок своих прячут за семью замками, но и их мам. На всякий случай.

Уж чего не отнять Артемию, который ненавидит своё имя, однако при этом под угрозой сломанных конечностей запрещает коверкать его или сокращать – это магнетической притягательности и ярко выраженной маскулинности.

А тело, тело-то какое! Девчата, ловите слетающие трусики. Сразу видно, что над собой долго и упорно работали, превратив фасад в зону эстетического поражения.

Высокий, крепкий, широкоплечий, с разбегающимися по рукам дорожками вен и угольно-чёрными татуировками, выглядывающими из-под футболки. Внешка на твёрдую соточку, так что готова признать – подать себя Спиридонов умеет.

Прямо сейчас подаёт, давя убийственной дозой тестостероновых волн. Замер надо мной грозной поступью и смотрит. Немигающе, пронизывающе, хищно.

– Могу чем-то помочь? – обворожительно улыбаюсь, слепя идеально ровными зубками. Многолетнее хождение в брекетах не прошло даром. – Прошу прощения? – театрально выгибаю бровь, наблюдая за тем, как тот молча хватает мой рюкзак, с грохотом высыпая содержимое на стол.

– Ага, – порывшись, Артемий находит то, что искал. Студак. – Аврора Белинская, значит. Ну, здравствуй, Аврора Белинская.

– Эм… ну, здравствуй, – безмятежно соглашаюсь, тихо радуясь, что внутренний кармашек застёгнут на молнию. А то получилось бы неловко.

– Как вечер прошёл?

– Прекрасно.

– А у меня вот скучновато. Хотел одну выскочку на место поставить, да только та слилась. Зассала и не пришла.

– Соболезную. Наверное, это не очень приятно – оказаться бортанутым. В центр психологической поддержки обращался? Такое-то эмоциональное потрясение. С этим не шутят.

Колкость остаётся неоцененной.

– Слушай, красотка, – бедром отпихнув сидящую впереди девчонку, Спиридонов склоняется ко мне, опираясь локтями на столешницу. – Не знаю, что за игру ты затеяла, но с удовольствием в неё поиграю. Правила расскажешь?

Ну, естественно, поиграешь. Куда ты денешься, если уже клюнул на крючок. Мужское эго никогда не прощает динамо, а уж такое раздутое, как у него… Я слишком давно собираю на Артемия информацию, так что изучила засранца вдоль и поперёк.

Вырос в приюте. Родителей нет. Еле закончил среднюю школу, неоднократно её меняя, так как его вытуривали оттуда за хулиганство и постоянные разборки. И с учениками, и с учителями. После девятого закончил шарагу, после чего каким-то чудом поступил сюда на бюджетку. Правда в прошлом году и отсюда едва не вылетел за прогулы, но он дал кому-то в деканате на лапу, поэтому теперь не запаривается.

Что любопытно, Артемий Спиридонов – наглядный пример человека, у кого сроду ничего не было, однако который при этом умудрился выкарабкаться и вполне себе неплохо устроиться по жизни.

– Так в том и прелесть, – усмехаюсь, едва сдерживаясь от соблазна пригладить его небрежно встопорщенный тёмный вихр на голове, несколько коротких прядей которых упали на упрямый лоб. Расчёска? Не, не слышали. – Никаких правил нет.

– Это мне нравится. Такое я люблю, – склонив голову, с прищуром внимательно разглядывает тот меня. – А вот когда меня опрокидывают… не очень. За это обычно наказывают, знаешь?

– Умоляю, только не розги. Я очень нежная.

– Какая жалость. А я вот, наоборот, люблю пожёстче. И как нам быть?

– М-м… Поискать себе партнёра по интересам? Могу дать визитку одного БДСМ-клуба. Уверена, тебе там обязательно найдут местечко среди доминантов.

– Даю угадаю: освободившееся после тебя? А чего ушла? Попёрли за садистские наклонности? – парирует собеседник. – Кукла, налицо проблемка. У моей тачки помят зад, так что я требую сатисфакции. И твой зад вполне сгодится в качестве компенсации.

В смысле, он имеет в виду, чтоб прям… туда?

Э, не! Так не пойдёт.

– Сорри, роднуль. Мой зад мне ещё дорог как память, так что я пас, – вылавливаю под его рукой жвачку, раскрываю фантик и кладу пластину на язык.

Всё проделывается нарочито медленно, без разрыва зрительного контакта и в строго выверенных пропорциях, где только слепой не распознает эротического подтекста.

Тяжёлая мужская челюсть с ямочкой на подбородке подрагивает, растягивая тонкие губы в ухмылке.

Оценил.

– Будешь? – вскидываю зажатый между двух пальцев фантик, и тут же театрально спохватываюсь. – А, извиняюсь, последняя. Увы.

Молчит. Молчит, ухмыляется и смотрит.

Мне кажется, будь мы сейчас наедине, а не в переполненном кабинете, уже начала бы срываться одежда, потому что искрит в нашем радиусе нехило.

– Молодые люди, – подобно огнетушителю, остужает накалившуюся обстановку сухой строгий тон вошедшей преподши по отечественной истории двадцатого века. Которую та, судя по возрасту, самолично застала во всей красе. – Лекция уже началась. Займите места. Миловаться будете после.

– Слышал, милый. Миловаться будем после, – насмешливо подмигиваю Артемию. – Так что кыш отсюда.

М-м…

Нет. Я, конечно, особого послушания от него не ждала, но и того, что Спиридонов, схватив меня за затылок, притянет к себе, залепляя мой рот грубым поцелуем тоже не ожидала.

Грубым и глубоким.

Тем, что позволяет щедро обмениваться слюнями, заставляя губы пульсировать от излишней напористости, а зубную эмаль трескаться от страсти.

Воу, воу, воу! Полегче, ковбой. Разорвёшь же нафиг.

– Молодые люди!!!

А, да, точно. Мы тут не одни.

Правда Артемия это мало заботит. Он заканчивает лишь тогда, когда сам считает нужным, благосклонно разжимая хватку и выпуская меня на свободу.

– Не расслабляйся. Скоро продолжим, – отстраняясь, подмигивает он, и, жуя мою подлейшим образом отжатую жвачку, с царским видом сваливает из аудитории, класть хотев на летящие в его спину возмущения сердитой старушки.

***

Где пропуск? Где пропуск, мать твою?!

Нет. Найти хоть что-то даже в рюкзаке размером с косметичку – это за гранью реального! Особенно после шмона, который устроил Спиридонов.

А-а.... Ну нет и всё тут! Чтоб тебя!

Отчаявшись, забиваю на всё. Чёрт с ним. Попробую договориться с комендой, правда я в нашем студгородке живу-то всего ничего, но вдруг обычный студенческий и виноватые бровки домиком прокатят.

Выныриваю из Панамера, ставя её на сигналку, и чешу в обход типовой хрущёвской многоэтажки к закрытой на забор территории. Поставить тачку внутри, заручившись согласием – отдельное приключение. Для этого надо сперва выгнуться в такой асане, что позвонки и хребет скажут «гудбай», так что проще просто приткнуться у жилых подъездов.

– Эй, кукла, ничего не потеряла? – окликают меня ехидно.

Торможу на тротуаре, «тыканьем» ставя музыку в беспроводном наушнике на паузу и вопросительно оборачиваясь на голос. Показалось – не показалось?

Не показалось.

Да это же наш красавчик собственной персоной! Сидит на капоте своего джипа, модными дранными коленками на джинсах светит. Весь в чёрном, тачка чёрная – если бы не тлеющий уголёк сигареты, ещё и не заметишь диво чудное в это время суток, потому что освещение в данном районе оставляет желать лучшего. Один фонарь на полкилометра.

Не тороплюсь подходить, быстренько слепляя в голове внеплановый план-капкан.

Удивлена ли я подобному нежданному визиту?

Да. Но, в целом, довольна.

Мне нравится его азартность. Так будет проще.

Приблизительно прикинув в уме дальнейшие действия, наконец, неспеша подхожу к Спиридонову: манерно виляя бёдрами и цокая каблучками.

Ха! При приближении замечаю у него знакомую пластиковую карточку. А вот и мой пропуск. Нашёлся.

– Клептоманим потихоньку?

– Не представляю, как это у меня оказалось, – театрально изгибается мужская бровь, пробитая старым шрамом. – Твоё, да?

– Моё. Но если тебе нужнее, то, конечно, оставь.

– Да, не. Мне чужого не надо. Забирай, – Артемий небрежно протягивает мне карточку, кивая на убогонькое пятиэтажное здание. – Гоняешь на такой тачке и живёшь в общаге? Вот уж не думал.

– Люблю острые ощущения.

– Острые ощущения – это когда с утра обнаруживаешь тараканов в постели?

– Знаешь не понаслышке?

– Естественно. Тоже там жил пару лет.

Знаю.

– Жил, но уже… нет?

– Не а.

– Что так?

– Неполадили с местным начальством.

Да. И это я тоже знаю.

– И где же ты теперь обитаешь?

– О, это чумовое местечко, где не существует правил. Могу показать.

Это его трейлер-то, где за рекордные сроки была уложена на лопатки добрая половина женской части универа, чумовое место? Скорее уж чумное. И очень надеюсь, что не сифилисное.

– Обещаю, что непременно подумаю, но мы отклонились от курса, – напоминаю. – Ты ведь меня дожидаешься с определённой целью? Только не говори, что соскучился. Пощади! Моя психика не готова к сопливой романтике.

Губы Артемия искривляются в токсичной усмешке.

– Обойдёмся без романтики. Я ведь тебя предупредил, что мы не закончили.

Да уж, предупредил. И отжал мою жвачку, ирод! Ничего святого у человека нет.

В любом случае, пора преступать к следующей фазе плана. Привлечь внимание я привлекла. Теперь пора направить его, в общем-то, весьма тривиальные мысли в нужное мне русло.

– Слушай, давай уже расставим все точки? Я помяла тебе машину, да? Претензия в этом? Так я заплачу, хоть это и ты олень, который не смотрит в заднее зеркало.

– Как интересно ты всё вывернула. Но мы ведь оба знаем, что ты въехала в меня нарочно.

Какая самоуверенность!

Приближаюсь ближе, сокращая расстояние до минимума, однако этого недостаточно. Ещё и кокетливо приманиваю его пальчиком, заставляя склониться так близко, чтобы в полной мере почувствовать исходящее от мужской кожи терпкое тепло, щекочущее рецепторы.

– Докажи, – горячо выдыхаю в лицо Спиридонову.

Ага, завёлся. В демонических зрачках, буквально пожирающих мои губы, вспыхивает дьявольское пламя. То самое, что грозит сжечь к чертям собачьим всё, до чего может дотянуться. Сжечь ярко, эффектно и со вкусом.

– Нахер доказывать, – глухо рыкает он. – Я просто тебя трахну, и будем квиты.

Ух, сколько же в нём экспрессии, сколько огня! И да, не станем отрицать, это завораживает. Огонь всегда завораживает, вот только после пожара, как водится, остаётся пепелище. А кому это надо?

Правильно. Точно не мне. Поэтому, как у любой запасливой девочки, у меня на этот случай заготовлен огнетушитель.

– Нет, родной. Трахну тебя я. Но исключительно тогда, когда сама посчитаю нужным. Смирись с этим, – притянув его за ворот выглядывающей из-под кожанки футболки, нарочито медленно оставляю отпечаток перламутрового блеска для губ аккурат между поблёскивающей серьгой-колечком и заходящей на шею тату. Целую и отступаю на шаг. – Спокойной ночи, яхонтовый. Приходи, когда сможешь предложить мне что-то куда существенней, нежели второсортный перепихон. Чмоки-чмоки! – отвешиваю на прощание, красиво сваливая в закат.